Моряки Зелёного Моря

Арка 3 "Божественные Планы"

Белокаменные залы, залитые выжигающим белым сиянием.

Небеса, ослепительные и безжалостные.

Кожа Иистира дымилась, когда он находился здесь; лишь оковы на его руках, под чьей тяжестью он чуть горбился, защищали от агонии. От ненависти, что обрушивалась на его плоть. И от свободы движений, конечно же.

В этих залах он - раб, послушный опустившийся убийца, глядящий исподлобья и готовый на всё, чтобы выслужиться перед новыми хозяевами и покарать старых. Жалкий-жалкий дьявол, чьё имя тут не все знали, но на чьё лицо смотрели с презрением, пока он вяло пытался держать себя ровно, словно глупо полагал, что он на их стороне. На стороне победителей. Этих высоченных величественных фигур - Архангелов и сопровождавших их воителей. Созданий из мрамора, чьи трещины залиты светом, головы расколоты и источают сияние.

Когда-то давно он был здесь вместе с Архидьяволом Дома Мира. Это была дипломатическая делегация, ещё когда Райточ был Райточем, а Утерес не сменился Озумой Рагным.

Никто не смел глядеть на божеств. Никто не попирал ногой старые законы, проталкивая своё виденье. Лишь первородное божество правило всем, создав каждого именно таким, каким хотело его видеть.

Тогда это место было прекрасным; взгляд простирался на многие мили. Дышалось легко. Здесь хотелось остаться навсегда и любоваться солнцем, что не жгло глаза. Слушать небесные песнопения, наполняющие сиянием сердца. Разумные стремились сюда, как и всякие, у кого было хоть малейшее представление о том, что такое наслаждение.

- Ты вернулся, тёмное отродье. И твои руки на сей раз несут не только обещания и голову жалкого сородича.

Во главе стола завис Серафим Войны - разящее копьё Озумы, последней из Светлого Стола, не считая Серафима Порядка.

Оба ненавидели поражения, имели счета ко всему миру и остались у власти, даже когда она напрочь потеряла любую легитимность. Псы на поводке у бывшего смертного - вот кто эти “великие всех миров, образцы сияющих светил”.

Тех, кто был на них похож, но излучал “опасные эманации”, устранял сам Озума. Остальные ему поддакивали, глядя как создание, которое они знали тысячелетиями, переставало существовать. Поведение не достойное бога, но глупого тирана.

Серафим Войны был сиянием, скованным кольцами, в которых мерцали и двигали зрачками глаза, будто нарисованные углём на пергаменте пространства. Одним своим присутствием он искажал даже материальный мир, делал его иным - насыщенным светом, обведенным чёткими контурами, проступающими сквозь ослепление. Внутри его центра кружили и переливались сжимающиеся и разжимающиеся белёсые крылья, объятые жарко горящим пламенем.

Каждый раз, когда они сжимались, одно из колец с глазами, что его окружало, поворачивалось, усиливая свечение и делая свет сущностью, которую он также обводил в контуры.

И это создание, создающее вокруг себя иную реальность, сейчас излучало смешанные эмоции, передавая их всем естеством.

Ни один смертный не смог бы их воспринять, но Иистир чуял их с… презрением, но удивлением. С решительностью, которая змеёй сжалась в задумчивость, пока глаза Серафима и его приближённых были уставлены на Иистира, а Архангел Цестиил сияющей тенью сопровождал его.

Чёрная голова поверженного архидьявола в руках Иистира, увенчанная многими рогами и змеиными чертами, до сих пор истекала мёртвенно холодной чёрной кровью. Его пасть была низко оттянута, показывая насколько широко разевалась при жизни. При свете величественная голова выглядела не отчетливее страшного чёрного пятна.

Иистир с усилием приподнял голову архидьявола и швырнул её на большой белый стол. Та глухо прокатилась, истекая чёрной кровью. Иистир взглянул на серафимов, ухмыляясь как безмозглый наёмник, гордый своей кровавой мясницкой работой, будто должен был ублажить своих новых хозяев.

- Светочи и светила, представляю вам; голова самого архидьявола Дома Крови, великого и ужасного Мархрата. Кровопускатель, разжигатель войн, мучитель и просто бешеный пёс всего Инфернума. Без него нет воителей, готовых смерчем налететь на ваши смертные войска. Без него нет тех, кто уже готовится к войне.

Начался совет; глашатаи объявили позиции своих господ, началось обсуждение, вопросы и остальные вещи. И все они прекратились, когда белый свет сменился чёрным, и все замерли в благоговенье и ужасе.

Смертная фигура из чёрствой серой кожи, сшитой светящимися швами, смотрела сияющими глазами, одетая в дорогие и ужасные ткани, с лицом, подобным человеческому черепу, с плоским носом и впалыми глазами - Озума Рагный собственной персоной.

Всего лишь жалкий смертный, явившийся как гром средь ночи и одним присутствием изменивший всё.

“Молчание”, - звенело его присутствие.

Иистир вдруг почувствовал, как силы его покинули, и рот его, и без того сомкнутый, вряд ли открылся хотя бы в мычании, сколько бы Иистир не приложил к этому сил.

“Мне видны все предатели средь вас”, - звучал взгляд Озумы. - “И им не остановить тех, кто со мной, тех, кто тьму искоренит в сердцах каждого, кому не хватит духу это сделать до нашего прихода. Смертные иных миров, слуги чужих богов будут очищены нашими руками, преданы нашему сиянию, пока не останется ничего, кроме первозданного солнца. Единственного чистого. Идеи, которая жизнью питала Франгир до моего предшественника”.

Когда бог обретает плоть, он становится менее великой и ужасной фигурой, чем был. Когда бог - узурпатор с жалким смертным телом - это просто насмешка над всем, что создали истинные великие. Злой плевок в лицо всему порядку, что построили что Калифарг, что Таймо, что Утерес. Плевок, который не может переплюнуть даже великий дурак и шутник Деускретор собственной персоной. Плевок, который был нанесён не только им, но и всем тем, кто стоит рядом с ними. Кто разделяет идею бытия божеством.

Смертная фигурка - всего лишь аватар, маленькое представление. Когда Озума Рагный приблизился, Иистиру стало хуже; он узрел, что эта фигура не более чем фасад, скрывающий могущественную идею, растворяющую в себе весь окружающий мир.

Идею догматизма. Беспрекословия. Правления. Мрачной решимости исправить мир. Но не так как должно, а так, как это видит сам Озума.

Его ноги в стальных сапогах зависли над столом, игнорируя рассадку Светлого Стола, и никто из великих, что в одиночку стоили целой армии, ничего ему не сказал. Сначала Иистиру казалось, что Озума смотрит прямо на него, но почувствовал такую напряжённость, будто каждого прожигали взглядом двух светил.

Окровавленная голова, под которой растекалась кровавая лужа, вспыхнула чёрным пламенем и исчезла, издав ужасающий звук, похожий на внезапную, пробуждающую от самой смерти, агонию.

“Одна из голов дракона отсечена; теперь он слаб, но ждёт второй атаки. Все силы вложим мы в священный наш поход. Сначала падёт их плоть и опора; города смертных очистим светом. После пойдёт поход наш туда, где души перемалывают обратно в жизнь. В Инфернум лежит наш путь. И когда мы низвергнем тех, кто продолжает бесконечный цикл…” - Иистиру показалось, что верхний слой его кожи начал отходить под палящим сиянием, но волей дьявола он сдерживал наступающую боль. - “…начнём мы очищение. Настоящее. В новом Франгире не будет больше господ и не будет рабов. Лишь земля и сияние. Как и было до нас. Как и завещал Утерес”.

Те, кто были не согласны с Озумой, уже не сидели в этом зале. Их пустые оболочки лежали внизу, где благодаря тьме проступали контуры цепей, что сковывали самые гнусные тени и самые преступные души.

Там они лежали не как узники, нет, а как показательно казнённые в напоминание о власти. Кто-то был разделан с особенной жестокостью и лёгкостью, а кто-то даже пустой оболочкой более величественен, чем все те души, которые обитали там.

“Отпустите отродье. Он вернётся домой, и пусть скажет, что мы идём. Пусть они готовятся и дрожат перед решимостью нашей и нашим духом. Ибо мы сотрём их в пыль, а бога их мы обратим в камень”.

***

Сегодня она снова проснулась от криков, но никто не кричал.

Ни с кого не снимали кожу, никому ради забавы не жгли пятки, заковав в острые ржавые кандалы и облив дешёвыми наркотическими субстанциями. Никого заживо не рвали жуки. Никого не рубили, никому не отстреливали конечности, и никто не погибал во взрыве от копья со взрывным наконечником. И ни над кем даже не надругивались.

Ей просто это приснилось.

И подтянув холодное от кондиционеров одеяло, она содрогнулась в большой кровати, приходя в себя. Инстинктивно стала теребить пальцы, на которых уже давно зажили шрамы от сорванных ногтей. Было очень глухо, лишь будильник трещал свою тихую трель, и отключив его, она смотрела в холодную стену пустым взглядом. Никого рядом не было. И её сердце вначале стучало быстро, но после она себя успокоила.

“Пока я не знаю ничего наверняка, нельзя предполагать худшее. Предположения убивают”.

За стеной комнаты в бункере царствовала пустыня. И она чувствовала, что с каждым днём эта пустыня подбирается к ней, запуская песчаные руки в самое сердце.

Встав, она умылась, оделась в чистую научную форму, нацепила очки. Лёгким заклинанием сплела волосы маленькими заколочками из кусочков живой лозы, что распустилась цветами. Цветы ей всегда приносили успокоение, возвращали смысл и силы.

Она была тут, чтобы озеленить пустыню, и она тут, чтобы попытаться сделать это вновь. Отыскать то, что растёт под этим солнцем и в этом песке, и заселить этим бесплодную пустошь. Дать местным еду, воду и защиту от солнца.

Она вышла из комнаты в теплицу; под палящим солнцем еле-еле выживали маленькие растеньица, взращенные с инфернальной кровью, но всё равно не способные держаться прямо, и вянущие. Если вплести меньше инфернальности, они умрут даже быстрее. Если больше, цветы начнут атаковать людей, рвать их плоть, снимать с них кожу…

От этой мысли она передёрнула плечами, проходя у гидропонных делянок.

Местная красная трава - страшный сорняк, всасывающий в себя воздух - не подходил. Это было слишком злобное растение, что забирало жизнь, а не дарило её. Как и всё в этой проклятой пустыне.

В бункере сегодня было пусто, словно её бросили одну. Она позавтракала в холодном кафетерии, где пересеклась взглядом лишь со скаделом на плакате, что гордо прижимал ладонь к сердцу, глядя на зрителя, но подняв голову к небесам.

Его эльфийские фиолетовые уши были навострены, синеватая пятнистая кожа блестела под светильником кафетерия, тонкие жгутики, сходящие с головы, лежали величественно, а поверх них прорастали тёмные волосы, аккуратно связанные на затылке.

И конечно же глаза. Его глаза - чёрные, со звёздной крапинкой, смотрели подобно бездне, что манила и взывала...

“Моновианский Научный Исследовательский Центр - силой разума, к общему благу”.

Скадел выглядел как обычно, покровительственно, но сегодня немного угнетающе.

“Ты цвет своего мира. Ты нашла способ подчинить себе растения. Теперь ты не можешь подчинить растениям землю? Возвращайся домой, девочка, если не можешь справиться с этим. Найди себе скучную жизнь, продавай цветы, если так хочется. И рыдай до конца дней. Десейра уже победила. Она уже забрала многих. Она заберёт ещё больше. Перед ней ты бессильна”.

Она покончила с протеиновыми хлопьями и ленивочным молоком как можно скорее.

Первого живого человека она нашла наверху, на наблюдательной башне, поставленной на высокой скале, с которой открывался отличный вид на белёсый песок и каменные плато, местами поросшие кровавой травой, жадной до плоти.

Жаркий жёсткий воздух царапал лёгкие с каждым вдохом, и лишь большой защитный зонтик в руках спасал от жестоких лучей. Где-то на горизонте вечно сверкали молнии, но звук от них не доходил.

Её муж находился в наблюдательном бункере; он сидел на стуле, смоля сигарету и поигрывая пальцами по консоли управления дронами, что барражировали в воздухе, словно далёкие сонные мухи, почти бесшумно, и следили за безжизненной пустыней стеклянными объективами.

Она сложила зонтик, войдя внутрь башни, и дверь автоматически защёлкнулась за ней, задвинувшись, но песок напомнил о себе, слегка захрустев, перемолотый дверью. Муж на секунду обернулся; она увидела, что другой рукой он почти поднял на неё пистолет, но сразу же опустил, узнав её.

- Прости.

- Где остальные, Маркус? Мне никто не повстречался за всё утро.

- Эйнар взял Шмита и Нирман, и они отправились к Грозовым Столпам проводить очередные замеры. Механик скорее всего снова сидит в рубке питания, - флегматично отозвался Маркус, пригладив русую длинную щетину. - Тебе нельзя показываться вне стен. Они могут быть где угодно.

Палмери знала, что Маркусу приходилось тяжело. Его, как заместителя начальника стражи, опять ослушались, а предыдущий сошёл с ума и ушёл в пустыню. После тщательных поисков было обнаружено лишь тело в ещё движущемся экзоскелете. Как? Лишь Воронья Госпожа знает.

- Я не могу вечно сидеть взаперти. Поверь, ходить под этим солнцем мне нравится не больше чем тебе. Моя кожа просто не создана для таких лучей.

- Это место вообще не для людей создано, - хмыкнул Маркус, не отрывая взгляда от горизонта. Он чуть дёрнулся, взглянул в бинокль, но после опустил плечи. - Я больше так не могу. Нам нужно уехать на следующей же неделе. Пускай другие занимаются этой работой.

Она положила ему руки на плечи.

- Увы, а кто может занять наше место? Необученные специалисты? Все кто хотели сюда поехать, уже здесь. Мы нужны этому месту, а Моновиуму мы нужны тут…

“Я не оставлю эту работу. Я вложила в неё слишком много. Даже если отдать ей жизнь - это лучше, чем бросить её незаконченной и после думать об этом”.

- Маркус, - она сжала его напряжённые плечи. - Я найду способ, как превратить Десейру в Сильенсур, и мы сразу поедем обратно…, - она обняла его со спины. - Мы купим красивый дом, обставим его мебелью и ка-а-аждый день будем вспоминать об этих ужасах только из кино…, - мечтательно произнесла она.

- Палмери, - сказал он чуть напряжённо.

- …Что ты купишь первым? Я хочу космологическое колесо. Выдерну из него Десейру и буду радоваться каждый день, глядя на него… Или может лучше купить плакат, в который мы будем кидать дартс или коартс. Когда я закину в неё тысячную кисточку, уверена, Десейра на нём станет намного красивее…

“Когда превратится в неразборчивую мешанину из цветов. Никогда не понимала коартс, но тут я его готова понять. Кидай кисточки, пока не получится что-то прекрасное”.

- Палмери, - снова сказал он, попробовав её остановить.

- Или…

- Доктор Палмери, что-то на приборах, к нам приближается объект.

- Рейд? - со страхом спросила она, выдернутая из мечтаний. - Или это наши?

- При всём уважении, надеюсь, что нет…

На экране картинка, которую транслировали дроны; летящая сквозь пустыню колымага чадила чёрным бензаковым дымом. Простреленные стальные панели держались на добром слове, и из разрывов под капотом то и дело вырывались огненные выхлопы.

Такой знак не мог предвещать ничего хорошего.

***

По миру прошлись оранжевыми красками, но они оставили после себя лишь чёрные пятна на зелёно-жёлтом фоне.

Получившаяся картина пахла жжёной болью, гнилой жестокостью и тошнотворным безразличием, идущим от Зелёного Моря. Она была прекрасной музой, вдохновляющей на собственные творения.

Серьёзник вооружился этими чувствами и творил, изменяя своей силой и виденьем одинокую скалу на окраине сожжённой деревни. Он обвесил этот камень кишками местных, любовно укладывая их на выступы. Он яростно хлестал скалу вымоченной в крови длинной тряпкой, вкладывая в неё царящую в воздухе злобу. Он усаживал отрезанные безжизненные головы, на которых лучше остальных отразился ужас, чтобы те смотрели в сторону моря. Некоторые из них были серыми головами ожум со швами, стягивающими кожу.

В сожжённой деревне почти на каждом шагу были воткнуты белые штандарты с чёрным пустым квадратом и большим крестом. Не его рук дело – он вырывал их с корнем и складывал у подножья, давая крови стекать на белые полотна.

Среди взорванных обломков и сгоревших останков, в центре того, что было деревней, теперь находилась мясная груда из стащенных с округи тел. В каменистой почве, покрытой останками и кусками одежды, притаились противопехотные мины, подпрыгивающие и взрывающиеся облаком обжигающего света при приближении.

«Их искусство – убивать. Их цель – сделать это как можно с большим числом. Им недостаточно убить противника – им нужно убить само его зарождение, саму идею… Безумно. Мне нравится. Глупо и хорошо. Больше противников, больше бойни».

Им было легко убивать мутантов и доходяг, но встретившись с Серьёзником, они легли костями. Их бронемашина была завалена на бок, как жук со вспоротым брюхом, что истекал маслом из перерезанных трубок.

Те немногие, кто успели спрятаться и теперь возвращались, видели его - Серьёзника - и боялись приблизиться. Он казался страшным существом - массивным алым инферлингом с обломанными рогами, что были приделаны к стальному шлему, вплавленному в кожу. Стальная сетка закрывала лицо, подёрнутое наслаждением вечной кровавой бойни. Броня из толстых цепей, покрышек, стальных пластин и вымоченных в крови и красках кусков холста почти его не замедляла, хотя казалась тяжёлой и неповоротливой.

В руках у Серьёзника заострённый двуручный тесак, сваренный из стальных знаков, номеров и иного металлолома, который даже такой крупный и сильный инферлинг, как он, мог таскать лишь на плече.

Но те, кто обманулись его неповоротливостью, уже лежали в песках. Их души уже отправились в зубы великому Смеющемуся Хору, который с хихиканьем и улюлюканьем рвал их, набивая бездонные животы.

Он сам оскалил зубы, глядя на тела, но голоду поддаваться не посмел. Художник должен быть всегда голодным.

- Приветствую того, кто летит вместе с Хором.

Серьёзник повернулся на незнакомый голос только для того, чтобы обнаружить двух искателей. Он лишь наклонил голову, хрустнув шеей, как тот, что был покрупнее, уже положил руку на обрез, а второй постарался удержать его и показать, что нужно отступить назад.

«Они общаются на языке диких зверей, на котором я думал с тех пор, как моё сердце наполнилось красками. Боятся дикой воспалённой от голода и мыслей плоти, через которую прошита сталь».

Серьёзник взвалил тесак на плечо. Кровавые тряпки, что были намотаны на полотно как кисточки, истекли последними каплями и уже облепились песком.

Искатели скорее всего были людьми; лица закрыты, экипировка дорогая. На первом красные очки. Серьёзник испытывал спокойствие; если он увидит их глаза, он захочет их съесть. Это значит, что они живые; он это знал. И возможно, они это тоже знали. Но пока он не видел их глаз… Быть может их устами заговорила с ним пустыня. Или хохочущий воздух. Таким надо отвечать словами.

- Что ты творишь в данный момент? – спросил человек в красных очках.

Вопрос не звучал осуждающе. Серьёзник удовлетворённо хмыкнул, опустил тесак и упёр его в землю.

- Ярость прошедшего боя - моя кисть, боль и кровь - мои краски. Я не создал кровавый рассвет, но я его ещё создам, тот, кто дышит лицами, - проскрежетал Серьёзник, делая глубокие восхищённые вдохи и глядя на свою работу. - Я покажу рабам тирана, как выглядит ужас. Покажу им красоту всей Десейры, прежде чем лягут они в её пески. После покажу им меч свой. Покажу, чего стоит тиранство. И заплачу за него сполна их головами.

- О каком тиране ты говоришь, Летящий с Хором?

- О том, что восстанет вторым солнцем, но погаснет, обиженной собакой сутулой, - Серьёзник оскалил зубы, вглядевшись в зелёный горизонт. Берег обваливался вниз на многие-многие метры. Внизу виднелся песок, а за ним лишь зелёный туман и глинистые впадины, полные мутной зеленоватой жидкости. - Он придёт из-за горизонта. Криком своим он попытается спалить пустыню, но она останется к нему безразлична. Как девка к жидкому ухажёру! – рыкнул он и засмеялся, сдерживая дикий порыв. – Он когтем в неё своим вопьётся, но коготь она перекусит. И будет он её резать, пока события вновь не примут оборот… Тот день я увижу через свою настоящую маску.

- Он выживет? - спросил искатель.

- Это мне неизвестно, искатель. Одно знаю; второе солнце спалит много душ. Через месяц. Через сотни лет. Оно будет палить их, пока не погаснет. Чёрным пятном оно вышито на кроваво-ярком гобелене времени. Ибо он уже погибающий бог.

- Озума погибает?

- Мне шепчут об этом нити. Туда, куда идёт он, тянутся длинные тени. Он смертный, в чьих руках горячее сияние холодной горы. От плоти его останутся лишь оголённые кости.

- Как стучат нити в сердце твоём, пока мы рядом? - спросил искатель. - Можем ли мы осмотреться?

- Какова цена художнику, если он вырвет глаза тем, кто смотрит его картины? - Серьёзник повернулся на них полной грудью и наклонился, резко подтянув тесак. - Большая! - а после рассмеялся, но искатель и сам посмеялся с ним, а потому красная нить в руках Серьёзника сразу угасла, тот распрямился. - Но недостаточно большая для меня. Смотрите, сколько вздумаете, но на вопросы теперь мои будете держать ответ. Чего ищут ваши следы на этих камнях?

- Своих же отпечатков, - отозвался искатель. - А ещё терпения госпожи часов, что будет потрачено. Нас сюда позвал наш старый друг; мы хотим ему помочь с его проблемой. Путь нас лежит дальше, но мы увидели здесь бедствие и решили остановиться.

- Сплясать ногами крюк? Звучит больно, – Серьёзник улыбнулся. Через маску чуть вытекла едкая, отравленная кровью и гноем, слюна.

- Я и мой напарник - иномирцы. Знанием, что открыто мне Деускретором, я путешествую по линиям.

- Мой путь сделан ногами и безумным солнцем, - отозвался Серьёзник. - Так я общаюсь со своим богом. Через ожоги и человеческую плоть. И он говорит мне, что у бабки мина в бороде, - засмеялся Серьёзник, но не стал продолжать. Его интерес к живым иссяк, они стали для него ничем, кроме двух одиноких фигур, говорящих свои глупые словечки.

Он вернулся к скульптуре. Он вскрыл лежащее холодное тело и стал протирать в нём верёвку из тканей, вымачивая свои руки в холодной липкой крови; ею он усталыми движениями нарисует бессилие у подножья камней. Он вымочит в ней свои перчатки из ткани и будет рисовать отпечатки, будто это тела тянулись наверх.

- И часто вы общаетесь с такими, мистер Ин? Почему этот псих на нас не напал? – спросила крупная фигура напарника красноглазого.

- Потому что решил не нападать, Хэнк, - пожал плечами искатель поменьше, что и говорил с Серьёзником. - Но он сказал нам много интересного.

Камушек, привязанный к его нагрудной рации, вспыхнул; магические нити уловили сигнал. Сигнал, взывающий о помощи, связанный с теми, кого этот искатель хотел видеть.

- Пойдём, Хэнк. Кажется, это не наша история. Наша зовёт нас прямо сейчас. Не будем заставлять чернила сохнуть.

- Говорите как тот сумасшедший, - буркнул Хэнк, вставляя обрез в широкую кобуру на поясе.

- Возможно потому, что мы все сумасшедшие в некоторой степени, - усмехнулся красноглазый искатель, уходя вперёд. - Мне кажется, я знаю, что придёт из-за горизонта. И я точно сам сошёл с ума оттого, что верю этому кровавому творцу…

***

- Твой сын собрался взорвать себя.

Она приподняла глаза от свитков с новостями и отставила чашу чужих сладостных и горьких слёз.

- У меня есть сын?

- Твой смертный сын, - прорычал он. Она пожала плечами.

- Взорваться и спровоцировать Озуму Рагного, хочешь сказать? - спросила она спокойно, вернувшись к свиткам.

Он ударил кулаком по столу.

- Да! - зарычал многорогий дьявол, пуская дым изо рта.

- Бесись сколько вздумается, дьявол Гнева, - пожала она плечами, отложив свитки. - Почему ты считаешь, что это он собирается спровоцировать Озуму? Почему тебя это вдруг озаботило?

- Мархрат мёртв, он убит! Дом Крови, сосед мой, остался без головы!

- Воспользуйся ситуацией, возьми что полагается, не бери то, что утянет тебя вниз. Жди, пока его заменят. Если тебе так это небезразлично…

- Он будет там, злющий как тридцать церберов из-за твоего сына. Он огнём пройдёт по моим вассалам из-за твоей крови!

- Во-первых, - спокойно сказала она. - Моя природа уже давно не принадлежит смертной «мне». Она осталась позади, после того как этот “Марк Кобра” меня убил. Во-вторых… Не вижу причин для беспокойства. Как бы Озума не пыжился, он не знает, как устроены миры, если думает, что сможет до нас добраться. Более того, я не вижу причин, почему мы не должны дать смертному взорваться с силами Озумы. Это уже будут проблемы смертных, более того, им это действительно на руку.

- Но Архидьявол…

- Если Архидьявол погиб, возможно тебе стоит поискать проблему не в смертном на машинке, а в ком-то намного-намного повыше в позиции власти… Например, предателей. К слову, о них…

Она начертила символ вызова, и его приняли. Символы засияли, в тёмном углу комнаты со стенами из чёрных древесных стволов заплясали тени. Из них выступила рогатая фигура старого знакомого.

- Позволь тебе представить, ибо ты его, наверное, не знаешь… Иистир. Бывший член Дома Мира.