На литературных перекрестках

ПЕРВЫЙ РЕДАКТОР

Осенью 1923 года я получил в Усть-Каменогорске телеграмму, подписанную редактором семипалатинской газеты «Степная правда» Феоктистовым. Он приглашал меня на работу выпускающим. Я протелеграфировал согласие и через два дня встретился с Николаем Васильевичем. О нем я много слышал в 1918 году в Омске. До чешского переворота он был редактором «Вольного казака» — органа Совета казачьих депутатов.

Сибирский писатель Антон Сорокин показал мне хранившуюся у него фотографию семи литераторов, объединенных в дружеский кружок. Тогда мне впервые пришлось услышать имена Новоселова, Гребенщикова, Березовского и Николая Васильевича Феоктистова. Кружок просуществовал лет семь до революции, а потом закадычные друзья-писатели стали врагами.

Антон Сорокин порылся в папке и достал газетную вырезку из «Сибирской речи».

— Вот, читайте… Вчера арестован редактор «Вольного казака» Н. В. Феоктистов за большевистскую пропаганду. Та же судьба постигла писателя Березовского, тоже большевика. А недавно талантливого писателя Новоселова, эсера, министра Сибирского правительства, белогвардейцы пристрелили в загородной роще. По-моему, писателям противопоказано заниматься политикой.

Пять лет прошло после этого разговора в доме Антона Сорокина, ныне ставшем музеем, и вот судьба свела меня с поэтом, который стал для меня не только первым редактором, но и верным другом.

В редколлегию «Степной правды» кроме Феоктистова входил старый большевик Илья Андреевич Модзалевский, начавший свою литературную деятельность в «Звезде» и «Правде». И тот и другой были поэтами со стажем. Николай Васильевич в Омске в 1913 году выпустил сборник стихотворений, Илья Андреевич в первые годы революции в Нижнем Новгороде напечатал книжку стихов «По новому руслу».

Имена обоих поэтов, будто магнитом, притягивали будущих стихотворцев в редакцию «Степной правды». Помню, на столе у Феоктистова лежала папка со стихами. Один из поэтов сидел рядом с редактором. Это был семипалатинский брандмейстер, начальник пожарной охраны. Пожилой человек с чистыми голубыми глазами и огненно-рыжей пышной бородой, терпеливо слушал Николая Васильевича, критиковавшего его поэму. Когда беседа окончилась, огорченный пожарник покинул кабинет. Феоктистов тяжело вздохнул:

— Не знаю, что с ним делать! Поэтов много, а грамотных стихов нет. Кстати, я считаю, что стихотворный фельетон украшает газету!

После визита пожарника у Николая Васильевича родилась мысль создать в городе литературную организацию. Так появилась САПП — Семипалатинская ассоциация пролетарских писателей. Собрания начинающих регулярно устраивались по вечерам в помещении городской библиотеки. Обиженный пожарник не показывался. Спустя несколько недель мы с Феоктистовым увидели его случайно на улице. Где-то вспыхнул пожар. Мчались подводы с бочками, поднималась густая пыль. Впереди на серой лошади скакал начальник пожарной команды, приложив руку к каске и отдавая честь уличной толпе. Огненно-рыжая борода пожарника развевалась на ветру.

— Романтик! — заметил Николай Васильевич, провожая взглядом бородатого всадника.

Мне пришлось поработать с Николаем Васильевичем в Семипалатинске около года. Он уехал в Петропавловск редактировать губернскую газету. Поэт по натуре, он быстро объединил пишущую молодежь и выпустил литературный сборник «Звено». Книгу он мне прислал в Семипалатинск, а в письме писал:

С Николаем Васильевичем мы все время переписывались, по его телеграфному вызову я приехал летом 1925 года в Кзыл-Орду, куда крайком партии назначил Феоктистова редактировать газету «Советская степь». Ныне она называется «Казахстанская правда».

В редакции в то время работали пять сотрудников. Шестым был редактор.

— Журналистов нет, — говорил Феоктистов своим помощникам. Советская печать растет небывалым образом. В Москве есть специальный институт, но это капля в море. Между прочим, хорошие журналисты выходят из среды рабкоров. Будем делать ставку на них.

Новая столица росла и меняла свой облик буквально на глазах. В Кзыл-Орде было девять тысяч жителей, через полгода насчитывалось уже двадцать. При мне в город приехал писатель Сакен Сейфуллин. Еще недавно он занимал пост Председателя Совета Народных Комиссаров республики. Высокий, стройный, с пышными большими усами, он шел, слегка размахивая тросточкой. Увидев Николая Васильевича, Сакен широко раскрыл объятья. Они были старыми друзьями. Вспоминая прошлое, долго ходили по берегу Сырдарьи и договорились встретиться вечером.

Феоктистов рассказал мне о своем друге:

— В девятьсот пятом я был студентом, а Сакен бегал в школу. Октябрьская революция, несмотря на десятилетнюю разницу в возрасте, нас сравняла. После чешского переворота мы оба оказались в тюрьме — я в омской, Сакен в акмолинской. Знал я его, когда он еще учился в семинарии. В те годы он уже писал стихи!

На другой день, гуляя по берегу Сырдарьи, Сакен Сейфуллин завел разговор о переводе своих стихов. Феоктистов охотно согласился. Он перевел «Два письма» («Письмо матери» и «Письмо сына»).

Лучшая вещь Сейфуллина — поэма «Кокчетау». Первым перевел ее Николай Васильевич, познакомив русского читателя с поэтическим творчеством казахского классика.

После Кзыл-Орды на литературном перекрестке я встретился с Феоктистовым в Новосибирске. Он был руководителем СибРОСТА и возглавлял Сибирскую ассоциацию пролетарских писателей. По-прежнему его окружали молодые поэты. Узнав, что Павел Васильев и Николай Титов мечтают пройти пешком на Дальний Восток, он выдал им аванс под будущие очерки. Поэты тронулись в путь, но пешком не пошли, предпочли ехать поездом. Впрочем, на золотых приисках они побывали и даже работали. Васильев написал два очерка и несколько рецензий.

Через два года Николая Васильевича перевели в Москву и назначили редактором «Радиогазеты». Следом за ним в столицу потянулись и сибирские поэты и писатели. Жили мы под Москвой, в Кунцеве, сибирской колонией, не забывая своих связей с Казахстаном. По инициативе Н. В. Феоктистова в Гослитиздате в 1932 году вышел коллективный сборник «Песни киргиз-кайсаков». В нем кроме переводов Николая Васильевича были переводы Леонида Мартынова, Сергея Маркова, Павла Васильева. Не являясь переводами в полном смысле этого слова, стихи были написаны по мотивам казахского фольклора.

Феоктистов был редактором, поэтом, переводчиком, общественным деятелем, но в первую очередь он был литератором-большевиком, отлично понимал значение дружбы народов в многонациональной советской стране. Он в 1916 году жил в Омске, часто бывал в районах со сплошным казахским населением. Были у него друзья-казахи. Узун-кулак приносил последние новости из Казахстана, где началось восстание. При наличии царской военной цензуры многие факты тех лет не могли проникнуть в печать. Но Феоктистов запомнил их хорошо. Через двадцать лет он опубликовал в журнале «Советское краеведение» воспоминания о бурных событиях шестнадцатого года — «Степная жакерия». Он рассказал правду, которой страшилась царская власть. Если мне не изменяет память, «Степная жакерия» была единственной «юбилейной» статьей в центральной печати, посвященной этим событиям первой мировой войны.

В тридцатых годах Николай Васильевич принимал участие в критическом отделе журнала «Красная новь». На ее страницах, в частности, он опубликовал рецензию на только что вышедший роман Ивана Шухова «Горькая линия». Феоктистов отметил большие художественные достоинства произведения молодого писателя, своего сибирского земляка. Это был не только первый, но и отличный отзыв о романе, прозвучавший со страниц толстого журнала.

Николай Васильевич как критик отличался тонким безошибочным вкусом. Вероятно поэтому в его гостеприимном доме собирались поэты, имена которых приобрели широкую известность. Среди них бывали Ярослав Смеляков, Павел Васильев. Однажды Николай Васильевич предложил гостям устроить соревнование на пари: кто быстрее напишет экспромт на тему о гражданской войне. Победителем вышел Павел Васильев, написавший стихотворение за шесть минут. После этого прошли двадцать два года, и этот экспромт под названием «Лагерь» был опубликован в сборнике стихов и поэм автора.

Разбирая свой архив, я обнаружил редкую фотографию группы сибирских литераторов. Николай Васильевич с роскошными усами, чем-то похожий на Емельяна Ярославского, сидит в центре, его окружают Иван Ерошин, Леонид Мартынов, Сергей Марков, Евгений Забелин. Снимок сделан в 1929 году в Новосибирске. Но мне вспомнилась не Сибирь, а Казахстан, двадцать третий год в Семипалатинске, когда Феоктистов создал местную ассоциацию пролетарских писателей. Вспомнилась губернская библиотека, где собирались начинающие поэты, мечтавшие о литературной славе, начальник пожарной команды с чистыми голубыми глазами и огненно-рыжей бородой, сочинявший слабые стихи. Других участников ассоциации я не помню.

С трудом сейчас можно узнать на фотографии Сергея Маркова и Леонида Мартынова. Ушли из жизни Забелин и Ерошин. Ушел и Николай Васильевич Феоктистов, мой первый редактор, замечательный человек, воспитавший хороших журналистов, прозаиков и поэтов.