Моряки Зелёного Моря

Глава 21 "Счистить с перьев копоть"

Запах жжёного бензака гнал кровь по венам. Руга лицом принимала жесткий сухой ветер под палящим солнцем, ощущая, как боевые барабаны своим темпом гнали её кровь, донося каждому, что они уже приближаются к своей цели.

Закованная в тяжёлую цепь с серебряным покрытием, извивалась от боли Колдунья, скаля окровавленные зубы. Её дьявольский облик рвался наружу, но грязное серебро вжигалось в её кожу, а стальной ботинок вжимал переломанное инфернальное плечо в раскаленный солнцем настил кузова.

Колдунья сопела и плевалась кровью, её одежда стала сухой и ломкой от застывших тёмно-багровых пятен. Её полуисчадия были порабощены; многим из них пришлось лишиться всего лишь своих господ, другие же лишились своих голов. Монструозные морды отказавшихся висели на капоте. Те, кто присоединились, частично восполнили потери среди злобной раненой орды. Орды, что чуть не захлебнулась кровью, но теперь, отплевавшись, жаждала ещё.

У Руги всегда был план, она всегда знала, ради чего отправляла людей убивать, жечь бензак, ссыпать отстрелянные гильзы. Однако сейчас у неё была лишь кровь на зубах и убегающий брат.

Это не была пощёчина, о нет, это не был даже шлепок по заднице; это был унизительный удар под дых и плевок в затылок. Прилюдный. Непростительный. Пока те, кто шли за ними, обливали её лагерь слизью и предавали огню.

Она собрала самых ярых, самых злобных. Забила их раны полуисчадиями, а в Жеччедреле оставила самых надёжных и трудолюбивых. Самых грозных погонщиков, чтобы управлять рабами. Самых умных ковалей, самых ловких штопарей, чтобы они восстановили их город.

Марк Кобра. Марк Кобра. Марк Кобра. Когда Жеччедрел был молод, Кобра принёс в него демона, что разорвал каждого четвёртого разумного и обвалил каждую вторую опору каждого первого шатра, а после исчез, погребённый под руинами. И он вернулся спустя много лет… Только сейчас ущерб был сильней, но город стал крепче, город выстоял.

Это было хорошо; Руга заберёт голову Гурхрама и вернётся в горы Кардеморна. Жеччедрел не удержит её от победоносного возвращения. Своей силой, своим напором она способна заработать большее, чем город посреди пустыни, полный озлобленных, но жалких ущербных людей, инферлингов и всех остальных, чья кожа мягка и опалена солнцем с рождения.

И ещё эти двое - камбионша и слизняк-иномирец. Для Руги их головы были вторым заработком: первую она собиралась сдать одному инфернальному дому, для улучшения отношений и замирения. Очень выносливая, сильная скотина; схватить её нужно было во сне, крепко, не давая шанса ни дать отпор, ни улететь, но они не успели. А второй? Отрубить ему пальцы, вырвать язык и продавать тягловым рабом или жучиным племенам, мешком для их размножения; использовать его было бесполезно, он бы тут же сдох, а дурак-торговец мог бы его взять. В ином случае он был бы слишком опасен, учитывая, что умел колдовать.

Теперь она собиралась прижучить этих двоих уже не из желания богатства, а за то, что посмели её предать. Никто не предаёт Ругу Кровавые Скалы и уходит безнаказанно. Даже те, кого она собиралась предать сама. В пустыне лишь Руга та сила, которую стоит бояться и уважать; сопротивляться ей настолько бессмысленно, что если она решила убить, то лучше просто встать на колени и подставить шею.

Чёткие следы колёс, пронзавшие песок не больше половины дня назад, ясно вырисовывались среди гальки и песка, ещё не заметённые ветром.

- Чуешь, червь? - спросила она у колдуньи, потянув за цепь и подняв её голову к горизонту, где темнели и сверкали свинцовые тучи. - Гляди. Там твоя добыча, которую я заберу себе. Ты говорила, что если твоих сил не хватило, то и моих не будет достаточно? Очень ошибаешься. - Кахаширка-босс оскалилась, наклонившись к пленнице. - Твои люди будут смотреть, как я свершу то, что пообещала ты. А ты лишь извивалась и стонала от боли, умирая от голода.

Колдунья дёрнула головой и заворчала, но железный намордник мешал ей издавать даже осмысленные звуки. Руга повернулась к бойнице на фуре, в которой находились её приближённые.

- Насадить этого червя на столб! - приказала Руга, резко подняв связанную цепями колдунью. - Я хочу, чтобы она сияла на солнце и светилась в ночи, мои воины! Пускай все видят, как заканчивают мои враги!

И когда двое утащили мычащую и дёргающуюся колдунью крови, Руга стиснула рукояти тесаков, прозвенев цепями. Если ей было сложно убить Гурхрама тесаками в первый раз, то во второй с большей яростью, с большим усердием, это точно получится.

Она это просто знала.

***

- Готовы? - спросил Кобра, повернувшись к остальным.

Они были готовы ровно настолько, насколько были не готовы. Одни решительно кивали, сжимая цепи. Другие иногда хмуро или взволнованно переглядывались. Цепи чуть блестели подготовленным серебряным покрытием, а среди них в этом коридоре собрались опытные маги, но всё равно это никого не успокаивало.

Не успокаивался и совиный демон. Всё это время он не спал, он боролся, скрежетал, вопил и прямо сейчас, видно чувствуя недоброе, бесновался ещё сильнее. Кое-кого это успокаивало; не может же демон всегда находится на пике своих сил. Значит к ритуалу он должен выдохнуться.

Кобра же не был уверен; никто ещё не рассказывал историй о спящих или хотя бы сонливых демонах; может быть они никогда и не спят. Может им нужно лишь питаться чужими душами, чтобы поддерживать себя в порядке? А может и едят они тоже исключительно воспоминания о том, то им нужно есть?

- Мы постараемся сделать всё возможное, сэр Кобра, – кивнул Алекс, почесав свои короткие бакенбарды. Глядя на это, куда более бородатый Хэнк хмыкнул.

- Все справятся и останутся живы, - обратился Отто к группе. Кобра отошёл от вентиля на двери и подпустил Голди. - Мистер Марк попробует успокоить Сову, Алекс и я поможем ему магией. Наши мускулы, Хэнк и Эвелина, помогут сковать её цепями. Дальше мы постараемся транспортировать её по оговоренному маршруту.

Все приготовились. Иметь план на первую часть было хорошо; роли были распределены, и цель более чем ясна. Осталось только не подвести.

- А что дальше? – спросил на всякий случай Алекс.

- Мы доведём её до места ритуала. Эвелина, Хэнк, Голди, Молчун, вы удержите Сову на месте, не дав ей навредить себе. Мистер Алекс, Кобра и я проведём экзорцизм. Остальные остаются тут, наблюдают за горизонтом. – Все понятливо кивнули, когда Отто окинул их взглядом, а потом скомандовал. - Мисс Голди, открывайте.

Голди начала крутить дверной вентиль, Кобра мысленно приготовился. Вой по ту сторону прекратился. Все с ужасом увидели глубокие борозды, оставленные когтями в металлических стенах. На полу лежали куски разорванной окровавленной наволочки. На стенах местами были вырезаны, словно ножом по коже, различные инфернальные символы. Демон уже давал знать, что тут начинается его логово. Осколки потолочной лампы блестели рядом с белыми перьями, покрытыми кровью.

Вой заглох вместе со скрежетом сломанной изнутри двери. В кромешной тьме полоской света был выхвачен отдалённо человеческий силуэт.

Сова висела под потолком, вцепившись когтями и изогнувшись как злобная летучая мышь. Её лицо застыло, когда свет коснулся её, она оскалила зубы как загнанное животное. Её глаза полностью почернели, её щёки плотно поросли перьями, белыми и бурыми, от шеи и ниже торчащими сквозь обрывки одежды. Её руки - птичьи когтистые лапы с плотной сморщенной кожей и чешуёй жёлтого цвета. Ноги изогнуты. Крылья, распушённые и огромные, казалось, были больше неё самой.

- Сова…, - произнёс Кобра, обращаясь к ней, - Мы здесь, чтобы помочь тебе. Сейчас мы свяжем и вытащим из тебя демона. Прошу, доверься нам.

Неизвестно, слышала ли Сова, или в её теле не осталось уже никого, кроме могущественной кровожадной сущности, однако она издала пронзительный клич, от которого замерцали даже выключенные лампы. Лишь на секунду померкнув, свет вернулся яркой ослепительной вспышкой.

Отто выставил вперёд резко засиявший амулет в виде Колеса. Колесо Франгира сияло, заставив демона сжаться; на его коже заплясали солнечные зайчики, с шипением источая белый пар.

- Сейчас! После второй вспышки! - крикнул Отто.

- Нет! – по-человечески выкрикнула Сова. - Нет!

Демоница кинулась вперёд, но была перехвачена; камбионша и Хэнк попытались повалить её на пол каюты, используя цепь. Когти сверкнули в бликах света, Отто дал ещё одну вспышку вместе с божественным словом, которое оглушало потусторонних существ. Кобра инстинктивно сжал зубы, готовясь к рывку.

Кобра подскочил, схватил Сову за плечи и помог остальным её связать. Она дёргалась, заставляя цепи скрипеть. Её мышцы внезапно вздулись силой почти двух пескомерок, и лишь вспышки Отто ослабляли её.

- Сова, держись! Не давай ей сломить тебя. Не двигайся, мы сами всё сделаем. Доверься мне, - Кобра старался говорить как можно проникновеннее, глядя Сове в лицо. И даже когда та резко бросалась, пытаясь зубами вырвать ему глаза, он уворачивался, но всё равно держал её.

- Убью! Я вырву твоё сердце! Умоюсь в твоей крови! - до хрипоты орала она вперемежку с совиными взвизгами. Её отсутствующий глаз казался глубоким чёрным пятном, внутри которого горел болезненный кровавый свет. - Убью! Убь.. Мркг! Вгрг!

В конечном итоге её удалось скрутить и поднять на плечи, чтобы она не отталкивалась от пола. Её лицо затянули плотной тканью, облитой священной водой, чтобы не кусалась, и чтобы влияние демона сошло с её головы.

Сквозь кожу Совы на свету проступали вздувшиеся сосуды и символы. Её тело казалось перекрученным, словно что-то ломало её изнутри невидимой страшной силой, выходящей из кожи вместе с паром от святой воды.

- Несите её на выход!

- Так… хорошо… Всё в порядке, Сова, мы рядом.

- Через коридор, налево, ой, направо, направо! Сюда, короче, бача!

- МГМРК!

- Ох! Ну и идиоты…, - испуганно выдохнул Ворчун, стараясь не мешать, но и не способный просто игнорировать процесс.

Её вытащили наружу. Сова брыкалась и дёргалась, вопила и изгибалась, пыталась крыльями порвать цепи, которыми была обмотана. Малина, её сова, испуганно прыгала, в итоге села к Кобре на плечо и громко ухала, расправив крылья, глядя в её сторону, пока её уносили, стараясь держать над собой.

Выход из Исследователя не прошёл без эксцессов. Наружу выбрались Молчун и Хэнк. Эвелина держала Сову, собираясь рывком спрыгнуть с борта Исследователя и приземлиться с ней внизу, не дав ей себе навредить, однако когда камбионша отправилась в полёт, план пошёл не так. Сова взбрыкнула, со стороны показалось, будто из неё вырвалась длинная пернатая шея, они приземлились с грохотом; одержимая скрежетала окровавленными зубами и куском кости - камбионша всего лишь сжала своё крыло, рывком отскочив от бешеной.

- Останки раскидаю по круге! Затоплю сами дюны! Кровью! Кровью! Нет! Нет!

Тряпка с лица свалилась на песок, кожа у рта Совы покрылась белым пятном, то расползаясь, то сужаясь, источая пар.

Сова стала двигаться активнее; магические путы Алекса с неё слетели, тот соскользнул с лестницы, кинулся в сторону Эвелины, ослабив хватку.

Одержимая одним силовым движением, Сова подобно гусенице вскочила на задние лапы и издала оглушительный болезненный рёв, в воздухе засияли кровавые символы, пока она кружилась на месте, словно её ноги были не связаны, а вкопаны в землю.

Молчун кинулся на неё, схватил за плечи и рывком повалил на песок. Вместе с Хэнком они навалились и крепко вцепились, пытаясь не дать ей вырваться, но Сова, даже связанная, умудрялась рывками раскидывать двух мужчин выше и шире себя. Кобра настроил свою энергию и направил, чтобы удержать демона, сплести вокруг него магические путы, сжать, не давая двигаться.

Ветер бросал в глаза редкие горсти песка и шумел в ушах. Группа довольно собранно разделилась на две: одни отправились в отмеченный Отто пролом в штормовом столбе, другие остались снаружи.

Отто шёл впереди; созданный им магический шар медленно и безмятежно летел за ним, хотя крики Совы будто сотрясали всю гору.

Молчун крепко держал Сову за ноги и, прижимая к себе, тащил так, чтобы не давать ей дёргаться. Позади него Хэнк нёс Сову под руки. Та брыкалась, рвалась, изгибала шею, шипела и свистела, выдавая из себя все силы. Рядом камбионша с порванным крылом страховала их, помогая держать голову Совы так, чтобы та не изгибалась, пытаясь ухватить кого-нибудь. Кобра шёл по другую сторону, страховал, но в основном стремился успокоить и показать, что они стремятся ей помочь.

Иногда это даже давало эффект; Сова прерывала отчаянные попытки освободиться рыданием и напряжённым сопением. Она прикусила язык до крови и иногда просто отрывисто ревела, пуская сопли. Её волосы казались мокрыми и жидкими вместо привычных, пышных и сухих. Перья на лице вымокли и иногда источали из себя тонкие чёрные струйки.

Демон понял, что вырваться не получится, и попыталась вонзить в саму себя когти, но общим заклинанием Алекс и Кобра сковали её магическими путами, держа практически в коматозном состоянии, где она лишь дёргала головой из стороны в сторону, глядя по сторонам невидящими чёрными глазами.

***

Плохо. Плохо. Плохо.

Страшно. Страшно. Страшно.

И бить. Бить. Бить. Бить.

Тебя буду. Тебя буду. Тебя буду.

До исступления, до отупения, до потери сознания, до потери себя. Буду. Буду. Буду.

Большая сова пыталась сломить и подчинить маленькую птичку, застрявшую меж когтей. Она щёлкала окровавленными клювами с ломтями её плоти и вырванными перьями. Она топила её в белом море безумных голосов. И доставала, тогда когда её собственные когти начинали в нём растворяться.

И всё же маленькая птичка держалась между когтей. Она держалась крепко, как камешек, застрявший в подошве ботинка. Как рыбья косточка в зубах. Как глупость, звенящая в голове толпы.

Казалось, истощена, однажды потеряет сознание и больше не проснётся. Больше никогда не увидит снов. Потеряет все силы к сопротивлению. Рухнет. Безвременно уснёт.

Но птичка физически не могла спать. Она была истощена намного сильнее, чем вы можете себе представить; она не чувствовала ни боли, ни страха, ни желаний, ни надежд, ни сна, ни бодрствования. Лишь бесконечное исступление и рыдание, когда в голове не осталось ничего, кроме гудящих голосов, что перестали хоть как-то восприниматься.

Даже ощущение “я” оставалось тоненьким как нить, на которой повис выбитый глаз, свисая из разбитого черепа.

И всё же она не давала демону себя сломить; она всё равно крутила вокруг себя мысли, что могли её защитить. Те, что напоминали, что она такое. Что это тело - её. Что Дорианна - всё ещё её богиня, ибо она шла с ней всю её жизнь. И что отдаться демону - не то, чего хотела бы великая богиня природы.

Но не на Дорианне сосредоточилась Сова, ибо та была далеко; намного дальше плоти, намного дальше неба и даже для мысли порой очень далеко. Она сосредоточилась на том, чьё касание представляла, сжимая вместе руки.

Мир вокруг казался настолько колючим, агрессивным и безжалостным, что мысленно она уже не могла в нём оставаться; она обращалась к чему-то светлому, к чему-то хорошему. Всю свою физическую жизнь она готовилась убивать, и после убивала. Больше так нельзя. Это невыносимо, ибо требовало сил, а сил не осталось.

Её наставники будто всё ещё ходили вокруг неё: высокие, отстранённые в жизни и очень яростные в бою. Одетые в боль, одетые в белёсые ткани, обёрнутые окровавленным саваном, снятым с чужих тел. Высокие как скалы, страшные, как ночной приступ, сжимающий сердца.

Но вдруг на своих руках она ощутила грубую кожу, смешанную с чешуёй. И ей стало хорошо; прекрасные пытки, лёгкие страдания. Замечательный светлый кошмар.

А потом, когда ей становилось чуть лучше, она делала рывок обратно, в черноту, где демон, пользуясь её отсутствием, продолжал бесноваться. И она вновь ощущала своё выкрученное переломанное тело. Невыносимую боль, будто череп просверливали иглами, начиная с кончиков зубов.

И она держалась, закованная в пытки, внимая тому, что обрушивалось на её плечи, лишь бы удержать это в себе. Пока она помнила себя – её стремлением было лишь держаться.

Однако силы не вечны; очередной невыносимый удар, и она снова почувствовала, что уже не может без того маленького света, который ещё держался внутри. У которого хорошо, безопасно; у которого она вспоминала, кто она такая, пока её выворачивало наизнанку, заставляя острыми когтями вытаскивать изо рта свои же внутренности.

Свет; почему именно свет? Разве надежда не похожа на живительную водную прохладу в знойный день? Разве надежда не похожа на вкусное мясо на голодный желудок? На ослабевшего врага, что истекает кровью? Почему она тянулась именно к маленькому кусочку света, который хотела сокрыть в своих когтистых ладонях?

И чувства тела ушли, осталась лишь боль и воспоминания о боли. Понятия снова вернулись. Она тяжело дышала без лёгких и горла, и даже голоса отступили, хрипло перешёптываясь глубоко в памяти. И с каждым разом даже мысль о том, что нужно вынырнуть назад, становилась всё менее и менее привлекательной.

Она просто хотела смотреть на маленький свет, сокрытый от невзгод среди её переломанных пальцев, держать его поближе к грудной клетке, развороченной грубой безжалостной силой. Смотреть на него… всю вечность.

Сколько она томится тут? Может быть годы? Помнят ли о ней? Или может её тело уже идёт по пустыне с их останками в зубах? Может быть, уже нет никакого смысла сражаться? Демон сильнее её; возвращаться нет смысла. Демон - архихищник. Демон победил…

И всё же она вновь глубоко вдохнула, отключая мысли о боли. Она не боялась страданий, ибо она и есть страдание. И она сделала очередной рывок в небеса, взмахнув крыльями. Вернувшись к жжению, проволоке и бесчисленным ударам. К секундам, что заставляли саму смерть казаться прекрасным избавлением.

Ибо она сильнее этого. Ибо она сильна, словно само солнце.

Ослепительный свет закрыт от Совы плёнкой из тьмы. Руки и ноги плотно сжаты, когти втиснуты в кожу и не способны шевельнуться, словно все её руки и тело из камня. Но самое главное: ей не так больно. Лицо будто облили кислотой, ногти вырвали и в пальцы всунули лезвия, тело швыряли об землю раз за разом, оставляя синяки. Сковали горящими цепями, лёгкие изнутри проткнули ржавыми иглами с крючками. И всё-таки те неописуемые муки были сравнительно меньшим, чем то, что она испытывала всю вечность секунды назад.

“Верёвочку сквозь косточки протащу-протащу, оскоблю-оскоблю их острыми краями. Тереть буду, пока песком не станут”.

Её тело всё ещё боролось само с собой; оно жглось, оно дёргалось, оно пыталось достать весь мир и уничтожить его, только позволь такую возможность. И Сова удерживала “это” - сущность, которую считала сестрой, и которая оказалась самой болью, никогда не желавшей ей добра.

“Хрусть-хрусть-хрусть, я рву твои волокна. Хрясь-хрясь-хрясь, камнем забиваю череп”.

И это ощущалось глотком свежего воздуха, сошедшим с головы туманом. Это пробирало на такие эмоции, что она не смогла сдержаться; пересохшие, болящие глаза заслезились с новой силой.

“Ничтожество! Ничтожество! Никто тебя не любит! Умрёшь, умрёшь ненавидимая! Все тебя ненавидят! Отдай мне тело; плевать мне на то, что думают другие, ты, слабачка! Кровавая сопля!”

Каждое её движение было диким порывом - сердцем, что не могло вырваться наружу. Она не понимала, что именно происходит: жгучий свет, но каменные стены и холод по коже. Отдалённые голоса; постоянный их бубнёж. Чьи-то крепкие незнакомые руки не давали ей двигаться, поддерживали её. Да и впереди фигуру никак не разглядеть.

Она почувствовала панику, ей тут не нравилось. Она чувствовала, как дрожь пробежала через её тело, вместо боли принося холод. Как из трещин на неё смотрели тысячи глаз.

“Несут, несут, уносят… Смерть-смерть-смерть…”.

Это был культ; она чувствовала это всем сердцем и всей спиной, а она скована цепями. От неё избавились. Её “товарищи” - она оказалась права, она оказалась во всём права - они сплавили её, отдали.

“Они уже не с тобой! Они избавились! Бросили тебя, бросили! Они боятся когтей моих! Дай мне вонзить когти во всех! Я буду жить! Я буду жить!”

Но вдруг она почувствовала на своей руке чью-то ладонь; она инстинктивно, против воли, дёрнулась, попытавшись оторвать кусок от тронувшего её, раз он оказался у лица, но не смогла дотянуться. Крепкие руки сжали её так, что даже дикими порывами, способными сокрушить человека, она не смогла избавиться от их хватки.

Пальцы на её руке сжалась; жёсткая обветренная, с одним-единственным куском чешуи ладонь. Вдоль всего тела Совы словно пробежал электрический разряд, боль отступила, прекратив штурмовать её разум.

Её горло сипело сорванными связками, но она сосредоточилась, чтобы сказать вслух, пытаясь повернуться и удержать голову, глядя на силуэт, что шёл рядом.

- М-мар… М-м... - Горло сдавило тисками, в гортани почувствовалась исцарапанная наждачная бумага, но ей вдруг стало легче.

И она дёрнулась вперёд, и её горло вне её сил закричало на тонких частотах, посылая ему угрозы и проклятья, крича, что лицо его она и раньше считала хуже подтирки. Что самое красивое в нём - это его будущая смерть. Что он – жалкий-жалкий проклятый демонами доходяга, который обманул её. И что в этой пещере он найдёт свою смерть, когда она вырвется из цепей, чтобы оторвать ему голову и изуродовать до неузнаваемости.

Каждое слово ранило Сову и внутренне и физически. И как бы ни рвалось её горло, внутри эта боль была сильней; её слова не подчинялись ей. Её слова разбежались на маленьких мерзких жучков, прячущихся от пристального взгляда, кусающих при любой возможности.

Он лишь крепче сжал её предплечье, и когда ей вновь возвращался контроль, она лишь слабо скалилась окровавленными зубами. Он знал, что не она управляла тем штормом, вырвавшимся из неё, и всё равно доверял ей.

Доверие. Всё основывалось на доверии, на чувстве, о котором она даже и не думала, но за которое теперь всё равно цеплялась. Её доверие было простым, слепым, диким и глупым; она чувствовала, что оно останется даже после того как было и будет преданным. И что возможно, однажды он и сам научится ей доверять; она бы этого хотела.

***

По ту сторону безжалостно гремел шторм, а над их головами мерцало защитное поле. Ворчун развернул машину, устроив её поудобнее у выхода, головой наружу.

Смотрел и чувствовал себя полным дураком оттого, что не догадался раньше достать свои сварочные очки, чтобы защитить глаза от частых вспышек молний. Впрочем, раньше и времени-то не было, всё случилось слишком быстро и не останавливалось.

Он посмотрел на оставшуюся МНИЦевскую лабораторную крысу в бронежилете, которая вместо того чтобы заняться чем-то полезным или скрыться с глаз долой, продолжала топтаться в Исследователе и исследовать его.

- Как это попало вам в руки? - спросила она, сощурив глаза.

- Мы построили его на средства Дома Славы, - ответил Ворчун, подняв на неё глаза и стянув сварочные очки на лоб. - И мы отправляемся на ней в само Зелёное Море.

Она внимательно посмотрела на Ворчуна, потом ещё раз прошлась.

- Ничто не выживает в Зелёном Море. Это ещё большая пустошь, где воздух от отравы кажется зелёным, а когда он оседает, зеленеют даже камни. Люди сходят с ума, когда находятся там, и даже костюмы полной защиты помогают частично.

Молчун довольно хмыкнул; ему всегда нравилось знать, когда ему врут. Даже когда ему соврали давно, и он заглотил мясо с крюка, ну так и быть, но когда он встречал подтверждение своим догадкам, что его обманули, то становился невероятно довольным.

- Ага, а твои дружки из Великой Пустыни заверяли меня во все заверялы, что костюм выдержит. Хе-хе, именно поэтому я сидел с каждым из них и перепрошивал.

- Нынешние костюмы справятся с токсичными осадками и фильтрацией воздуха, однако Море известно своим излучением, что временно разгоняется лишь жреческой магией последователей Утереса, - заметила сержант-исследовательница. - Или же десятимиллиметровым защитным покрытием, чего не может позволить себе костюм на человека… Впрочем, на данной машине, я полагаю, это проблем не составит. Учитывая, какие бронесоставляющие я увидела, этого покрытия может быть около полуметра, вместе с остальным. Как вы всё это передвигаете?

- Жуткой десерийской магией, мисс иномирка. Старый проверенный рецепт пустошей; фыркнуть, плюнуть и перевязать всё жучиной жилой. Ну и помолиться дьяволу было бы нелишним.

Женщина неприязненно хмыкнула, отвернув голову в сторону, и собралась уйти вглубь машины, как Ворчун её остановил.

- Эй. Дальше тебе нельзя. Будь здесь, чтоб я тебя видел.

- Мне нужно приглядывать за капитаном, - сказала она, смерив его холодным взглядом.

- Его осмотрел и стабилизировал чёртов всея-франгирская легенда, - протянул Ворчун устало, - Что ты вообще можешь там сделать? Потому сиди и жди, пока наши вернутся, и никуда не дёргайся.

Та взвесила за и против, вдохнула и всё-таки села в правое кресло. Достала бумажную упаковку с сигаретами, аккуратно отрезала белый фильтр ножом и закурила.

- Что вы ищете в “море”? Сканы показывают, что на много километров там нет ничего, кроме пустоши. Теоретически потом оно обваливается во впадину, которая была океаническим дном. Выбраться оттуда вы не сможете.

Ворчун посмотрел на неё, на то как она зажато села, сложив руки вместе - не из страха, нет, из общего неудовольствия ситуацией, и представления, что команда Исследователя всего лишь группа искателей-идиотов. Невероятных в своих сферах, да, но тупорылее пескожуков в своей общей идее.

- Кобра сказал, что там есть ещё одни Врата. И что-то вроде плацдарма, через который Озума Рагный хочет повести войска своего мира в наш.

- Ты веришь в “бога-императора”? - подняла она бровь. - Мне казалось, сказка про Озуму и его вознесение - не более чем сказка.

- Пх, нет, не верю, - фыркнул Ворчун. - Но Кобра умеет убеждать, и он достал предсказывающий дьявольский шар. В своё время доказательства были очень важными. Достаточными для того, чтобы я бросил семью, построил эту машину и решил, что она будет последним моим стоящим достижением.

- И ты сам это спроектировал? - удивилась Нирман.

“А ты думала, кто? Дед жучило?”, - с раздражением подумал Ворчун. - “Или может твои коллеги-придурки, не способные два слова связать, не наговорив тридцать терминов?”

- Да. И все оставшиеся чертежи теперь тут, - Ворчун показал на свою голову. - Это шедевр. Ему суждено быть единственным в своём роде.

Сержант удивлённо приподняла брови.

- И ты решил угробить его вместе с собой?... Люди обычно стремятся оставить после себя что-то.

- Ой, поверь мне, двух детей я уже после себя оставил и чему мог, научил целых троих. Следов после меня достаточно, да и не это меня волнует, - отмахнулся Ворчун. - Во всяком случае, теперь.

- Почему ты на это пошёл? У тебя была семья.

- А почему ты сюда сунулась? - перевёл тему Ворчун, сощурив глаза. - Вам, иномирцам, это пятно песка на теле Франгира нужно обходить как чумной нарост, но вы сюда лезете как тараканы. Сколько тапками не бей, наберётся даже больше.

Она пожала плечами и выпустила табачный дым. Устало посмотрела на молнии, морщины проступили на обветренном лице. Она снова затянулась; Ворчун хорошо знал это чувство. Она не хотела говорить сердцем и считала, что нужно подольше подумать.

- Без понятия. Там меня ничего не ждёт и нигде во Франгире тоже. Но я не боюсь Десейры, и тут мне хотя бы чаще остальных мест говорят, что я делаю всё правильно. Там же мне каждая ворона указывала, как правильно нужно жить и осуждала за то, что я жила как могла.

Ворчун пожал плечами, усмехнувшись.

- Добро пожаловать на помойку. Надеюсь, вы готовы здесь остаться.

- Более чем, - болезненно усмехнулась мисс Нирман, поправила волосы и стряхнула сигарету о пепельницу.

- У меня тут есть вторая пара очков. Лучше надень, иначе потом свою ладонь не разглядишь, - фыркнул Ворчун и полез за сумкой с инструментами.

***

Пентаграмма на стекле выжжена резцом: двенадцать кругов краями своими пересекались с центральным, большим кругом, на который они уложили одержимую.

Пентаграмма Колеса взывала ко всем богам сразу: к их закону, замыслу и силе. Возможно, даже не столько к богам, сколько к силам, находящимся внутри Франгира. По символу на каждый мир.

Оплавленные свечи аккуратно стояли, готовые сжечь магическую эссенцию и тёмный дух; уж не им освещать освещенное ярким кварцевым столбом.

На каждом крайнем “мире” лежала частичка своего элемента: белый мрамор, кусочек золота, аркенстоун, пламенный лёд и так далее, на каждый из миров Франгира.

Кобра отставил автомат и сумку, размял плечи. Его задача как Проводника была самой опасной из всех. Ему нужно было достучаться до Совы и уцепиться за неё, удерживая в материальном мире. Если он провалится, после экзорцизма у них останется лишь её полая оболочка.

Остальные страховали уже его. Молчун, Эвелина - их задача была удержать одержимую на случай, если та постарается оторвать Кобре лицо. Одна оплошность и Кобру могли потерять, а с ним скорее всего и Сову.

Голди и Хэнку было сказано остаться сторожить их покой от возможных посетителей. Всё равно если допустить их ближе, то они начнут скорее мешать процессу, чем помогать. Крепкий кахашир и камбионша были достаточно страховкой.

- Отто, а что делать мне? - спросил Алекс Мур, подойдя и отряхивая шляпу. В его глазах готовность, в его руках магические искры, но Отто кое-что знал об этом искателе.

- Конечно, Алекс, у тебя очень важная миссия, - хмыкнул Отто. - Тебе нужно будет сейчас вернуться к Исследователю и удостовериться, что оставшиеся там в порядке. Но при этом ты будешь нести это. - Отто достал кристалл, который обычно использовал как красивый светильник. - Он поможет демону выбраться от столба подальше, потому тебе нужно стоять с ним посреди прохода. Если что-то случится, Хэнк и наёмница тебя прикроют.

Алекс неуверенно повертел кристалл в руках.

- Я конечно никогда не принимал участия в экзорцизме…

- Ничего, Алекс, я выбрал одну из самых безопасных для тебя задач, - Отто ободряюще хлопнул мага по плечу.

- Уверен, что тебе не нужно помогать удерживать демона магией или…? - Алекс разгладил усы.

- Нет-нет, это плохая идея. Ты не до конца овладел своими силами, а это работа тонкая. Я думаю, тут мы сами справимся, но мне нужен кто-то с твоей сильной душой, чтобы ходить с камнем. Восприми это серьёзно, Алекс и отправляйся, нам пора начинать.

Тот немного попыхтел, покрутил кристалл в руках, видно чувствуя подвох, и всё-таки отправился в тёмную пещеру, неся перед собой небольшой магический ночник, который наверняка не мог распознать на местном магическом фоне.

Отто повернулся к остальным и глубоко вдохнул. Каждый раз это было сложно, каждый раз он рисковал всё сильнее, отправляясь в пучину с меньшим количеством информации, даже несмотря на подготовку.

Представьте рыцаря, что отправился сразиться с драконом. Сейчас Отто отправлялся в логово лишь в куртке, сжимая в руке нож; но он делал это раньше. Делал раньше много-много раз, и пришло время спасти ещё одну душу.

- Господа, дамы, начинаем.

Книга в его руках - клинок. Слова на его языке - рвение и хитрость. Пальцы - проводник.

Воззвав к силам Франгира, он заставил воздух загудеть.

Одержимая завопила от боли и издала последний воинственный клич, но её плотно удерживали. Она рвалась, её зубы призрачно удлинились, обращаясь в клюв; она пыталась вырваться, но хватка камбионши была безжалостна, как цепи Инфернума.

Отто произносил магические слова, и от них по стенам бежали разряды молний. Найротская наёмница тяжело задышала, посматривая в сторону ритуала. Хэнк крепче сжимал оружие.

Закон. Стимтур, Десейра, Райточ. Нерушимые принципы, которые незыблемы даже тогда, когда все остальные понятия крошатся в порошок.

От переполняющей энергии комната затряслась, и сухая крошка посыпалась с потолка.

Перед Отто вспыхнула картина, будто всё помещение с костным хрустом и каменным грохотом обвалилось. Он сам придавлен обломками, и боль застлала мир вокруг, но ему не повезло, выжил и в этой ситуации.

Демон погибал под обломками и вопил болью, злорадством и отчаяньем. Судьба остальных неизвестна, но сам Отто точно знал, что не сможет выжить с колом в теле и без ног. Он истекал кровью, неспособный даже вдохнуть, пока камни дробили его тело.

Наваждение. Отто отодвинул его рукой, и всё вернулось в норму. Он крепче сжал амулет Колеса, и ещё громче продолжил свой речитатив, чеканя каждое слово. Слово, второе, третье - вспышки сияний; голубой как молния, алый как геенна огненная, белый, словно благословение. От закона задребезжали в воздухе хрустальные цепочки, пронизывающие пространство.

На самом деле демон вопил намного громче, и от крика его кровоточили перепонки. Внутри шеи появился зуд, и если начать расчёсывать, то не заметишь, как ногтями начнёшь скоблить плоть.

В какой-то момент Отто показалось, что в этом вопле он расслышал разные голоса, будто радиошаман рассказывал о том, что услышал по ту сторону вуали. Но Отто не давал звукам сбить его с пути, не давал боли и крику помешать ему шептать изгоняющие мантры, которые он помнил наизусть, вплетая туда подходящие заговоры под каждый элемент.

Экзорцизм – это обращение ко всему миру. И как любая встреча или договор, обращение это должно отражать всю суть. Неправильно оценишь ситуацию, скажешь не то слово, и всё посыпется.

Сердце стучало в груди как в последний раз, сжимаясь; плечи казались невыносимо тяжёлыми. Силы будто покидали его, когда он переступил от Закона к Телу. Тогда он воззвал к Сильенсуру, к Гекутии и Ньярхтепу. Природе, Адаптации, Дикости.

И тут началось самое сложное…

***

Это как палкой гонять жука - нет ничего сложного. Когда прут окажется в руках, ты сам вспомнишь, что нужно делать.

Кобра пересекся взглядам с Молчуном и пламенными очами камбионши. Они уверены, напряжены и надеются сделать всё, что в их силах. Голос Отто почти тонул в вопле Совы; она перекусила тряпошный кляп, освободив голос, но соратники не давали ей освободить тело от оков.

Она смотрела только на него. Её чёрные глаза впились в чешуйчатую кожу. Её зубы иногда стучали, а иногда кривились в болезненной страшной улыбке. И всё же он продолжал повторять:

- Всё скоро закончится. Держись, Сова. Мы вытащим из тебя демона. Всё будет хорошо.

Он повторял это как заведённая игрушка. Символы на её теле горели пламенем и истекали чёрной кровью, а она этого не замечала. Под её кожей словно ползали когтистые лапы, пытаясь вырваться наружу; она лишь немного жмурилась.

Когда он на неё смотрел, казалось, реальность становилась страшнее, где-то на грани его взгляда её одежда рвалась, показывая пернатую монструозную пасть с зубами, похожими на осколки птичьего клюва.

- Ко-обРа-а… - Ему показалось, будто в её рту пророс хрипящий динамик, звучащий в унисон вместе с иногда агоническим криком, рвущимся из-под её кожи. - К-о-о-оБ-р-р-а…

Что-то рядом не то хлопнуло, не то взорвалось. Символ от Отто засиял ярким-ярким светом, потом свечи начали вспыхивать разными цветами: ослепительный белым сиянием, обжигающе золотым пламенем, синим кристаллическим отсветом.

Отто что-то говорил о законе, взывал к мировому порядку и принципам, по которым действовали миры. Говорил о законе тела, проскочило что-то, кажется, о ножах. Но Кобра не различил большинства слов, они тонули под толщей оглушающих звуков. Кобра сосредоточился только на Сове.

“Кобра”, - вдруг услышал он голос, почувствовал на своём лице невидимые стальные когти. - “Я… Я огонь, выжатый в пустоте. Потерянная между верхом и низом, зажатая меж тьмой и светом, сознанием и забытьём”.

- Я знаю. Я вижу твою боль, я слышал твои крики, - кивнул он, медленно прошептав ей слова, крепко сжимая её руку. - И я рядом с тобой. Даже если ты не знаешь где ты. Я рядом, Сова.

“Боль. Я не знаю, сколько я смогу её терпеть, прежде чем она снова заставит меня уйти. Но я стараюсь…”

- Не уходи, - прошептал он, не зная, что вообще говорить в таких ситуациях. - Оставайся со мной. Мы скоро уже закончим, и тебе нужно быть в твоём теле. Держаться всеми силами, слышишь, Сова?

“Тепло. Твои слова текут теплом”, - прошептала она, сдерживая слёзы. - “Я не хочу. Но под кожей моей течёт проволока. Кости мои сжимает моя собственная плоть. Чувства мои играют против меня. Как болезнь, чума. Как слабость”.

- Ты уже говоришь со мной, пожалуйста, не прекращай.

«Тогда тебе придётся за неё побороться!» - внезапно вскрикнула она, а Сова внезапно дёрнулась, во вспышке её тень показалась огромной. Она изогнулась.

- Я убью тебя! Вырву твои глаза! Разорву артерии! - завопила Сова. - Иди! Иди ко мне, если ты так хочешь! Я вызываю тебя! Сразись со мной! Я убью тебя!

Цвета вспыхнули по-другому. Зелёный, словно яркие деревья с картинок. Пляшущий фиолетовый, звенящий светом иных миров. Холодный белый, что дул столетней стужей, закаляющей плоть.

Ему показалось, будто тень потекла из Совы, из её глаз, заполняя пространство. Кобре показалось, что он провалился в темноту. Молчун что-то крикнул прямо над ухом, но Кобра не разобрал…

Всё провалилось в глухую, оглушающе тихую пустоту.

Он остался совершенно один. Почувствовал, что больше нет под ним твёрдого стекла. Лишь легкое тепло её истощённых израненных рук с когтями и твёрдой птичьей кожей. Но и оно исчезло, словно утекший из рук песок.

Ничего.

Лишь холодный медный вкус, царапающий язык. Потом появились звуки.

Кап. Кап-кап. Кап.

Он поднялся на ноги и обнаружил, как живой силой под его голыми ступнями текла вязкая холодная жидкость, прилипающая к коже. Как его тело двигалось, а мышцы перекатывались под чешуёй. Он чувствовал себя маленьким, словно камень, брошенный в пропасть. Но решительно вдыхая и выдыхая, он чувствовал себя сильным, словно линворм, вырвавшийся из-под земли, готовый проглотить путника.

Он сделал всего несколько шагов, и ему показалось, что он покрутился на месте, проносясь сквозь пространство. Он сжал кулаки, поднес их к лицу, глазами напряжённо вглядываясь в темноту. Он всем своим естеством знал, что приближается бой - важный бой, решающий бой. И проигрывать его он не собирался.

Здесь нет света, но Кобра чуял, как давил на него потолок, с которого капали горячие масляные капли, остывающие, стоило им только коснуться его. Как пол гудел и вибрировал, словно вода, в которую кинули камень.

Оно вышло из темноты; сначала когти, потом перья, потом лицо, искажённое радиоаппаратурой. Провода, воткнутые в кожу, проволока, до крови стянувшая многочисленные лапы. Динамики глубоко в клюве и чёрные, светящиеся маленькими красными светодиодами, глаза.

- Ты оч-ч-чЧень яРостНо Ц-ц-цепляеш-шься за т-тело, - демон изогнул голову, перевернул её и приоткрыл клюв. – Нра-аВвится.

- Не могу сказать того же. Ты покинешь Сову и больше никогда к ней не вернёшься. Ни к ней, ни к остальным.

- Он-на стТ-ан-ет обуз-ззЗой, - прошипел демон, хрипя десятками динамиков. - Н-нет сиЛ. Н-нет яр-рости. Пул-ля сраз-З-ит п-п-П-плоть.

Шея совиного отродья с хрустом перевернулась. Красные светодиоды гуляли во тьме, когда демоница обходила его кругом.

Она резко бросилась; её движения пугающе быстры. Подняла лапы. Кобра увидел, что их не две и не четыре - их десятки, растущие у неё под брюхом, ощетинившиеся когтями и готовые разорвать его на кусочки.

Он кинулся в сторону, уходя с линии прыжка, и перекатился, чувствуя, как в голову ударила кровь. Как же с ней бороться? Здесь нет ни винтовки, ни пистолета, ни даже но… Ножа?

Он почувствовал в толще воды, в которую опёрся рукой, твёрдую рукоять. Схватив, потянул, выуживая ярко-алый, словно водянистый, клинок, истекающий жидкостью.

Стоило хоть одной капле с него упасть, как по чёрной поверхности сразу же побежали алые круги. Клинок был монструозен, подобен самому демону, и всё же более привычен. Надёжен, как продолжение руки.

Кобра никогда не был мечником; он мог закуситься с противником ножом, мог колотить его кулаками, ногами, локтями и коленями. В крайнем случае пустить в ход зубы, хвост и рога. Но теперь, возможно в самом сложном бою, в руках его оказался именно меч.

Совиный демон повернулся, пригнувшись и протянув длинную шею, сплошь покрытую белыми перьями. Как странно: света нет, а его видно во всех пугающих деталях, вплоть до подвижных жил и прячущихся в мускулах зубастых пастях.

Демон был опасен со всех сторон; можно ли его вообще победить?

Кровавое чудовище стало клювами отстукивать ритм, словно заранее пробуя плоть Кобры. Примеряя силу, с которой захрустит его костями. Её перья задрожали, растопырились. В воздухе удушливо запахло жжёной канифолью.

Она подскочила ближе и почти вплотную совершила ещё один прыжок; а он снова попытался увернуться, и на сей раз совершил разрез. Они обменялись ударами: её когти обжигающе оцарапали его плоть, заставив согнуться от боли, а его клинок лишь чуть-чуть окрасил её перья в красный.

Кобра отскочил назад, чувствуя, как его тёплая кровь расползлась по ладони. Он панически глотал воздух; храброе сердце быстро-быстро билось, выталкивая дух. Он чувствовал, как внутри него поползли змеи, обвивая кости. Как их чешуя закрыла собой раны изнутри. Как горьким медным ядом потекли его клыки.

- Мне не нужно тебя убивать, - выдохнул Кобра, отойдя ещё на шаг. Ещё один дикий рывок, он снова отпрыгнул в сторону, но коготь вспорол ему спину. Кобра перекатился назад, вскочил, пока опора под ногами не стала мягкой, проваливаясь вниз, а стена не начала осыпаться слизистым горящим потоком на его спину. Дальше отступать было некуда.

- Снач-Ччала разорву дуУ-У-Уш-у-У-У! - завопил совиный демон, вдохнув поглубже, вжимая когти в кровь. Она пугала, не спеша приближаться, понимая, что Кобра загнан в угол.

Как быстро идёт время тут? Так же как и в реальном мире? Ведь то, что происходило - призрачно, и он понимал, что боль ненастоящая. Где он вообще находился? Действительно ли он мог просто дождаться момента, когда Отто закончит ритуал? Может ему нужно что-то другое? Найти здесь настоящую Сову?

- Сова! - прокричал он.

- Кр-рРич-чи…, - издал демон низкий утробный рык.

Ещё один прыжок. Кобра кинулся вперёд, после на землю, надеясь, что демон перепрыгнет его, и выставил клинок над собой. Глупый ход, но других у него не осталось; рывок в сторону, и он скорее всего соскользнёт в тёмную кровавую неизвестность. Сможет ли его душа там выжить? Неизвестно.

Но это оказалось ошибкой. Клинок поранил совиную плоть, отрубил некоторые конечности, полилась кровь, посыпались отсечённые части, однако в следующую секунду множество когтистых лап схватили его за плечи.

Демон разорвал его кожу, вонзил в мышцы острые оплавленные когти. Впился в его спину пастью из множества острых осколков клюва, рвущих его.

Кобра издал глухой крик, захрипел, чувствуя, как толчками выходила из него кровь. Как рвались мышцы, как сбилось дыхание. Глаза уже ничего не видели, руки ничего не чувствовали; всё стало тьмой, а тьма стала всем.

Ему показалось, что с него содрали плоть вплоть до костей, будто щипцами крепко подцепили жучиную лазанью и потянули вверх, заставив расплавленный зелёный сыр растянуться на лоскуты.

Смерть. Смерть. Смерть.

Мысли начали зажигаться далеко не сразу. Осознать собственную смерть бывает очень сложно, мысли разбегались по сторонам, а в голове и сердце, вернее там, где те должны быть, царствовала зияющая гудящая пустота. Время текло, но не было даже возможности за него зацепиться.

“Ты ещё не умер”, - прошептал на ухо знакомый голос. Вместе с этим голосом Кобра почувствовал, как стальные когти крепко обхватили его плечо. Как он вновь что-то цельное. Что-то собранное.

- Демон… Она меня убила. Т-только что, - Кобра никак не мог собраться. Он казался разбитым витражом.

- Ещё нет, судьба моя. Ты ещё не умер. Тебе просто показалось. Смерть нам только кажется, встретить её мы не можем.

- Она разорвала меня на части…, - дрогнувшим голосом сказал Кобра, вспоминая страшную боль.

- Плоть моя разорванной бумагой была в её руках. Раз за разом она поджигала, травила, изворачивала, рубила, резала, рвала… И всё же я ещё здесь. И ты ещё здесь. Вставай. Бой не закончен. Я с тобой.

Он открыл глаза, она была рядом, держа его за плечо. Её кожа казалась смятой старой бумагой, по которой ползли трещины, как по камню. Но стоило ему моргнуть, Сова приняла свои черты, настоящие черты, такие, какими он её представлял изначально.

Она крепко обняла его, и её руки сначала впились ему в спину, но после он почувствовал, как они сжали ткань его куртки. Жадно, словно в последний раз.

- Сердце моё радуется, когда зрю я т-тебя, - всхлипнула она. - Вечность из боли, багровая, как ненависть, разваривала мою плоть, расплетала на волокна мою душу. Но всё злато мира спущено не зря, ибо я зрю тебя вновь. Ты пришёл за мной.

Он поверил, что жив. Он чувствовал на себе одежду, а боль и вовсе стала воспоминанием. Он крепко обнял её в ответ, дал ей прижаться.

- Я не могу поверить, что ты прошла через это…

Он почувствовал, что её тело - изрезанная плоть. Стоило ему моргнуть, и он увидел сплетение открытых ран с почти чёрным мясом, порубленным в капусту.

- Но я в порядке. Пожалуйста. Моё лицо, лицо нормальности. Увидь его.

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел страшное изрезанное месиво, которое даже не могло шевелить губами, ибо те были оторваны от тела. Под этой массой из изрезанной кожи иногда двигались её раздробленные кости. Кошмар продолжался.

- Н-нет…

- Верь мне. Пожалуйста, закрой глаза, слушай меня. Пожалуйста, верь мне.

Он выдохнул и закрыл глаза, крепко прижав её к себе.

- У меня нормальное лицо. Я прошла через многое, но я в порядке, ради тебя. Представь, пожалуйста, что я в порядке. То что ты видел, это наваждение, этого не существует. Моё лицо в порядке, чувствуешь?

Она прижалась к нему щекой, и он почувствовал тёплый шёлк её кожи. Кобра открыл глаза и увидел, что она действительно она. Такая Сова, какой он помнил. И наверное он не хотел бы видеть никакой другой.

- Как это происходит?

- Реальность начинается со снов, - прошептала она. - Здесь наш сон и есть реальность. Пожалуйста, со мной всегда будет в порядке, пока ты будешь рядом, чтобы в это поверить.

- Сова…, - он крепко обнял её, прижал к себе. Ему вдруг стало так страшно её потерять.

Он снова почувствовал себя в пустыне, где был наедине с ярким, безжалостным солнцем, стремящимся снять с него чешую. Заставить его потрескаться, бессильно рухнуть в жёсткий, почти стеклянный песок, врезающийся в кожу.

Он на секунду вспомнил о том, как он на самом деле скучал по прикосновению к её плечам. Он видел в ней душу - сияющую, яркую душу. Роднее, чем братское плечо. В разы роднее, чем сухую материнскую кровь, что жгла ему пальцы. В разы более важную, чем кровь, связывающую его с Домом Мира.

Он чувствовал, будто с Совой он прошёл куда больше, что с ней он путешествовал по пустыне, что с ней он боролся за свою жизнь, вырывая её из песков. Просто её не было рядом телом. Будто, куда бы он ни пошёл, они пойдут дальше вместе - теперь точно.

Наверное даже чёрт не знает, как это объяснить - это было просто реальностью, вот и всё. Простое, словно песок; сложное, как всё, что из себя представляла Десейра.

- Я хочу, чтобы меня звали Иволлой…, - прошептала она. - Я увидела это имя на старом обломке, когда путешествовала через пустыню с Малиной. Это было имя, что пахло великими лесами. И чувствовала я, как оно сплелось с моим сердцем. Как оно прозвучало, как часть меня. Сможешь ли ты меня запомнить Иволлой, что бы ни случилось?

- Конечно. Конечно я смогу, - согласился Кобра, чувствуя, как дрожит её тело. Или может, как дрожит он сам? - Конечно я запомню…

Он был готов принять что угодно. Исполнить любое её желание, если это в его силах. Казалось, спокойствие, что их захлестнуло - лишь штиль, что будет разбит нарастающей бурей. Будто тучи набрали в себя воздух, прежде чем обрушить на них молнии и погнать в их сторону песок, что оставлял бы ссадины и рваные ранения.

И реальность разорвалась; бескрайнее багровое небо восстало над чёрнильно-чёрной пустыней, что двигалась подобно бесконечной гусенице, поднимая и опуская барханы.

Сова встала рядом, чуть пригнувшись и растопырив пальцы с когтями. Затем повернулась спина к спине с Коброй, локоть к локтю, не зная, откуда выпрыгнет угроза, однако то, что она приближалась, оба чувствовали.

- ЕсС-сли я уБ-биваю, эт-т-т-то надолго, - раздался застланный помехами голос.

Кобра увидел, как меж барханов скользнуло что-то белое, и уже приготовился дёрнуться в ту сторону, как заметил эту же белизну в другом месте. Приглядевшись, он понял, что это не было совиное чудовище, это была материя, словно жидкость, поднимающаяся из чёрных дюн, издающая непостоянный звук.

Кобра и Сова - Марк и Иволла, не сговариваясь, вместе бросились к ближайшему возвышению, пока белый шум постепенно приближался, угрожая их поглотить. Ничего хорошего он не сулил, это точно.

Кобре показалось, что из белизны рывками пытались вырваться оплавленные фигуры разумных - рогатых и безрогих, тощих и толстых, сильных и слабых. Их торсы резко поднимались из материи, совершая рывки, а потом ослабшими амёбами втягивались назад.

Кобра и Иволла карабкались по склону гигантского бархана. Чёрный песок, подобно плоти, покрытый неустойчивой шкурой, пластами осыпался вниз под их ногами, оголяя более древние слои.

Кобра задрал голову, видя, как на багровом небе внезапно стали вспыхивать символы: чёрная сфера, объятая блестящими звёздными крыльями Арбентского дракона, розовая Ниямийская Лилия с сияющими лепестками, цветастая центровина Регилтиса, из которой исходили разноцветные нити: жёлтые, красные, голубые, зелёные и многие другие, обращая небо во что-то иное.

Сова застыла, глядя на то, что растеклось по небу, видно не понимая, на что она смотрит, а возможно, созерцая совершенно другую картину. Цвета плясали на её лице.

- Т-ты б-бУд-дешь К-... ал-лекКой, - раздался голос из белого моря, поднимавшегося вокруг них.

Это был совиный монстр. Демоница поднималась, усердно цепляясь когтями. Её крылья были словно проколоты кристальными булавками, её тело связано острыми зелёными лозами.

- Т-тЫ б-буд-ешшшшь нич-чем, - кровавый демон подтянулся, голодными глазами глядя на Иволлу. - М-мы исС-чезн-нем вместе. Я из-збавлюсь оТт стрАд-даний жизни. Пустой.

Прошипела, и в глотке Кровавой Совы, будто перегорев, хлопнул динамик.

Сова посмотрела на Кобру, отступив на несколько шагов к вершине от демона. Её единственный глаз сощурился, но смотрел всё ещё широко на пернатую аберрацию, ползущую к ним. За демоном, цепляясь за его нижние конечности, ползли многочисленные белые фигуры, подтягивающие за собой всепоглощающую материю.

- Он-Н? - прохрипел демон совсем глухо, словно умирающий, в чьи лёгкие был воткнут крупный нож. - Изб-бавится от-т теБбя. Как и осСтальные. Ты станешь бес-сполезной без моей с-силы. Никакой см-мерти. Б-бо-ль тела… Б-…

- Я не оставлю тебя, что бы ни случилось, - сказал Кобра, посмотрев на Сову. Он взял её за руку и сжал её, и та сжала в ответ. Её глаз широко открылся, она посмотрела на демона с отвращением и потянула Кобру за собой.

- Я не боюсь страданий, - сказала она на вершине бархана.

Издав неразличимый крик, совиный демон попытался сделать ещё один рывок, прыжком сократить расстояние и схватить Сову, однако белые фигуры, крича разными голосами, этого не дали. Они обхватили демона, а их крики слились в один страшный радиошум.

Та рвалась, вытягивая когти, но белое нечто хватало её и утягивало вниз. Ослабленный демон… исчез.

***

Ритуал закончен. Отто устало осел на землю, книга захлопнулась в его руках. Он стряхнул проросшие через кожу совиные перья, отпуская остатки демонического духа. Тот разлетелся по всему Франгиру, разошёлся на аспекты, исчез… Упокоился.

Хэнк опустил дымящийся дробовик, на его щеке зияла рваная рана. Он чуть подёргивал носом, напряжённо вглядываясь в пентаграмму. Неподалёку Голди перезаряжала пистолеты; отстрелянные обоймы глухо упали на кварцевый пол, и она не спешила поднимать их. Её глаза блестели, а кибернетический глаз дёргался из стороны в сторону, в каждой пляске тени пытаясь высмотреть противника.

Молчун спрятал ободранные руки; раны на его лице и груди постепенно зарастали белым костным наростом. Он облегчённо вздохнул, зная, что всё кончено. Камбионша отсела, тяжело дыша и потирая кисти. Её крылья слегка подрагивали, истекая кровью и адреналином, но она улыбалась, глядя, как уходит демонический дух. Бывшая или нет, но она всё ещё была слугой Инфернума.

Кобра, застыв будто статуя, вдруг дёрнулся, чуть обмяк, но не упал. Сова, которую он держал в своих руках, приоткрыла рот, начав дышать; лёгкая белая дымка святой энергии с электрическим треском начала отходить с их кожи.

Кобра слабо улыбнулся, глядя на ту, что живой, кажется, вновь смогла нормально взглянуть на мир. Сова протянула руку, обычную, из кожи и костей, но теперь испещрённую шрамами. В дыму её тело принимало ту форму, что была сокрыта демоническим влиянием – одетую в кровь и лоскуты одежды, металлические пластинки и многочисленные обломанные перья, сошедшие из неё.

В застывшей тишине отчётливо послышался топот сапогов. Алекс Мур, словно птица, шарахнутая молнией, вбежал в помещение, держа в руках сияющий кристалл. На его лице и руках торчали дыбом коричневые перья, глаза широко открыты.

- Мистер Отто, мистер Отто!..., - запыхавшись, крикнул он, оказавшись в помещении, в котором всё погрузилось в тишину.

Отто повернулся к нему, слабо улыбнулся и даже приподнял бровь, глядя на оттопыренные перья. Тяжело дыша, Алекс поднял было на Отто глаза, но его взгляд вместо этого упал на двоих в центре. После он увидел там что-то, и его лицо приняло понимающее выражение.

- А, ой…, - только и сказал он, потом перевел взгляд на Отто, и прошептал, чтобы не помешать двоим, кто находился у стержня. - Мистер Отто… На нашем хвосте рейдеры. Я думаю, они ждут нас по ту сторону шторма.