Морская чайка

В МОРЕ

Спал я или не спал? Кажется, только-только задремал, как тут же меня начал будить дедушка:

— Вставай, Даня! Или ты забыл, что сегодня воскресенье?

Я сижу в постели, сердито тру глаза кулаками. Вот еще люди! Пускай будет воскресенье — что из того? Какое мне дело до этого, если я еще не выспался!

Дедушка кашляет так, что, наверное, весь морской берег слышит. При этом он набивает табаком свою трубку. Я снова зарываюсь головой в подушку. Она такая мягкая, такая теплая, такая ласковая…

— Вот тебе и на! — трунит надо мной дедушка. — Я думал, ты — настоящий рыбак, а ты — соня!..

Только теперь я вспомнил, что мы с дедушкой уговорились пойти сегодня в море рыбу ловить. В один миг я спрыгнул с постели, натянул на плечи майку, глянул, что там делается на морском просторе.

До настоящего утра было еще далеко. Вокруг только чуть посветлело, но море было такое ясное, такое синее и такое переливчатое, что я тут же забыл и про сон, и про теплую мягкую подушку. Мне почему-то захотелось петь, танцевать, немедленно сесть в баркас и плыть вон туда, где море сливается с небом, где розовеет едва заметная полоска, указывая, что именно там взойдет веселое летнее солнце.

Дедушка молча берет удочки, весло, натягивает на голову широкополую шляпу и, попыхивая трубкой, идет со двора. Я мгновенно опережаю его. Мне хочется позвать за собой и Коську, и Пятницу.

Но Пятница с Робинзоном уже переправляются с помощью все той же автомобильной камеры на облюбованный ими необитаемый остров. Я намеревался позвать Пятницу, а после передумал: зачем звать человека, у которого нет никакой самостоятельности? Ведь только вчера он говорил, что больше не будет водиться с Робинзоном и подружится со мной, а сегодня чуть свет отправился на необитаемый остров.

Мы опустились на берег моря, не спеша прошли к рыболовецкой базе. К моему удивлению, Коська уже сидел в баркасе и все закидывал свою удочку в тихое море. На его кукане болталось с полдесятка серых бычков.

Около рыббазы дедушку встретил Жорка-одессит.

— Здравжлав, Козьма Иваныч! — по-военному козырнул он.

— Здорово, моряк! — откликнулся дедушка.

— Моторка под полными парусами. А шьо вы думаете: сегодня может клевать! И кнут пойдет, и камбала, того и гляди, может клюнуть по своей глупости.

Жорка-одессит снял со столба веревку, при помощи которой баркас был привязан к причалу, а дедушка молча оттолкнулся веслом от берега. Мы с Коськой примостились наносу.

Баркас медленно отошел от причала. Я смотрел через борт в воду. Она была так прозрачна, так чиста, что все морское дно, покрытое камнями и зелеными водорослями, просвечивало, как сквозь стекло. Я заметил на дне громадного краба. Неуклюже переставляя свои рыжие клешни, он карабкался на большой камень.

Внезапно рявкнул мотор, наш баркас задрожал, накренился на одну сторону и рывком устремился вперед. За кормой пенилась, пузырилась зеленоватая вода, оставался широкий след. Берег начал быстро отдаляться. Стоявший на мостике Жорка-одессит усердно махал в воздухе фуражкой и что-то кричал нам вслед. Мы все равно ничего не слышали, так как мотор рокотал безумолчно…

Берег просто убегал от нас. Я уже видел перед собой высокую кручу, на вершине которой одиноко стоял побуревший от зноя каштан. За ним, словно в зеленом кустарнике, виднелся окруженный черешнями и акациями красный дом. А ниже, под самой кручей, раскинулся рыбацкий поселок. Вскоре я разглядел и дедушкину хату. Мне даже почудилось, что на маленькой веранде, увитой диким виноградом, стоит моя мама. И она машет рукой, как бы приветствуя нас.

Мне вдруг стало неловко, что я не разбудил ее. Ведь и она могла поехать с нами в море, полюбоваться этой необыкновенной красотой. Но тут я вспомнил, как дедушка говорил, что рыболовство — не женское дело, и сразу же успокоился.

Я огляделся. Насколько глаз хватает — вода и вода. Прозрачная, зеленоватая, переливчатая. Так и хотелось во весь рост выпрямиться, раскинуть руки и прыгнуть в бездонное море вниз головой.

Мы все быстрее отдалялись от берега. Уже не было видно морское дно, далеко позади остался и необитаемый остров, на котором букашками казались Робинзон и Пятница…

В море, там, где по зеленому полю стлались неширокие серебристые полосы, стояли на приколе рыбацкие лодки. Коська говорил, что там, где неподвижно стоят в море лодки, лучше всего рыба клюет. Рыбаки не станут где попало забрасывать удочки. Они знают такие места, где рыба собирается косяками.

На востоке все больше и больше краснело небо. Вокруг становилось светлее и светлее. Приближался новый жаркий день.

Наконец мы отъехали далеко от берега, развернулись и оказались среди лодок и баркасов. Дедушка выключил мотор. Баркас еще немного пробежал и завертелся на месте. Дедушка вытащил из баркаса большой, покрытый ржавчиной якорь на длинной веревке и, размахнувшись, бросил его в море. Взметнулись в воздух брызги, вдруг вспыхнувшие в солнечных лучах, как золотая россыпь. Оглянувшись, я увидел, что из моря показался красный диск солнца.

Баркас, немного повертевшись, остановился. Дедушка между тем перекликался с рыбаками, сидевшими в соседних лодках.

— Берет?

— Берет, да не отпускает, Козьма Иваныч.

Оказалось, что не так просто удить в открытом море. Дедушка взял в руки удочку, на которую был намотан целый клубок конского волоса, прицепил тяжелое грузило к концу, где болтались не один, а три или четыре крючка, и бросил грузило за борт. Оно потащило за собой лесу, а та, разматываясь, быстро исчезла в морской глубине. Мне стало не по себе: ведь здесь, где мы остановились, должно быть, и дна нет. Но вот леса перестала разматываться. Дедушка, неизвестно зачем, подергал ее и только после этого начал вытаскивать ее обратно, на борт баркаса.

— Ого, — сказал он, — метров четырнадцать будет.

Надев поживу на крючки, дедушка забросил удочку в море и передал ее мне.

— Теперь, Даня, прислушивайся. Как только дернет, мотай наверх.

Дедушка — начал прилаживать свою удочку, а я, держа в руках удилище, прислушивался: когда же дернет? Коська, еще раньше закинувший свою удочку, неожиданно начал быстро и ловко перебирать руками. Я, позабыв, что в моих руках такая же лес^, ждал, что там у Коськи получится. Казалось, что его леса бесконечная. Но вот в воде блеснула рыба, и у меня даже дух захватило. Коська вытащил такого огромного бычка, каких я за свою жизнь еще и не видел.

— Вот это кнут так кнут! — хвастался он. — А дернул легонько. Я думал, что самый обыкновенный бычок, а тут такая громадина. Посмотрите, дедушка.

Большой, головастый, черный, как. Пятница, бычок сердито всплескивал хвостом, прыгал на дне баркаса. Озабоченный Коська, блестя голубыми глазами, опять надевал поживу на крючок. А у меня не дергало, и я сидел молча. Я чувствовал, что мне никогда не удастся поймать такого бычка. Дедушка похвалил Коську, закинул свою удочку и только тогда обратился ко мне:

— А у тебя как, Даня, не дергает?

— Не дергает, — говорю потупившись.

Дедушка взял из моих рук удочку и начал выбирать лесу.

Она не желала выходить на поверхность моря.

— Ого! — озабоченно воскликнул дедушка. — Зацепилось, что ли?

Но вот леса начала поддаваться. Дедушка, загадочно взглянув на меня, быстро заработал руками. Я смотрел в морскую глубину, туда, где таяла моя леса, и ждал, что произойдет какое-то чудо. И оно в самом деле произошло. Поначалу мне померещилось, что в морской глубине волчком завертелась дедушкина широкополая шляпа. Потом я сообразил, что то блеснула серебряным брюхом огромная рыба. Я закричал на весь морской простор «ура», а дедушка между тем бросил на дно баркаса большую серую и плоскую, как блин, камбалу. И, хотя дедушка, а не я сам вытащил эту рыбу, все равно моей радости не было границ. Я вдруг почувствовал себя настоящим рыбаком — таким, которого удача сама ищет.

Теперь я ничего не слышал и не видел вокруг себя. Держал в руках свою удочку и прислушивался: а ну, замечу ли сам, когда дернет? Слух мой был до такой степени напряжен, что в ушах звенело.

На баркас, хлюпая, лениво набегали маленькие волны, а мне казалось, что море бушует, как во время шторма; это мешало мне следить за своей удочкой. И все же я ощутил, что рыба легонько ударилась о лесу. Словно электрический ток пронзил мне руку, я сразу понял, что рыба уже на крючке.

— Клюнуло! — воскликнул я и быстро начал тащить из воды свою лесу.

Сердце мое трепетало, я переживал самые счастливые минуты в своей жизни. Удочка шла тяжело; мне казалось, будто я поймал такую рыбу, что и баркаса для нее не хватит.

— Не торопись, Даня, — советовал дедушка, — а то удочку запутаешь.

И вот, наконец, в воде блеснула рыба. Она в самом деле была такой огромной, что я даже испугался. Но, когда я подтащил ее ближе, оказалось, что это не одна рыба, а два бычка вцепились в удочку. Теперь на моем кукане, за бортом баркаса, плавали уже три рыбы. Значит, морская чайка будет сыта. Можно было только в одном сомневаться: сумеет ли она проглотить похожую на сковороду, круглую, как дедушкина шляпа, камбалу?

Время шло незаметно. Солнце уже поднялось довольно высоко и разлилось золотой тропой посреди моря; в морской синеве кружились и мелькали золотые мотыльки. Но я не замечал всего этого. Некогда было. Бычки и камбала, словно соперничая, то и дело атаковали мою удочку. Надо было только успевать вытаскивать их из воды.

Тут уж дело пошло! Если не я, то дедушка, если не дедушка, то Коська, но кто-нибудь обязательно вытаскивал рыб из морской глубины. Правда, мне и Коське почему-то попадались мелкие бычки, а к дедушке как бы сами напрашивались головастые, чернобокие кнуты.

— Дедушка, а почему у вас такие большие?

— Ха! — фыркал дедушка. — Так я и сам, поди, не маленький!

— Нет, наверное, потому, что вы рыбак?

— А ты что думал? Бычки, они своих знают.

И мне так хотелось поскорее вырасти, стать таким, как дедушка, рыбаком, чтоб ежедневно выезжать в море и привозить на базу полный баркас трепещущей рыбы.

— А вы с детства рыбачите, дедушка?

— Еще с пеленок, как только ходить научился, — шутил дедушка, сохраняя при-этом вполне серьезное выражение на лице. — Усадит, бывало, отец в лодку, и — в море, чтоб дома кушать не просил и матери не мешал. Вот так целый день и качаешься на волнах. Качаешься, качаешься да и уснешь. А то как же: тогда по-настоящему к делу приучали, не так, как теперь. Есть у нас нынче такие, что и в двадцать лет за холодную воду не берутся, только без штанов пляшут, как тот чубастый, что в доме отдыха баклуши бьет.

Мы с Коськой рассмеялись. Нетрудно было угадать, о ком именно говорил дедушка. Известно, что весь поселок высмеивает короткоштанного Ива, причислившего себя к иностранным туристам.

Неожиданно дедушка прервал наш смех:

— Смеетесь, а ведь никто из вас не знает, каким он сам вырастет…

Я понял: дедушка в мой огород камушки бросает. Ведь о Коське не скажешь так: он и кроликов кормит, и козу доит, и что-то мастерит в сарае. А я действительно бездельничаю. Все в школу да в школу. Моя мама так и говорит: «Твое дело, Даня, — учеба, дело у тебя одно — школа». Но я не хочу только в школу ходить. Я тоже буду рыбаком, как дедушка.

Спасибо чайке — это она надоумила меня заняться рыбной ловлей.

— Дедушка, я теперь каждый день буду вам помогать, — пообещал я.

Дедушка загадочно улыбнулся, разгладил усы:

— Да ведь надо очень рано вставать, рыбачок.