Моряки Зелёного Моря

Глава 15 "Приветствие Жеччедрела"

Утреннее солнце поднималось над пустыней, разгоняя ночной холод. Ещё не рассеялся плывущий по небу Огненный Змей; оранжевая полоса расчертила синее небо, словно молния, но от первых лучей Солнца стала расплываться.

Поднявшийся ветер гонял песчинки между ям вне объезженных дорог, в этих дюнах торчали еле заметные усики противотанковых мин, готовых разорвать недосмотревшего посетителя, свернувшего с курса.

У стен Жеччедрела висели закованные в кандалы рабы - измученные, голодные и почти вплавленные в металл. Многие из них были мертвы, другим не повезло, они прожили ещё одну ночь. У самого подножья торчали колья с насаженными на них черепами самых разных существ; расколотые кости иногда мешались с ещё целыми отрубленными головами, вокруг которых клубились жуки-падальщики.

“Демонстрация. Рейдеры показывают, что они убивают людей. Постоянно и помногу. Они приглашают лишь таких же отбитых как они, а всех остальных эта жестокость приводит в ужас, ежели они не крепки духом”.

Ворчун хмурился, подкатывая Исследователя к воротам Жеччедрела. Он затянулся сигаретой, глядя на стонущих рабов, словно слышал их страдания даже сквозь толстое лобовое стекло. Он знал, что приехал зверю в пасть. Зверю, тип которого Ворчун ненавидел.

Кобра смотрел мрачно и решительно; скорее всего он обкатывал на языке приказ: “Молчун, расстреляй всех одной очередью”.

Голди быстро обвела взглядом остальных; при виде рабов даже её бравада слетела. “Она видела смерть, но бесчеловечность она видит впервые. И её шокирует факт того, что осталось ещё в мире что-то способное её обескуражить”.

Совы тут не было, она следила за радиоволнами. “Если была бы, её разум боролся бы с её противоречивыми желаниями. Я почти разобрался, что происходит внутри девчонки. И это хорошо, что её тут нет”.

Тяжёлые ворота Жеччедрела, скованные из десятков тонн лома, были похожи на клыкастую морду, готовую проглотить каждого отважного, кто решит войти внутрь. Стальные стены раскалялись под безжалостным десейрийским солнцем и иссекались песчаными бурями.

Наверху город сходился полукруглой крытой клетью; под грязной, обдутой всеми ветрами ветхой тканью виднелись железные переходы и опорные пиллерсы.

Кобра рассказывал, как здесь уже падал купол; глядя на этот огромный железный свод, казалось, что если он рухнет, поднимется настоящая буря из ржавчины и песка.

- Ворчун, тормози… Молчун…, - Кобра помедлил, голос его казался тихим, но внутри Исследователя все друг друга слышали. Он помедлил, посмотрев на Молчуна.

“Отто сделал бы так же, если бы знал, что другого выхода нет. Жизнь - это одно, но если смерть неотвратима, она должна быть лишена страданий. Мы не сможем спасти рабов, так пусть они хотя бы не мучаются… А ещё это покажет Жеччедрелу, на что способны наши орудия”.

- Я тебя понял, Кобра, - кивнул Молчук. Кобра вздохнул.

Молчун откинулся в кресле, взял в перекрестье спаренного пулемёта растянутые загорелые, бежевые и красные от ожогов кресты тел. Есть что-то мучительное в убийстве безоружного человека, но этого Молчун прочувствовать не мог, он просто не понимал, как сам может от такого сломаться. С оружием или нет, люди иногда умирают, с этим ничего не поделаешь – такова Десейра.

Он дал несколько точных очередей, пули прошивали сталь насквозь. За пару секунд снаружи не осталось никого живого.

- Щиты!

В следующую секунду Молчун увидел, как над Исследователем затрепетало энергетическое поле, в него воткнулись несколько копий с взрывными наконечниками и зависли. Вспышки, громкие хлопки, не заглушенные обшивкой, всюду разлетелись осколки, но Исследователь остался нетронут.

Кобра взял микрофон громкой связи.

- Жеччедрел! Я пришёл не с войной, но с мечом. Впускай, или мы будем стрелять, пока сами не войдём! Нам есть, что друг другу предложить, ибо с нами сын Жертрана “Двадцать Проклятий”, - его голос громко разнёсся из внешних громкоговорителей.

- Напомните, а разве мы не смогли связаться с ними по рации? - спросил Ворчун. – Обязательно нам нужно было трясти перед ними задницей?

- Птичка сказала, что это невозможно, они закрыли все каналы, вычищают с них духов или что-то в этом роде, - хохотнула Голди, хорошо хоть на колкость не ответила.

- Карантин?

- Не думаю, что они стали бы закрывать радиоканалы из-за карантина, – хмыкнул Кобра.

Через некоторое время молчания над воротами появилась фигура, закованная в броню из стали и костей с шипастыми частями. Она рыкнула в мегафон так, что даже остальным было слышно:

- Пускай сын Двадцати Проклятий назовёт своё имя. Если он с вами.

Молчун кивнул, спрыгнул с кресла, подошёл к микрофону, взял его в руку.

- Обойдёшься, жжархан. Говорить буду только с зургун Ругой, - сказал Молчун. – Рискни, и я переступлю через твоё тело на пути к ней.

После чего Молчун снова сел за пулемёты, однако показывать характер больше не пришлось. Ворота медленно отворились. Механизм грубо стучал и клацал, впуская Исследователя в свою зияющую пасть.

- План все помнят? - спросил Кобра. - Голди, Ворчун, остаётесь тут. То же самое попросите Сову, мы сами найдём механика, когда с Молчуном отправимся к Руге. Если что-то покажется подозрительным, и мы перестанем выходить на связь, уезжайте из города. Сразу же. Никого постороннего на борт не впускать.

- Если нам придётся брать механика? - спросила Голди.

- Тогда он должен будет сказать “Пескожук”. Но если он скажет “Грозовая буря” или “Буревестник”, это значит, что он враг, выпытавший из нас информацию, - сразу перестраховался Кобра.

Под сводами Жеччедрела сумрачно, яркое солнце пробивалось сквозь дыры в ткани, надутой, словно парус. В редком солнце блестели стальные сети, виднелись силуэты огромных стальных арок, чем-то похожих на рёбра гигантского обглоданного существа.

- Вот он, Жеччедрел, - хмыкнула Голди.

- Утопия анархической автократии, - хмыкнул Кобра, будто знал, что вообще сказал.

- Умные слова разбазариваешь, Кобра. Тебя послушаешь, так и не сразу скажешь, что ты набитый дурак…, - тихо фыркнул Ворчун, вглядываясь в дорогу.

Купола за куполами, купола за куполами; большие накрывали те, что поменьше. Вверх подвесные мосты, стальные лестницы, опорные балки. Некоторые части держались на целых островках из лома, связанные воедино большой сетью, словно воздушный шарик, и прикованные к земле цепями. На этих кусках лома сияли магические руны, незнакомые, но делающие своё дело.

Здесь свои пути меж лестниц и домов, меж перепутий, где порой бывает трудно развернуться, и они расходились в самые разные, порой неожиданные, стороны.

Горели прожекторы, костры; их общий свет перебивал солнце, которое сюда почти не достигало. Их свет блестел на стальных пластинах, где сваркой выжжены надписи; “Наливочная”, “Бензаковая”, “Меняльня”, “Жуко-яма”, “Товары Ридрала”, “Спальня”. Но слова тут подкреплялись рисунками: бутылка с лавашом, бензак, сено, пушки, жуки, кандалы и много-много чего ещё.

Разбитые остовы машин как на свалке. Сверху по лестницам ходили фигуры в лохмотьях, фрагментах брони или тёмных обмотках, почти не видные из Исследователя. Снаружи, сквозь обшивку и гудение инфернального двигателя звучал раскатистый жучиный гомон, и доносились человеческие крики: испуганные, смеющиеся, радостные, да даже неописуемые. Эти звуки превращались в один шум жестокой десейрийской жизни, управляемой лишь всеобщей стихией.

Никто и никуда Исследователя не провожал и не направлял, как и любых других. Люди просто парковались, где им вздумается, зная, что их машину могут подорвать, если они перекроют путь. Жуки прятались в широких переулках, держались на крыше у кормушек, отрывая мясо с бывших пленников и нынешних мертвецов.

В центре города - огромная пропасть, уходящая вниз. Над ней Дамлокаровым Мечом висел огромный стальной остров с большим крытым шатром и круглыми динамиками по сторонам, гремящими музыкой, что оживляла это место.

“Несомненно - голова зверя. Если Руга не там, то она просто не в Жеччедреле”.

- Содрать кожу с того дурака, кто это проектировал, - фыркнул Ворчун. - Кобра, здесь оценят, если я кого-нибудь перееду?

- Я не оценю, - нахмурился Кобра. - Нужно встать так, чтобы в случае чего быстро смыться.

Место нашлось у развилки, Ворчун высмотрел там целых три потенциальных пути отхода. Напряжённое молчание разбавлялось мрачной решимостью и лёгким волнением. Нет гарантий того, что в Кобру не прилетит арбалетный болт, а в Молчуна гранатомётный снаряд, когда те выйдут из машины. Но рвачей бояться - по песку не ходить.

- Пусть в песках будет удача…, - попрощался Кобра. - Поговорим с Ругой, найдём механо-мага и вернёмся к вам. Сидите тихо, разите быстрее, чем остальные.

- Пусть в песках будет удача, Кобра, - подтвердил Ворчун, затянувшись сигаретой.

- Не нагнетайте, - хмыкнул Молчун, после чего положил свою крепкую руку на плечо Кобры и внимательно на него посмотрел. Тот ответил взглядом, кивнул. Молчун подтянул одной рукой ручной пулемёт.

Под скрежет тяжёлого шлюза они покинули Исследователя и оказались снаружи.

***

- Нет, ты… “Туда не явишься, и ступни твои увязнут в этом железе”.

- Но Кобра сказал…

Она не понимала внезапного отказа. Он казался странным, непредвиденным, словно ложь. Ворчун в ней никогда доверия не вызывал, и именно он сейчас преграждал ей путь. Сердце трепетало, а голоса снова прорывались наружу. Она читала по пальцам его намерения, по душе его, и они ей не нравились.

“Обманщик, лжец, змей, притаившийся в песках, показывает, что вовсе не безобиден, клыки его блестят, он преграждает мне путь. Кровью, кровью я пройду через него!”

- Послушай его, Птичка, - Голди спокойно встала, опёршись о стенку. - Кобра просто… “Что плохо тебе будет, средь крови, средь пламени, под сводами стальными”.

Расслышать её слова было так сложно, они скрежетали, скрипели. Говорила она словно сквозь искрящие провода, сквозь толстую пелену помех. Голоса под куполом чувствовали себя так сконфуженно.

Малина на плече Совы угрожающе ухнула, раскрыв крылья; ей не нравилось то, что происходило, и то, как Ворчун говорил с её подругой.

- Плоть моя хищнику подобна, и не загнанным зверем прибыла я сюда, - Сова глубоко дышала, распаляя огонь в своей крови, - а тем, чьи когти сплетают судьбу. В руках чьих великие важные дела.

- Птичка…, - Голди внимательно на неё посмотрела, слегка напрягшись. - Просто… “Не пройдёшь! Не пройдёшь! Пройти не дам, тут я смелую душу удержу, тут её же удушу”.

Сова сделала шаг назад и раскрыла пальцы, чиркнув стальными когтями друг о друга.

“Маленький коридорчик, головы почти касаются потолков. Нет путей назад, ибо путь мой лежит только вперёд. Сердце. Как же стучит моё окровавленное сердце, чуя верное решение средь тьмы из лжи”.

- Прошу тебя, послушай…, - продолжала говорить старуха. Её губы шевелились и текли мёдом, но Сова знала, Голди умеет лгать, а Ворчун никогда не желал ей добра.

Рывок. Она подскочила, ускоряясь хлопком крыльев. Оказалась на плечах бело-золотой куртки и, не теряя секунды, яростно брошенным копьём влетела в Ворчуна.

Голди от неожиданности упала. Беглянка сбила Ворчуна с ног и с диким совиным визгом прорвалась к шлюзу.

- Стой! - крикнула Голди.

“Словно зверь раненый и в пещере оставленный кричит своим обидчикам”.

Но Сова уже у вентиля гермодвери и с силой раскрутила его, заставив скрежетать. Её мышцы налились кровью, адреналин забил сердце. Ей казалось, что стальные стены начали сочиться кровью, когда шаги за её спиной ускорились.

Вместе с Малиной она втиснулась в шлюз и захлопнула дверь за собой. По ту сторону стучали яростно и жгуче, пытались удержать её в стальном коробе. Пытались, да не смогли; она сильней любых клетей и знала, кого слушать.

Открыв наружную дверь, она рванула в поднебесье, от края оттолкнувшись; средь стальных столбов она вспорхнула, средь огня, пылающего из труб, средь ткани, сквозь которую задувал песок.

Исследователь остался позади; позади переулок, сооружённые из стали и костей постройки: палатки, навесы - не от непогоды, а от глаз.

“Непогода места эти обходит стороной; я чувствую это, ибо вся кровь моя искрит. Весь мир шумит, переливаясь белым шумом. Он идёт из-под земли. Из воронки, что в центре в сам Инфернум путь. В глубины, что скрывают в себе что-то, не пускающее сюда огненные молнии”.

Сова взлетела под купол, когтями уцепилась за стальную перекладину и сокрылась в тенях, дабы лучше оценить ситуацию. Малина затаилась на её плече.

Оглянувшись, Сова увидела, как Голди выскочила из шлюза, но лишь бессильно окинула взглядом округу, выругалась, топнула ногой, махнула рукой, постояла ещё немного, прикрикнула на мутного типа, уже обнюхивающего Исследователя, после чего полезла внутрь.

“Отчаяние, горькие ранки в горле. Бессилье в руках”, - донесли первые голоса.

- Я вернусь, но когда убежусь, что с Коброй всё в порядке… И найду нам мага. Да, Малина?

Малина ухнула. Сова кивнула и почесала ей пёрышки.

***

Кобра взбирался по стальной лестнице, стуча сапогами по ступеням. Молчун грузно поднимался за ним; при каждом его шаге со ступеней осыпались пылинки и ржавчина, которую, казалось, уже всю сбили.

По левую сторону был открыт навесной бар; на цепях держался старый арбентский корабль, словно жук с разрезанным брюхом на вертеле. Его мачта была обломана, а парус давно исчез; он напоминал многие пустынные лодки, брошенные в песках. Внутри пылали пойманные в мембраны светлячки, освещая внутренности.

Разумные внутри пели и пили, но заметив двоих, один из толпы завизжал, выхватил мачете, перемахнул через прилавок, преградил Кобре путь и заорал. У этого человека были жидкие длинные волосы, почти не скрывавшие обгоревший череп, а в карих глазах блестел явно нездоровый оранжевый огонёк.

“Потерянный”, - подумал Кобра, отступив, но приготовившись к бою. “Он пробыл в оранжевом тумане достаточно, чтобы потерять разум, но недостаточно, чтобы исчезнуть в нём насовсем”.

- Чужак! Чужак! - завопил тот и затряс головой. - Ч-ч-ч-что, з-з-заикаешься? Заикаешься!? Трясутся ли твои глаза!? Скажи мне! Ответь!

“Это как с жуками, только жуки предсказуемее”.

Кобра тут же встал в стойку, широко открыл глаза, оскалил зубы подобно дикому животному и тут же кинулся, схватил оранжевого за руку и ударил его рогами в переносицу. “Потерянный” на секунду потерялся, размахнулся огромным ржавым мачете, но Кобра приложил его руку о перила.

Потерянный дал Кобре крепкую оплеуху - это яростное, быстрое движение сопровождалось визгом, Кобра на секунду потерялся и выдал потерянному апперкот. Тот упал, секунду полежал на спине, после чего вскочил на ноги с широко открытыми глазами и издал нечеловеческий вой.

Из одного барного угла спрыгнули его товарищи - четвёрка пустынных бродяг, которых оранжевые туманы так и не смогли полностью пожрать. Рогатые, ушастые и облезшие, ещё секунду назад они были заняты кое-чем другим.

Кобра и Молчун рванули вперёд, пытаясь прорваться, но толпа оказалась быстрее и перегородила путь. Напарники оказались окружены и встали спиной к спине.

- Проблемы, – хмыкнул Молчун.

“И не говори, переговоры не задались”.

Молчун сбил одного с ног ударом кулака на противоходе, а после схватил этого рейдера за шею, поднял и приложил его о пол так, что на них осыпалась ржавчина и песок с потолка. Другой рейдер с криком “Я выгрызу печень!” кинулся и огрел Молчуна с размаху железной арматуриной по голове. Кахаширу это было как удар пищащего молотка, он сразу дал напавшему в зубы.

“Потерянный” инферлинг с обломанным рогом и гнилыми зубами попробовал достать Кобру длинной ржавой заточкой, но тот отскочил и пригнулся, а после гарпуном влетел в напавшего, свалив с ног и железной перчаткой врезал ему по лицу несколько раз. Зубы инферлинга, почти мягкие, вывалились изо рта с чёрной гнилой кровью.

Кобра сразу перевернулся на спину, когда к нему уже подбежали двое. Он успел лишь поднять с живота винтовку, как её тут же попытались выдернуть, схватив за ствол, и дать её же прикладом Кобре по лицу; раздалась короткая очередь. Сквозь свежие дырки в потолке проникли три новых солнечных луча, а рейдер, в прямом смысле накормленный свинцом, постоял несколько секунд, пытаясь выдернуть у Кобры винтовку, словно не понимая, что уже умер. Его уже погасшие глаза, заляпанные собственной кровью, смотрели в разные стороны, а череп был тошнотворно неописуем.

Второму хватило времени, чтобы ногой ударить Кобру в грудь. Даже сквозь броню тот почувствовал неприятный тупой удар по ребрам. Чешуйки брони зазвенели.

- Захватчик! Я убью тебя! Ты больше не захватишь мои мысли!!! - заорал рейдер, но тут его сзади схватила за плечо чья-то очень большая мускулистая инферлингская рука, повернула к себе, и в следующую секунду “потерянный” рухнул, будто ему свернули шею.

Однако перед Коброй оказался вовсе не инферлинг. Даже не инферлингша. Перед ним оказалась крупная женская фигура со сложенными за спиной красными крыльями, а части брони были сплавлены между собой магией. Щёлочки глаз камбионши - дьявола среднего звена - горели адским огнём.

Всё внутри Кобры сжалось. “Они здесь. Уже”. Не думая ни секунды, он наконец-то выдёрнул винтовку у трупа; целая очередь вряд ли её убьёт, но возможно он вырвет себе время на побег.

Та что-то ему сказала, протянула мускулистую руку, но у Кобры внезапно весь мир поплыл вокруг; звуки растянулись, а окружение потеряло чёткость. Руки невероятно ослабели, а винтовка невыносимо потяжелела. Он сделал глубокий вдох ртом, будто задыхался, и бессильно запрокинул голову.

Гремящая музыка слилась в бессмысленный шум. Он закрыл глаза; накатил страшный сон, а перед глазами встал образ Молчуна, на спину которому запрыгнул один из сумасшедших, ножом пытаясь пробить костяную голову.

***

Всё это место пугающе трещало. С каждой секундой всё сильнее и сильнее Сова ненавидела сидеть под давящим куполом, хотя внутри неё вместе с сердечным жжением восхищённо гудела Кровавая Сова, желая вцепиться в каждого. В отрубившегося пьяницу, в рейдера, что взывал к смерти, в запуганного раба, и во всех, кто его сейчас избивал, собравшись в круг, крича радостные и жестокие песни и звуки. Жеччедрел словно гигантские пульсирующие внутренности; находиться здесь было и хорошо, будто упиваться кровью, и ужасно, словно изрыгать из себя её мёртвые потоки.

Перелетая с одной балки на другую, Сова выслеживала Кобру в этой полутьме. Его голос звучал то вдалеке, то невероятно близко, и всё это место гудело белым шумом, смешивая слова и мысли в гремящее марево.

Рядом пронеслась очередь - смерть, с грохотом разрезавшая воздух, три пули прожгли дыры всего в паре метрах от Совы, и та сразу же занырнула во тьму под балками – туда, где её не было бы видно.

Внизу, у деревянного гроба размером с дом, на железном мосту, к нему ведущему, она увидела обоих, Кобру и Молчуна, в безжалостном бою. Вокруг них люди, инферлинги и чёрт знает кто ещё. Безумно кричали, словно раненые больные животные, прущие на фермеров с копьями, невзирая ни на боль, ни на смерть.

Сове следовало помочь, она дёрнулась вниз, словно занырнула, но вдруг услышала испуганное уханье Малины и, обернувшись, увидела, что её укрытие стало в разы темней, обратившись в одну огромную движущуюся пасть; Малина находилась прямо в ней, и крылья её связаны лентами из чистой тьмы.

“Я смерть миров, я крик, что гаснет в тишине”, - гудела тень, - “я здесь, чтобы забрать тебя”.

Сова издала испуганный клич - только не Малина! - её глаз широко открылся, и внутри вспыхнуло второе пламя. Тут уже было не до Кобры, Сова стремительно рванула назад.

Тень потоком поднырнула под неё и описала дугу, оборачиваясь вокруг, подобно гигантской злобной змее; её прикосновения несли леденящий душу холод. На лице Совы от холода появились ранки; когти, начинённые магией, рвали Тень словно полотно, пока та сжималась всё туже и туже.

Лоскуты темноты разлетелись вокруг, растворяясь в воздухе. “Дыхание смерти в ночи заставляет кожу леденеть. Она прячется в пещерах, она прячется там, где давно не светило солнце. И она тянет. Тянет к себе”.

И как только голос сказал это, Сову внезапно спеленало по рукам и ногам, обездвижило. Словно паук сжал в своих сетях осу. Она рвалась, она кричала и пыталась хлопать крыльями, что увязли в чём-то холодном, липком и тягучем, иссушающим её кожу.

Чувство перемещения: не стрелой, летящей по своей воле, а безвольно утягиваемой добычей, что попалась в холодную ловушку. У Совы не осталось мыслей, и в её голове не звучали звуки, лишь билась ярость и ужас пойманной в силки птицы.

Внезапно ярость прекратилась; что-то ударило Сову в голову. Не железное или деревянное, а нематериальный поток энергии, вводящий в оглушённое потерянное состояние.

“Маленькая пташка, опаснейшая пташка… Я поймала тебя. Схватила тебя остроконечными пальцами”.

- Услышь же меня.

Голос раздался средь бесконечной чернильной тьмы, словно особенно громкая мысль. Женщина была тихой как шёпот, и всепоглощающей, словно смерть. Сову оглушили её отчётливые слова, что раздались в темноте, где даже голоса посмели умереть.

“Почему так тихо?”, - слышала она себя, - “Почему так ужасно тихо? Я ничего не вижу…”

- Увидь же меня.

Из темноты вынырнуло лицо, оно было бледное, словно блестящая пустыня с двумя широко открытыми чёрными глазами, в которых, казалось, ничего не было, кроме двух белёсых сверкающих зрачков. Это лицо принадлежало женщине, но то была лишь маска для самого тёмного духа, поднявшегося из холодных глубин.

“Белый лёд, сковавший подземный мир. Тени отрастили пальцы”.

Сова дёрнулась, и путы сжали её крепче. Она почувствовала внутри огонёк, маленький, притушенный, окружённый внезапным холодом. Она глубоко и быстро задышала носом, поддерживая ещё не потухшую в себе искру.

- Когтями своими я вырву глаза твои, упьюсь твоей кровью, а ты в ней захлебнёшься, - быстро плюнула ей Сова и дёрнулась в её сторону. Путы не дали, но и показали, что не так крепки.

- Маловероятно, - хмыкнула фигура, её лицо осталось недвижно. - Ты демон. Полна боли и злобы. Это место тебе под стать, но мы таких как ты не любим. Мы таких убиваем.

- Логово ваше - место охоты моей. Священной, кровавой охоты.

- Молчи, пустая оболочка, тупая плоть и дешёвая кровь, ибо говорю я не с тобой, а с наполнением твоим, - зашипела заклинательница тени.

Сова дёрнулась, болью отозвалось всё лицо. У волос резко прорезались совиные перья и распушились, источая капельки крови.

“Холод в сердцах наших обернётся пламенем! Не дать теням перекрыть наш свет! Вернём их на место!”

Сова рывком вырвалась из теневой оболочки, разорвала силки. Тени подступали к ней, но она издала дикий совиный вой, и сильными хлопками крыльев разогнала тень. Под кожей на пальцах проросли перья, прошедшие сквозь стальные перчатки.

Они оказались в тёмном помещении, в которое проник единственный чёткий луч солнечного света, не смевший осветить пространство во тьме. Множество разбитых зеркал, расклеенных на стенах и под потолком, отражали этот свет, превратив помещение в ночное небо, изукрашенное еле заметными блестящими росчерками.

Тень исчезла, словно растворилась во тьме. Стремясь найти её, Сова увидела себя в осколке зеркала; её лицо обрело хищные совиные черты, а из-под повязки выползали чёрные “щупальца” потустороннего влияния.

Аккуратно подцепив лямку повязки, она увидела в зеркале, что её глаз - чёрный провал с багровой точкой, вспыхнувшей ярко и резко - окрасил весь мир в иные цвета. Вся Тень стала живой жидкой материей и танцевала и извивалась по стенам.

“Плоть. Оголённая, боящаяся боли плоть”.

Сова со свистом пролетела, разрезая собравшуюся тень, она видела чуть заметную фигуру, плавно перетекающую от неё, и наконец её нагнала. Вонзила в неё когти. Другие сжала на её шее, повернула к себе её лицо.

- Эй, не…

“Новый голос, незнакомый голос. Не заигрывайся, сказал он. Остановись. Ты кое-что забыла. Кое-что невероятно важное. Гром, ударивший средь зеркал”.

Испуганный совиный вопль. «Боль. Вот что ты забыла!».

Она дёрнулась в сторону совиного крика. Её вело уже не сознание, а ощущения, и лишь усилием воли она смогла удержать себя на месте.

Маленькая сова лежала, распластанная, а на её крыле стоял крупный кожаный сапог, прижимая её, сначала трепыхающуюся, но потом выбившуюся из сил от боли.

Что-то в Сове дёрнулось.

“Убить! К глазам!”

«Мой тотем! Мой фамильяр! Душа от плоти и крови и от души моей! Я убью тебя, та, кто ступает на её крыло! Я убью тебя тысячью смертей!»

- Нет! – лишь раздалось из глотки Совы испуганное слово, и она замерла, не смея приблизиться. Мысли в голове хлынули потоками чувств без всяких слов. Словами занимались испуганные разлетевшиеся голоса, которые она всеми силами унимала, дабы услышать хоть что-нибудь.

Её тянуло вперёд, но она удерживала себя. Если она дёрнётся, сапог просто раздавит Малину, и живой она её больше не увидит.

Над тельцем птицы наклонилась большая фигура и бесцеремонно взяла птицу за шею двумя большими фиолетовыми пальцами, поросшими лёгкими костяными пластинками.

Фигура была женской, почти под два метра ростом, очень широкой в плечах. Облаченная в жесткую броню из кожи, хитина, стали и острых костей, некоторые из которых напоминали заточенные пальцы. На одном плече находился наплечник из черепа.

У фигуры было заостренное лицо с лёгким костяным налётом, что заканчивался двумя маленькими наростами, закованными в сталь. Стальные зубы, пирсинг на лице, несколько рогов на голове, тоже из стали и костей, стальные держались как головной убор, цепляясь за костяные.

Её перчатки, казалось, содержали в себе невероятную силу; они хрустели позвонками убитых, а на поясе висели две заточенные чёрные пластины с рукоятями, соединенные цепями, что позвякивали с каждым её шагом. Тесаки.

Малина казалась совёнком в её руках. Раненым, но бьющимся с новым приливом адреналина. Безуспешно. Два пальца держали её как стальные клешни, которым безразличны когти.

“Испуганный комочек средь безжалостной стихии. С такой нельзя бороться, нельзя против неё идти, от такой нужно бежать. Лететь!”.

“Только если в тебе трусость! Мы убьём её! Нам никого не спасти, но мы ещё можем отомстить! Я дам тебе сил - вырви её глаза! Сначала ей, потом этой гадкой змее, что возомнила себя повелительницей теней! Я буду всасывать её сосуды, словно сухие травяные стебли… И наслаждаться этим!”

- Слушай меня внимательно, - сказала фигура голосом твёрдым, как подножие скал Кардеморна, и жестоким, словно специально оставленный ржавым нож. - Иначе рука моя дрогнет. И что-то сломается.

В подтверждение она чуть крепче сжала пальцы; сова в её руках, словно игрушка, запищала от боли и перестала сопротивляться. После она чуть расслабила их, дабы Сова это увидела.

Фигура подошла к Сове на несколько шагов. Та застыла, не понимая, что от неё нужно, но отгоняла, почти физически, голоса, что пытались к ней прорваться. Она отступила, бессильно размахивая руками.

“Последняя нить жизни - артерия, на которой держат убийственный палец. Прижмёшь, и больше не увидишь лучшего друга. Никогда”.

“Она сделает это! Она в любом случае сделает это! Никакой пощады! Мсти за то, что она сделает в будущем! Ты охотница, ты хищница! Она лишь смертная!”

“Руга”.

- На колени, - приказала кахаширка.

“Ни за что!”

“Нет-нет-нет!”

Малина пискнула, когда пальцы чуть сжались на её горле, и попыталась подтянуть лапы, чтобы царапнуть ту, кто её держал, но видно в ней животных сил всё же не хватило; она истратила их все, когда боролась с сапогом. Теперь её крыло, грязное, просто висело полураскрытой тряпкой из перьев.

Сову настиг порыв сделать рывок вперёд, с диким воплем вырвать кахаширке глаза. Но она сдержалась и рухнула на колени; ей часто приходилось сдерживаться. Кахаширка криво улыбнулась шрамированным ртом.

- Хорошая девочка. Если ты будешь послушной псиной, твоя игрушка ещё поживёт. Если нет; сначала я убью её, потом переломаю твои кости и… “смерть твоей крови, всей крови, что близ тебя, я принесу им муки, я убью их из скуки”. Кроме кахашира; ему я отрублю голову безболезненно, одним ударом, после того как насажу на клинок его кишки. Он всё-таки семья.

Она проговаривала каждое слово, чтобы Сова точно могла услышать, и та действительно старалась, пусть голоса иногда и перебивали.

Сове казалось, что всё вокруг плясало хороводы; её взгляд бегал от Малины со слезящимися глазами до рта Руги, жёсткого, словно перемолотые камни, который дробил для неё слова. За её зубами, казалось, не было совершенно ничего.

- Вас… “Убью тебя, голову тебе разобью сапогом, переломаю тебе кости, жукам скормлю. Тебя и Кобру. Отдельно”.

Сова непонимающе потрясла головой, пытаясь понять, что Руге нужно. Та резким движением опрокинула Сову ударом ноги чуть ниже шеи, после чего поставила свой тяжёлый сапог ей на колено. Сова сначала охнула, а после зашипела от боли.

- Отвечай! - рявкнула Руга, показывая, что шутить не намерена. - Вас шестеро!?

- Восемь! Восемь!

“Золото, сигары, молчанье, чешуя змеиная, чешуя жучиная, перо совы и волосы совы, душ вместилище из стали! Восемь!”

- Как зовут!?

- Знамение слова моего - Сова! Кровь - моя река, сердце моё - боль.

- Кто с тобой, “дай ответ, иль будет больно”, собака? - спросила та спокойнее, но чётко.

Сова начала называть каждого, скалясь от боли и шипя от злобы. Внутри Кровавая Сова бесновалась, требовала вырваться наружу, разорвать ненавистную плоть. Тени танцевали вокруг, сушили кожу своим холодом. Сапог больно давил на колено, обещая перемолоть его в пыль и сухожилия.

- Кобра, Ворчун, Молчун, Голди, Малина, Громдак…, - шипела Сова от боли. - Исследователь…

- Исследователь? Он с вами? - Руга заметно напряглась. - Этот людской ублюдок?!

Она схватила Сову рукой за шарф, так, чтоб в случае чего ударить её затылком о пол. От неё нахлынул удушающий запах крови, масла и чеснока.

Этот запах страшно кружил голову, Сова ничего не могла ответить. Она ощутила, как от чувств, бушующих внутри, умирал её разум, как клинками прорезались на её лице перья.

“Кровь! Кровь! Кровь!” скандировали голоса вокруг, когда Сова смотрела Руге прямо в глаз, хищно оскалив зубы, уже думая ни о чём. Лидерша Жеччедрела была слишком близко.

***

Обычно, когда вырубают во время драки, то очухиваешься, и голова трещит по швам. Сегодня был другой случай; Кобра открыл глаза как после странного сна. Он ощутил себя чуть онемевшим и почти невесомым, хотя слабо ощущал габариты своего тела.

Под деревянным потолком, закованным в тонкий слой пустых жучиных яиц, летали светлячки. Подстилка, на которой Кобра не то лежал, не то сидел, была сплошь из дерева, о которое можно было легко занозиться.

Молчун сидел рядом. Жевал большой бутерброд из кактусового хлеба и какой-то начинки, происхождение которой, наверное, никто в мире не хотел бы знать. На нём виднелась пара порезов, но они уже поросли каменной сукровицей.

- ...А потом она предложила: давай наведаемся в город неподалёку отсюда? Там сможем заработать на первое время, а дальше решим, что нам делать. Согласен-согласен, люди прибывают сюда с куда более интересными историями. Но справедливости ради, я именно так тут и оказался.

Говорил довольно молодой задорный парень с лёгким огоньком в голосе и странным неместным, почти незаметным, акцентом. Кобра поднял голову, слегка щуря глаза, как голос сразу же оживился.

- О, это ли не наш главный переговорщик! Марк “Кобра”, сэр, большая честь с вами познакомиться. Прошу меня простить за усыпляющее заклинание; вы чуть не разнесли голову моей подруге.

Парень сразу же протянул руку. У него была бледная, совсем не обгоревшая кожа (что было чудом), бакенбарды (что совсем не шли его молодому лицу) и русые волосы средней длины. Глаза - серо-голубые - прятались за стеклянными очками с широкими толстыми линзами.

Парень был ухожен и одет в типичный стимтурский наряд, который усердно старался сойти за местный: тканевый пыльник скрывал под собой белую рубашку с тёмно-зелёным жилетом и разными маленькими медными и латунными приспособлениями, вероятно, поддерживающими его в холоде.

Многочисленные обереги и перчатка, инкрустированная незнакомым камнем, выдавали в нём магического знатока, как и сумка через плечо, довольно маленькая для настоящего длительного похода. За пояс был заткнут револьвер.

Авантюрист. Из Стимтура, скорее всего. Иномирец из удивительной земли, где всё подвержено божественному порядку, и нет случайностей. Никаких случайностей.

Парень первым делом взял руку Кобры и начал его трясти, рукопожатие у него было крепкое.

- …да? - Кобре было тяжело сориентироваться, он будто спал и видел странный сон.

- Конечно-конечно! Сэр Молчун мне уже рассказал достаточно о вас, чтобы вас зауважать. Хотя у нас есть и другая вещь, что нас объединяет.

- Какая же? - Кобра приподнял бровь.

- Берёза, расколотая грозой, в поле всё стоит…, - сказал тот и застыл, приоткрыв рот и глядя на Кобру так, словно ожидал от Кобры продолжения.

Сердце у Кобры защемило. Он посмотрел, а после выдохнул.

- Не буду я повторять бред про распустившиеся листья, что поют иголками, - после чего оперся о стол, подперев голову. - Не помню, чтобы Отто о тебе упоминал, стимтурец.

- О да, он редко говорит о своих друзьях. Хоть я и сомневаюсь, что был ему так же близок, как например вы, мистер Марк, - незнакомец из “тусовки Ина” рассмеялся. - Пускай наши дороги и приводят нас в разные части мира, где-то в прошлом меж нами всеми есть нерушимая связь того, что было. Этими знакомствами наш мир и крутится.

- Он сам где-то тут? - спросил Кобра, осматривая бар и его посетителей. Компания рейдеров шумно бухала, пара “потерянных” раздирали шкварки из мясожука, разбрасывая их по столу. Несколько бродяг неизвестной принадлежности занимались своими делами. Столик Кобры явно выделялся.

- Возможно, какая-то его часть, - таинственно улыбнувшись, сказал незнакомец, снова обратив внимание на себя. – В конце концов, есть у меня чувство, что мы все тут несём его слово в своих сердцах. В той или иной части.

Кобра увидел высокую рогатую фигуру с крыльями, что таща в руках четыре больших кружки, направлялась к ним, приветственно подняв две из них.

Алая кожа, сплавленная магией броня из лома и кожи, навешанная в два слоя. Она казалась своеобразной ёлкой со старых подарочных открыток из иных миров. Её виски были выбриты, а тёмные волосы опускались вниз, связанные вместе. Камбион, никаких сомнений, но…?

- Кто это? - спросил Кобра, показав на камбионшу, но та уже сама подошла, со стуком опустив кружки на стол.

- Очнулся! Чёрт, парень, ты меня чуть не застрелил. Бам, и не было б Эвелины.

- Эвелина, моя добрая подруга, опора и защита, - улыбнулся Кобре незнакомец. - А меня, если что, зовут Алекс Мур - искатель, монстровед и совсем немного волшебник. Вот, теперь господа и дамы знакомы, можем как следует выпить, что скажете? Где там моя кружка?

- Держи, травохлёб, - с добродушным хохотом Эвелина пододвинула к Алексу кружку, судя по всему, обычной воды, после чего тот закинул в неё порошка и произнёс заговор.

Кобра взял свою кружку; та была заполнена мутной лёгкой брагой местного разлива, видимо разбавленной с горячительной слизью. Пахло забродившими носками, а вкус веселил сердце и отдавал старыми тряпками, обветренными пустыней. Вполне приемлемо. Для десейрийца.

- То есть, ты маг… Ты камбион, - Кобра перевёл взгляд на Эвелину. - И вы тоже знаете Отто Ина?

- Не, я этого дорка не знаю, - Эвелина приложилась к кружке и смахнула пену с лица. - Больно мы с ним взглядами не похожи. Да и Ал тут не то что бы с ним обжимался.

- Но! - Алекс поднял палец. - Всё же был с ним в тусовке и до сих пор иногда поддерживаю контакт. Если хочешь, могу ему о вас рассказать, а могу и не рассказывать.

- Не стоит. Ему незачем о нас знать, – хмыкнул Кобра, отхлебнул и спросил. - А почему разошлись? - он чуть сдвинул брови.

- Если ты с Отто, это значит, что ты потерян. Оттонизм так и говорит: “в темнейшую ночь судьба нередко ведёт нас, когда более не ведёт нас ничего. И Ин вёл многих за собой в часы их тьмы и ведёт до сих пор”.

- У Отто есть своя религия? – у Кобры брови поползли вверх.

- Ага, появилась без его ведома, как байка. Оказалось, что некоторые энтузиасты решили возвести его в лик одной из атеистических конфессий, считающих, что каждый разумный имеет в себе зачатки искателя, но многие их просто не реализовывают. Оттонисты ставят альтруизм своей высшей целью, но после него знание. В основном у них большую роль в мировоззрении играет “Судьба”, в искательском её понимании; как субстанция, которой обладает разумный или сущность, что за ним приглядывает. Ну ты, наверное, понимаешь.

- Примерно, - Кобра пожал плечами. - Я не очень разбирался в конфессиях…

- И это, справедливости ради, совершенно нормально, - Алекс добро улыбнулся, поправил очки. - Религиозные отклонения не очень популярны во Франгире, так как мир сам нередко нам говорит о том, как он работает. Десейра и вовсе далека от всего этого. Мы знаем, кто такие боги, что они существуют; они говорят нам, что хорошо, а что плохо. Однако во многих цивилизованных частях нашего огромного колеса это всё ставится под сомнение из-за множества возникающих противоречий.

Молчун бросил взгляд на Кобру и беззвучно хмыкнул, пережевывая сэндвич. “Ты вязнешь в диалоге, как в песках. Сказать тебе тут нечего, а мы теряем время”, - словно говорил он, и Кобра хмыкнул, но ему на самом деле было интересно это послушать, хотя бы после того как они решат все дела.

- Слушай, это конечно круто, но я сменю тему.

- Конечно-конечно, меняй, крути как тебе вздумается, - добродушно кивнул Алекс, примирительно подняв руки вверх. Говорил он много и быстро, всюду желая вставить слово.

- Ты ведь маг, верно? Можешь ли ты чинить предметы?

- Ха! Могу ли я чинить предметы? Этот замечательный сэр спрашивает, могу ли я чинить предметы, - парень задиристо пихнул Эвелину под бок локтем. - Сэр Кобра, вы точно нашли правильного человека. Чинить вещи; от разбитых сердец до сюжетных дыр в сценариях – это, считай, моя специальность.

Эвелина только хохотнула в кулак, легонько пихнув его в бок, но от её силы Алекс всё равно получил куда больше, чем вкладывал в свой дружеский удар, он аж охнул.

- Что насчёт металлического танка, у которого сломались важные части, которые нельзя просто заменить? Их починить сможешь?

- Это, эм…, - маг замялся на секунду, приподнял бровь, снял шляпу, почесал затылок, положил шляпу на стол и выразительно развел руками. - Не самая странная вещь, которую я чинил. Конечно смогу, если там всё дело будет только в магии.

- Точно? - спросил Кобра.

- Он как-то раз починил старые башенные часы в заброшенном поселении, чтоб эффектно появиться под удар колокола на моей дуэли. - Эвелина стукнула его в плечо. - До сих пор наверное в полдень звенят, как миленькие. Конечно сможет, ты просто скажи ему, что где крепить.

- Да я сам не то что бы механик, - Алекс несколько замялся, хмыкнув в кулак.

- Хорошо, - Кобра пожал плечами.

“Дьявол, а почему бы и нет? Лучше уж он, чем никого. Не хочу тут оставаться дольше нужного… Потому что он может быть сложнее, чем кажется? Может стоит повременить с тем, чтобы давать им «код»?”

- Не могу не спросить ещё кое-что…, - Кобра посмотрел на Эвелину. – Ты камбионша?

- Агась, – она повернулась к нему и улыбнулась жёлтыми острыми зубами. – А у тебя меткий глаз, инферлинг.

- К какому дому ты принадлежишь? – спросил он, чуть сощурив глаза.

- К дому Эвелины и Алекса, – хохотнула она. – Когда у меня появилась возможность избежать смерти, я просто ей воспользовалась. Жить камбионом далеко не так плохо, как тебе может показаться. Среди смертных я как динамо-едрить-её-машина.

- Выходит, никому ты не подчиняешься?

- Подчиняюсь? Не, я свободна как ветер в поле. Лечу куда пожелаю, ногами зубы выбиваю, – срифмовала она, хлопнув себя по крепкому плоскому животу.

- Нам нужно повидаться с Ругой, – вмешался Молчун, закончив с едой.

- С большой и сильной ржавой скалой? Ха, а вы смелые. Это качество сильно ценится среди искателей, - хохотнул Алекс, а потом наклонился к Кобре и сбавил тон. - Но какого лесного духа ты у неё забыл?

- … Никакого? - неуверенно ответил Кобра. - Молчун её брат. Нам нужно убежище на время починки. Мы надеялись договориться.

- Ох, ребятки…, - Алекс хмыкнул. - Слушайте тогда внимательно, я скажу кое-что, как товарищам по тусовке.

Молчун наклонился и уставил внимательный взгляд на Алекса. Эвелина развалилась спиной к ним, спокойно и повседневно окинув бар взглядом, словно ничего интересного не происходило.

- Мы её нанятые телохранители. Одни из нескольких. Руга не очень доверяет людям, кроме своей «танцовщицы с тенями». Эви понравилась Руге, вот мы у неё “подрабатываем”, если так можно сказать. Руга не самый приятный в общении кахашир, а они обычно нападают с тесаком без предупреждения. Без обид. - Алекс посмотрел на Молчуна. Молчун спокойно пожал плечами. - Она зарубила своих трёх братьев, одну сестру и вывесила их головы у трона. Мутное дело, связанное с наследством или вроде того. Будь я её братом, держался бы подальше, и разговор начинал бы с оружия.

- Буду иметь в виду, - кивнул Молчун, но видом дал понять, что отступать не собирается.

- Уверен? - спросил Кобра. - Если Руга хочет тебя убить, может нам просто взять механика и уйти?

- Отец Руги - кахашир очень высоких качеств…, - произнёс Молчун и многозначительно обвёл всех взглядом. - Уйти не выйдет. Она уже знает, где мы, и что, возможно, планируем.

- Если ты её знаешь, у тебя есть план?

- На нашей стороне бомба, - пожал плечами Молчун. - И где-то тут Сова. У нас есть козыри в рукаве.

- Сова где-то тут? Я же велел ей сидеть и охранять Ворчуна, - прошипел Кобра, пытаясь понять, где он облажался. Молчуна это не сильно обеспокоило.

- Ворчун передал; она не послушалась.

У Кобры засвербело сердце. Даже в Граде Славы Сове было ощутимо хуже, как же она чувствовала себя тут, в обстановке в разы более враждебной? Плохо ли, или внезапно хорошо? Это отчего-то стало его главной заботой.

- Ладно, если этого не отложить, то лучше отправиться сейчас, – сказал Кобра и резко встал. Сову нужно было найти как можно скорее, да и чем больше они ждали, тем больше Руга о них узнавала.

- Довольно пойло лить, - согласно кивнул Молчун и встал.

- Думаю, вам, Алекс, нужно с нами, – заметил Кобра.

Тот согласно кивнул.

- Да, мы с Эвелиной проследим, чтоб никто больше вас не доставал по пути, сэр Кобра. Да и в случае чего, мы станем той маленькой каплей удачи, которой вам не хватит, – подмигнул он, надевая шляпу. – Можете на нас положиться.