На литературных перекрестках

ИСКАТЕЛЬ ЖЕМЧУГА

Министр внутренних дел Алексей Николаевич Хвостов приехал в Ставку главнокомандующего в начале января тысяча девятьсот шестнадцатого года. Николай Второй производил смотр пехотной дивизии, отправлявшейся на фронт. Хвостов залюбовался новыми, начищенными до зеркального блеска сапогами, в которых маршировали солдаты, отбивая шаг крепкими подметками.

Министру то и дело поступали сигналы. Злонамеренные люди, подкупленные немцами, распространяли нелепые слухи, будто половина русской армии разута. Этим и объяснялись неудачи на фронте.

«Слава богу, что это не так!» — порадовался Хвостов.

Пока шел смотр, царский министр совершенно случайно за ближайшим холмом обнаружил, выражаясь современным языком, наглую «показуху». Начальник дивизии решил не портить хорошего настроения императору. Новые сапоги были в дивизии только в двух ротах. Царь, он же главнокомандующий, не подозревал, что солдаты с пожарной скоростью переобувались, чтобы пройти мимо него лихим маршем в новых сапогах.

Смотр закончился благополучно. Министр Хвостов возвращался из Гомеля в Петроград. Да, армия действительно разута, если даже на царский смотр вывели дивизию без сапог. Министр оценил выдумку начальника дивизии. Ловкач! А что, если бы до царя дошла эта забавная история с солдатскими сапогами? Разгневался бы монарх! Нет. Сделал бы вид, что не поверил. Наверху думают, что все обстоит благополучно. Так думает царь и его окружение. Сейчас ценят видимость, а не суть вещей.

Хвостов лежал в купе международного вагона, прислушиваясь к ритмичному грохоту колес. Он завидовал ловкачу начальнику дивизии. Такие люди теперь необходимы. Далеко пойдет человек!

Разные мысли рождались в голове министра.

Неудачи на фронте давали себя знать и в тылу. Настроение народа внушало опасения. Надо отвлечь людей от мрачных мыслей, навеянных войной и приближающимся голодом. А чем отвлечь? Развлечениями, песнями, музыкой. Пусть появится хоть бы видимость благополучия.

И Алексей Николаевич Хвостов подписал циркуляр губернаторам, градоначальникам, начальникам областей и губернским жандармским управлениям. Полиции предписывалось в кратчайший срок принять меры для розыска по всей России… народных талантов.

При обсуждении хвостовского циркуляра в Государственной думе (депутаты-большевики в это время находились в ссылке) лидер кадетов Милюков высмеял административный порыв Алексея Николаевича, а писатель Аркадий Аверченко выступил на страницах «Сатирикона» с ядовитым фельетоном.

В истории России это был, вероятно, первый и единственный случай, когда для поисков народных талантов были мобилизованы все чины полиции. Выполняя волю министра внутренних дел, губернатор спускал по административной лесенке директиву градоначальнику, затем она попадала полицмейстеру, околоточному и дальше до самого нижнего полицейского чина. Городовой приходил к дворнику:

— Народные таланты в доме прописаны?

— Никак нет!

Городовой докладывал околоточному, и отрицательный ответ поднимался по восходящей линии в установленном порядке к губернатору. До А. Н. Хвостова сводки не успели дойти — помешала революция. Так для истории осталось неизвестным, сколько народных талантов сумела обнаружить полиция. Надо полагать — ни одного.

Я вспомнил этот далеко не забавный эпизод, когда прочитал воспоминания Ольги Александровны Затаевич об ее знаменитом отце — собирателе казахского музыкального фольклора.

— Я не могу припомнить точно, — рассказывает она, — когда на улицах Оренбурга появилась афиша, извещавшая о концерте казахской народной музыки в клубе имени Свердлова. Помню только, каким возбужденным вернулся отец с этого концерта. С каким волнением он рассказывал нам о впервые услышанной им казахской музыке. Этот концерт произвел коренной сдвиг в жизни моего отца. Для него, человека с большим опытом и огромным знанием мировой музыкальной литературы, казахская народная музыка была радостным открытием… С этого концерта отец мой принял решение записывать казахскую народную музыку, чтобы уберечь ее от забвения и искажения.

Александр Викторович Затаевич попал в Оренбург в двадцатом году. До этого он постоянно жил в Варшаве, где прославился как музыкальный критик. Свыше тысячи статей опубликовал он в газете «Варшавский дневник», отмечая выступления выдающихся представителей музыкального мира, приезжавших в город. Здесь выступали Шаляпин, Рахманинов, Собинов, Вяльцева, Плевицкая, Панина. Затаевич был тонким знатоком музыки, он чувствовал особое художественное значение подлинных народных мелодий и резко выступал против искусственной подделки под «народность».

Это и определило задуманный Затаевичем труд по сбору казахских песен. Надо записывать подлинные народные мелодии, только тогда его работа приобретет настоящую ценность для музыкального искусства.

…И вот по базару ходит никому неизвестный высокий седоватый человек с небольшой бородкой, в светлой толстовке, внимательно приглядывается к приехавшим из аулов казахам. С некоторыми из них он заводит разговор. Зачастую беседа заканчивается неожиданной сценой: незнакомый человек достает из кармана нотную бумагу и карандаш. Окруженный казахами певец поет. На нотной бумаге появляются значки — кружочки с хвостиками. Песня окончена. Незнакомец начинает мурлыкать, проверяя записанную мелодию. Изумленные казахи переглядываются — здорово!

— Скажи, как тебя зовут?

— Александр Викторович.

— Кто ты?

— Искатель жемчуга! — загадочно отвечает Затаевич и убирает в карман нотную бумагу.

В общежитиях, где останавливаются приехавшие в Оренбург советские работники, Затаевич и среди них находит певцов (как правило, все казахи поют) и записывает с их голоса мелодии песен. Так он записал молодого инженера, будущего президента Академии наук Каныша Имантаевича Сатпаева. Записал песни молодого студента, будущего писателя Сабита Муканова, комсомолку, ныне директора Государственного центрального музея Казахстана Сару Сартбаевну Есову.

К Александру Викторовичу уже привыкли, хотя не все понимают, что он делает. Потом его перестали встречать на улицах города. Месяца через полтора он вновь появился, бледный, желтый — переболел тифом. И снова стал знакомиться с казахами и записывать их песни.

Деятельностью Затаевича заинтересовался первый нарком народного просвещения Садвакасов. «Искатель жемчуга» принес связанную кипу нот.

— Ого! — воскликнул изумленный нарком.

— Здесь пятая часть собранного, — уточнил Александр Викторович.

— А сколько еще будет?

— Тысяча песен!..

Потом Затаевич на пианино проиграл несколько мелодий. Казахи переглянулись. Нарком сказал:

— Поздравляю вас, Александр Викторович. Вы проделали огромную работу. Будем издавать записанные вами мелодии.

Оренбург не имел своей нотопечатни, заказ передали в Москву. Александр Викторович ежедневно пропадал в типографии, не ведая покоя ни днем, ни ночью. На его плечи свалилась вся тяжесть технической работы. Он был и редактором и корректором своего труда.

В 1925 году вышел из печати объемистый том сборника «Тысяча песен казахского народа». В нем было четыреста пятьдесят страниц и стоил он десять рублей. Это были большие деньги.

Один из первых экземпляров Затаевич отправил вместе с коротеньким письмом в Швейцарию Ромену Роллану. Он любил его как большого художника-писателя, прекрасно знал как виднейшего знатока музыки. С душевным трепетом ждал Александр Викторович, какое впечатление произведет его труд на профессора истории и теории музыки Парижской консерватории.

Ответ пришел не скоро, почти через год. Ромен Роллан писал:

В следующем письме Ромен Роллан писал:

Сборник «Тысяча песен казахского народа» принес Затаевичу быструю славу. Ему первому правительство республики присвоило звание народного артиста КазАССР. Музыковеды поздравили его с успехом. Имя Александра Викторовича стало широко известным по всему Советскому Союзу.

В большом очерке «Культурный подвиг» «Правда» писала 10 июля 1926 года, что нет ничего удивительного, что Затаевич удостоен высокого звания народного артиста Казахской АССР… Затаевич дал нам превосходный труд. Труд яркий, художественный, волнующий своей безыскусственностью, теплотой проникающего его чувства. Сквозь голод и холод, сквозь тиф и холеру… Затаевич ходил по казармам, по ночлежкам, по базарам, по школам и курсам, по общежитиям, как истинный «искатель жемчуга» собирал чудесные песни народа. Кто и что, кроме революции, может дать человеку силы на такой подвиг? Только великая революция… Таких подвигов по командировке со сметами и штатами не совершают. Подвиг тем и отличается от службы.

Александр Викторович понимал, что оценить собранные им мелодии, напечатанные в книге «Тысяча песен казахского народа», могут только музыканты. А обыкновенные люди? И его непрестанно мучает неотвязная мысль: надо, чтобы скорее зазвучали живые голоса певцов, и зазвучали обязательно в центре, в Москве и Ленинграде.

В 1927 году народы Советского Союза готовились отметить первое десятилетие Советской власти. Наркомпрос Казахстана решил устроить в Москве торжественный концерт казахской музыки. Александра Викторовича вызвали телеграммой в столицу республики Кзыл-Орду. Нарком Садвакасов, объяснив причину приглашения, сказал:

— Отберите лучших певцов, чьи песни вы записывали. Некоторые из них находятся здесь, работают в казахском драматическом театре. Остальных придется вызывать телеграммами.

Затаевич в тот же день встретился с артистами, своими старыми знакомыми. Он долго жал руку Амре Кашаубаеву, вспоминая встречу в Семипалатинске. Исключительный успех каркаралинского певца во Франции и Германии не был для Затаевича новостью, он о нем уже знал. «Искатель жемчуга» ощутил радостное удовлетворение — он не ошибся, когда посоветовал в свое время Луначарскому послать Амре Кашаубаева в Париж на этнографический концерт народов мира. Там казахский певец впервые в Европе прославил казахское искусство.

В театре Александр Викторович увидел быстроглазого Ису Байзакова. Вместе с Елюбаем Умурзаковым они учились в Оренбурге на рабфаке, готовясь поступить в Казахский институт народного образования. Педагогов из них не вышло, но зато получились талантливые артисты. Там же он нашел певца Курманбека Жандарбекова и Калибека Куанышбаева. Калибек не был певцом, во время первой встречи в степи он заинтересовал Затаевича как талантливый рассказчик, самородок, обладавший неподражаемым юмором. Он великолепно подражал голосам животных. Здесь же был и Серке Кожамкулов, тоже рабфаковец КИНО, но петь при первой встрече в Оренбурге он отказался из скромности, и сейчас на него рассчитывать не приходилось.

— Значит, — сказал Затаевич, — придется вызвать телеграммой Кали Байжанова, Габбаса Айтпаева и Майру.

— Майра недавно умерла, — сказал Серке.

— Какое замечательное контральто у нее было! — с сожалением вспомнил Александр Викторович единственную профессиональную певицу в Казахстане.

Концерт казахской музыки состоялся 17 апреля 1927 года в Малом зале Московской консерватории. Программу вел народный артист Казахской ССР А. В. Затаевич и директор казахского театра, первый его режиссер и драматург Жумат Шанин.

В концерте выступали артисты казахского театра. Сам Александр Викторович аккомпанировал певцам у рояля. Обработанные им записи для виолончели исполнял известный профессор С. М. Козолупов.

Концерт имел огромный успех, о казахской музыке заговорили не только музыковеды. Печать широко отметила приезд казахских гостей в столицу и радость, доставленную ими.

Живя в Италии, Максим Горький пристально следил по советским газетам за всем, что происходило в Советском Союзе, особенно за достижениями в области науки, литературы и искусства.

Приехав в Москву, Алексей Максимович создал журнал «Наши достижения», который явился своеобразным зеркалом успехов советского строительства.

В первом номере журнала Горький напечатал свою статью о Затаевиче:

Слова Горького — великого писателя и гуманиста — оказались вещими: разноязычные люди труда, уважая друг друга, живут на необъятных просторах Советского Союза дружной семьей.

Мне не довелось видеть Александра Викторовича, он умер в 1936 году. Я разыскал дочь Затаевича — Ольгу Александровну. Она охотно рассказала мне о своем отце и подарила книгу «Тысяча песен казахского народа», ставшую библиографической редкостью.

В предисловии к сборнику Александр Викторович писал:

Ко мне пришел Борис Григорьевич Ерзакович, известный музыковед, член-корреспондент Академии наук Казахской ССР. Он продолжает дело покойного Затаевича. В 1966 году выпустил музыкально-историческое исследование «Песенная культура казахского народа». Борис Григорьевич собирает, записывает и изучает казахский музыкальный фольклор.

Он подсел к пианино, раскрыл сборник «Тысяча песен казахского народа» и стал наигрывать некоторые мелодии, записанные полсотни лет назад. Борис Григорьевич играл «Жильдерме» Исы Байзакова, а казалось, что где-то близко мчится конь. Я узнал мелодию песни «Агаш-Аяк», которую пел в Париже Амре Кашаубаев, и «Дударай». Потом Б. Г. Ерзакович проиграл мелодии Габбаса Айтпаева и Кали Байжанова.

Весь вечер мы вспоминали Затаевича.

— Александр Викторович был замечательным этнографом, — говорил Борис Григорьевич. — Он глубоко верил, что музыка скрепляет дружбу народов. Он записывал песни татар, киргизов, армян, бурят, якутов, корейцев, узбеков, уйгур, дунган. Но больше всего внимания уделял казахам, считая их поразительно певучим народом. Записи песен, сделанные Затаевичем, явились источником для создания профессиональной музыки. Почти во всех произведениях оперного, симфонического, камерного, хорового и балетного искусства легко можно выявить мотивы, взятые из неисчерпаемого кладезя народного музыкального языка.

Культурный подвиг Затаевича, по достоинству оцененный в свое время «Правдой», в наши дни приобретает особое значение. Полвека назад Александр Викторович нашел и выдвинул десятки, а возможно, и сотни народных талантов. Многие из них стали виднейшими деятелями советского национального искусства. Они подняли казахскую музыку на высоту, о какой полвека назад невозможно было и мечтать. Ныне она стоит в одном ряду с искусством братских республик. Казахские мелодии звучат во многих странах мира, вызывая всеобщее восхищение.