Я проснулся от того, что почувствовал на себя чей-то взгляд. И еще… еще от ласкающего обоняние ароматного запаха свежезаваренного «арабико».
Татьяна сидела на краю разложенного дивана; она была одета, волосы ее были уложены, лицо свежее, как будто умытое росой; взгляд направлен на меня.
— Кофе будешь?
— Кофе в постель? — еще не проснувшись окончательно, пробормотал я. — Не откажусь… Извини, я должен был встать раньше тебя. И подать любимой женщине завтрак в постель.
— Ты спал мертвым сном, — улыбнувшись краешком чуть накрашенных губ, сказала жена. — Так что мне пришлось самой делать кофе.
— А сколько времени?
— Половина первого…
— Что? Ночи? — облизнув спекшиеся губы, спросил я.
— Дня. Пятничного дня, — уточнила Татьяна.
Покряхтывая от болей в ноющей пояснице, я поднялся с дивана. Надел шорты, сунул ноги в шлепанцы.
— Что, все же болит спина? — с тревогой спросила жена.
— Все нормально, пройдет.
Татьяна хотела помочь мне собрать диван, — в разложенном виде он занимает половину площади нашей «рум», так что пришлось сдвигать стол в дальний угол — но я справился с этой задачей самостоятельно.
— А ты давно встала?
— Часа два назад… Кофе попьешь? Или сначала в душ?
— Сначала в душ. Упст… А это что такое?
Я уставился на одну из стен — ту, что слева от входа, внешнюю, вплотную к которой у нас обычно приставлен стол.
На дешевых, кремового цвета обоях, поклеенных поверх сложенной из темно-красного кирпича стены, белым мелком нарисован чуть вытянутый к верху прямоугольник. Его размеры соответствуют размерам оконного проема; сам он перечеркнут вертикальной и горизонтальной линиями, что еще больше делает его походящим на оконную раму.
В нижней части двумя короткими косыми и одной длинной горизонтальной линией прорисован подоконник.
В левой верхней части «оконной рамы» мелком оранжевого цвета нарисован круг с расходящимися от него черточками-лучами — солнце.
В правой нижней четверти изображено некое существо, явно относящееся к кошачьему племени. Голова «кошки» — устроившейся на нарисованном подоконнике — развернута в нашу сторону. Несколько суженные, напоминающие по форме символ «Уаджет», он же «Всевидящий глаз», он же «око Ра», он же «око Тота», глаза этого существа прорисованы белым мелком. В зауженных по горизонтали глазах нарисованного существа — вместо зрачков — горят оранжевые точечки.
Я удивленно посмотрел на жену.
— А почему кошка синяя?
— Вообще-то — черная. И это не кошка, а кот.
— Вот как?
— Не нашлось уголька, пришлось рисовать тем, что есть.
— А где взяла мелки?
— У англика. Вернее, Энтони мне показал как-то, где они лежат.
— И где они лежат?
— На кухне, в одном из нижних ящиков.
Я вновь уставился на образчик «настенной живописи», появившийся здесь за то время, пока я отсыпался. Очумело качнул головой; в какой-то момент показалось, что существо, устроившееся на нарисованном подоконнике нарисованного женой окна, мне слегка подмигнуло.
— Это, должно быть, space-cat? Инопланетный космический кот?
— Я еще не решила. — Жена передала мне пакет с туалетными принадлежностями. — Когда примешь душ и переоденешься, позавтракаем. А потом…
— А потом?..
— Сходим в парк, прогуляемся, подышим свежим воздухом, раз уж выдался выходной. И заодно поговорим о наших делах.
Мы устроились на лавочке в одном из тихих уголков East Park, называемого также парком Эндрюса.
Половина третьего пополудни; вся округа залита мягким солнечным светом. Этот парк — как и большинство английских парков — весьма ухожен. На лужайках, расположившись прямо на изумрудной травке, отдыхают компании молодых и не очень молодых людей. Впрочем, здесь довольно и таких, кто предпочитает одиночество — кто-то читает книгу, кто-то загорает, а кто-то, расстелив полотенце или коврик, дремлет. Много иностранных туристов. Хватает и таких, кто, подобно нам с Татьяной, приехал в эти места поискать работу, порешать какие-то свои проблемы.
По дороге мы заглянули в маркет; купили бутылку белого сухого Chardonnay. С собой у нас также коробка с сэндвичами; пластиковые стаканчики и штопор мы взяли на кухне.
Небо очистилось от набежавших было тучек; лишь на юге, в направлении залива Солент и острова Уайт, синева разбавлена полосами смахивающей на белую кисею облачности. Когда выходили из дому, столбик термометра, установленного снаружи кухонного окна, показывал +23. Одеты мы легко, по-летнему — шорты, майка, сандалии; но, с учетом переменчивого нрава местного климата, захватили с собой также пару ветровок.
Мы пригубили из стаканчиков вино. С момента нашего появления здесь, в этом уголке парка, за каждым нашим движением следит юркая рыжая белка. Татьяна передала мне сэндвич с ветчиной и сыром. Отломила кусок от другого бутерброда; положила угощение на небольшой валун, лежащий шагах в четырех от скамьи. Едва успела отвернуться, как белка уже метнулась в ту сторону; спустя мгновение, схватив передними лапками подношение, принялась лакомиться человеческой едой.
— Британцы — лучшие в мире садовники, — сказала Татьяна. — Поражаюсь их умению культивировать те виды растений, которые в нашей климатической зоне, как правило, не приживаются.
— Англичане большие специалисты не только по флоре, но и по фауне. Человеческой фауне, — уточнил я, прожевав кусок сэндвича. — Кого здесь только не встретишь… Вот уж, воистину — «всякой твари по паре». И каждому находится какое-то местечко.
— Почему я решила отправиться в Англию… — задумчиво произнесла Татьяна. — Причин несколько. И одна из них — финансовая.
Я слушал внимательно, не перебивая. И лишь когда Татьяна закончила свой рассказ, решился задать несколько вопросов.
— Таня, почему ты мне не рассказала, что тебе пришлось закрыть салон?
— Не просто закрыть, а уйти оттуда с серьезным «минусом». — Мы отпили каждый из своего стаканчика. — Пришлось рассчитать троих продавщиц… Оборудование салона, которое я приобрела прошлой осенью…
— Да, я помню.
— Так вот, его некуда было вывезти. Не в квартиру же ставить все эти стеллажи, витрины и столы?
Жена, чуть повернувшись, посмотрела на меня.
— Пришлось продать за полцены — с учетом срочности.
— Понятно… Но… Но мне-то ты могла сказать, что администрация торгового центра тебя, по сути, «кинула»?
— И что бы это изменило, Артур? — Татьяна, глядя куда-то в сторону, грустно улыбнулась. — К тому же, ты пребывал в «творческом процессе»… как обычно.
— Прости, — сказал я. — Ты права… Я за последние год или два совсем оторвался от жизни.
— Ну и вот… возник долг. Я ведь брала кредит на оборудование… с расчетом, что за год или полтора удастся отбить эту инвестицию.
— Да, я припоминаю что-то… Эммм… — Я потянулся за пачкой сигарет. — Напомни, сколько денег дал банк?
— В банке мне ссуду не дали.
— Хм… А кто дал деньги?
— Один знакомый. Кредит валютный — семь с половиной тысяч долларов. Сроком на два года.
— Так… — Я прикурил две сигареты, одну передал Татьяне. — Под какой процент?
— Процент минимальный, символический. Но ежемесячно я должна отдавать ему пропорциональную сумму, уменьшая основное «тело долга». Примерно триста пятьдесят долларов в месяц.
— Интересно, что за «знакомый» ссудил деньгами почти без процентов? По нашим временам это диковинка.
— Так… мужчина один.
— Кто? Я его знаю?
— Вряд ли.
— У тебя было что-то с ним?
— Давно. И это был эпизод.
— Когда именно — «давно»?
— Это было в тот период, когда мы с тобой решили развестись.
— Имеется в виду наш первый развод?
— Да.
— Значит, ты с ним поддерживала отношения?
— Не в том смысле, что тебе подсказывает твоё богатое воображение.
— Мое воображение отказывает мне с того момента, как я высадился в Хитроу. — Я аккуратно затушил окурок и бросил его в ближайшую урну. — Жизнь оказалась настолько богатой на неожиданности, что нет необходимости генерировать фантазмы… Чего хотел от тебя этот твой знакомый?
— Хотел помочь.
— И все? Он что, добрый самаритянин?
— Вряд ли. — Татьяна бросила на меня внимательный взгляд. — Он несколько раз предлагал, чтобы я ушла к нему… «Ты с этим своим писателем пропадешь» — это его слова.
Я ощутил, как к лицу прихлынула кровь.
— А ты, — спросил я чужим голосом. — Что ты ему на это сказала?
— Догадайся сам. — Татьяна сдержанно улыбнулась. — Как видишь, я здесь, с тобой — пью вино, кормлю белок… а не с кем-то еще.
Некоторое время мы молчали; но молчание это не было тягостным для нас, как это бывает, когда уже нечего сказать друг другу.
— Я выручила за оборудование две с половиной тысячи, — сказала Татьяна. — Эти деньги отдала их владельцу… так что треть долга я погасила.
— Осталось пять тысяч… или чуть больше?
— Да.
— Надо отдать… вернуть до последнего цента. И как можно быстрее.
— А где взять такую сумму? Есть ведь еще твои долги. То, что ты взял у Николая.
— Это я самому себе сказал, Таня.
— А. Я-то думала, что ты со мной разговариваешь.
Я взял ее ладонь в руку, поцеловал.
— Не обижайся на меня… Я вел себя, как конченный идиот… как эгоист. Наворотил кучу дел… Но теперь постараюсь все исправить.
— Ты не идиот, Артур. — Татьяна грустно улыбнулась. — Ты писатель. И ты такой, какой есть… Кстати, хотела у тебя спросить.
— Да?
— Тебя не тянет… к твоим этим занятиям?
— То есть?
— Ну… Имею в виду писательское дело.
— А. — Я рассмеялся. — Нисколько.
— Не верю.
— Нет, правда. Ты знаешь, я даже… гм… — Я помолчал, подбирая нужные слова. — Я даже счастлив сейчас, как ни странно это звучит.
— Что, разве легче работать на пакгаузе сутки напролет, или ломать спину в поле, чем писать книги?
— На данный момент времени — да. Я говорю чистую правду: меня сейчас нисколько не хочется заниматься созданием текстов. Не тянет; и даже мыслей в этом направлении нет никаких.
— Ну, ну, — Татьяна усмехнулась. — Посмотрим, как долго ты продержишься.
Белка привела еще пару своих подружек; мы угостили остатками ланча и их, и стайку слетевшихся к нам голубей.
Я разлил вино по стаканчикам.
— Таня, а что произошло сразу после твоего приезда? Что за беда такая стряслась?
— Попала под «разводку», — нехотя произнесла жена. — Знакомая… та, которая агитировала меня насчет поездки в Англию… я с ней, кстати, на курсах флористов училась… так вот, она свела меня с одним субъектом, который занимается посредничеством в плане трудоустройства за рубежом.
— Так.
— Еще когда была дома, поговорила по телефону с потенциальным работодателем…
— Телефон его дал этот вот тип?
— Он сам набрал номер.
— Хм.
— Я поговорила с тем мужчиной… Англичанин, вежливо так разговаривал. Спросил, есть ли у меня сертификат флориста, имею ли опыт работы, что вообще умею делать в профессиональном плане.
— И у тебя не возникло никаких подозрений?
— Никаких… В противном случае я бы не отправилась в поездку.
— Потом ты заплатила посреднику его гонорар?..
— Уже в Лондоне — он приехал в «Хитроу». Заплатила, когда еще раз переговорили по телефону, и англик подтвердил, что ждет, а также назвал адрес.
— Что обещали?
— Двухнедельные курсы… Параллельно с работой на цветочном пакгаузе. Потом… максимум, в течение месяца обещали трудоустроить в один из цветочных салонов — здесь, в Саутгемптоне.
— Какую зарплату посулили?
— Двести пятьдесят фунтов в неделю. Плюс бонусы, если будут привлекать к изготовлению сложных букетов и декорированию залов и помещений.
— И что случилось?
На лице Татьяны появилась брезгливая гримаса.
— Этот англик оказался форменной скотиной… Да, он работает на цветочном пакгаузе — старшим супервайзером. Но даже для того, чтобы иметь постоянную работу на этом долбанном пакгаузе, надо было…
Не дождавшись продолжения, я спросил:
— Как зовут этого посредника? Ты сохранила номер его мобильного?
— Зачем тебе?
— И этого супервайзера с «цветочного» заодно… Его номер тоже у тебя, наверное, записан?
Татьяна медленно покачала головой.
— Это ни к чему, Артур.
— Это нужно мне.
Она вновь покачала головой.
— Давай пока не будем об этом, ладно?
— Ладно, — сказал я. — Извини, что затронул эту неприятную для тебя тему.
— Почему ты решил взять выходной? — спросила спустя некоторое время Татьяна. — Ты же сам недавно говорил, что мы не можем позволить себе «бездельничать»?..
— Это я про себя говорил. Тебе вовсе не обязательно рвать жилы. Более того, я бы хотел, чтобы ты сбавила темп… Ты и так слишком много работаешь.
— Со мной все в порядке, — сказала Татьяна. — Хочется подзаработать, а для этого нужно трудиться нам обоим. Тем более, что еще и приятель повис у нас на бюджете мертвым грузом…
— Он вносит какие-то деньги в «общак»?
— Два раза по двадцать фунтов, вот весь его вклад.
— Хм…
— Так почему мы сегодня не на работе?
— Ситуация поменялась, — сказал я. — Полагаю, нам все же придется уходить от Джито.
— К Сундеру?
— К нему, или к другому «боссу».
— Это из-за Джимми? — Татьяна вдруг усмехнулась — Никогда не думала, что за мной будет волочиться какой-то индус… Ему что, молоденьких девушек мало?
— Вот же урод…
— Ладно, не заводись. Это даже в некоторой степени забавно… Индус втюрился в белую женщину. — Татьяна рассмеялась. — Чем не сюжет для «болливудского» фильма?
— Он вроде бы из «пеньяби»… Впрочем, я слышал, что он родился уже здесь, в Англии.
— Он и ведет себя, как англик.
— Борзый мужик, — угрюмо сказал я. — Но дело не только в нем.
— А что еще?
— Бандерлоги. Их уже четверо в бригаде.
— Вот как.
— Ведут себя нагло, вызывающе… — Я решил не говорить об их финансовых требованиях. — Короче, все очень не просто.
— Значит, нужно уходить от Джито, — спокойным тоном сказала Татьяна. — Тем более, что у него самые низкие почасовые расценки. Вэны, на которых нас возят…
— Древние, как дерьмо мамонта. На таком транспорте даже скот возить нельзя, не то, что людей.
— Да, ты прав, надо уходить, — сказала Татьяна. — Джито постоянно недоплачивает — по десять-двадцать фунтов каждую неделю зажимает… Сейчас-то не страшно уходить; кое-что мы тут уже разнюхали, так что не пропадем.
— Выходить из дела надо тоже с умом.
— Что ты имеешь в виду?
— Джито, как правило, «кидает» тех, кто от него уходит. Он не выплачивает зарплату за текущую неделю, а то и две. И если мы решим менять босса, должны принимать это обстоятельство во внимание.
— А откуда ты знаешь?
Я узнал об этой особенности нашего нынешнего работодателя из записей в одной из тетрадей. Но говорить об этом Татьяне не стал — у нее и без этих моих небольших «тайн» хватает, о чем тревожиться.
— Кто-то из арбайтеров рассказал по случаю.
— Я тоже слышала, что Джито «кидает» практически всех при финальном расчете. Отговорка у него стандартная — «порча имущества арендаторами жилья».
— Если мы объявим, что уходим от него, он на нас повесит какой-нибудь холодильник, который мы якобы сломали. Или ту же кровать, которую поменяли с его устного разрешения.
— Точно. — Татьяна кивнула. — И оценит убыток паундов эдак в четыреста или пятьсот.
— Нам важно получить сегодня все, что он нам должен за предыдущую неделю.
— Думаю, заплатят.
— Надеюсь, что так и будет… Следующую неделю, начиная с завтрашнего дня, будем работать в щадящем режиме, — сказал я. — Никаких сверхурочных. Постараемся также взять еще выходные дни — столько, сколько получится.
— Разумно. Все равно он нам за следующую неделю ничего не заплатит… если, конечно, уйдем к другому боссу. Так зачем нам горбатиться?
— До следующей пятницы поработаем у Джито; и это время используем, чтобы разузнать побольше про Сундера и других местных боссов.
— Согласна.
Я некоторое время молчал, производя в уме расчеты.
— Значит так… Чтобы закрыть образовавшуюся финансовую брешь, и иметь возможность нормально питаться и оплачивать съемное жилье, нужно добыть не менее пяти тысяч фунтов.
— У меня примерно такой же порядок цифр получился.
— А если с запасом — то шесть, — задумчиво сказал я.
— Да.
— Это примерно десять тысяч американских долларов.
— Верно.
— И это, что называется, на «тонкого»… Если мы будем зарабатывать столько, сколько сейчас, нам придется провести здесь еще пять или шесть месяцев.
— Доча взяла с меня обещание, что мы вернемся до начала учебного года.
Я обнял жену за плечи; осторожно привлек к себе.
— Так и будет, — сказал я. — Я что-нибудь придумаю.
Татьяна, в свою очередь, обняла меня — я ощущаю ее руку на своей все еще ноющей из-за вчерашних перегрузок спине.
— Знаешь, Артур… — вдруг сказала она. — Если бы такой разговор состоялся еще месяц назад, я бы тебе не поверила. А сейчас… сейчас почему-то верю.