Морская чайка

КЕМ БЫТЬ?

Я научился вставать рано, одновременно с солнцем. Теперь уже я и ложился, и просыпался, как дедушка. Стоит ему открыть глаза и потянуться к трубке, как я уже на йогах.

Сегодня дедушка сказал, чтобы я сам нес весло к баркасу. Это мне было по душе. Вот я и взялся за весло, а дедушка взвалил себе на плечи целую охапку пожелтевших сетей.

Мы пришли на рыббазу так рано, что даже Жорка-одессит еще спал. Дедушка бросил сети в баркас, присел на борт и вытащил из широкого кармана трубку.

— Ну как, Даня, полюбилось тебе море?

Еще как! Вот только сказать, как оно мне полюбилось, не могу. Я все время про море думал и, казалось, столько мог сказать о нем, а когда дедушка спросил, все слова разлетелись, как вспугнутая мошкара. И ничего толком не сказал в ответ, только головой покивал: полюбилось, мол, полюбилось…

Да, море мне очень и очень понравилось. Ведь оно такое синее-синее, такое безграничное, веселое… Я даже и не знаю, с чем можно сравнить этот чудесный простор. Вот смотрю на море и думаю: почему такая несправедливость существует на свете? В одном месте столько моря, что и конца-края не видно; прямо-таки чересчур много. А в других местах не найдешь даже залива морского. Если бы хоть немного этого моря — ну хотя бы как до того белоснежного корабля — перелить в белорусские леса! Эх, и обрадовались бы мои друзья-белорусы, и удивились бы!

— Так, может, ты у нас навсегда останешься? — допытывался дедушка.

Я молчу. Над этим надо подумать. Конечно, остаться у дедушки совсем не плохо. Правда, бабушка слишком придирчива, и она, наверное, стала бы мне больше читать нравоучений, чем дедушка. Зато какой дедушка у меня! Рыбак!

А какое море! А Коська! А кино бесплатное на сучьях старой черешни! А морская чайка! Все это такое, что от него трудно отказаться. Но ведь там, в Белоруссии, в военной части мой папа. И мама туда уедет. Разве она может бросить папу одного? Что он без нее будет делать?

Учтя все это, я решил:

— Я лучше буду каждое лето к вам приезжать.

Дедушка будто и не слышит. Молча сосет свою трубку. Только глаза отводит в сторону, словно что-то интересное увидел там, в море. Я понимаю — не понравился мой ответ дедушке. И я добавляю:

— Папа же один там остался.

Дедушка улыбается:

— Это хорошо, что за отца беспокоишься. Молодчина!

Я готов засмеяться от удовольствия: о ком же еще мне беспокоиться?

— Кем же ты собираешься стать, когда вырастешь? — снова спрашивает дедушка.

Вот так вопрос! Что тут ответишь?

Помнится, когда я был еще совсем-совсем маленький, мама купила мне матросский костюм. Синяя рубашка и брючки. И еще настоящая бескозырка. А на ней надпись «Шалун». Я не знал тогда, что это слово написано на моей бескозырке, и очень сердился, если меня называли шалуном.

«Неправда, я — моряк! Я — моряк!» — возражал я.

Еще тогда я решил, что, когда вырасту, непременно стану моряком и буду водить корабли в море.

Позднее, когда уже немного подрос, я побывал в гостях у своего второго дедушки — папиного папы. Тот мой дедушка совсем не похож на этого. Этот рыбак, а тот — конюх в колхозе. Этот великан, а тот маленький-маленький. Даже странно, что он папин папа. Мой папа высокий, широкоплечий, а дедушка тоненький, худущий. Может быть, потому, что ему все некогда. Днем и ночью он ухаживает за лошадьми. Он и меня водил на конюшню. Тогда я впервые увидел маленьких жеребят. Я не знал, как их называют, но очень обрадовался и, захлопав в ладоши, крикнул:

— Смотрите, дедушка, какие у лошади дети!

И, пока мы были в селе у дедушки, я каждый день ходил с ним на конюшню. Если меня кто спрашивал: «Кем будешь, Даня?» — я отвечал, не задумываясь: «Конюхом!»

Но конюхом я был недолго. Однажды папа повез меня и маму на прогулку в настоящем автомобиле. Я сидел рядом с шофером и держался одной рукой за руль. И не было границ моей радости. Я понял, что нет ничего лучше на всем свете, чем такие поездки в автомашине. И что может быть лучше работы шофера? Представьте себе — всю жизнь, изо дня в день, шофер водит машину; зимой и летом он путешествует из города в город или от села до села. Это же не работа, а беспрерывная прогулка.

— Буду шофером! — с гордостью говорил я всем, кто интересовался, кем я буду.

Какое-то время я был и танкистом, и летчиком. Это после того, как папа показал мне настоящие танки и самолеты. А когда подрос, все променял на работу киномеханика. Я так полюбил кино, что, казалось, днем и ночью смотрел бы картины. И я решил: вырасту, так обязательно стану киномехаником. Только киномехаником! Шутка сказать: всю жизнь бесплатно смотришь кинофильмы.

Вскоре я и от этого отрекся. Я с большой охотой смотрел фильмы, но у меня не было особого желания возиться с киноаппаратом. Пускай другим кричат: «Рамку!» или «Сапожник!» В это время я, по правде сказать, и вовсе не задумывался над тем, кем мне быть. Как получится, так и будет. Разве обязательно кем-нибудь быть? Но получается так, что обязательно. Дедушка спросил и ждет ответа. И надо же отвечать.

Я успел полюбить дедушкину работу, поэтому готов был ответить, что стану рыбаком. Но было страшно: что, если дедушка высмеет меня? И я сказал неуверенно:

— Да кто его знает!..

Дедушка с удивлением взглянул на меня. В его серых глазах загорелся лукавый огонек.

— Вот тебе и раз! А я думал, что ты на генеральский мундир нацелился.

— Генералы все сплошь старые, — как бы оправдываясь, ответил я дедушке.

— Это верно, — согласился он. — До генеральского чина безусому не дотянуться. Генералом станешь, только когда поседеешь.

Покуривая трубку, дедушка начал рассказывать:

— А я в твои годы уже хорошо знал, кем буду. И папа мой, и дедушка мой рыбу ловили. Я им стал помогать, как только первые штанишки надел. Так и вырос я, внучек, на воде; на воде, как видно, и помру. Но главное — я не жалею, что стал рыбаком. Если б дали мне еще одну жизнь, я бы и ее прорыбачил. Ни на какую другую работу я это дело не променяю.

Я слушал дедушку с интересом. Ведь и мне нравится море. Не знаю, смогу ли я, подобно Жорке-одесситу, плавать на кораблях, но рыбу ловить сумею.

Дедушка между тем продолжал:

— А разве прежде так ловили рыбу, как теперь? Правда, когда-то рыбы больше было, но попробуй взять ее один, да к тому же и голыми руками. Бывало, ходишь-ходишь за ней, на уху наловишь, а на хлеб — бог даст… На пояс уторгуешь, а на рубашку уже и не получается. Это не то что теперь, когда и сети фабричные, и сейнеры есть, и баркасы моторные. Да еще и самолеты в море разведку ведут. Только пошла скумбрия или ставрида или, скажем, кефаль вышла из лиманов — сразу же тебе шифровочку. А ну, мол, Козьма Иваныч, собирай свою бригаду, изволь рыбку ловить. Ого, есть у нас теперь чем ловить. Да и умеем ловить — было бы только что…

Я слушал дедушку затаив дыхание, словно он сказку рассказывал. Вот если б и мне пойти с дедушкой в море, где по-настоящему рыбу ловят. Я бы и скумбрию, и кефаль ловил.

Да я смог бы стать первейшим помощником у своего дедушки.

И я решился:

— Дедушка, а вы возьмете меня с собой в море?

Дедушка замолчал. Вытряхнул пепел из трубки и долго вдаль смотрел, хотя там не было ничего интересного.

— В море, говоришь? Эх, не любит теперь молодежь моря. Куда угодно рвется, а рыбку ловить не хочет. Простая, мол, работа, без этого самого… как оно называется…

Мне стало неловко за всех, кто не любит моря. Из-за них и меня дедушка, как видно, не решается брать на рыбную ловлю. Но мне же так хочется в море!

— Ну что ж, — сказал, наконец, дедушка. — Если сильно хочешь — возьму. Кто знает, может, и твое счастье тут… на Черном море?