Мост Её Величества

ГЛАВА 15

Дверная защелка, которую несколько дней назад привинтил Тень, не выдержала нового испытания.

Тесная душевая комната наполнена теплым влажным туманом — атмосфера, как в парной в русской бане. Спиной к входу — на корточках — устроилась женщина. Глянцево блестит обнаженная мокрая спина; ноги разведены для устойчивости, крупные сахарные ягодицы нависают над розовыми пятками. Левой рукой она держится за стенку кабинки, ее правая рука покоится на голом мужском бедре. Голова ритмично движется; в такт этим движениям подрагивают и её пышные ягодицы.

Фемина никак не отреагировала на внезапное появление «третьего лишнего». То ли по причине максимальной концентрации на своем занятии и близости финала самого действа, то ли играла на публику; возможно, попросту не расслышала из-за шума водяных струй щелчка сломанной дверной защелки.

А вот мужчина, чей член она держала во рту… тот оторопело уставился на меня. Я тоже остолбенел — в этом парне я узнал одного из западенцев — Васыля.

Немая сцена продлилась несколько секунд.

Наконец фемина, выпустив кожаную флейту из губ, повернула голову и уставилась на застывшего на пороге душевой комнаты субъекта. Ее глаза испуганно округлились — представляю, что она прочла на моем перекошенном от ярости лице.

Кстати, это была совершенно незнакомая мне дама…

Да, определенно, я вижу ее в первый раз.

— Sorry, — пробормотал я. — Хотел принять душ… Ну, раз занято, приду позже.

Я прикрыл дверь душевой, после чего спустился по лестнице на первый этаж.

«Что это было, Артур?» — спросил я сам себя, но ответа на этот вопрос от моего второго Я так и не получил. Да уж… Недели не прошло со времени устроенного мною сразу по приезду дебоша, как вновь «отличился».

Впрочем, у меня не было душевных сил, чтобы так уж сильно переживать из-за случившегося. Я достал из холщовой сумки — с которой езжу на пакгауз — оба термоса и прозрачную пластиковую коробку для сэндвичей. Прополоскал колбы термосов под краном на кухне, вымыл короб. В кастрюле, прикрытой полотенцем, плов с маленькими кусочками курицы — это Татьяна приготовила на ужин. Плов не вот, чтобы горячий; но я не стал выкладывать на сковородку и подогревать: не было ни желания, ни аппетита.

Включил в гостиной электрический обогреватель. Достал из сумки пару вязаных носков и жилет, повесил их сушиться. Шерстяными носками я был обеспечен Татьяной уже во вторник; она с детства приучена к вязанию, и то, что раньше воспринималось как хобби, теперь вполне пригодилось для практических нужд. Жилетку мне жена связала за два дня. Она не может долго сидеть без дела, и все эти дни, пока не сошла гематома, стучала спицами; упрямо игнорируя мои рекомендации «поберечь руку», вязала с утра до вечера.

Я насыпал в кружку растворимый кофе, залил его кипятком. Лет десять, наверное, не пил такой; здесь, в Англии, я делаю много чего такого, чего не делал ранее, или о чем успел забыть.

Последним предметом, который я извлек из холщовой сумки, был нож с длинным семнадцатидюймовым лезвием — из числа тех тесаков, которыми на пакгаузе разделывают кэббидж. Это моя сегодняшняя добыча, я стащил его из разделочного цеха, пронеся под халатом в раздевалку; ну а там спрятал в сумку, обернув в захваченную с собой газету.

Я устроился в одиночестве за столом в гостиной. Прошло около получаса после моего возвращения в «работный дом»; голова была пустой от мыслей. Я уже допивал невкусный, отдающий цикорием кофе, когда со стороны лестницы послышались голоса.

— Де він?

В дверях показался один из компании западенских парубков. Волосы у Васыля еще не высохли толком после душа, лицо покрыто красными пятнами. Успел одеться; на нем спортивные брюки и короткая куртка, на ногах кроссовки. В правой руке хлопчины зажата дубинка; не резиновая, как у полицейских, а деревянная, явно самодельная, вырезанная из какого-то подручного материала.

— Хтось є тут? — донеслось из вестибюля. — Може, втік?

— Він у вітальні! — не спуская с меня глаз, процедил Васыль. — І він тут один.

Он посторонился, пропуская в гостиную своего земляка — это был Петро.

— Ну що, треба з ним побалакати… як там його звати? — угрюмо произнес Васыль.

— Так ніби його звати Артур, — сказал Петро, доставая из кармана куртки кастет. — Але яка різниця?

Я поднялся из-за стола; взял со столешницы нож.

— У вас есть ко мне какое-то дело? — поинтересовался я. — Кстати, а где ваш третий приятель?

Увидев внушительного размера нож в моей руке, эти двое замерли. Я обошел с тыльной стороны диван; остановился возле кресла, которое служило мне спальным местом последние несколько суток. Нас разделяет теперь всего три или четыре шага. Я пнул ногой кресло — в спинку; оно с хряском перевернулось, улетев к этим двоим под ноги.

Наклонился, взял один из двух кирпичей, служивших креслу подпоркой вместо отсутствующей ножки. Взвесив его в левой руке, спросил, обращаясь сразу к обоим:

— Как думаете, пойдет вместо оселка? А то, как выяснилось, в доме нечем наточить нож…

В дверях показалась молодка — та самая фемина, которая ублажала Васыля в душевой.

— Ой, хлопці… — обеспокоенно вскрикнула она. — Що тут у вас коїться?!

Удерживая кирпич в левой руке, я провел лезвием ножа по его поверхности. Затем еще раз, и еще, разворачивая кисть, чтобы затачивались обе грани. В гостиной слышались неприятные царапающие звуки; сам этот кирпич, учитывая его вес и материал, из которого он сделан, надо признать, не слишком-то годится в качестве оселка. Но, в то же время, вполне может сгодиться для другой цели…

— Не, не хорошо так, — сказал я. — О половинку легче будет точить… А если кирпич на четыре части разделится, так еще лучше. Как думаешь, Васыль?

Западенец сверлит меня взглядом, его лицо покрылось потом; по всему видно, что он в равной степени зол и обескуражен. Петро начал было просовывать пальцы в отверстия кастета, но тоже замер…

— Петро, — обратился я к нему, — у тебя и твоего приятеля достаточно крепкие черепушки?

— Це не твоє діло! — огрызнулся тот.

— У меня тут есть пара кирпичей… Так мне надо их обо что-то… ну, или об кого-то расколоть.

Я сделал шаг в их сторону.

— Видели, наверное, по ящику, как крутые парни себе о голову кирпичи разбивают? А! вижу, поняли мою задумку?! Вам даже ничего делать не надо, я сам, хлопци, сам…

Парубки вдруг попятились; одновременно, полоснув лезвием по нервам, на весь дом прозвучал истошный, на грани визга, женский крик:

— Ой, люди! Рятуйте! Убивають!..

Хлопнула входная дверь. Я вышел в вестибюль, в руке у меня по-прежнему нож и кирпич.

— У кого-то есть еще ко мне вопросы? — громко спросил я. — Может, кто-то еще чем-то недоволен?

В доме воцарилась мертвая тишина. Я вернулся обратно в гостиную. Поставил на место кресло, использовав вместо подпорок все те же кирпичи. Выкурил сигарету. От входа послышался звук отпираемой двери.

— Мать твою… — пробормотал я. — Шо, опять?!

Я предположил, что вернулись Петро и Васыль, прихватив с собой третьего на подмогу. Но вместо грубых мужских голосов из вестибюля послышался голос благоверной:

— Артур, ты где?

— Здесь я, Таня.

Я выбрался из гостиной. Татьяна держала дверь открытой; через проем я увидел нашего приятеля — с тележкой, на которой лежало — боком — какое-то кресло.

— Помоги Николаю, — сказала жена.

Мы вдвоем с приятелем занесли кресло в гостиную. Другое, сломанное, в котором я прежде пытался спать, отнесли к ближайшему мусорному контейнеру, поставив рядом с ним. Тележку эту я вижу в первый раз; Колян пояснил, что «нашел ее вчера», но не стал углубляться, где именно и при каких обстоятельствах.

Кресло тоже было бэушное, но оно шире, массивнее и крепче того, от которого мы только что избавились.

— Свидомые мимо нас пронеслись с матюками… — сказала Татьяна. — Чего это они?

Я пожал плечами.

— Откуда здесь это? — Татьяна взяла со стола нож. — Походит на те, которыми мы пользуемся на пакгаузе.

— А это и есть «пакгаузный» инструмент, — сказал я.

— Ты принес? — спросила Татьяна, внимательно глядя на меня.

— Я.

— Так?..

— В доме нет нормального ножа. Вот и подумал…

— То есть, ты его…

— Умгу… для временного пользования.

Когда мы прошли наверх, Колян обратил внимание на открытую дверь душевой, а затем узрел и сломанную защелку.

— Чо за дела, ира? Это что, ира, опять кто-то сломал?

Я приложил палец к губам, но моя лучшая половина — хотя вряд ли видела этот жест — что-то заподозрила.

— Ты ничего не хочешь рассказать, Артур?

— Хм… — Я почесал обросший щетиной подбородок. — За ужином расскажу.

Поскольку сегодня почти праздничный день, — получка! — наш кассир расщедрилась на три банки лагера. За ужином я поведал Татьяне о моём разговоре с Джито.

— Ты собираешься работать еще и на «фруктовом»? — уточнила жена.

— Да, — едва ворочая языком от усталости, сказал я. — Иначе мы ничего тут не заработаем.

— Завтра я выхожу в смену, — напомнила она.

— Мне Джито об этом уже сказал.

Татьяна на какие-то мгновения задумалась.

— Тебе надо отдохнуть… иначе ты долго так не протянешь.

— Нормально. Я уже научился спать в вэне.

— Сегодня будешь спать со мной, Артур. — Перехватив мой удивленный взгляд, жена уточнила. — На раскладушке.

Джито не приехал в наш дом в то время, в которое он обычно приезжает с портфельчиком, в котором разложены надписанные конвертики с наличностью для работников.

В начале одиннадцатого к нам наведалась Стася. От нее мы и узнали последние новости.

Оказывается, в половине девятого нашего шефа и еще одного индуса задержали полицейские на Дерби-роуд. И вот всего несколько минут назад звонили на мобильный Мареку и проинформировали, что Джито отвезли в участок, и что на него составляют протокол…

Я проспал всего около часа, но зато на раскладушке.

В четверть второго с «тормозком» — бутерброды приготовила Таня, она же зарядила оба термоса горячими напитками — уже стоял в указанном мне месте. В свете последних событий моя поездка на «фруктовый» оказалась под большим вопросом. Да и вообще, не известно еще, как повлияет задержание Джито местными полицейскими на рабочий процесс, в который я только-только начал втягиваться.

На «точку» пришли еще двое — поляки, парень и девушка. Они тоже были встревожены из-за произошедшего; я слышал, как они вполголоса обсуждали арест «босса».

Ровно в половине второго в переулок, где мы ныкались, вкатил серый «вэн». Водитель коротко мигнул фарами. Джимми — он был за рулем — молча отреагировал на то, что в салон забрался и я; это означает, что Джито успел дать ему соответствующее распоряжение.

Я устроился на заднем сидении. Вэн принялся кружить по спящему портовому городу, подбирая в тихих переулках таких же работников, преимущественно, гастарбайтеров.

Сегодня мне предстоит, по меньшей мере, четырнадцатичасовой рабочий день. И это была последняя мысль, которая посетила меня до приезда на место: стоило лишь прикрыть веки, как я тут же с головой окунулся в черный бездонный омут.