Мост Её Величества

ГЛАВА 23

День 34-й.

Нагибаюсь; резко, перенося вес с опорной ноги, помогая себе плечевым поясом, наношу выверенный колющий удар в хорошо различимую на фоне черного материала прореху: короткий заостренный деревянный кол с отчетливо слышным хрустом вошел в неподатливую субстанцию по рукоять.

Разгибаюсь; но не полностью, не во весь рост. Делаю шажок вперед; на расстоянии в полтора фута вновь втыкаю свой инструмент в почву — по рукоять. Еще полшага вперед — вместе с судорожным выдохом, произвожу очередной колющий удар, после которого в грядке остается отверстие глубиной около пяти дюймов и примерно в два дюйма диаметром.

Следующий за мной по пятам арбайтер — вместо отправившегося на «больничный» после первого же дня Николая в состав бригады включили Янека — засыпает в эти проделываемые мною лунки «подкормку» из трех пакетов, которые закреплены у него на поясе. В каждую ямку падают поочередно розовая и синяя таблетки, каждая величиной с голубиное яйцо. Туда же отправляются несколько мелких белых гранул.

Далее наступает черед еще двух наших напарников. Один из них выкладывает в проход между грядами из фанерного — с открытым верхом — ящика картонные соты, напоминающие ячеистые упаковки для яиц. В ящике две упаковки, в каждой насчитывается двенадцать торфяных горшочков с пророщенным «бимсом». Второй вытаскивает из ячеистой упаковки горшочек с зародышем фасоли, и определяет его в лунку, поверх засыпанного туда удобрения.

По полю медленно передвигается трактор, к которому прицеплена колесная платформа с открытыми бортами. За рулем агрегата англик, работающий в штате фарма официально. На самой платформе, перегороженной по оси выгородкой, и имеющей еще несколько вертикальных и горизонтальных металлических секций, двое грузчиков из числа наших. Раздача идет на обе стороны; еще двое работников, по одному на «дорожку», носят от трактора к грядкам ящики с посадочным материалом, а на обратном пути забирают опустевшие упаковки.

Времени примерно половина третьего пополудни. После первого брейка прошло уже три часа, но что-то не заметно, чтобы Джимми собирался объявить очередной двадцатиминутный перерыв.

В последние дни резко потеплело. Над нами почти безоблачное небо. После полудня основательно припекает; температура поднялась выше двадцати по Цельсию.

Солнце и ветер совместными усилиями за четыре прошедших дня подсушили почву. От огромной лужи на западном въезде остались лишь два-три мелких озерца. Как-то даже не верится, что на прошлый уик-энд ночью выпал мокрый снег…

Пришла весна; еще каких три-четыре дня назад деревья и кустарники стояли почти голыми, с едва заметными почками, а к сегодняшнему дню они уже украсились молодой листвой.

Мы второй день работаем на ближнем к центральной усадьбе поле. Оно неширокое, на десять треков-дорожек, но довольно длинное — два километра с хвостиком, или полторы британские мили (я уже стал привыкать к местным мерам и стандартам). Грядки накрыты полосами черного пластикового покрытия. Не далее, как вчера мы раскатывали на этом самом поле рулоны и укрывали пластиком треки для выращивания бобовых. А уже сегодня — сажаем рассаду.

Здесь, на фарме, как я уже понял, пахать придется буквально на износ. Весенние посевные работы обычно занимают пять-шесть недель. Из-за позднего прихода тепла мы должны теперь уложиться дней в пятнадцать, максимум, в три недели. Поэтому работаем интенсивно, почти без перекуров — под недовольные окрики Джимми, под бдительным взором фермера, который периодически покидает свой офис в каменном строении по соседству, и, прохаживаясь между грядами, подбадривает нас то добрым словцом, то казарменными выражениями.

С самого утра я включил режим «робота». Первые полчаса, надо сказать, едва выдержал: слишком трудной для меня оказалась сегодняшняя работа. Потом наступило отупление; вместе с ним пришли и некоторая механистичность, ритмичность, а затем и легкость в движениях.

Джимми разделил нашу бригаду на два звена, с тем, чтобы мы могли обрабатывать одновременно пару дорожек, работая по обе стороны от трактора с прицепом. Самая легкая работа у тех двух арбайтеров, что передвигаются на борту нагруженной рассадой колесной платформы. Наиболее трудная — у двух «забойщиков», проделывающий при помощи деревянного инструмента лунки в тех местах, где в пленке имеются четко различимые круглые вырезы.

Почва как таковая здесь почти отсутствует. Полтора, максимум два дюйма насыпного грунта. Под ним смешанный, слежавшийся, уплотнившийся за зиму слой глины и мелкого щебня. Кое-где на дорожках вовсе нет грунта; там видны светло-серые или желтоватые проплешины. Чтобы «проколоть» в такой почве отверстие на требуемую глубину, нужно вкладываться в каждый удар. Таких отверстий под рассаду только на одном треке придется сделать от пяти до шести тысяч.

И вот именно на этот каторжный участок поставил меня уже с первых минут наш смуглолицый бригадир.

Глаза выедает едкий пот; ноет поясница, мышцы брюшного пресса болят так, словно меня отдубасили палицей по животу.

Я одет в спортивные штаны и майку с коротким рукавом. Обут в старые кроссовки, раздобытые где-то Николаем (подозреваю, были найдены им в одном из мешков в помещении местного филиала «Армия Спасения»), на голове бейсболка, на руках сменная пара матерчатых перчаток. От рабочей спецовки я избавился еще до первого перерыва.

Второе звено, работающее по другую сторону трака с прицепом, заметно опережает наше. «Забойщики» там постоянно меняются, в качестве таковых работают Биту и молодой поляк, приятель Роберта. За индусом мне, конечно, не угнаться — этот парень двужильный, он работает, как заведенный. К тому же, он молод, и он почти на голову ниже меня. Поляк тоже невысокого роста, ему тоже проще делать такую работу, нежели мне с моими почти ста девяносто сантиметрами роста.

Биту в нашей бригаде выполняет функции «лидера», за которым должны — обязаны — тянуться все остальные. Мы тут не просто работаем, мы гоняемся. Мы гоняемся за «электрическим зайцем».

На Острове — где-то я читал об этом — в большом почете собачьи бега. Одной из их разновидностей является так называемый coursing — гоночное испытание для собак в полевых условиях, а также «спортивные» бега, когда гончие под номерами несутся по своим дорожкам за «механическим зайцем».

Кстати, об этой технологии, используемой местными, я еще кое-что узнал из записей в тетрадях № 3 и № 4. Некто, кто их вел на протяжении всего прошлого года и первых четырех недель текущего, то и дело употреблял такие обороты:

«Найти для бригады #4 подходящего hare».

«Нужен electric rabbit вместо выбывшего в Портсмуте».

«Срочно отыскать резвого mechanical hare для D».

Еще во время работы на пакгаузах я заметил, что в смене обязательно найдется некто, кому больше всех надо; кто-то, кто норовит взять сумасшедший темп. А уже старшие товарищи, вайзеры и бригадиры, указывают на такого «борзого» в качестве примера, принуждают остальных работяг изо всех сил гнаться за этим «зайцем».

— Arthur, держи темп! — подал реплику подошедший к нам Джимми. — Ваше звено опять отстает!!

Я для себя решил не реагировать на его желчные реплики; промолчал и в этот раз. И от того, что я не обращаю внимания на его придирки, Джимми, кажется, злится еще сильнее.

— Бери примеру с Биту! Он обогнал тебя уже почти на сотню ярдов!..

«Ага, счаз… разогнался. Найди другого дурака, который будет носиться, высунув язык, за твоим подставным hare… Ну а я буду работать в своем темпе».

Поляк Янек, мой ровесник, уже порядком утомился, я слышу его надсадное дыхание. У него уже, кажется, нет сил нагибаться; некоторое время он еще пытался передвигаться вдоль гряды в полусогнутом состоянии, затем пробовал работать на корточках, и вот уже около получаса живет на коленях, ползая за мной вдоль гряды.

В отличие от того же Янека, я не стал надевать наколенники. Стоит опуститься на колено пару-тройку раз, как уже вскоре опустишься и на второе; после чего не сможешь заставить себе подняться. Так и будешь потом ползать на коленях вдоль грядок, как убогий калич.

Ребят из Литвы, Альгиса и Саулюса, Джимми определил в другое звено. Кроме Янека в непосредственной близости от меня работают двое из четверых западенцев, Васыль и Дмытро (четвертого включили в команду два дня назад, вместо одного выбывшего поляка). Все они входят в то звено, где я числюсь сегодня «забойщиком».

Петро поставлен на блатное местечко — он расположился на платформе. Хлопец из их компании, Стась, — ему лет двадцать пять с виду, он из райцентра Дрогобыч Львовской области, земляк уже знакомой мне троицы — носит рассаду от прицепа до грядки. Васыль выкладывает из фанерного ящика соты. Дмытро сажает одноразовые горшочки с рассадой в проделываемые мною лунки.

Эти трое — Васыль, Дмытро и Стась — периодически меняются местами.

Уже несколько раз — то ли по неловкости, то ли намеренно — то один, то другой задевали меня углом ящика с рассадой; случалось, что я ощущал тычки; и тоже прилетало в основном в спину.

Наш смуглолицый «сахиб» какое-то время отирался поблизости (я чувствовал на себе его недобрый взгляд). Наверное, ждал, когда же я запрошу пощады. То бишь, попрошу подменить меня кем-то в качестве забойщика…

Для него это была бы маленькая победа; она помогла бы ему утвердиться в нашем непростом коллективе.

Но я решил не доставлять ему такого удовольствия.

— Меня тошнит уже от вас, лентяи, — сердито изрек «сахиб». — Едва ноги таскаете по полю… Ладно, брейк! И чтоб через двадцать минут были на треке.

Я с трудом выпрямился; бросил перчатки и «пробойник» на гряду; на негнущихся ногах направился к припаркованному у хозпостройки микроавтобусу.

Если бы мне кто-то сказал месяц или два назад, что я смогу сделать в течение одного лишь утра примерно две тысячи глубоких наклонов, — и не просто «согнулся-коснулся пальцами пола-выпрямился», но еще и вгонять каждый раз в тяжелую почву «пробивник» по самую рукоять — я бы расхохотался такому шутнику в лицо.