Морская чайка

СТАВРИДА

Ловить в море рыбу не очень трудно. Достаточно только пожелать, и каждый может стать рыбаком.

Вот хотя бы и мы с мамой. Я никогда не был рыбаком, а мама выходила с дедушкой в море еще когда была маленькой, как я теперь… Но вот мы с мамой уже стали настоящими рыбаками.

Я думал, что мы будем ловить рыбу посреди моря, там, откуда не видно земли, где видишь только небо. Мне даже хотелось попасть в открытое море, в такое место, где только вода и вода… Но мы рыбачили у берега.

Мы остановились в конце узкого мыса, что далеко выступил в море. Морские волны подмыли крутой берег, высокая круча висела над самой водой. Если взобраться на ту кручу, наверное, покажется, что пристали мы к небольшому, вклинившемуся в морской простор полуострову.

У подножия кручи, почти у самого берега, рыбаки соорудили огромный сетяной «котел». Он очень похож на те «котлы», которые находятся недалеко от поселка, только этот совсем-совсем возле кручи.

Не верилось, что в этот подводный загон попадет хотя бы одна рыба. Да разве же она так глупа, что и не заметит ловушки? Рыба хорошо видит, а вода в море чистая. Кроме того, море безграничное, простор для рыбы необозримый, вот и жди, пока она наведается в эти места! Но, когда я высказал свои сомнения дедушке, он уверенно проговорил:

— Море большое, а все-таки наш котел рыба не обойдет.

Дедушка долго объяснял мне, почему рыба добровольно придет в нашу ловушку. Рыба ходит в море большими табунами, от которых отделяются табуны поменьше. Они, как разведчики, мотаются по всему морю и подходят близко к берегам. Этот полуостров, выходя далеко в море, преграждает путь рыбе. Море тут глубокое, и рыба совсем близко подходит к берегу, поэтому ставник и делают не вдали от него, а просто под кручей.

Я верил дедушке, но все еще сомневался: что, если разведчики не захотят подойти к нашему берегу?

До чего же удивительна рыбная ловля! Ночью мы с мамой спали в баркасе. Дедушка с рыбаками залез на самую вершину кручи. Утром мама готовила в большом черном котле рыбацкую уху. Мы наспех завтракали. Все мы ожидали появления рыбы, а ее все не было.

После завтрака мы с мамой тоже взобрались на кручу. Здесь, в удобном, исхоженном людьми ущелье, сидел кто-то из рыбаков. Он пристально смотрел вниз, в воду. Дедушка говорил, что отсюда можно увидеть, когда в «котел» войдет рыба. Я не знал, шутит дедушка или правду говорит. Но это было похоже на правду, иначе зачем на круче дежурят рыбаки, не отрывая глаз от воды?

Я сам долго смотрел в море. Оно лежало внизу тихое, спокойное, иногда чуть-чуть вздыхало, бросая на берег маленькие волны. Ближе, возле берега, море было черное, бездонное, наверное, здесь на самом деле была неизмеримая глубина, а немного дальше переливались зеленые и серебристые полосы. Они то расширялись, то сужались, незаметно меняя цвета. Я уже успел заметить и убедиться, что морской простор никогда не бывает одинаковым. Посмотришь на море через час, и оно уже совсем не такое, как раньше было… Я смотрел с кручи в воду и удивлялся: неужели отсюда можно увидеть рыбу? Да еще и на большой глубине!.. Нет, дедушка, наверное, подшутил надо мной.

И, посидев с полчаса в рыбацком «гнезде», я пошел по отмели в степь. От меня не отставала и мама.

Отмель была каменистая. Ранней весной, говорил дедушка, здесь росла трава, но к середине лета она уже успевала высохнуть. И только дальше, там, откуда уже почти не было видно моря, встречались полынь, донник и еще какие-то суховатые цветы без запаха. Мама собирала лучшие из них, а я присматривался к норкам сусликов. Здесь их очень много. Суслик такой комичный! Желтый, полосатый или серый, он встанет на задние лапки, как столбик, и смотрит. Смотрит, да еще и посвистывает. А начнешь приближаться, он моментально нырнет в норку, как рыба в воду. Я пытался представить себе, какую ловушку можно поставить для этих сусликов.

Мысли мои разогнала мама. Она собрала большой букет полевых цветов, села на камень и запела. Нежно, нежно пела она про казака, что уехал за Десну. Я знаю: она по папе тосковала. Она всегда так: только начнет думать о папе, так и запоет. Мне очень хочется слушать мамину песню, но я не люблю, когда она грустит.

— Гей, гей, мама! — зову я ее. — Давай не будем грустить.

Мама все же допела свою песню, затем немного подумала и сказала:

— А что там наш Саша делает?

Моего папу вообще зовут Александр Степанович, а мама называет его Сашей. Я и сам называл его Сашей, пока был маленьким, а теперь стесняюсь.

— А что делает, — отвечаю, — танки по танкодрому гоняет! Разве ты не знаешь, что папа делает?

Мама вздохнула, понюхала колючие полевые цветы, немного помолчала и проговорила:

— Гоняет, Даня. А наверное, и ему хотелось бы вот так в степи погулять или рыбу половить.

С далекого берега долетел до нас голос. Мы с мамой сразу заметили: нам сигналят шляпой. Зовут, значит. Я знал — не напрасно зовут. Покинув маму, я пулей полетел к морю. Из-под моих ног разбегались во все стороны толстые суслики.

Прибежав на кручу, я увидел, что около «котла» суетятся рыбаки. Дедушка что-то кричал, одна моторка уже подходила к «котлу». Приглядевшись, я увидел, что «котел» закрыт. Я знал со слов дедушки, что закрывают выход из «котла», поднимая опущенную на морское дно сеть, только тогда, когда в него зайдет рыба. Но рыбы я не видел.

Чуть не разбившись на крутом каменном спуске, я сбежал к морю. Волны нежно плескались о камень, шипели, пенились.

— Дедушка, что случилось?

Дедушка озабочен, суров, но, вижу, радостно взволнован, потому что глаза его блестят и смеются:

— Ничего особенного, внучек. Смотри лучше — сам увидишь.

Моторки приблизились к «котлу»; рыбаки, выключив моторы, перевалились через борт и начали вытаскивать наверх густую, мокрую сеть. Я стоял над самой водой и пристально смотрел в глубину. Мне казалось, что вода в глубине все время меняется: то светлеет, то темнеет, как будто куда-то течет.

Старательные рыбаки торопливо поднимали сеть, но пока не было никаких признаков того, что в «котле» есть рыба. И я, разочаровавшись, уже готов был отойти от берега. «Так она и заберется в „котел“, — думал я про рыбу. — Нашли дуру! Должно быть, кому-нибудь почудилось, когда с кручи смотрели».

Но вдруг на воде всплеснулась рыба. Она мелькнула серебряным боком, как молния. И теперь я уж ни в чем не сомневался. Мне захотелось обнять своего дедушку, расцеловать за то, что он у меня такой мудрый.

Теперь я видел, что рыба просто кишела в «котле». И не какая-нибудь мелкая килька, а большая, настоящая рыба. Она вертелась в огромном сетяном мешке; как видно, искала выхода и, не находя его, с отчаяния то бросалась в морскую глубину, то всплывала на поверхность. Казалось, что-то гигантское, сердитое и опасное попало в наши тенета.

Рыбаки, время от времени перекликаясь между собой, изо всех сил тащили вверх мокрые сети. Дедушка все подавал им команду. Подошла мама. Вместе со мной она зачарованно смотрела на рыбаков.

И вот стало невозможно дальше вытаскивать сеть — в «котле» было столько рыбы, что она тащила его на дно. Рыба уже не суетилась, она просто встряхивалась, вздымая густые брызги, отчего казалось, что вода кипит. Рыбаки вооружились большими, сделанными из сетки черпаками и начали быстро вынимать ими из воды рыбу. Каждый раз они до самых краев наполняли черпаки серебристой рыбой. Она сопротивлялась, блестела в воздухе, летела на дно баркаса. Мне начала помогать мама. Мы быстро вычерпали всю рыбу и нагрузили ею целых три баркаса.

Это была ставрида. Вся, как на подбор, зеленоспинная, серебристобокая. Она смотрела на меня сердито выпученными глазами и прыгала, прыгала….

Когда один из баркасов приблизился к берегу, я, не задумываясь, и сам, взяв свободный черпак, начал выхватывать рыбу из кипящей воды.

Когда сеть опять опустили на морское дно, дедушка приказал:

— А ну, Оксана, собери рыбы на уху. Остальную — на базу!

Мама занялась ухой; баркасы с рыбой отошли в море, а мы с дедушкой взобрались на кручу, в рыбачье «гнездо», чтобы следить, не появится ли, на наше счастье, новый косяк ставриды.