Мой путь к мечте. Автобиография великого модельера

Глава двенадцатая Дети в порядке Быть отцом — самая большая радость в моей жизни!

Мысленно возвращаюсь в май 1984 года. Тогда мы с Сюзи жили в Сохо и узнали, что у нас будет ребенок. Мы были женаты пять лет и пришли в восторг от новости. Сюзи работала с Руби и Роджером над своей линией O’Tokyo, но она испытывала крайнее напряжение. Ей не платили вовремя, да и производство образцов столкнулось с затруднениями. Ее работа вызывала у нее много беспокойства, и я подумал, что было бы лучше, если бы она успокоилась, наслаждалась беременностью, родила ребенка, а в дальнейшем, если захочет, сможет вернуться к работе.

В июле Сюзи была на раннем сроке беременности, и я смог поехать в Гонконг, чтобы конструировать мою первую линию для бренда Tommy Hilfiger. Аренда квартиры в Западном Бродвее заканчивалась, поэтому после моего возвращения мы начали подыскивать новое место жительства. Мы думали, что с появлением ребенка район верхней части города, расположенный недалеко от Центрального парка, будет более безопасным и стабильным, чем Сохо, в то время ставший центром тусовки. Полагаю, мы могли бы гулять с коляской в парке Вашингтон-сквер, но это были 1980-е годы, и эта часть Гринвич Виллидж кишела торговцами наркотиками.

Мы нашли квартиру в доме со швейцаром на 25-й Уэст 68-й улице, в красивом квартале между Коламбус-авеню и Сентрал-Парк-Уэст. Мы уже изучили окрестности, когда планировали открыть магазин Tommy Hilfiger на Коламбус-авеню. Джон Леннон жил неподалеку, в фешенебельном доме Дакота. Перри Эллис[89] имел собственный дом поблизости. Там были хорошие рестораны и классные магазины. Charivari, отличный магазин одежды, находился на 81-й улице. Мы жили в полуквартале от парка.

Мы покрасили квартиру в травянисто-зеленый цвет с белой отделкой и купили французский гарнитур для столовой в стиле кантри в магазине Pierre Deux на Бликер-стрит. УЗИ показало, что у нас будет девочка, так что детскую мы оформили в бело-розовой гамме, мебель с обивкой из тика в розовую и белую полоску купили в детском магазине Au Chat Botté на Мэдисон-авеню. Мы подготовились.

В январе 1985 года я конструировал следующую коллекцию и запускал линию одежды «Кока-Кола» в офисах Мурджани, когда позвонила Сюзи и сказала, что начались схватки. У нее начали отходить воды. К тому времени, как я добрался на метро до нашей квартиры, она была более чем готова. Я огляделся с мыслью «не известно, когда мы сможем сюда вернуться» и поспешно вычистил холодильник, потому что не хотел, чтобы какие-нибудь овощи сгнили.

— Что ты делаешь? — спросила Сюзи.

— Вычищаю холодильник.

— Ты что, сдурел?

В тот момент мне показалось, что это имеет смысл, но в ретроспективе это действительно кажется странным. Теперь это часть семейного предания Хилфигеров.

Мы сели в такси и направились в больницу. Водитель поехал через парк в сторону центра города на Вторую авеню, а я беспокоился, как бы он не попал в выбоину на дороге и ребенок не вышел наружу. Я все время просил водителя ехать помедленнее. Сюзи была безразлична к этому; она просто хотела добраться до места.

Мы прибыли в медицинский центр Университета Нью-Йорка около одиннадцати часов утра, и к 5.20 пополудни у нас родилась девочка. Когда доктор вручил ее мне, я не мог в это поверить. Почувствовал, как эта малышка уютно устроилась у меня на руках, и заплакал.

Сюзи, обессиленная родами, заснула как убитая. Казалось, я нервничал больше, чем она. В первый вечер, когда привезли Элли домой, мы положили ее в люльку в изножье нашей постели, и каждые несколько часов я просыпался и подносил палец ей под нос, чтобы убедиться, что она дышит.

Отец Сюзи навестил нас на следующий день. Так же поступил Стивен Сирона, двоюродный брат Сюзи. Он всегда был супермодным и носил крутейшие новинки. В тот день он появился в твидовом пиджаке от Kenzo с черно-белым рисунком хаундстут («собачий зуб») — не спрашивайте меня, почему я запомнил это! Заезжал к нам Ларри Стимерман. И Джоэл со своей женой Энн. Приехала чета Мурджани. У нас был постоянный поток посетителей. Сюзи, наконец, сказала: «Я просто не в состоянии больше принимать гостей». Я увел всех на ужин, а когда вернулся, Сюзи и Элли спали. В очередной раз я поднес палец под нос моей дочери, просто чтобы убедиться, что это совершенное существо по-прежнему присутствует в этом мире.

Мы пригласили ирландскую няню, Мэгги Манган, но я был на подхвате, когда выдавалось свободное время. Менял подгузники, и мы с Сюзи готовы были повздорить из-за споров, кто будет купать Элли.

— Моя очередь, — говорил я.

— Нет, моя очередь ее купать!

— Нет, позволь мне!

Мы строили семью, были финансово обеспечены, и моя мечта построить мой бизнес становилась реальностью.

Тем летом мы сняли дом на выходные в Бриджгемптоне. Элли была совсем крохотной; я брал ее в бассейн и держал, прижимая к себе, — лучшая часть моего дня. Заезжали мой друг детства Майкл Френч и его жена Вирджиния, и пока мы завтракали маффинами с отрубями, я держал Элли на руках; она хихикала от радости, как, бывало, мы в школе, когда вместе делали пакости. Приезжали сестра Бетси и моя мама. Мы ходили на пляж, на фермерский рынок, гуляли с друзьями — это было просто замечательное время.

Приезжал мой отец. Таким я никогда не видел его прежде — очень милый и приятный человек, без критиканства. Похоже, что мой отец увидел, как я взрослею, завожу семью, строю мой бренд, и подумал: «Эге, мой сын сделал это».

Разумеется, я настроился стать другим отцом, чем был он. Во-первых, я бы никогда не поднял руку на моих детей. Мне хотелось быть в контакте с ними, и пусть мои дети — сколько бы их в конечном счете ни оказалось — знают, что буду поддерживать их независимо от того, какую профессию или жизнь они выберут.

Этой осенью мы начали подумывать, как приятно жить за городом. Город — это великолепно, но после лета, проведенного на пляже, в доме с садиком, наличие свободного пространства казалось эмоционально важным фактором. Было нечто умиротворяющее в том, чтобы растить малыша на просторе.

Мы посмотрели окрестности Нью-Джерси, но там нам не понравилось. И определенно не хотели снова жить в северной части штата Нью-Йорк, мы там пожили и не собирались туда возвращаться. Так что нашей целью был Коннектикут. Мы колесили в окрестностях Гринвича, разглядывая дома. Ездили в Нью-Ханаан, в Вест-порт, по всей территории.

Однажды мы остановились перекусить в кафе-мороженом Friendly’s, и там леди, сидевшая рядом со мной, просматривала справочник выставленных на продажу домов. Я спросил, не агент ли она. Она оказалась агентом и представилась как Джэнет Миллиган. Мы просмотрели книгу вместе и нашли красивый белый дом в колониальном стиле на Раунд-Хилл-Роуд, в который мы с Сюзи влюбились. Недвижимость стоила семьсот пятьдесят тысяч долларов, и сумма явно превышала наш бюджет. К счастью, Анджело Розато помог мне получить кредит в банке, а также одолжил мне денег. Том Куртина помог мне с документами. Мои парни.

Появление Элли как подарок бога. Когда переехали в Коннектикут, мы играли в лесу; я прятался за деревьями и выскакивал, заставляя ее смеяться и хихикать. Мы подготовили игровую комнату с игрушечным продуктовым магазином, где она выбирала маленькие пластмассовые яблоки, и морковь, и помидоры, и мы собирали все это и складывали в сумку. Могли играть в магазин часами. Она любила всю мою классическую рок-музыку. Я спешил домой из города, чтобы почитать ей и покачать ее, прежде чем она уснет. Элли казалась мне древней реинкарнацией души. Я ощущал нашу близость в прошлой жизни, которую ни один из нас не мог вспомнить.

Мы с Сюзи испытывали радостное волнение по поводу переезда в Коннектикут. Мы переживали замечательные времена в нашей школе в лесу в Элмайре, так что это было похоже на возвращение домой. Однако я подолгу работал, и добираться на работу в Нью-Йорк и обратно было довольно неприятно. Тем не менее я привык к этому. Мне нравилось жить там, среди деревьев.

Когда Элли пошла в детский сад, Сюзи захотела снова вернуться к работе. Я взял кредит в банке, чтобы она и наш друг Нэнси Симан могли снять небольшое помещение на Путнэм-авеню, где они открыли сказочный магазинчик детской одежды под названием Beauchamp Place, по названию улицы в Лондоне. Там полы были выкрашены в черный и белый, шкафы — в глубокий королевский синий, и с их легкой руки магазин стал выглядеть по-английски, очень аристократично. В магазине продавали одежду из Европы и от отечественных различных компаний. Он был совершенно очаровательный.

Однако и Нэнси, и Сюзи были заняты детьми, поэтому магазин превратился в обузу, и через несколько лет они решили его закрыть. Спустя еще несколько лет эта лихорадка вновь охватила Сюзи, и вместе с партнерами Памелой Фарр и Эллен Кио она купила магазин детской одежды в центре Гринвича. Сюзи была одержима идеей европейского магазина детской одежды торговой сети Best&Co. на Пятой авеню, который работал в период с 1879 по 1971 год возле собора Св. Патрика. После нескольких месяцев изысканий она выяснила, что название больше не используется и можно переоформить его на свое имя.

Это, несомненно, был самый удивительный бутик-универмаг одежды для детей. Прекрасные вещи, восхитительная атмосфера, отличное место для родителей из пригородов, чтобы покупать обновы для своих детей. Она открыла большой магазин в Гринвиче, потом — в Бергдорфе, а затем приступила к производству собственных моделей. В итоге она намеревалась снова заняться дизайном!

Этот бизнес в конце концов был продан магазину игрушек FAO Schwarz, который оставил ее в качестве креативного директора и обещал расширение. К сожалению, этого не произошло, и она решила уйти из Best&Co. Вскоре после этого магазин закрылся.

Четвертого июля 1989 года мы отдыхали на пляже в Нантакете с Нэнси и Питером. Нэнси сказала мне:

— Поздравляю, Томми! Просто невероятно, что Сюзи беременна!

— Что?

— О, ты не знаешь? — отпрянула Нэнси.

Я повернулся к Сюзи:

— Ты беременна?

— Да.

Видимо, моя жена сообщила ей, другу и бывшему бизнес-партнеру раньше, чем мне.

— Почему ты не сказала мне?

— Ну, просто не была уверена, поэтому и поделилась с Нэнси, но я наконец-то сделала тест, и да, я беременна.

— О! — воскликнул я. — Хорошо. Здорово.

Это было весьма своеобразно. Я чувствовал, что Сюзи пытается что-то скрыть от меня, но представить себе не мог почему. У меня до сих пор нет ответа, и не знаю, осознала ли она, насколько это обидело меня.

У моего отца появились боли в спине. Он думал, что потянул мышцу. Боль не проходила, поэтому он сделал рентген. Он был ошеломлен, когда у него обнаружили опухоль в правом легком. Мой отец курил всю жизнь. Его вскоре прооперировали и удалили часть легкого, но эта мера не остановила распространение рака. Затем последовала лучевая терапия, а потом развилась эмфизема. За год он сдал, став больным и слабым, и постоянно нуждался в кислородной маске. Его сердце пошатнулось. Мы все знали, что он не проживет долго.

К счастью, еще до болезни отца мне захотелось сделать для родителей что-то такое, чего они никогда не испытывали. Я отправил их в круиз, организовал им экскурсию в Италию, арендовал для них дом в Хэмптоне. Мне было радостно видеть, как они получают удовольствие от жизни после многих лет тяжелой работы. Я редко виделся отца с тех пор, как покинул Элмайру, но теперь вся семья проводила с ним как можно больше времени. Моя мама была сильной женщиной, но она страдала. Последние месяцы жизни отца мы провели в ожидании его ухода.

В конце своей жизни он был привязан к кислородной маске, и все мои сестры и братья собрались у него в комнате. Он говорил бессвязно и при дыхании производил звуки, которые было неприятно слышать от кого-либо, особенно от родителя. Сестры и мать плакали, и братья были очень расстроены. Медсестра сказала: «Он скоро отойдет». Семья вышла в коридор, а я остался сидеть возле него. Отец широко раскрыл свои голубые глаза, со зрачками, как булавочные головки, и посмотрел на меня.

Я чувствовал себя разбитым. Я ненавидел отца, когда был молод, и, хотя он иногда пытался в более поздние годы быть добрым ко мне, все еще не мог понять или принять то, как он обращался со мной прежде. Мы никогда не обсуждали эту тему; он не из тех, с кем я мог даже заговорить об этом. Он был крупнее и сильнее меня, и, даже будучи взрослым человеком, я никогда не переставал бояться, что он выйдет из себя и ударит меня. Он скончался той ночью, 21 декабря 1989 года, за четыре дня до Рождества. Я боялся отца до самой его смерти.

И все же в конце концов примирился с моим отцом и понял его. Став отцом, я осознал, что он желал мне добра.

По какому-то ужасному стечению обстоятельств Роберт, брат моего отца, умер за день до этого. Я позвонил моей бабушке, несмотря на то что она скверно обращалась со мной. Как ужасно было для бабули, что два сына умерли раньше нее и в течение двух дней. Я навестил ее в Джексонвилле. Она была прикована к постели, и за ней по очереди ухаживали две сиделки. Я сказал: «Бабуля, папа просил меня позаботиться о тебе, так что я собираюсь это сделать».

Когда я шел по коридору в туалет, услышал, как она сказала своей сиделке: «Ты знаешь моего внука Томми? Он миллионер, и он позаботится обо мне!» И подумал: «Теперь, когда я достиг успеха, теперь ты хочешь быть милой?» Но я не произнес ни слова.

Изучив расходы бабули, я обнаружил, что ей не хватает денег. И решил: «У нее старческий маразм; она только что потеряла двоих сыновей. Я не собираюсь много размышлять об этом. Просто буду заботиться о ней». Я поддерживал свою бабушку, пока она не умерла семь лет спустя.

В марте 1990 года, когда мы готовились ко сну, Сюзи что-то почувствовала и позвонила акушерке. Та сказала: «Приезжайте». Мы отправились в Гринвичскую больницу. На этот раз я не был в родильной палате. Доктор вышел и сказал: «Это мальчик. И он крупный!»

Я назвал сына Ричардом в честь моего отца. Мы знали, что у нас родится мальчик, и когда отец заболел, мы сидели с ним на диване в его доме в Элмайре, и я пообещал ему: «Папа, мы собираемся назвать нашего сына в твою честь!» Отец находился в таком жалком состоянии, что мне хотелось как-то ободрить его. И я должен был сдержать данное ему слово.

С того момента, как я впервые взял сына на руки и почувствовал его тепло, у нас с Ричардом возникла привязанность. Знаю, звучит довольно банально.

Как бы мы ни любили жизнь в Коннектикуте, нам пришлось вернуться в Нью-Йорк, чтобы я мог видеть семью и не терять много времени на дорогу. Мы продали дом в Коннектикуте на Раунд-Хилл-Роуд и арендовали пятиэтажный таунхаус на 123 Ист 80-й улице, который Сюзи и Синди Ринфрет красиво отделали, хотя это было съемное жилье.

Элли дрожала, когда входила в монастырь Святого Сердца на 91-й улице в первый день посещения детского сада. Она не хотела отпускать меня, но монахиня убедила ее, что все будет хорошо. Я смотрел, как она шла по коридору в своем маленьком джемпере из пестротканого гринсбона, и думал: «Это начало ее взрослой жизни», и на моих глазах выступили слезы оттого, что видел ее такой расстроенной. Однако вскоре она успокоилась, и это облегчило мое беспокойство.

Каждое утро мы с Сюзи просыпались в шесть часов и отправлялись на пробежку вокруг искусственного водоема в Центральном парке. Мы пили капучино в E.A.T. на углу Мэдисон-сквер и 80-й улицы, а затем трусцой возвращались домой, где я проводил время с Ричардом. Он сидел в своей маленькой сине-белой полосатой пижаме и смотрел мультфильмы, пока я принимал душ и одевался, и мы разговаривали за завтраком. Три утра из пяти, когда мне надо было уходить на работу, Ричард начинал плакать: «Папа, не уходи, не уходи!» Я был его приятелем и меньше всего хотел расставаться с ним. Любому, кто закрывал дверь, оставляя своего ребенка в слезах, знакомо это мучительное чувство.

Я был счастлив, когда удавалось приходить домой вовремя, чтобы поиграть с сыном: в армию, солдата Джо, могучих рейнджеров, автомобили и грузовики. Он напяливал на себя футбольную экипировку, когда я брал его с собой на игры «Нью-Йорк Джайентс», и надевал крутой свитер для хоккея, если мы отправлялись на матч «Нью-Йорк Рейнджерс». Когда мы арендовали летний дом в Гринвиче, мы ходили в походы и строили форты. Появление сына сделало нашу семью полной, будто Ричард был нашим недостающим звеном. Я сказал Сюзи: «Размер нашей семьи прекрасен». За обеденным столом царил покой, а не хаос, который я познал во время семейных трапез в годы моего детства. Хилфигеры были уравновешены и счастливы.