Я ВЕРНУСЬ К ТЕБЕ, МОРЕ!

Санка по-прежнему увлекалась книгами. Но вот вместо приключенческого романа ей дали первый том сочинений Аркадия Гайдара. Прочтя его, она все время ахала от восхищения и спрашивала, сколько еще томов он написал. Читала она теперь не дома, а недалеко от площадки, где мы играли в волейбол. Изредка она отрывалась от книги, чтобы принять участие в наших ожесточенных спорах. Без них, как известно, просто немыслима такая игра.

Случилось так, что мы, поиграв вдоволь, отошли в сторону от спортивной площадки и, будто сговорившись, уселись полукругом под старой липой.

Тогда Санка и предложила:

— Вот послушайте рассказ Гайдара.

Коська с грустью посмотрел на толстый том, а Славик сказал равнодушно:

— Ладно, читай!

Санка начала читать. Выразительно, с чувством, с каким-то внутренним волнением. И все слушали ее очень внимательно. Лишь иногда кто-нибудь прерывал чтение смехом.

— Как… как там написано?

— «Снял брюки и ходит, как барин».

Мы и не заметили, когда Санка дочитала рассказ.

— Еще читать?

— Пускай уже завтра.

Наверное, все думали о том, что было написано в книге. И в самом деле, разве можно было не думать? Уж очень правдиво и красиво рассказывал писатель. А может быть, и не о том думали мои друзья? Быть может, им было просто грустно, потому что одна игра надоедала, а другая, более интересная, еще не была найдена. Не потому ли Коська подумал вслух:

— Вот так и гуляем, и сидим без дела. Вышел из школы и делай сам, что хочешь…

Славик лениво сплюнул сквозь зубы:

— А ты хотел, чтобы тебя и летом к доске вызывали?

В то время, когда мы так беседовали, подле кручи появился Жорка-одессит. Он плелся устало, словно побитый пес; его морской клеш еле держался на бедрах, а фуражка совсем надвинулась на уши и на нос. Время от времени Жорка сердито сдвигал ее на затылок.

Увидев его, Коська крикнул:

— Как дела, Жора?

Жорка будто и не слышал вопроса. Славик толкнул Коську в бок:

— Ну чего пристаешь к человеку? Разве не знаешь, что его с работы уволили?

— За что? — испугался Павлик.

— За то, что пьянствовал…

Даже не взглянув в нашу сторону, Жорка подошел к лестнице и начал медленно подниматься по ступеням на кручу. За его спиной болтались убогие пожитки. В эту минуту я подумал, что он по моей вине лишился заработка. И, для того чтобы успокоить себя, я сказал:

— На кораблях будет плавать. Ведь он же все моря и океаны прошел…

Все весело рассмеялись.

Жорка-одессит тем временем взобрался на кручу и на минуту остановился возле пожелтевшего каштана. Сердито сдвинув на затылок фуражку, он посмотрел в море, как бы прощаясь с ним, затем повернулся и опять поплелся неизвестно куда…

А мы все сидели, и каждый думал о чем-то своем. Неожиданно Коська сказал:

— А уже и школа не за горами…

Мы переглянулись. В самом деле, уже недолго осталось нам баклуши бить у моря. И я вдруг почувствовал, что соскучился по школе, что уже и сегодня готов переступить ее порог.

Санка перепугалась:

— Ой, а у меня ж еще ни одного учебника!

Оказалось, что об учебниках никто из нас в течение всего лета и не подумал.

— Пошли в город, в книжный магазин, — предложил Славик.

И всем это предложение понравилось.

Обгоняя друг друга, мы поднимаемся к пожелтевшему каштану, мчимся по тропе мимо дома отдыха, проскакиваем в ворота, где, как обычно, дежурит Беззубка. Дед даже глаз не поднял на нас; он сидит грустный, опустив чуть ли не до колен свой синий, как перезревший баклажан, нос. Должно быть, этот нос уже до самой смерти не посветлеет. Не это ли так печалит деда Беззубку?

Затем мы выходим в привольную степь, шагаем напрямую вдоль моря в город, что скрывается за темнеющей полоской низкорослых акаций. С поля дует горячий ветер, дыша приятным запахом пшеницы и полыни. В небе он куда-то гонит табуны белых пушистых облаков. На дороге снуют полосатые суслики, бегают тонконогие хохлатые жаворонки. Где-то в степи, там, где в беспорядке разбросаны кучи соломы, поскрипывает неугомонный коростель.

Мы идем долго, не чувствуя никакой усталости. Как хорошо все-таки жить на этом свете, особенно когда с правой стороны от тебя синеет беспредельное, ласковое море; слева такая же широкая и необозримая, как море, наполненная всевозможными запахами степь, а над головой высокое и прекрасное, нежно поющее, летнее небо! И хорошо, что все это есть и что ты сам живешь в этом чудесном мире. И еще хорошо, что ты неутомим, что ты знаешь, куда и за чем идешь, знаешь, к чему стремишься.

С моря медленно, преодолевая встречные порывы ветра, плывет табун морских чаек. Они как будто и не машут крыльями, а просто так летят против ветра… У меня дрогнуло сердце. Может быть, среди них и моя чайка?

Табун поворачивает в степь, затем, словно передумав, летит нам навстречу.

Я даже остановился и, задрав голову, посмотрел на чаек. В этот миг мне показалось, что они, поравнявшись с нами, замедлили свой полет, чтобы отыскать меня среди ребят. Одна из них, скользнув вниз, будто поздоровалась со мной и опять стрелой умчалась в небо, исчезла среди других чаек. Я не сомневался, что это была моя чайка. Да, это она приветствовала меня. Как я мог сомневаться, если и мои друзья в один голос воскликнули:

— Даня! Ты видел свою чайку? Это она с тобой здоровалась!

Постояв немного, все пошли дальше. Только я не имел сил оторвать взгляд от улетавших чаек. И мне самому захотелось иметь крылья, чтобы взлететь над землей, подняться над морем и никогда с ним не расставаться. Я вдруг почувствовал, что навсегда, на всю жизнь полюбил море, полюбил всей душой, всем сердцем и всеми чувствами, полюбил так, как до сих пор любил и как продолжаю любить ясное солнце, свою маму и весь беспредельный солнечный мир.

* * *

На этом и окончилась история моей морской чайки. Сейчас я далеко от моря, далеко от своих друзей, от дедушки и бабушки. Однако и море, и необозримая степь, и несметное множество морских чаек каждую ночь появляются в моей комнате, снятся мне и зовут, зовут к себе. Каждое утро я просыпаюсь взволнованный, радостный, веселый. И тут же вспоминаю море, домик у моря и дедушку, смело направляющего свою моторку против сердитых и высоких, как горы, волн. Вспоминаю бабушку, беспрерывно разговаривающую со своим ленивым котом Гладуном, и так мне хочется прижаться к ней, ощутить на своей голове ее сухонькую, теплую руку!

И еще я всегда помню свою морскую чайку. Где она? Над какими волнами, над какими морями летает? Вспоминает ли она меня или уже давно забыла того, кто, прерывая сладкий сон по утрам, удил бычков и носил ей на чердак…

Кто знает, может быть, забыла, а может быть, и помнит! Но я ее никогда не забуду. Я никогда не забуду те дни, когда мы с дедушкой вынимали из «котлов» мелкую кильку, когда наполняли глубокие баркасы серебристой рыбой.

Позавтракав, я спешу в школу. Там у нас есть чудесная мастерская. Мы изучаем моторы, обтачиваем на станках разные вещи, пробуем столярничать. Мне очень хочется как можно скорее изучить мотор и научиться им управлять. Ведь скоро наступит лето и я снова поеду к дедушке, буду жить у моря. Представляете себе, как здорово получится, если я сяду возле мотора, возьму руль в руки и поведу моторку в море? Прямо туда, где небо сливается с водой, куда протянулась бесконечная солнечная дорожка!

Когда я вырасту, а дедушка станет совсем-совсем стареньким, я заменю его в рыболовецкой бригаде и так же, как он, буду ежедневно приводить на рыббазу баркасы, наполненные серебристой скумбрией и кефалью.

А в небе, как всегда, будут летать неугомонные морские чайки. Они будут приветствовать меня на рассвете и прощаться со мной в поздние вечера. Быть может, среди них мелькнет и та незабвенная, милая моему сердцу морская чайка, которая неотступно живет в моей памяти и властно зовет к морю, в необозримые морские просторы.

Да, я еще вернусь к тебе, мое безбрежное море!



Загрузка...