Марек подвез нас к самому дому. Примерно четверть часа назад ему позвонил на мобильный Джимми, помощник нашего «босса». Последние новости таковы. Джито всё еще сидит в СИЗО, но с большой долей вероятности его выпустят уже в ближайшие дни. В минувшую пятницу — это Марек добавил уже от себя — были задержаны еще несколько человек: трое из местных сикхов, субарендаторы жилья, и поляк, через которого оформлялась аренда на вэны для перевозки рабочих на пакгаузы. Полиция изъяла два микроавтобуса, но их вроде бы уже вернули. Главная же новость заключается в том, что лавочка продолжит работу; сегодня вечером, как и принято по пятницам, начнут выдавать «конвертики» с деньгами.
Мы с Татьяной прошли в дом. Из гостиной доносятся голоса — там устроилась какая-то компания. Таня направилась сразу наверх, я же пошел на кухню, чтобы промыть под краном термосы и коробку для сэндвичей.
В гостиной шестеро человек. У них что-то типа party; на столе баночное пиво, большая бутыль с сайдром, чипсы, в пепельнице гора окурков. Из знакомых мне личностей здесь обнаружились наш приятель Колян, одна из двух оставшихся после ухода Стаси кабет — Броня, а также поляк с вислыми усами — Янек. Еще здесь обнаружились два рослых, крепкого телосложения парня; обоим с виду около тридцати. Шестым и последним в этой компании был сухонький, невысокого росточка пожилой мужчина с серым мятым лицом.
— Hi! Cześć! — поздоровался я разом со всей компанией. — Привет всем.
— А, Папаня! — Колян вскочил со стула. — А у нас новые соседи!..
— Окей, — вяло сказал я. — Новые, так новые.
— A to jest nasz bohater! — возвестила Броня, обращаясь к двум незнакомым мне парням. — Arthur wypędził tych diabłów!..
Один из незнакомцев подошел ко мне; он улыбался, но глаза у него настороженные.
— Меня зовут Альгис, — сказал он. — А это… — Он кивнул в сторону другого парня, который оставался за столом. — Это Саулюс.
— Артур. Вы из Литвы? Labas!..
Мы обменялись рукопожатиями.
— Артур, как насчет пива? — сказал литовец. — Присоединяйтесь…
— Спасибо, Альгис… Но я только с работы. И мне надо сначала принять душ.
Я жестом показал Тени, чтобы тот следовал за мной. Мы прошли на кухню. Я извлек из сумки несколько упаковок салатов, сыра и майонеза, положил их в один из двух холодильников.
— О, круто! — сказал Тень — Давно пора… Тут, ира, все с пакгаузов таскают, кроме тебя и Татьяны. А еше и в маркетах тырят, ира.
Он протянул мне захваченную из гостиной банку пива.
— Угощайся, Папаня.
— Пока нет желания. — Я перешел на полушепот. — Что это за цирк, Николай?
— В смысле?
— У нас сухой закон, — напомнил я.
— Так я же, ира, только банку пива выпил.
— А что это за мужики?
— Литовцы?
— Да, я про них спрашиваю.
Тень открыл банку; запрокинув голову, двигая кадыком, сделал несколько крупных глотков. Вытер ладонью губы, затем протянул жестянку мне.
— Глотни, Папаня, а то на тебе, ира, лица нет.
— Ты оглох? Я спрашиваю, что это за мужики?!
— Джимми их привез.
— Так?
— Каких два часа назад, ира, вместе с их вещами.
— Фига себе… Еще двоих решили подселить? Но куда?!
Я выкрутил оба крана — с горячей и холодной водой, стал прополаскивать колбы термосов.
— Папаня, оставь! Я помою…
— Ты лучше на вопросы мои ответь.
— А чо, я уже ответил… — Николай хлопнул себя по лбу. — Да, самое главное не сказал.
— Ну?
— Хохлы съехали окончательно!
— Западенцы?
— Ну да. Они же, ира, с того дня, когда ты их отпиз…
— Без мата давай. Во-вторых, я никого из них и пальцем не тронул.
— А на районе говорят, что ты их… — Тень задумался.
— Короче, — поторопил его я. — И по теме.
— Короче, ира, они забрали вещи… А вместо них, ира, будут в том же руме жить эти двое, которых привез Джимми.
— Твою мать… — пробормотал я. — А почему эту комнату нам не отдали? Раз уж оттуда украинцев выселили?
— Ну и они, ира, — не слушая меня, продолжил Тень, — типа такой «проставки» сделали — ящик баночного пива притащили. Хотели бухла купить у индусов… Водки, в смысле. Но я сказал, что вы с Татьяной, ира, не пьёте крепкого.
— Ты — тоже, — напомнил я Тени о наших договоренностях. — И вообще… ты поменьше давай болтай!
— А я чо, ира… Я же ничо такого не сказал.
Проходя через гостиную, я поприветствовал легким взмахом руки новых соседей. Тень увязался за мной; на ходу он достал из кармана ключ.
— Вот, Папаня!.. Сделал два ключа от входной двери — себе и тебе.
Мы остановились в вестибюле. Я взял у него ключ, сунул его в карман куртки.
— Ты сказал — «сделал»? Или мне послышалось?
— Сделал, ира… вот эти руками.
Я бросил на его удивленный взгляд. Ну, я-то знаю, что Николай по жизни не «рукожоп», руки-то у него растут, откуда надо. Другое дело, что он свои умения и навыки в последнее время редко предъявляет в повседневной жизни, предпочитая плыть по течению. И это уже не говоря о наличии энного количества тараканов, которые поселились с некоторых пор в его черепушке.
— А где взял инструмент?
— В мастерской, Папаня. У Боба.
— В какой еще мастерской? И кто такой «Боб»?
— Да тут… рядом. У него, ира, мастерская по починке бытовой техники, телевизоров… Мне про него Энтони сказал.
— Энтони? Это кто такой?
— Ну, тот англик, которого ты в гостиной видел. Он в одной комнате с Янеком живет… и еще там с ними один мэн.
— Впервые слышу. Они что, живут в нашем доме? Англик и этот… второй «мэн»?
— Ну да.
— А почему я их раньше здесь не видел?
— Так ты же, ира, сутками пропадаешь на пакгаузе. Кстати… он меня берет на работу.
— Кто? Энтони?
— Не, Энтони безработный. Я, ира, говорю про Боба.
— Вот это да… А как ты с ним договорился? С этим Бобом?
— Да нормально, ира. — Тень пожал плечами. — Я его и сам заприметил, ира. Я тут по району ходил… делать-то нечего…
— Высматривал, что плохо лежит?
— Не, ну люди выбрасывают много чего… Как-то раз увидел, ира, старый «Панасоник» — на тротуаре, за порогом. Зашел в мастерскую, спросил, можно ли забрать.
— И?
— Сам «ящик» негодный — полный капут. Но мы разговорились с хозяином… Хороший мужик, ира, этот Боб.
Я криво усмехнулся.
— Интересно, на каком языке вы базарили? Он ведь англик?
— Да, местный.
— И как ты с ним столковался?
— Ну так, ира… легко. Где-то на пальцах, что-то на словах.
Тень почесал подбородок.
— Ай нид зе… дзе… дзе джоб… Короче, ира, по два часа в день пока. За час — три фунта…
— Уже хлеб.
— И еще там рядом автомастерская. Я поговорил с хозяином, он знакомый Боба, им электрик нужен. Может, возьмут на приработок… Левый, ира, но фунтов пять-десять в день можно и там зарабатывать.
Я хмыкнул. Вот кто это так со мной шутит? Что это за совпадения? На днях я сказал в телефонном разговоре теще, что нашел «временную подработку — в автомастерской, чиню электропроводку». И вот, извольте: Николай нашел «подработку», и именно в «автомастерской», конкретно — электриком.
— Понятно. Ну что ж, поздравляю… ты движешься в верном направлении.
Я уже поднялся наверх, когда снизу донесся голос приятеля.
— Папаня?
— Чего тебе еще? Я в душ!
— Тут все просто в акуе, как ты уделал хохлов!.. Их, пля, никто не любит… Они достали уже всех.
— Чтоб ты знал, я их пальцем не тронул.
— Да ладно, ира… Говорят, сдриснули в ужасе… Теперь в другом районе будут жить.
Я покачал головой; вот так и слагаются городские легенды.
Сквозь полудрему я услышал, как хлопнула входная дверь. Снизу послышались громкие мужские голоса. Татьяна сунула тюбик помады в косметичку. Потеребила меня за плечо — я дремал, устроившись на раскладушке.
— Джимми приехал… Пойдем, Артур, получим свои конвертики.
Я сполоснул лицо под раковиной. С изумлением посмотрел на благоверную: Татьяна надела короткое обтягивающее черное платье и туфли на высоком каблуке… Кроме того, она сделала прическу и макияж.
— Оп-па… — пробормотал я. — Отлично выглядишь.
— Спасибо.
— А в честь чего… могу я спросить?
— Да просто так. — Татьяна посмотрела на наручные часики. — Захотелось себя хотя бы на час женщиной ощутить, а не «кабетой» с пакгауза.
Мы спустились по лестнице, прошли в гостиную; причем, Татьяна держала меня в этот момент под руку. Здесь уже шла раздача «конвертов». Более того, по поводу содержимого полученных Янеком и Броней конвертов последние двое как раз в момент нашего появления высказывали индусам какие-то претензии.
На какие-то секунды в гостиной стало тихо. Все, включая сикхов, уставились на нас. Татьяна, надо сказать, выглядела в этом наряде весьма эффектно. Скажу больше; в этом обществе, в данном месте и при данных обстоятельствах, она казалась инопланетянкой, высшим существом, посланницей иных миров.
Кто-то из присутствующих мужчин присвистнул; одна из двух кабет — Броня — восхищенно произнесла:
— Boże,Tanja, jaka ty jesteś piękna!..
Я показал жестом Коляну, чтобы тот освободил лучшее место в зале. Таня опустилась в кресло; закинула ногу за ногу, легким жестом поправила волосы. Я сел рядом — на диван. Сикхи после небольшой паузы, вызванной нашим появлением, принялись что-то втолковывать двум рассерженным полякам.
Смуглолицые визитеры принесли с собой пакет; его содержимое уже перекочевало на стол: бутылка красного сухого вина, полулитровая бутылка водки Smirnoff в форме плоской фляжки, пластиковые стаканчики, кулек с грушами и мандаринами (наверняка потырено на пакгаузе). Поляки, хотя и ругались поначалу, все же не отказались выпить с представителями «босса» — кабеты пили вино, мужчины пропустили по полстаканчика водки. Сикхи тоже выпивали, но я заметил, что они наливают себе на донышко.
Меня это особенно не удивило; к тому же, Татьяна кое-что рассказала о здешних порядках — из того, что ей самой стало известно. Выпивки по пятницам здесь обычное дело. Случается, что Джито к концу выдачи, после посещения пяти или шести таких «точек», набирается до положения риз. А иногда случается и такое, что они с Джимми, когда их хорошо принимают, остаются в том или ином доме до рассвета…
В отличие от Джито, отдающему в одежде предпочтение национальному стилю, эти двое одеты в городское. Джимми на вид лет тридцать; он чуть выше среднего роста, худощавый, жилистый. Нос острый, чуть вытянутый — кажется, что он постоянно что-то вынюхивает… Нагловатые глаза навыкате; взгляд рыскающий. Носит замшевую куртку, джинсы с прорехами на коленках, на ногах кроссовки Nike, на голове бейсболка с эмблемой этой же фирмы. На английском говорит бегло; не чурается крепких выражений.
Крученый типок.
Второй сикх помоложе и попроще. Ему лишь немногим за двадцать. Зовут его Биту, я с ним пару раз пересекался во время подработки на «фруктовом» — он выходил в смену, работал на каре. Парень приветливый, спокойный, вежливый. Больше о нем, собственно, нечего сказать.
Из разговора, проходившего, несмотря на совместную выпивку, на повышенных тонах, я понял, что Джимми, или же те, кто его прислал, по какой-то причине зажал часть денег, которые сегодня им следовало выплатить. Примерно в таком же ключе, на повышенным тонах, но под рюмку, проходили переговоры с двумя парнями-поляками, которые живут в комнате с эркером, а также и со второй кабетой.
Наконец настала наша очередь. Джимми взял пластиковое кресло и устроился напротив нас. Открыл довольно потертый портфель, достал оттуда конверты — простые, самые дешевые, без марок. Протянул их нам.
В конвертах, надписанных нашими именами, — Tanja и Arthur — обнаружилось по одной двадцатифунтовой купюре. Итого, вместо полагающихся нам — после вычета двухнедельной платы за проживание трех человек (150 £) — примерно ста шестидесяти паундов, мы получили всего 40 £. Мы с Татьяной переглянулись. Бухтеть, ругаться, спорить с этим типом — занятие совершенно бессмысленное. Он всего лишь исполнитель: что ему велели делать, то он и делает.
— You'll get the rest soon, — сказал Джимми, глядя не на меня, а на мою половину. — Bitu, bring us a drink!
Парень стал разливать в стаканчики остатки выпивки. Татьяна, глядя сквозь усевшегося напротив субъекта, сказала, что здесь «нет напитков, которые ей хотелось бы выпить». И еще добавила, что «не видит повода». Я тоже отказался от спиртного.
Сикх поинтересовался, какие именно напитки предпочитает Tanja. Я хотел уже вмешаться, но Татьяна положила свою ладонь поверх моей сжавшейся в кулак руки.
— We have work in the morning, — сказала она. И уточнила, что мне вставать уже через три часа, а ей предстоит подняться в пять.
Джимми заявил, что он может договориться о переводе Татьяны на «цитрусовый» пакгауз. Там самые лучшие условия, сказал он, там больше платят, — три с половиной фунта в час — и рабочий день там начинается не в восемь, а в девять утра.
Сикх опустил взгляд на круглые коленки моей жены, обтянутые тонким шелком колготок.
— I agree, if you want, Tanja.
— Прекрати пялиться на ноги моей жены, урод, — процедил я.
Джимми, прищурившись, посмотрел на меня. Затем, переведя взгляд на Татьяну, спросил:
— What did he say?
— He say… now time for us to relax… — Татьяна улыбнулась кончиками губ. — Jimmy, I will work with my husband.
Мы первыми покинули гостиную; и уже через минуту хлопнула входная дверь — сикхи убрались вон.
— Ложись на кровать, — сказала Татьяна. — Тебе следует отдохнуть…
— А ты?
— Я пристроюсь как-нибудь.
Она взялась двумя руками за подол, намереваясь снять платье через голову. Перехватив мой взгляд, усмехнулась:
— Отвернись. А еще лучше — ложись и спи.
Я проверил, выставлен ли будильник на нужное время. Разоблачился; устроился на кровати, придвинувшись вплотную к стене. Татьяна погасила свет. Спустя какое-то время я ощутил, как ко мне, к моей спине прильнуло обнаженное женское тело.
Моя рука легла на прохладное гладкое бедро. Татьяна убрала мою руку; но спустя короткое время женская ладошка погладила меня по щеке.
— Дурачок… какой из тебя сейчас любовник, — прошептала она едва слышно. — Спи давай.