10 апреля. День 1-й.
День
— Ай лайк зе Юнайтед Кингдом… Ай вери лайк зе… з-зе… дзе…
Сосед слева, запнувшись, заглянул в самоучитель по английскому языку.
— А! Зе Греит Бритаин.
— Артикль the — с трудом справившись с очередным приступом раздражения, сказал я, — произносится как ðə. Если с согласным звуком. А с гласным — ði. Язык прижимаешь к зубам… Потом как бы продуваешь воздух. Understand?
Субъект старательно прикусил язык; не менее старательно продул воздух…
— З-зе… Зз-зе… Дз-зе… Так?
— Что за произношение? И откуда это у тебя — «Бритайн»? Ты издеваешься, что ли?
— А как правильно?
— Бритн!
— А написано — «Бритайн».
— Shit!.. Закрытые и открытые типы слогов, это в шестом классе проходят!
— У меня с разговорным инглишем не очень, я же в школе «дойч» учил.
Довольно громкий, и, надо сказать, весьма неприятный, если не сказать, устрашающий треск обшивки заставил соседа вжаться в кресло.
— Фига себе… Как думаешь, Папаня… Эта мандула… она не нае…
— Кто-то обещал не произносить бранных слов, — процедил я. — Клятву давал — не далее, как вчера. И не называй меня «Папаня».
— А чо такого я сказал?.. — скороговоркой произнес он. — Не сердись. Кстати, про обещания.
— Ну?
— Ты говорил, что поможешь мне с английским. Так?
Я тяжело вздохнул.
— Ладно, — сказал я. — Сегодня трудный день… сам понимаешь. Но если бы знал, что…
— Тогда скажи, какая разница между «кингдомом» и «грейт бритном»? Если и то, и другое — Англия?
— Уффф.
Меня не так-то легко вывести из себя. Я человек по жизни спокойный, стараюсь не создавать проблем ни себе, ни другим. Но этому субъекту, одетому, кстати, в мой джемпер, за каких-то два часа полета удалось довести меня до белого каления.
Я уже готов был сказать пару ласковых своему спутнику, — клятв не сквернословить и прочих трудновыполнимых обещаний лично я не давал — но ситуацию разрядила стюардесса, остановившаяся возле нашего ряда с хромированной тележкой.
— Beer? Wine? Nuts?
«Цианистого калия неплохо бы».
Я сейчас нахожусь не в очень хорошей форме; и, подозреваю, произнес эти слова вслух. Иначе, с чего бы это бортпроводница посмотрела на меня таким странным взглядом?
— Excuse me, sir?..
— Water, please. Two bottles.
Я покосился на соседа, который, в свою очередь, заинтересованно разглядывал расположенные в нижнем ярусе тележки банки с пивом и «полубутылки» с сухим вином.
— Without gas, — уточнил я.
Послышался уже знакомый скрежещущий звук. Нас основательно тряхнуло; по осевой линии, от фюзеляжа до кабины пилота, волной пробежала судорога. Стюардесса схватилась за спинку кресла, другой рукой она придержала тележку.
Некоторое время, с полминуты примерно еще, трясло так, словно мы передвигались не по воздуху на лайнере марки Boeing 737, а путешествовали на арбе с деревянными колесами по каменистому шляху. Наконец, жуткая тряска сменилась обычной вибрацией.
Бортпроводница передала воду.
Я хотел было поинтересоваться, почему летательный аппарат издает столь неприятные звуки — так, словно обшивка вот-вот лопнет, или отвалится натужно воющий двигатель. Еще хотелось спросить — вот этот лайнер, на котором мы путешествуем, случаем, не ровесник ли мне? Может, и ему уже под сорок?
Но передумал что-либо спрашивать, решив не беспокоить сотрудницу авиакомпании British Airways такими пустяками.
В иллюминаторе клубится серая хмарь; где-то далеко внизу под нами Северное море, на исходе третий час полета. Да, как ни странно, наша воздушная арба все еще не развалилась, и мы все еще совершаем рейс из точки А в точку Б.
Салон лайнера заполнен примерно на две трети. Работница турфирмы, через которую мы оформляли визы и заказывали билеты (обратный с открытой датой), оказалась весьма словоохотливой дамой. Это от нее я узнал, что британские власти в последнее время ужесточили правила — вернее сказать, практику, поскольку правила формально остаются неизменными — пограничного и таможенного досмотра для граждан нашей страны. Согласно самым свежим данным, предоставленным британской стороной, каждый десятый гражданин, имеющий туристическую визу, получает отказ на въезд в Соединенное Королевство. Признаться, я так и не понял, зачем, для какой цели это было сказано. В любом случае, толку от полученных в турфирме сведений было ноль: деньги в кассу уже уплачены, документы сданы на оформление.
Посольство Соединенного Королевства проштамповало нам в паспорт туристические визы — и мне, и моему спутнику, в компании которого я вынужденно путешествую, и которого называю про себя Тень (следовательно, мы не числимся среди потенциально опасных для Королевства личностей). Мы изрядно поистратились: оплатили стоимость оформления виз, приобрели авиабилеты на чартерный рейс, забронировали по интернету два бюджетных номера в маленькой гостинице в Саутгемптоне, проплатив вперед за суточное проживание… Однако нет никаких гарантий, что кто-то из нас не попадет в статистику «отказников».
В аэропорт мы приехали за четыре часа до вылета; нас — как, впрочем, и других пассажиров «чартера» — предварительно опросили специальные люди, призванные отфильтровывать нежелательный элемент еще до посадки на «лондонский» рейс. Они же, эти двое, сотрудник авиакомпании, отвечающий за безопасность полетов и прикомандированный офицер «Home Office» (The United Kingdom Immigration Service), произвели первичную проверку документов. Я был весь в своих мыслях; события последних дней настолько выбили меня из привычной колеи, что я не запомнил ни лиц этих двоих, ни их вопросов, ни того, что сам им говорил в ходе короткого собеседования.
Уже когда мы поднялись на борт, Тень сообщил, что с рейса сняли двух молодых людей — и фиг знает, по какой причине.
Мы сидим в тринадцатом ряду, — если считать от кабины — в правой секции. Третье кресло пустует. Наверное, это к лучшему. Любой нормальный человек, окажись он в нашей компании, подумал бы, что попал в общество двух сбежавших из психбольницы фриков.
— Ай хэв зе маней…
— Мани.
— Ай хэв енофт мани…
— Что это еще за «еноты»? — угрюмо поинтересовался я. — Инаф, наверное? В смысле — enough — достаточное количество?..
— Думаешь, Папаня…
— Прекрати меня так называть!
— … нам хватит тех «маней», что мы имеем?
Я с трудом сдержал тяжелый вздох: с наличностью дела обстоят не очень хорошо. И это еще мягко сказано. В моем портмоне карточки VISA и «мастер-кард» — если начнут спрашивать «за деньги», можно будет присочинить, что их есть у меня; но я-то знаю истинный расклад. Последний по времени перевод из издательства я получил четыре месяца назад (деньги те давно уже потрачены). Сейчас у меня при себе восемьсот фунтов с мелочью, и это все, что удалось раздобыть. Еще раньше я занял полторы тысячи долларов, чтобы заплатить за оформление визы и авиабилеты. Как-то так случилось, что одолжиться было не у кого, кроме как у моего нынешнего спутника. Кстати, у него при себе тоже не так много дензнаков — ровно тысяча паундов.
— Мы же не собираемся покупать клуб «Челси», дружище, — успокаивающим тоном произнес я. — И вообще… если удастся реализовать план «А», то мы на Острове надолго не задержимся.
«Таня, Таня… Вот зачем, спрашивается, сорвалась? Почему меня не дождалась?..»
Три недели назад моя единственная, дорогая, та, с которой мне всегда интересно, хотя и непросто, а порой и безумно сложно, улетела на Остров. Вместе с какой-то знакомой, которую я едва смог вспомнить, и у которой есть какие-то контакты в плане возможного трудоустройства в Англии. Наша тринадцатилетняя дочь, пока я не вернулся из поездки — а я отъехал по писательским делам в Ростов-на-Дону — осталась на попечении матери и младшей сестры.
Не сказать, чтобы я совсем ничего не знал об этих планах. Мы говорили на эту тему; и я не исключал того, что с учетом возникших финансовых сложностей мне придется оставить свое нынешнее малодоходное занятие. Но штука в том, что я как раз заканчивал новую книгу. Я был в «коконе», жил не своими заботами, а заботами литературных персонажей, решал не свои жизненные проблемы, а проблемы тех, кого придумал.
В итоге моя собственная жизнь рухнула; и если мне кого-то следует винить в произошедшем, — хотя что толку — то исключительно одного себя.
— Саутгэмптон из э биютифул сити…
— Завязывай, дружище.
— Феймоюс Титаник дип… департинг Саутгемптон… э-эээ… десятого «эйприл».
— Сегодня как раз очередная годовщина, — мрачно заметил я.
— Ин Саутгемптон нау лив май герлфренд… Хёр нейм из Таня…
— Твоя подруга осталась дома, — криво усмехнувшись, сказал я.
«Представляю, как она обрадовался, что ты убрался наконец из ее жизни», — подумал я про себя.
— Как думаешь, твоя Татьяна приедет в аэропорт?
— Спроси о чем-нибудь попроще.
— З-зе… Дз-зе…
Мое терпение лопнуло; я отобрал у Тени учебник английского, положив его на свободное сидение, так, чтобы этот тип не мог до него дотянуться.
— Там это… моя шпаргалка! То, что ты написал!
— Тебе было сказано: выучи наизусть?!
— Всё, мне п@@@@ц… — обреченно вздохнул сосед. — Даже то, что знал, вылетело из головы.
До сих пор не могу поверить, что я согласился взять в эту поездку Тень.
Но что бы я делал, спрашивается, если бы этот тип не согласился ссудить мне некоторую сумму дензнаков? Хм, хм. В последние годы я веду закрытый образ жизни; когда-то у меня было много друзей (знакомых, сослуживцев, так будет точнее); писательство же, это удел одиноких людей — я и сам не заметил, когда вокруг образовался вакуум.
NN, старая знакомая, ростовщица, у которой я одалживался в трудные моменты жизни, сама угодила в такой оборот, что врагу не пожелаешь. Самое смешное, — хотя что уж тут смешного — что я сам дал деньги этой «старухе-процентщице». Столько, сколько держал в заначке: около двух тысяч «зеленых».
Это было месяца полтора назад. У NN погиб сын, он был поздним и единственным ребенком. Парень заканчивал университет в Тель-Авиве, связался с какой-то нехорошей компанией. В результате передозировки чего-то наркосодержащего угодил в больницу. Оказался на грани жизни и смерти…
NN перед спешным отъездом в Израиль бросилась по знакомым; она надеялась собрать денег, чтобы проплатить врачам и попытаться вытащить сына фактически с того света. Наведалась она и к нам. Жаловалась, что ей отказывают все, кого она «выручала», и что она не смогла разжиться средствами даже в еврейской общине. Оказалось, что те, кто ссужают деньгами нуждающихся в срочном кредите — под процент, естественно — напоминают современных авторов: пока им есть что дать, что предложить, с ними имеют дело, а если им нечего предложить, или же они сами нуждаются в помощи, от них тут же отворачиваются, вокруг них образовывается вакуум.
Единственным, кто согласился подкинуть мне деньжат на поездку в Англию, оказался этот мой довольно давний знакомец, нынешний спутник. Когда я к нему обратился, — скрепя сердце — он пообещал дать некоторую сумму (без процентов). Но выставил условие: он тоже поедет на Остров: «хочу присмотреться, — сказал он — что там и как».
Ситуация у него, кстати, зеркальная: если моя благоверная, по сути, бросила меня, то он сам готов был сбежать от своей гражданской жены хоть на край земли.
Я же говорю — Тень.
Щелкнул динамик; по салону разнесся мелодичный голос старшей бортпроводницы:
— Ladies & Gentlemen, now We're approaching Heathrow, where the local time is 15:30…
Я пристегнул ремень; жестом велел спутнику сделать то же самое. Не уверен, что Татьяна будет встречать нас в аэропорту, хотя теща сообщила ей позавчера по телефону дату и номер рейса.
— Ну, а если не пропустят, Папаня? — нервно произнес мой навязчивый спутник.
Шасси нашей воздушной арбы коснулось бетонной полосы — мы приземлились в аэропорту британской столицы «Хитроу».