Мост Её Величества

ПРЕДИСЛОВИЕ

День 151-й.

Ночь.

С востока, от Дувра, вдоль побережья с его обрывистыми меловыми скалами тянет свежий ветерок; через прорехи в разорванных бризом облаках сочится лунный свет, отражаясь мерцающими бликами на темной глади воды. У причальных стенок Западных и Восточных доков дремлют огромные океанские лайнеры, на фоне которых паромы, курсирующие на местных линиях, выглядят игрушечными корабликами. В узком, вытянутом в направлении залива ковше теснятся прогулочные катера и яхты.

Говорят, большие города никогда не спят. Саутгемптон не такой уж большой город, по правде говоря, не сравнить с тем же Лондоном. Но и здесь по ночам происходит движуха: кто-то работает, кто-то выходит на дежурство, иные же решают в опустившейся темноте вопросы, которыми несподручно заниматься средь бела дня.

В третьем часу ночи со стороны восточного пригорода Вулстона, миновав взметнувшуюся вверх при его приближении стрелу шлагбаума, на Itchen Bridge въехал микроавтобус с тонированными стеклами. Миновав первый длинный пролет, изгибающийся кверху, вэн остановился. Тем самым водитель злостно нарушил местные правила — останавливаться на мосту категорически воспрещено.

Первым из салона через боковую сдвижную дверь выбрался некто крепкого телосложения; на нем темная ветровка, капюшон надвинут на голову. Развернувшись всем туловищем, по-волчьи, субъект посмотрел налево — вдоль моста, соединенного нижним дальним пролетом с центральной частью города.

Ни машин, ни пешеходов, пусто.

Поглядел направо, в ту сторону, откуда они въехали на Itchen Bridge. Автоматический шлагбаум — проезд для транспорта на мост платный — закрыт. Можно быть уверенным и в том, что на информационном табло минуту или две назад появилась соответствующая надпись: «ПРОЕЗД ВРЕМЕННО ЗАКРЫТ».

В устье реки Итчен, примерно в миле от моста, работает земснаряд. К нему прильнула самоходная баржа: если не чистить регулярно фарватер от наносов, от вязкого ила и песка, река очень быстро перестанет быть судоходной. Но вряд ли оператора землечерпалки интересует то, что происходит в данную секунду на мосту — у каждого свой бизнес…

— Выводим, — сказал субъект в ветровке. — На «южную» сторону.

Двое, смахивающие в своих одеяниях на монахов, придерживая с двух сторон за локти, повели третьего к перилам моста. Кстати, этот третий — я.

Меня бьет крупная дрожь. Не припомню даже, чтобы хоть когда-нибудь прежде так основательно колбасило. Я слышу, как лязгают мои зубы; каждый вдох сопровождается судорожными спазмами и всхлипами — как будто я вдруг разучился нормально дышать. От холода ли, от нервного ли перенапряжения, от дурных ли предчувствий так капитально прихватило — этого не знаю. Скорее, от всего вместе взятого.

Сегодня — первое сентября. Примерно через три часа, с учётом разницы во времени, моя дочь, — находящаяся далеко отсюда — примерив новый комплект формы, с наплечным рюкзачком, набитым новыми учебниками и тетрадями, отправится в расположенную неподалеку от нашей девятиэтажки гимназию. На торжественном мероприятии по случаю начала нового учебного года наверняка будут присутствовать ее дедушка и бабушка, соответственно, мои тесть и тёща. Когда я думаю о дочери, о том, что ей на днях исполнится четырнадцать, — лишь четырнадцать — что она еще ребенок, — хотя рассудительна и самостоятельна не по годам — у меня перехватывает дыхание.

Наша компания — двое «самаритян» и я посередине — перебралась с проезжей части на выложенную плиткой пешеходную дорожку. Остановились у бортика ограждения, тянущегося вдоль моста Оно, надо сказать, относительно невысокое. Точно не укажу, сколько в сантиметрах или в дюймах, как-то не додумался захватить с собой рулетку. Рост у меня хорошо за сто восемьдесят; так вот, перила ограждения находятся на уровне моего солнечного сплетения.

— Сейчас вы положите руки на перила, — сказал тот, что цепко держал меня за левое предплечье. — Вы слышите, Arthur?

— Да.

— Медленно, без резких движений! — скомандовал второй «самаритянин». — Руки на перила — ладонями вниз.

В узкие, поставленные стоймя серо-коричневые бетонные блоки вмурованы короткие штыри; к ним прикреплены — сплошной лентой вдоль выложенной плиткой пешеходной дорожки — деревянные перила, на которых сейчас лежат мои нервно подрагивающие ладони. От перил веет холодом; ощущение такое, что кожа касается стенки морозильной камеры. С моего правого запястья отщелкнули браслет, но отметил это обстоятельство только задним числом, когда рука уже была свободна.

Одет я в то, в чём меня взяли: светлые свободные брюки, добротные «шузы» цвета кофе с молоком, синяя в светлую полоску сорочка с закатанными рукавами. Или, наоборот, светлая в синюю полоску? Не важно. Мы купили её, помнится, в Marks&Spencer примерно месяц назад, когда выпал наконец-то свободный день, и мы смогли выбраться, как говорят в нашей среде, в «таун». Я не собирался, сколько помню, ничего такого себе покупать, но попробуйте спорить с женщиной. Особенно с такой, как Tanja.

Ремень и шнурки у меня отобрали двое суток назад, но не эти, не «самаритяне», а полицейские — при оформлении в СИЗО. На рубашке спереди узор из засохших пятен крови.

Я очень надеюсь, что моя вторая половина — лучшая, единственная, бесконечно дорогая — сейчас в безопасности. Но стопроцентной уверенности нет; и это главная причина тремора, овладевшего мною после разговора с джентльменом, попросившим называть его «мистер Вулси».

Зачем они привезли меня на этот мост? Что им от меня нужно? Есть несколько версий, несколько объяснений; но, подозреваю, все они далеки от истины.

Мост.

Раз уж они меня сюда доставили, — наверняка по приказу мистера Вулси — то… То вряд ли это случайность.

Они знают обо мне больше, чем я мог себе это представить. Возможно, они знают обо мне кое-что такое, чего я сам о себе пока не знаю.

До сих пор не могу прийти в себя после завершившегося всего четверть часа назад разговора с мистеров Вулси. Оказывается, я доставил кучу хлопот неким серьезным людям. Последние 48 часов непосредственно перед моментом моего задержания я числился в верхней части списка самых разыскиваемых личностей на всей территории Соединенного Королевства. Охренеть.

В любом случае, это уже не имеет особого значения. Лично я убежден в том, что у меня нет того, что ищут эти джентльмены — что бы это ни было. Я не могу передать им то, чего у меня нет и никогда не было.

Отсюда следует вывод, — логичный вывод — что моя песенка спета.

Как мне и было велено, я держу руки на перилах. Во всяком случае, пытаюсь — меня по-прежнему трясет лихоманка. Кто-то из этой парочки прихватил в горсть ворот сорочки — наверное, на случай, если я попытаюсь до срока сам соскользнуть с темы, перебросив тело через перила ограждения.

Я их называю про себя «самаритяне»; это определение пришло мне в голову минуту или две назад, когда вэн остановился на мосту. Что-то щелкнуло в мозгу; и я даже знаю, с чем это связано.

Чуть дальше того места, где мы сейчас стоим, ярдах в двадцати примерно, к перилам с внутренней стороны пешеходной дорожки прикреплен кругляш размером и формой напоминающий большую головку сыра. Обод его окрашен в синий цвет, по краю идет узкая красная полоса; лицевая же сторона светлая, если не сказать, белая. В верхней части полукружъем надпись: emergency. В нижней части указано предназначение этого странного девайса: Help point. Сам этот кругляш напоминает изображение лица грустного человечка: вместо глаз вмонтированы две кнопки, прорезь для динамика или микрофона смахивает на рот с опущенными уголками

Рядом укреплена табличка с душеспасительной информацией.

А еще ниже указаны номера телефонов, по которым следует позвонить, если вдруг появилось острое желание «полетать».

Из-за спины долетел сторонний звук; похоже, из машины выбрался третий и последний из их компании — тот, что сидел за рулем. Я не знаю доподлинно, кто они такие. Взрослые, матёрые мужики. Все трое примерно моего возраста — между тридцатью пятью и сорока. Судя по навыкам и стати, сотрудники какой-то из спецслужб. Возможно — возможно — «частники», имеющие немалый опыт работы в силовых структурах.

— Arthur, вы в курсе, какова высота этого моста? — Вопрос задал тот «самаритянин», что подошел к нам от вэна. Не дожидаясь ответа, он сам озвучил цифру. — Девяносто два фута.

«Двадцать восемь метров», — вычислил встроенный калькулятор, все еще не отказывающийся служить своему хозяину. — «Высота десятиэтажного дома» — зачем-то добавил внутренний голос.

— Вот эта точка, где вы стоите, находится примерно на восемь футов ниже максимума, — проинформировал меня добрый самаритянин.

«Минус один этаж», — сказал внутренний голос. — «Но это ничего не меняет».

— Под нами, если смотреть строго вниз, не вода, не речная гладь, а каменная поверхность — предмостье, — уточнил водитель вэна. — В большинстве случае те, кто пытались покончить жизнь самоубийством, бросившись с моста, успешно добивались своего.

«Я знаю, — хотелось мне сказать им. — Знаю…»

Но решил промолчать.

— Вы ведь писатель, Arthur?

«В прошлой жизни, — подал реплику внутренний голос. — Да и то, не факт… много нынче развелось «писателей».

— У вас должно быть развитое воображение…

«К чему это он клонит?»

— Представьте себе, что вы взобрались на перила…

«Хм…»

— Возможно, вы сами еще не приняли окончательного решения. Вы балансируете на грани…

Я включил воображение и представил себе самого себя: стоящего на перилах Itchen Bridge: над рекой — с разведенными до хруста в суставах, прибитыми невидимыми гвоздями к невидимому кресту руками. Картинка получилась несколько пафосной, но, увы, реалистичной.

— И когда вы находите — сами для себя — основания, указывающие на то, что ситуация отнюдь не безвыходная, что есть смысл жить и бороться дальше…

«Так?..»

— И медленно… медленно… очень медленно — чтобы не свалиться вниз, опускаетесь на корточки, чтобы спуститься или сползти на дорожку, а затем и убраться прочь из этого гиблого места, вдруг…

В следующую секунду последовал толчок в спину; я охнул — удар грудью о перила оказался довольно болезненным.

— Вдруг кто-то или что-то подтолкнет вас — закончил проповедь добрый самаритянин — и вы полетите камнем вниз.

Они не дали мне времени толком отдышаться. Один из этой троицы, прихватив рукой за ворот рубашки, вновь развернул меня лицом к бездне.

— Последний шанс, Arthur, — сказал старший.

— Вы меня с кем-то перепутали.

— Отдайте то, что вам не принадлежит, и будете жить дальше.

— Я уже говорил мистеру Вулси…

— Тридцать секунд на размышление.

Как ни странно, после того, как эти добрые люди крепко приложили меня о бетонное заграждение, стало гораздо легче дышать.

Говорят, в последние мгновения — прежде, чем вспыхнет надпись GAME OVER — перед внутренним взором человека проносится вся жизнь… Ну, не знаю, не знаю. Мне бы разобраться с событиями последних пяти месяцев. Желательно, уложившись в отведенный добрыми людьми в наброшенных на головы капюшонах лимит.

С чего начать? За какую именно нить следует потянуть, чтобы распутать весь клубок?

Думай, Arthur, соображай.

За такими господами, как мистер Вулси, стоит сила и власть. Ты для них никто и ничто — иностранец, по сути. гастарбайтер, шлак, донная грязь. Не попади ты в конкретный замес, никто из них в твою сторону не то что не глянул, даже не плюнул бы.

Сейчас ты балансируешь на краю, но ты живой. Они могут забрать всё, что имеет в их глазах цену — деньги, документы, материальные вещи, движимое и недвижимое. Даже жизнь, если сочтут нужным. Но пережитое тобой и твои личные воспоминания никто не в силах у тебя отобрать.

Что привело тебя, человече, на этот мост?..