Мой путь к мечте. Автобиография великого модельера

Глава двадцатая Мы — семья Семейные узы

Мои партнеры уходили один за другим, жена хотела развода, у меня обнаружили гепатит, и бизнес обваливался.

Что еще, черт возьми, могло произойти?

В один прекрасный день мой брат Билли упал в обморок, и его отправили в больницу в Кэтскиллсе на компьютерную томографию. Там не увидели ничего плохого и велели обратиться через год. Вскоре после этого у него начались приступы. На этот раз Билли поехал в больницу в Нью-Йорке, где ему поставили диагноз — «опухоль мозга». Вся семья горевала от безутешности. Билли был музыкантом и весельчаком. В это просто невозможно было поверить.

Мы обратились к очень хорошему неврологу, который сказал, что Билли требуется операция. Мы нашли первоклассного хирурга и молились.

Врачи побрили всю голову, затем сделали надрез, вскрыли черепную коробку и удалили опухоль. Это был рак, бластома, худший его вид. Нам сообщили, что такая опухоль обычно появляется снова, но ее размеры были относительно небольшими, и операция не повлияла на зрение Билли или работу мозга. Врачи сказали, что Билли будет находиться под медицинским наблюдением. Мы надеялись на лучшее.

Мой брат должен был поправиться после операции в течение нескольких недель, и понемногу, месяц за месяцем, ситуация улучшалась. Однако у него начались сильные головные боли. Нам сказали, что это в пределах нормы и Билли должен принимать тиленол и находиться под наблюдением врачей. Но головные боли усилились. Ему было так плохо, что пришлось накачивать его кортизоном, чтобы уменьшить воздействие опухоли. Билли принимал все назначенные ему лекарства. Врачи полагали, что полностью удалили опухоль, но Билли находился в плачевном состоянии. Ему сделали еще одну операцию и повторно удалили раковые образования. Опять ухудшение состояния, новая опухоль, головные боли. Ужасное страдание. Затем у него развился спинальный менингит[140].

Билли всю жизнь играл на гитаре. Он выступал со своей электрогитарой Firebird компании «Гибсон» в составе группы Glass Head, а затем в Fright. Он входил в группу Cult Brothers вместе с Энди и несколькими парнями из Blue Oyster Cult и играл в группе King Flux с Ричи Стоттсом и Марки Рамоуном. С 1993 года он участник группы под названием Brain Surgeons, что значит «Мозговые хирурги». Просто в голове не укладывается! Он регулярно возвращался в Элмайру, чтобы поиграть с Энди в «семейной группе», которую они назвали Hippo («Бегемот»), по прозвищу нашего отца.

Билли умер 15 сентября 2001 года, через четыре дня после событий 11 сентября, в возрасте сорока трех лет. Он был прекрасным человеком, талантливым музыкантом и замечательным братом. Я очень по нему скучаю. Так печально! Какая потеря! Мы все были безутешны. Никогда не видел мою мать такой подавленной, даже когда умер отец.

По просьбе Билли собрались его друзья и коллеги и исполнили песни Mountain и Cheap Trick, а также песни из репертуара «Роллинг Стоунз».

Проклятье.

Я впал в безрассудство. И решил: «Мой мир рушится, пойду-ка от души выпущу пар». Знакомства, вечеринки, клубы. В 2006 году мой брат Энди сказал: «Давай пойдем в Plumm [ночной клуб в Нью-Йорке]. Это будет действительно классная ночь. Там соберутся Эксл Роуз[141] и Ленни Кравиц, Кид Рок — в общем, куча людей». Так и сделали. Мы сидели на скамье, и какой-то парень наткнулся на меня и пролил наши напитки. Это был Эксл Роуз. Он попытался обойти нас, чтобы подойти к одной из девушек. Я сказал:

— Эй, поосторожнее!

— Пошел ты! — рявкнул он.

— Сам пошел!

— Нет, пошел ты!

— Нет, пошел ты!

Эксл Роуз занес кулак для удара. Он выглядел большим и сильным. Волосы у него были причесаны в косы и дреды, а на пальцах полно массивных колец. Если он ударит меня в лицо, мне конец. Промелькнула мысль: «Либо я покойник, либо должен ударить первым». Бум, я встал и ударил его. Это только разъярило парня.

Я не боец, это точно. Он попятился на меня, и я снова замахнулся. Это была классическая «несостоявшаяся драка» двух знаменитостей: мой телохранитель Рози — гигант, сто двадцать пять килограммов мускулатуры, — оттащил меня от него, а его телохранитель оттащил своего патрона. Рози поднял меня и вывел из клуба. Я всегда буду благодарен ему за спасение моей жизни! Стычка не переросла в драку, но все же наделала шуму. Информация об этом попала на первую страницу «Нью-Йорк пост». Позже, когда он встал и начал играть, он представил песню Welcome to the Jungle, сказав по этому поводу: «Посвящаю моему другу Томми Хилфигеру». После этого мы помирились.

Ларри и Лора Стимерман познакомили меня с женщиной по имени Лиззи, которая была на пятнадцать лет моложе меня — молодой, но не слишком юной. Она стала первой женщиной, с которой я всерьез встречался после моего расставания с женой. С ней было очень весело, но вскоре все осложнилось. У нее было два мальчика; у меня были дети. Мои дети без энтузиазма отнеслись к ней и ее детям, и я уверен, что ее дети также не были рады мне и моим детям. Сложилось так, что мы встречались — расставались, встречались — расставались. К лету 2005 года мы окончательно порвали отношения, и я сказал: «Это все, я ухожу. Отлично проведу время и в другой раз решу, какого черта делать. А пока что просто хочу наслаждаться жизнью». В середине июля я зафрахтовал яхту, собрал моих неженатых, непомолвленных, сумасшедших друзей по веселым вечеринкам Алекса Гарфилда и Генри Пикмана и моего инструктора по фитнесу, бывшую модель Джо Пилевски, которого мы звали «Йога Джо», и все вместе отправились на две недели в Сен-Тропе.

Джерри Холл только что развелась с Миком Джаггером, и она находилась в Сен-Тропе, поэтому однажды вечером я пригласил ее присоединиться к нам на яхте.

— Пойдем, поужинаем, повеселимся.

В тот день мы отправились в место, куда все великолепные девушки и классные мужчины обычно отправляются обедать, — Club 55 или Cinquante-Cinq. Мы встали на якорь и на бортовой моторной лодке добрались до причала. Я сказал ребятам, что вечером придет Джерри, и предложил им найти девушек, чтобы она не оказалась единственной женщиной на яхте. Йога Джо отправился блуждать по пляжу, чтобы подцепить женщин. Для Джо это не проблема.

— Ребята, посмотрите, кого я нашел! Подойдите и познакомьтесь с девушками.

Мы отправились на пляж и поздоровались с двумя привлекательными женщинами. В тот вечер я с нетерпением ждал разговора с Джерри, но, когда мы вернулись на яхту, меня беспокоил состав компании за ужином. Я спросил:

— Придут ли девушки сегодня вечером?

— Ну да, видишь ли, не думаю, — сказал Йога Джо. — У одной есть дети, и она не знает, сможет ли она…

— Пусть возьмет детей с собой, — ответил я.

— Ну не знаю. Ты хочешь…

— Дай мне ее телефон. Как ее зовут?

— Ди Оклеппо.

Я дозвонился.

— Ди, это Томми Хилфигер. Мы познакомились на пляже, и мой приятель Джо сказал мне, что вы не можете прийти сегодня вечером, потому что с вами дети.

Она сожалеет, что не может быть на ужине.

— Знаете, у нас на борту есть повар, он приготовит наггетсы для ваших детей, и они смогут посмотреть кино. Приходите к нам!

Думаю, она оценила этот жест; непросто было одинокой женщине отправиться на вечер в Сен-Тропе вместе с детьми.

Позже вечером на борт поднялись Джерри Холл, Ди и ее подруга Мелисса Роен. Я был счастлив провести время с Джерри, но когда увидел Ди, подумал: «Ух ты, да она хорошенькая!» Кроме того, она казалась очень славной женщиной. Мы выпили на яхте, потом оставили детей с поваром и няней и отправились в ресторан. Изрядно пили, хорошо погуляли, вернулись на яхту тем же вечером и еще немного повеселились. Это был чудесный вечер, но веселье закончилось рано, потому что Ди пришлось вернуться домой, чтобы уложить детей спать.

Я подумал, может быть, Алекс или Генри тоже положили глаз на Ди. На следующее утро я спросил каждого из них, не возражают ли они, если я приглашу ее снова. Алекс только посмеялся надо мной, что я, мол, осторожничаю, желая избежать конфликта. Он сказал: «Томми, мы здесь ради тебя. Думаю, ты ей понравился — весь вечер она пыталась поговорить с тобой, но ты был чертовски застенчив и сидел безучастно. Удачи тебе!»

Я позвонил ей: «Где вы сейчас?» Она с подругой и детьми была на пляже. Ди ничего не знала обо мне, кроме того что я дизайнер, поэтому автоматически предположила, что я гей. Позже она призналась, что, когда увидела меня с Джерри Холл накануне, подумала: «О, возможно, он бисексуал». Тем не менее на этих яхтах так классно, поэтому она приняла мое приглашение. Она считала, что вечер получился фантастическим.

За обедом в Club 55 у нас завязался разговор. Ди понятия не имела о том, что я был женат и расстался с женой, и не знала, что у меня есть дети. Она ничего обо мне не знала — это был обед неожиданных открытий. Мы заговорили о наших детях, деликатно избегая откровений. Но когда мальчишки Ди поднялись на борт прошлой ночью, заметил, что один из них очень похож на Кэтлин. И потом понял: мы оба столкнулись с одними и теми же проблемами. Едва ли существует более глубокое и одухотворенное единение, чем честное обсуждение трудности своих детей с кем-то, кто понимает. Весь день мы провели вместе, и, когда мы делились историями и огромной любовью, которую испытывали к нашим детям, между нами возникла ощутимая связь.

Она сказала мне, что родом из Род-Айленда; работала моделью. Переехала в Париж и вышла замуж за итальянского профессионального теннисиста, но теперь развелась с ним и живет в Монако. Я подумал: «Это замечательная женщина; мне было приятно находиться рядом с ней, но у нас не может быть длительных отношений». Тем не менее стоило попробовать.

В тот вечер Ди надо было возвращаться в Монако, но я договорился, чтобы ее машину перегнали, и она смогла задержаться на несколько часов, а в сумерках я зафрахтовал вертолет, чтобы отвезти ее и детей домой. Ближе к вечеру я посмотрел на нее и сказал: «Знаешь, мне нужно быть с кем-то таким, как ты. Нам было бы хорошо вместе. Будем на связи. Ты должна приехать на Мюстик!» После трехлетнего одиночества она устала от мужчин и отношений, поэтому восприняла все сказанное мной с недоверием. Мы договорились встретиться в августе, но, как оказалось, она была права, проявляя осторожность.

Когда вернулся в Штаты, меня снова потянуло к Лиззи, и мы договорились попытаться еще раз. Я продал дом через улицу от Сюзи и купил другой дом, в Гринвиче, который был не так близко. Если предполагалось, что ко мне будет регулярно приходить подруга, я не хотел жить в такой близости от моей «почти бывшей». Через несколько месяцев Лиззи переехала ко мне.

У нас с Ди не было никакой договоренности; мы едва знали друг друга. Но то, как мы отреагировали друг на друга, заставило меня позвонить и рассказать, что со мной происходит. Я сказал, что вернулся к своей подруге, но было замечательно познакомиться с ней и хотел бы сохранить дружеские отношения. Она преодолела желание назвать меня сукиным сыном и заявила, что Лиззи — счастливая женщина, — и хватит об этом. Оказалось, вскоре она приедет в Нью-Йорк. Я сказал: «Хорошо, по крайней мере, позволь мне пригласить тебя на обед».

В день нашего свидания она позвонила:

— Мне очень жаль. Я должна отменить встречу.

— Ах! — Я был очень разочарован. Я с нетерпением ждал, когда увижу ее снова.

— Я еду на острова Теркс и Кайкос.

— С кем ты едешь? — спросил я.

Она колебалась.

— Гм… С некоторыми друзьями.

— Правда? С кем?

— Ах, с принцем Альбертом.

Я узнал, что в Нью-Йорке она находится ради свидания.

— Кто-нибудь, кого я знаю?

— Я не знаю, знаешь ли ты его.

— А ты проверь.

— Брюс Уиллис, — сказала она.

Я подумал: «Вот оно что? Принц Альберт, Брюс Уиллис — она и не подумает обратить на меня внимания».

Я сообщил своим детям, что мы с Лиззи собираемся жить вместе. В тот вечер, когда она и два ее мальчика вошли в мой дом, Элизабет и Ричард, которые делили время между мной и Сюзи, сказали: «Папа, можно поговорить с тобой? Она собирается жить здесь со своими детьми?»

Я ответил им: «Давайте просто попробуем. Ничего не известно заранее». Они не обрадовались моему сообщению.

А вскоре обнаружил, что и сам не рад. Я чувствовал странное напряжение между Лиззи, ее детьми и моими детьми. Лиззи ожидала, что мы поженимся, но я еще не развелся с Сюзи. Мне потребовалось пару месяцев, чтобы полностью убедиться в своих предположениях, но под действием двух факторов — напряжения между нашими детьми и отсутствия предложения о вступлении в брак — они съехали, и мы расстались навсегда.

Я пригласил Ди провести со мной длинные выходные на Сен-Барте, и она согласилась. Она не могла просто взять и поехать; требовалась подготовка. Для начала она договорилась, чтобы ее мать совершила перелет из Америки и осталась с детьми. И затем, за три дня до предстоящей встречи на острове, мне пришлось ее отменить. Я испугался.

Ди это не обрадовало. Вполне понятно, она подумала, что я полный псих.

Три месяца спустя я был удостоен награды фонда We Are Family («Мы — семья») вместе с Нилом Роджерсом[142] и Куинси Джонсом, и я хотел взять кого-то на церемонию. Возможно, я не был принцем или кинозвездой, но церемония представлялась заметным событием, поэтому я позвонил Ди. Несмотря на предыдущие «пробы и ошибки», было ясно, что нас что-то связывало, в чем стоило разобраться, и она согласилась. Я предложил одеть ее и поселить в отеле, но она предпочла остановиться у подруги и не чувствовать себя обязанной расплачиваться за какие-либо одолжения.

На этот раз я не отменил встречу.

Она прилетела, и мы вместе присутствовали на мероприятии.

Изящная и красивая женщина с шармом, такая женщина, с какой, я знал это, должен быть рядом.

После церемонии награждения мы отправились на вечеринку в ресторане итальянской кухни Cipriani Downtown, вместе с Ленни Кравицем и кучей людей, и я получил большое удовольствие. Когда я, наконец, отвез ее в дом подруги, сказал: «У меня на подходе другое событие. Почему бы тебе не остаться на выходные, и мы могли бы пойти вместе?»

Я был очень доволен, когда она согласилась, и спросил, не хочет ли она остановиться в моем доме в Коннектикуте после этого события. Она согласилась. Той ночью мы вернулись домой и просидели, разговаривая, часы напролет. Нам обоим было ясно, что любим друг друга, поэтому я спросил: «Так что насчет нас?»

— Ну, и что насчет нас?

— Нам нужно встречаться.

Ди осталась на ночь, и мы официально начали встречаться. Когда она улетела в Монако, я надеялся, что она скоро примет решение вернуться.

Сайлас предложил Ди и мне пожить у него на яхте во время Каннского кинофестиваля. Несмотря на то что мы оставались на вечеринках до трех часов ночи, каждый день я вставал в шесть утра. (Я просыпаюсь очень рано каждое утро, просто мой мозг включается.) Наконец Ди сказала: «Так не пойдет. Мне нужно больше спать, чем тебе». Я не собирался позволять моему режиму сна мешать моим отношениям с этой чудесной женщиной, поэтому лежал в постели без сна и ждал ее пробуждения, сколько бы часов ни потребовалось.

Мы становились все ближе и ближе. В то лето мы собрали своих детей на яхте на юге Франции. Чем больше времени я проводил с Ди, тем отчетливее понимал, что она была той женщиной, которая так нужна в моей жизни: уравновешенная, здравомыслящая, эмоционально устойчивая; с ней радостно находиться рядом. Нас объединяло чувство юмора. У каждого из нас был ребенок с особыми потребностями. Мы понимали испытания и несчастья друг друга. Она сказала мне, что после развода встречалась с несколькими мужчинами, но никто из них не мог понять, через что ей приходится проходить.

Осенью 2006 года она переехала ко мне; ее мальчики ходили в школу в Италии и остались жить с отцом. В декабре 2007 года я попросил ее выйти за меня замуж. Мы запланировали бракосочетание на 8 августа 2008 года — 08/08/08 — на Мюстике. Леонард Лодер[143] закатил нам грандиозную помолвку. Ди купила свадебное платье, привезла свой набор косметики glam squad, организовала приезд своей семьи. Мы провели июль в Европе и возвращались в Штаты, когда я получил известие от моей бывшей жены о том, что Элли ложится в больницу из-за серьезного обострения болезни Лайма[144].

У Элли начались боли в суставах еще в подростковом возрасте. Ее педиатр предположил, что это могут быть детские невралгические боли роста, но мы подумали, что это может оказаться болезнь Лайма, поэтому обратились к другому врачу. Однако тесты дали отрицательный результат. Боли продолжалась, и мы отправились к третьему врачу, который сказал, что у Элли фибромиалгия[145]; она должна принимать адвил, потому что такие явления иногда проходят. У Элли боль не прошла, поэтому мы отвезли ее к специалисту из Гарварда, который провел тесты на болезнь Лайма (опять отрицательный результат!) и сказал, что она может страдать от детского артрита, или MS. От этих слов у меня мурашки побежали по спине; у моей сестры Дороти определили MS, и я знал, какие ужасные испытания скрываются за подобным диагнозом. Как выяснилось, этот врач ошибался.

Еще один врач заключил: «Все дело в ее голове». Другой доктор предложил ей пройти тест на болезнь Лайма еще раз. И снова результаты были отрицательными. Боли в суставах, головные боли и страдание продолжались целое десятилетие. Головокружение, ночная потливость, спутанное сознание. Мы страдали, зная, что испытывает наша дочь, но, несмотря на всех экспертов и специалистов, с которыми мы консультировались, ничем не могли ей помочь.

Спустя тринадцать лет после нашего первого обращения, когда Элли боролась с тяжелым приступом болезни, мы в четвертый раз проверили ее на болезнь Лайма. К этому времени диагностика стала более совершенной, и на этот раз нам сообщили, что все предыдущие результаты были ошибочными; Элли страдала болезнью Лайма уже более десяти лет. С одной стороны, мы были в ярости из-за того, что наша чудесная дочь страдала, не получая нужной терапии; с другой стороны, мы с облегчением поняли, чем она болела.

Болезнь Лайма плохо поддается лечению. Мы возили Элли к специалистам, которые накачивали ее антибиотиками, и, хотя ей становилось немного лучше, у нее возникли проблемы с пищеварением. В итоге обезболивающие лекарства, которые она принимала, ослабили другие внутренние органы. Мне грустно говорить о том, что спустя годы эти проблемы не исчезли полностью.

Когда Элли попала в больницу из-за резкого ухудшения состояния, я почувствовал, что не могу сосредоточиться на создании новой семьи. Однажды утром в июле я вышел из душа, надел свой банный халат, сел на край кровати и сказал Ди: «Я не могу пройти через это». Она была в шоке.

— Как ее зовут? — спросила она.

— Нет, нет, нет, нет. Дело не в этом. — Мне было трудно объяснить. — Моя семья… Моя семья прошла через многое, я не могу сейчас так поступить с моей семьей. Я просто не могу пройти через это.

Мне не приходило в голову сказать: «Давай отложим брак, но останемся вместе», или: «Я не могу сейчас жениться, у меня сильный стресс. Давай отложим это на некоторое время», или: «Давай просто жить вместе без всяких формальностей». Я не мог объяснить ей свои чувства, потому что сам не вполне понимал их. Оглядываясь назад, я чувствовал себя виновным в том, что не нашел источник боли Элли, и, когда болезнь обострилась, я отдыхал на юге Франции и, вернувшись домой, снова собирался жениться. Моя жизнь была прекрасна. Я бросал своих детей… снова.

У меня путались мысли, и я не чувствовал себя достаточно сильным. И сказал: «Я поеду на Мюстик с моими детьми, а ты можешь съехать, когда сможешь».

Ди была потрясена и разгневана. «Мне не нужно время». Она заказала фирму-перевозчика по телефону, нашла квартиру для аренды и уехала на следующий день. Мы прожили вместе три года, а когда я вернулся, от ее присутствия не осталось и следа. Ее папа хотел убить меня. Друзья Ди сплотились вокруг нее. Она вернулась в Европу, а я отправился на Мюстик.

Элли требовала и заслуживала моего внимания, и я охотно отдал его ей, но был ужасно расстроен из-за своего разрыва. Моя работа не давала мне поблажки. Элли и Ричард окончили школу, а Элизабет собиралась поступить в нью-йоркскую женскую среднюю школу при монастыре Святого Сердца, поэтому я арендовал квартиру, в которой мы с ней жили. План состоял в том, чтобы Сюзи оставалась там в мое отсутствие, когда я путешествовал, но иногда мы были там в одно и то же время, и казалось, будто живем вместе. Это не было нашим намерением или реальностью, однако это обстоятельство сбивало с толку детей. И Ди.

Я получил несколько звонков от матери и друзей Ди: «Что ты делаешь?», «Ты уверен?», «Ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни!». Все было очень драматично. Наконец, в конце августа мы с Ди поговорили по телефону. Она заболела, с трудом глотала пищу и потеряла девять килограммов, но ей стало немного легче. Я тоже был истощен. Она сказала мне, что, видимо, кризис миновал и с ней все будет хорошо. Я уже не был уверен, что принял правильное решение.

Шесть недель спустя я участвовал в мероприятии Fashion Rocks в Нью-Йорке. Ди была среди приглашенных гостей и приехала с подругой. Я встретил ее у двери на выходе. Встреча стала некоторым шоком; ни один из нас не был в отличной форме. Я сказал ей: у меня есть нечто и хотел бы, чтобы она это прочитала.

После нашего разрыва, когда попадал на Мюстик, я каждую ночь писал от руки длинные письма Ди. Пытался объяснить, как обезумел из-за болезни моей дочери, насколько важна для меня семья, как сильно любил Ди и какую гордость испытывал, когда был рядом с ней. Раньше со мной не случалось подобного. Никогда. Я хотел, чтобы Ди знала, чтó я чувствую, но не мог доверить такие интимные чувства электронной почте или телефону. Стопка листов толщиной в пять сантиметров — целая книга. Я положил их в оранжевую коробку Hermès и отправил на ее квартиру. Она развязала ленту, достала письма и сначала прочитала последнюю страницу. Я закончил так: «Мне очень жаль, но в настоящее время не могу быть с тобой. С любовью, Томми». Итак, она получила ответ.

Но мы снова начали общаться по телефону, и заключение, к которому пришел на Мюстике, в Нью-Йорке не казалось убедительным. «Я скучаю по тебе, — признался я ей. — Давай встретимся, давай поговорим». При встрече Ди крепко обняла меня, и мы оба заплакали. Я был полностью уверен, что не могу жить без этой женщины.

Каждое утро я заходил в квартиру подруги Ди, и мы снова начали обретать друг друга. Мы арендовали квартиру для нас двоих на 62-й улице между Пятой авеню и Мэдисон и решили, что нам нужно остаться вместе навсегда. Через пару месяцев выяснилось, что она беременна. Чтобы быть в безопасности, я предложил: «Почему бы тебе не пройти все тесты, какие только можно, которые покажут, здорова ли ты и здоров ли ребенок?» Она прошла обследование «на ура».

Мы прикидывали так и сяк: оставить нам ребенка или отказаться от него? И решили оставить! Это было потрясающе. Я подумал: «Это удовольствие. Мы снова почувствуем себя молодыми!»

Вскоре наши дети приняли отношения между Ди и мной, а также между Сюзи и ее бойфрендом Джеффом. В ноябре Сюзи отправилась в Лас-Вегас и вышла замуж. Это был самый большой подарок, который она могла нам преподнести, потому что ее брак расчистил путь для нас с Ди.

Я сделал предложение. Еще раз. Ди была напугана: «Давай не будем. Мы можем жить вместе и по-прежнему быть счастливы». Она пережила ужасный развод и не горела желанием выйти замуж во второй раз. К тому же я разбил ей сердце, отменив бракосочетание, и она больше не хотела проходить через что-либо подобное.

Но чем больше она сопротивлялась, тем сильнее я распалялся. Наконец она сказала: «Не хочу никаких вечеринок в честь помолвки. Не собираюсь отправлять ни одного приглашения и не намерена ничего планировать. Если ты хочешь вступить в брак, достаточно прийти к мировому судье. Вечеринку мы устроим постфактум».

Мы зарегистрировали брак у себя дома в Гринвиче. Это случилось 12 декабря. Присутствовало четыре человека: Ди, я, мировой судья и охранник, дежуривший в тот день. Наши дети были разбросаны по всему миру, и мы не могли дождаться, чтобы сообщить им новость. Было бы здорово отпраздновать событие на Мюстике, но произнесение этих обетов было глубоко личным. Ди и я — партнеры, лучшие друзья и любовники.

Наш сын, Себастьян Томас Хилфигер, родился в августе 2009 года. В больницу пришла Элли. Сюзи приехала с нашими дочерями, Элизабет и Кэтлин. Бывший муж Ди, Джанни, приехал с сыновьями, Алексом и Джулианом. Мы все праздновали рождение ребенка. Мы с Ди оба хотели охватить всех до такой степени, что попросили Джанни и Сюзи быть крестными родителями Себастьяна, и они согласились.

Себастьян — красивый крупный мальчуган с большими руками и большими ногами. При рождении он весил четыре с половиной килограмма, а его спина смахивала на торс полузащитника! Все девочки хотели взять его на руки. Даже мальчики хотели его подержать! Рич был в Лос-Анджелесе, и я ему сразу же позвонил. Крещение Себастьяна, состоявшееся через несколько недель, послужило семейным соединительным звеном — все захотели принять участие.

Мы все безумно любили Себастьяна. Он был красивым, светловолосым, голубоглазым мальчиком и получал столько внимания, сколько мог вынести ребенок. Он являл собой прекрасное сочетание Ди и меня.

Это сделало наше открытие еще более трудным. Примерно через год-полтора мы почувствовали, что с мальчиком что-то не так. Например, называли его по имени, а он не реагировал. Няня сказала: «Вам нужно проверить слух у ребенка». В свое время так поступили с Кэтлин, и этот шаг оказался оправданным. Себастьяну исполнилось полтора года, когда врачи его исследовали. Пришли результаты: у него обнаружено расстройство аутистического спектра.

У нас сердце оборвалось. Я задохнулся, у меня начались спазмы живота. Меня терзала мысль: «Это кошмарный сон. Это неправда. Ди прошла все мыслимые тесты в начале беременности. Ела органическую пищу, не употребляла сахара и не позволяла себе ни капли алкоголя, не ложилась спать поздно. Она была помешана на здоровье!» Эта новость прозвучала как гром среди ясного неба. По дороге домой мы оба тупо уставились на шоссе, не проронив ни слова. Ди плакала. И я тоже.

Но мы с Ди — позитивные мыслители. Когда происходит что-то негативное, мы говорим: «Но посмотри, как нам повезло». Мы были опорой друг другу. И убеждали себя, что Себастьян родился в нужной семье. Мы уже проходили через это раньше, понимали ситуацию в целом и последствия, которые она влечет за собой. Нам очень повезло, потому что у нас есть все необходимое, чтобы оказать Себастьяну помощь. Вместо того чтобы погрязнуть в печали и депрессии, мы сказали: «Хорошо, что предпринять? К кому можно обратиться?» Мы собирались сделать все, что было в наших силах, чтобы помочь нашему сыну.

Мы показывали Себастьяна множеству специалистов и пробовали разные методики лечения — от соблюдения диеты до прикладного анализа поведения, в котором для развития ребенка используются речевые и языковые методы. Нам сказали, что раннее вмешательство предпочтительнее, поэтому окружили его профессиональными педиатрами и логопедами. В дополнение к детскому саду Себастьян получал по меньшей мере двадцать пять часов специального лечения в неделю, и прогресс был заметен.

Наши дорогие друзья Лаура и Гарри Слейткины, которые растили ребенка с тяжелой формой аутизма, познакомили нас с доктором Кэтрин Лорд, всемирно известным специалистом. К счастью, случай Себастьяна не был тяжелым. Пока он остается в спектре, но рад сообщить, что после огромного количества прикладного поведенческого анализа, трудотерапии, логопедии и небольшой дозы физиотерапии Себастьян прогрессирует.

Ди и я вошли в совет директоров Autism Speaks («Говорит аутизм»), организации, возглавляемой Бобом и Сюзанной Райт, которая собрала миллионы долларов, способствовала просвещению родителей детей, страдающих аутизмом, и финансировала интенсивные исследования болезни, во многом остающейся загадкой. К сожалению, на правительственное финансирование исследований аутизма не приходится рассчитывать.

Например, в годовалом возрасте Себастьян считал шаги, поднимаясь по лестнице. Но однажды он просто перестал. Так что же происходит в эти годы становления? Это генетический сбой? Вероятно. Это воздействие экологии? Никто не знает наверняка. В какой-то момент люди думали, что аутизм проявился как реакция на вакцину, но это мнение оказалось ошибочным. Существует множество теорий на этот счет, но в действительности ответ пока не найден.

«Говорит аутизм» — одна из самых важных благотворительных организаций, с которыми мы сотрудничаем. Телевизионная программа The Night of Too Many Stars («Ночь слишком многих звезд»), подготовленная в поддержку образовательных программ благотворительного фонда New York Collaborates for Autism («Нью-Йорк объединяется ради помощи аутистам»), стала годичным институтом. Страшно подумать, что есть семьи, в которых не подозревают о существовании болезни у их детей или не понимают, что им делать, когда узнают о страданиях своего ребенка. Многие семьи считают, что их ребенок «выключен», «отсталый» или «глупый». Это разбивает мне сердце. Меня самого когда-то списали со счетов как «глупого», и я остро осознаю ответственность взрослых, ведь они должны помогать детям, которые нуждаются в этом.

Аутизм — это стремительно растущее серьезное нарушение развития. Десять лет назад в спектре находился лишь один из ста шестидесяти шести детей; сегодня один из шестидесяти восьми малышей. Около одного процента населения мира страдает аутизмом, в том числе более трех миллионов американцев. По данным организации «Говорит аутизм», в Соединенных Штатах распространенность аутизма среди детей ежегодно увеличивалась на шесть — пятнадцать процентов за период с 2002 по 2010 год, что в целом составило сто девятнадцать целых и четыре десятых процента. Каждый год около пятидесяти тысяч подростков с диагнозом аутизм в силу своего возраста лишаются школьной поддержки и услуг; почти половина всех 25-летних людей с аутизмом никогда не имели оплачиваемой работы, а восемьдесят четыре процента жили дома с родителями. Стоимость лечения аутизма на протяжении всей жизни составляет в среднем от полутора до двух с половиной миллионов долларов.

По некоторым данным, одной из причин аутизма может быть распространение промышленного использования пестицидов. Большинство животных, мясо которых идет в пищу, вскармливают злаками, выращенными с применением пестицидов. Большинство фруктов и овощей на наших столах опрыскивают химикатами. Пластиковые емкости, из которых мы пьем и едим, в массе своей токсичны.

У них нет работы, и они не могут самостоятельно заботиться о себе. Это серьезная проблема, и многие семьи страдают от нее. Конечно, помощь правительства весьма скромная. Пока правительство не признает всей важности вопроса в национальном масштабе, проблема будет сохраняться.

Я горжусь тем, что являюсь участником инициативы «Говорит аутизм». Члены «группы реагирования» в составе этой организации специально подготовлены, чтобы обеспечить семьям доступ к информации, ресурсам и возможностям. Мы с Ди также перечисляем пожертвования тем организациям, которые занимаются исследованием методов лечения детского артрита (MS) и рака молочной железы. И признаем: мы благословлены удачей и делаем все возможное, чтобы распространить это благословение. У нас есть собственные приоритеты, и аутизм сейчас находится в самом начале списка, но множество дел требуют внимания. ALS (боковой амиотрофический склероз, или болезнь Шарко[146]), СПИД, рак молочной железы — на чем сосредоточить свою щедрость? Наши решения основаны на том, какие вопросы затрагивают непосредственно нас, и где мы можем быть наиболее полезными. Убежден, что факторы, связанные со здоровьем, имеют первостепенное значение. Важны также социальные проблемы. Мы поддержали фонд Fresh Air Fund («Свежий воздух»), и теперь через эту структуру сотрудничаем с организацией Save the Children («Спасите детей»).

За последние двадцать лет под руководством президента Гая Викерса «Фонд Томми Хилфигера» пожертвовал более пятидесяти миллионов долларов США на различные цели всевозможным организациям по всему миру. Мы также тесно сотрудничали с Millennium Promise («Обещание тысячелетия») — организацией, связанной с ООН; ее цель: дать возможность общинам преодолеть крайние проявления нищеты. Организация исходит из убеждения, что крайняя нищета может быть сокращена вдвое, даже в ряде самых бедных и отдаленных уголков в мире. Например, проект Millennium Villages («Деревни тысячелетия») предусматривает целостный научно обоснованный подход, который служит на благо более полумиллиона человек, проживающих в странах Африки южнее Сахары. В 2010 году корпорация Tommy Hilfiger пожертвовала на проект пять миллионов долларов США и эквивалентные взносы наших сотрудников «доллар за доллар». Мы оплачивали поездки сотрудников Hilfiger с персоналом проекта «Деревни тысячелетия» для доставки одежды и медикаментов. Мы отправились в Рухиру, Уганда, где люди жили в экстремальных условиях. С такой ужасающей нищетой я никогда не сталкивался. Уровень смертности в деревнях был ошеломляющим из-за нехватки лекарств, отсутствия медицинского обслуживания и антисанитарии, и мы организовали сбор средств и помогали проводить воду и электричество в деревню. При нашем содействии удалось восстановить школу и больницу, а также обучали сельских жителей методам выращивания устойчивых культур для пропитания. Это на многое открыло глаза.

Когда я впервые начал зарабатывать немного денег, я знал, что одна из моих главных целей — отдавать. В конце 1980-х годов у меня была возможность внести свой вклад в создание муниципального центра Эрни Дэвис в Элмайре, который обеспечивал дневной уход, программы внеклассного обучения и многие другие программы для менее удачливых детей в моем родном городе. Когда мы узнали, что фонд «Свежий воздух» каждое лето вывозит из Нью-Йорка пятнадцать тысяч детей и размещает их в летние лагеря, мы построили лагерь «Томми» по соседству с лагерем «Мэрайя», организованным Мэрайей Кэри. Дети из фонда «Свежий воздух» каждый год ездят туда и занимаются саморазвитием — от компьютерного обучения до гребли на каноэ, сна под звездами, приготовления пищи и походов. Моя сестра Бетси сыграла важную роль в этих усилиях. «Фонд Томми Хилфигера» спонсирует инициативу Race to Erase MS[147], организованную моим другом Нэнси Дэвис, которая неустанно работает почти двадцать лет, чтобы найти лекарство, и финансирует многих врачей, работающих над поисками прорыва. Вклад моей компании в мемориал Мартина Лютера Кинга на Национальной аллее в Вашингтоне очень важен для меня. Я рад, что у меня есть возможность использовать часть своих финансовых ресурсов, чтобы помочь другим людям.

Писатель и кинорежиссер Мэри Пэт Келли снимала художественный фильм «Гордый» об афроамериканских моряках, испытавших на себе плохое обращение на берегах Америки, который я финансировал и выступил как один из продюсеров. Герои фильма совершали героические морские рейды во время Второй мировой войны и однажды пристали к берегам Ирландии, где местные жители отнеслись к ним по достоинству. Элли, подросток в то время, училась актерскому мастерству в Профессиональной детской школе Нью-Йорка, и я дал ей возможность побывать на съемочной площадке, чтобы увидеть процесс киносъемки. Она стала сопродюсером этого фильма. Некоторые части «Гордого» были сняты в Элмайре, в красивом старом тюдоровском особняке в Стратмонте, одном из домов, на которые я всегда глазел во время доставки газет. Спустя годы, когда этот дом был выставлен на продажу, я купил его и пребывал на седьмом небе от счастья. Мечта детства!

Примерно в это же время у Элли появилась возможность участвовать в одном из первых реалити-шоу на канале MTV. Я подумал: классная идея. Она только что приняла участие в мюзикле «Песня Эбби», поставленном не на Бродвее, режиссером которого также была Мэри Пэт Келли. Элли это понравилось, и она хотела следовать за своими мечтами стать актрисой. Шоу на MTV было представлено мне как портрет подростков из частной школы в Нью-Йорке, и мы должны были дать творческое одобрение, но этого не случилось.

Продюсеры захотели назвать шоу Rich Girls («Богатые девушки»). Я должен был предвидеть, что возникнут проблемы. Нам не понравилось название, но продюсеры сказали: «Давайте просто покажем фильм и посмотрим на реакцию. Название позже можно изменить». Я был слишком наивен и согласился. И сказал дочери: «Думаю, тебе стоит это сделать. Должно быть очень весело».

Но, вместо того чтобы представить реальный взгляд на нью-йоркских подростков, Элли и ее подругу провоцировали в прямом эфире, чтобы создать острое шоу, которое соберет аудиторию желающих поглазеть. Их выставили на обозрение как испорченных, надменных, нахальных девчонок, которые все имеют и ни о чем не думают. Мы пытались изменить редакцию и название, но в ответ услышал: «Прости, ты согласился». Вы могли бы подумать, что после моих многолетних взаимодействий со СМИ и адвокатами мне следовало быть осмотрительнее. Мы поплатились за это, особенно Элли. Это было катастрофой.

Элли была сильно подавлена негативной реакцией людей на шоу — и лично на нее! — и начала пить. Думаю, она страдала от нашего с Сюзи развода и, будучи старшим ребенком, взяла на себя большую ответственность за своих братьев и сестер, как и я в свое время. Потом я узнал, что она курит марихуану. Дочь выходила из-под контроля; она была на пределе. Поэтому я уговаривал ее пройти курс реабилитации. Предложите такое семнадцатилетней девочке, и она ответит: «Нет, нет, нет». Сюзи была недовольна мной.

Элли провела в больнице Силвер-Хилл тридцать дней и поняла, что нуждается в помощи, и приняла ее. Она была в хорошей форме, когда выписалась, но затем обострилась болезнь Лайма. Здоровье стало ухудшаться, и она занялась самолечением.

Болезнь Лайма может быть разрушительной. В течение своей жизни Элли прошла долгие годы лечения. Мы возили ее к врачам на севере штата Нью-Йорк, в Бостон и Коннектикут; большинство из них назначали ей антибиотики. Если вы начнете лечение достаточно рано, антибиотики могут излечить болезнь. Но если опоздать с терапией, лекарства не помогут. Ничто не работало, пока Катрина Боргстром, визажист, очень близкий нам человек, не обратилась к врачу холистической медицины, и эта практика произвела на нее впечатление. Она рассказала об этом моей ассистентке Шейле, а Шейла поделилась с Элли. Элли начала очищать организм, и впервые за многие годы ей стало лучше. Затем она прошла хелатирующую терапию и все виды гидратирования и практику оздоровления. Она реабилитировалась посредством комплексного очищения и медитации.

После этого, к ее огромной чести, Элли приняла решение вернуться к встречам по системе «12 шагов»[148] и полностью избавиться от зависимости. Она решила, что действительно хочет изменить свою жизнь. Элли это удалось. Она стала трезвой, чистой, ясной и замечательной.

И у нее есть ребенок! Ее партнер Стив Хэш был арт-директором Warner Music, а теперь является бренд-менеджером диджея Скриллекса и других музыкантов и артистов. Они живут в Лос-Анджелесе. Стив и Элли очень счастливы вместе, и мы все рады за них. Я очень горжусь своей дочерью; она стала такой, какой я всегда хотел ее видеть. И я без ума от своей внучки, Харли Элизабет!

У нас с моим сыном Ричем всегда были невероятно близкие отношения. У нас был свой мальчишник. Любили ходить на спортивные мероприятия, бродить по лесу, играть на свежем воздухе. Я брал его с собой на хоккейную тренировку, когда он был ребенком, и шнуровал его коньки в 4.30 утра. Он был всегда творческой личностью. С семилетнего возраста рисовал персонажей из мультфильмов, а в четырнадцать лет начал сочинять музыку. Видя, что их ребенок хочет заниматься музыкой в стиле хип-хоп и рэп, или одеваться, придерживаясь уличного стиля, или делать татуировки, многие отцы могут сказать: «Нет!» Но, поскольку мой отец был излишне суровым со мной, я хотел дать своему сыну возможность реализовать свои мечты. Рич — удивительно творческий человек. Он переехал ко мне после расставания с Сюзи, что еще больше укрепило наши отношения. Хотя я много раз говорил с ним об индустрии моды, он больше склонен к музыкальному бизнесу, что доставляет мне огромное удовольствие и вызывает гордость. Мы пережили некоторые проблемы, включая пребывание в реабилитационном центре, но теперь он здоров и счастлив. Рич в настоящее время создает анимацию и персонажи для мультсериала «Сликвилл». У него отличное чувство стиля. Он забавный и веселый. Рич любит свою семью, и его сестры и я обожаем его.

Моя дочь Элизабет никогда не ходит строем и всегда следует собственному ритму. Она окончила Нью-Йоркскую женскую среднюю школу при монастыре Святое Сердце и поступила в Род-Айлендскую школу дизайна (RISD). Она попала в окружение студентов, которые занимались художественным творчеством — архитектура, анимация, скульптура, живопись. Элизабет становилась все более интеллектуальной и художественно образованной личностью. Она креативна и уникальна, ей присущи глубокое мышление и серьезное отношение к творчеству. Недавно Элизабет окончила RISD и, используя свое детское прозвище, разработала собственный дизайнерский лейбл Foo + Foo.

Имея восьмерых братьев и сестер, я знаю по своему богатому опыту, что каждый человек неповторим и рождается с определенными задатками. Элизабет с детства была уверенной в себе и ответственной девочкой. Она живет в Лос-Анджелесе, но подумывает о переезде в Гонконг или Лондон, чтобы продолжить работу над своим лейблом. Я очень горжусь, очень доволен своей маленькой Foo Foo.

Моя дочь Кэтлин всегда была красивой, любящей, чувствительной, очаровательной дочерью. Не описать словами, как я горжусь ею.

Себастьян — отличное дополнение к нашей семье! Ему сейчас семь лет, и красавица Харли — его любимая и единственная племянница. Себастьян учится в прекрасной школе, каждый день занимается, ценит каждое мгновение и встречает новых друзей. Он любит динозавров, домашних животных, лодки и самолеты. И музыку тоже! Настоящий Хилфигер!

Мои пасынки, Алекс и Юлиан, — мальчики Ди — стали мужчинами. Алекс преподает теннис маленьким детям, а также работает на фабрике своего отца в Италии, управляя автопогрузчиками и на практике постигая бизнес. Джулиан — звезда тенниса, член Ассоциации теннисных профессионалов. Он постоянно участвует в турнирах. Он дисциплинирован и серьезно относится к победам, но в то же время обладает веселым нравом. Мы благословенны, счастливы, рады и благодарны за всех детей!