Морская чайка

ЗНАКОМСТВО

Море спит. Точь-в-точь, как человек. Высоко вздымает грудь, похрапывает сонно, лениво.

Так и кажется: станешь возле него, крикнешь во весь голос, и оно мигом проснется.

Но так только кажется. Когда море спит, уже никакая сила не разбудит его.

Пускай хоть тысяча человек горланит на берегу, его это не тревожит. Спит себе, и все. Хлюпает волнами у камней, плещется тихо, дремотно, разнеженно.

Я не очень долго присматривался, как оно спит. Постоял немного и — бултых в воду. Просто с головой, на самое дно. Даже колени о камень ушиб.

Если б вы знали, что за чудо — морская вода в июле! Солнце палит нестерпимо, даже дышать невозможно; пот с тебя льется рекой, спина зудит, и просто кажется, что ты не по земле ходишь, а по раскаленному железу ползешь. И вдруг тебя с головы до ног обдаст бархатистая, прозрачная и прохладная морская вода. Красота! Красота неописуемая! Кажется, что так всю жизнь можно плескаться в воде, не вылезая на берег.

Воображаю, как хорошо живется рыбам в воде! Потому-то они и не выплывают на берег. Вот только если кто-нибудь крючком зацепит и насильно вытащит.

Купаюсь я себе и купаюсь, не слышу даже, что мама окликает меня. А она предупреждает, чтобы не заплывал далеко.

— Смотри в Турцию не заплыви! — шутит она.

А на кой леший мне Турция? Капиталисты мне нужны, что ли? Еще начнут эксплуатировать меня с самого детства.

— Не нуждаюсь я ни в какой Турции, — кричу я маме. — Мне и здесь не тесно.

Плавал я до тех пор, пока не устал. А плаваю я хорошо. Руками гребу, ногами болтаю, да так, что брызги в небо летят. Там, дома, в Белоруссии, у нас речушка есть, Птич называется. Я ее вмиг переплываю. Ну, а море все равно не переплывешь, поэтому я далеко и не плыву, мне и возле берега неплохо. Закрою уши и нос руками да как нырну в воду! Это дело я уже как следует освоил. Нырну и либо сижу под водой, либо ногами болтаю — плыву.

Долго я так нырял, пока воды не наглотался. Затем вылез на берег и начал разглядывать море. Далеко-далеко, в том самом месте, где море с небом сливается, плыл какой-то пароход. Маленький-маленький. Я сначала подумал, что это дедушкин баркас. Когда же пригляделся получше, увидел, что на пароходе настоящая труба и дым позади стелется. Тогда я схватил камушек и бросил в пароход, хотя знал, что это напрасная затея. Как же может камушек долететь до него, если он так далеко? И все же я не переставал бросать камушки в море. Было интересно соревноваться с самим собой: брошу камушек, замечу, где упал, а затем второй стараюсь еще дальше забросить.

Я увлекся камушками. Бросал, бросал их и вдруг заметил, что вместо одного два камня бултыхнулись в воду. Что за оказия? Тут как раз за спиной раздался ленивый голос:

— Давай кто дальше!

Оглянувшись, я увидел мальчика. Тоже, наверное, шестиклассник, только чересчур толстый. Ростом, как я, но втрое шире меня. Круглолицый, курносый и такой рыжий, будто обожгли ему волосы. Да и ресницы у него рыжие, и крапинки на щеках тоже рыжие.

Я ничего не ответил. Бросил камушек в море. Он шлепнулся в воду, брызнув серебром.

— А я дальше, — сказал толстяк.

Подпрыгнув на одной ноге, он размахнулся, изо всех сил швырнул камень в море. Его камень в самом деле упал гораздо дальше. Это мне очень не понравилось, и я, выбрав круглый камушек, тоже подпрыгнул на одной ноге, изо всех сил размахнулся и бросил далеко в море. Пускай теперь потягается со мной этот хвастун!

Так мы бросали камушки, может быть, с полчаса. И то он меня побеждал, то я его. По правде сказать, я уж начал было думать, что это пустое занятие. Бесполезный труд. А мне хочется делать что-нибудь настоящее. Что именно — не знаю, но хочу. Иначе какой же из меня человек получится?

В то время как я так размышлял, позади нас раздался испуганный и вместе с тем сердитый голос:

— Асик!

На обрыве стояла толстая женщина.

— Это моя мама, — сказал мне мальчик.

Но если бы он и не пояснил этого, я все равно догадался бы, кто она такая, эта рыжая толстуха.

— Что ты там делаешь, сынуля? Боже, ты камни бросаешь, Асик?! Да разве можно с таким здоровьем камни швырять? А кушать кто будет?

— Я не хочу кушать! — завопил Асик, да так, словно его резали. — Я уже поел все, что ты мне давала.

Покачиваясь, словно жирная утка, толстуха лениво спустилась с обрыва к морю. В руке она держала что-то завернутое в бумагу.

— Когда это ты поел? Я привезла тебя сюда не для того, чтобы морить голодом. Скоро ног таскать не сможешь.

— Смогу! — заорал Асик. — А руки у меня еще сильнее. Вон я камни бросаю дальше, чем этот мальчик.

— Я тебе побросаю! Тебе же нельзя никакие движения делать. Надо слушаться маму.

— Не буду! — сердито крикнул Асик убегая.

Мать погналась за ним.

— Асинька! Не будь дурачком. На маму нельзя сердиться. Мама тебе добра желает. Вот скушай бутерброд с маслом. Иди поешь, не вынуждай маму бегать за тобой. У мамы тоже печень больная.

Отбежав подальше, Асик начал переговоры:

— А велосипед с мотором купишь?

— Все куплю: и велосипед, и мотоцикл. И с мотором, и без мотора. Только поешь!

— Не обманешь?

— Ну, когда же я тебя обманывала, Асинька?

— Смотри… Но я только половинку съем.

— Хоть половинку… Хоть половинку, Асинька.

Расположившись на морской гальке, они заговорили так тихо, что я ничего не слышал. «Вот так и делают из нас обжор, — с ужасом подумал я. — Нет, так жить нельзя. Но чем же мне заняться у моря, где все бездельничают?..»

Тут я самого себя поправил: разве дедушка здесь не работает? Ого, еще как трудится. Ведь бабушка говорит, что море нынче скупое. Нелегко, значит, добывать рыбу.

Размышляя, я шел по берегу. И вдруг еще одного мальчика встретил. Этот совсем не похож на Асика. Высокий, темный от загара, как негритенок, черноглазый, в соломенной шляпе, с удочкой в одной руке и связкой бычков, что волочились по камням, в другой. Он насмешливо смотрел на Асика и его маму.

— Твой друг? — спросил он презрительным тоном.

— Почему мой? — возмутился я.

— А я видел, как вы вместе камни бросали.

Я промолчал. Пусть так: бросали. Выходит, если ты с кем-нибудь бросишь камушек, он уже твой друг?

Рыболов, как видно, не собирался уходить.

— А ты тоже дикарь?

— Почему это я дикарь? — насторожился я.

Этот мальчишка уже заинтересовал меня. И не так он сам, как его удочка. Хорошо бы познакомиться с таким да порыбачить вместе.

— Значит, ты оттуда? — кивнул он головой на пригорок, где стоял дом отдыха.

— И вовсе нет, — отвечаю, а самому уже смешно становится: вот ведь и не угадает, откуда я.

— Так откуда же ты? — округляет глаза рыболов.

— А оттуда, — отвечаю загадочно.

Незнакомец совсем сбит с толку. Он смотрит на меня, как баран на новые ворота, а я посмеиваюсь: попробуй, мол, отгадать, кто я такой.

Между тем Асик опять поссорился с матерью. Он вдруг захныкал, а мама закричала:

— Фигу получишь, а не велосипед! Разве так кушают? Масло как золото, на привозном рынке покупала, а он — соленое. Сам ты соленый, дрянной мальчишка!

Схватив сына за руку, мать потащила его за собой.

— Пойдем домой! Я тебя сегодня совсем не пущу к морю, раз ты такой непослушный.

Асик упирался, как бык на веревке, однако шел следом за матерью. Что поделаешь? Я хорошо наших мам знаю. Раз уж возьмет тебя за руку и потащит за собой, поневоле пойдешь. Пошел и Асик. Сначала по берегу, затем на пригорок и, наконец, в поселок. Не помогли ему ни просьбы, ни хныканье…

— А этот Аскольд и его мама — дикари, — сказал рыболов.

— Почему Аскольд? — удивился я.

— Потому что так его назвали. Вроде того, как меня Коськой… А тебя как?

— Ну, Даня.

— А Даня — это Богдан?

— Какой там Богдан? Данила, а не Богдан.

— А я, думаешь, Коська? Я — Константин. Костя, значит, а меня Коськой… Ну, пускай будет так — какая мне разница? А вот Асик — по-настоящему Аскольд. Говорят, что в Киеве есть такая могила.

— Но почему они дикари?

Коська, презрительно шмыгнув носом, ответил с пренебрежением:

— Потому что диким способом отдыхают. Приехали, сняли комнату у моей бабушки, а мы — на чердаке…

И, хотя Асик и его мама переселили Коську с его бабушкой на чердак, я все равно не мог понять, почему они дикари. Ведь о дикарях только в старых книгах говорится. А нынче дикарей, как заверял меня папа, даже в Африке не найдешь.

Я спросил Коську:

— А зачем вы на чердак полезли? Надо было Асику туда лезть.

— Как бы не так! — с присвистом воскликнул Коська. — А кто деньги будет платить?

— А… Ну, если деньги…

Почему же все-таки они — Асик и его мама — дикари, если у них даже деньги есть? Я терялся в догадках. А расспрашивать не стал, как-то неловко было.

Коська опять спросил:

— А ты где живешь?

— У деда Козьмы.

— У Козьмы Иваныча?

— А где же еще? — Помолчав, я спросил Коську: — Бычков сам наловил?

Он презрительно оттопырил губу:

— Разве это бычки? Мелюзга. Вот мы с Козьмой Иванычем, бывало, наловим, так уж то бычки! А он, Козьма Иваныч-то, кем тебе приходится?

— Ну, дедушкой. Моя мама — дочка дедушкина. А моя бабушка — мамина мама.

Только теперь Коська посмотрел на меня с уважением и пробормотал виноватым голосом:

— А я думал, что и ты, как Асик, — дикарь…

С озабоченным видом оглянувшись, он протянул мне свою удочку:

— Хочешь поудить? Знаешь, какая это счастливая удочка!

Сердце мое радостно забилось. Неужто Коська и в самом деле даст мне удочку?

— А я тебе… Я тебе патронную гильзу дам. Хочешь?

— Ага, — кивнул головой Коська. — И давай вместе удить. По рукам?

— По рукам!

Мы крепко пожали друг другу руки.

— А я знаю, где удить. Вот если б нам на тот камень пробраться, — сказал Коська, указывая рукой на море.

Только теперь я заметил, что в море, на некотором расстоянии от нас, чернел огромный камень. Присмотревшись, я увидел, что он похож на гигантского, купающегося в море слона.

— А это так далеко? — спросил я.

— Да нет… Но там Робинзон с Пятницей. И они никого туда не пускают.

— Какой Робинзон?

Коська не успел ответить. Из-за камня сначала показалась кудлатая голова, а затем и фигура высокого мальчика. На плечах у него лежало что-то рыжее, напоминающее лисью или собачью шкуру. В руках он держал охотничий лук и стрелы.

— Вот тебе и Робинзон, — небрежно указал рукой на незнакомца Коська.

Из-за камня высунулось еще одно лицо — совсем черное и круглое.

— А это — Пятница.

Я, будто зачарованный, смотрел то на Робинзона и Пятницу, то на худощавого Коську.