На литературных перекрестках

АКЫН ИСА БАЙЗАКОВ

В тысяча девятьсот шестнадцатом году, когда Николай Второй мобилизовал в армию все трудоспособное мужское население, царское правительство решило использовать жителей Туркестана — казахов, узбеков и туркмен — на тыловых работах.

Кзыл-Агачский волостной управитель, спасая за взятку байского сынка от мобилизации, вместо него отправил шестнадцатилетнего Ису, сына бедняка Байзака, в Кузбасс добывать уголь. Здесь, под землей, без всяких книжек Иса овладел основами политграмоты, и когда в Питере вспыхнула революция, поспешил вернуться в родную степь, в аул Ульгули.

На родине расцвели творческие способности молодого акына. Он стал желанным гостем в любом ауле. Юноша легко одерживал победы на айтысах, поражая слушателей необыкновенным даром импровизации. Ему задавали любую тему, и он мгновенно отвечал стихами.

Осенью двадцатого года кончилась война между белыми и красными. Иса приехал в Кзыл-Агач. Собравшиеся жители обсуждали новость, не совсем понятную простым, неграмотным людям. Из соседнего аула прискакал джигит и сообщил, что в Оренбурге состоялся большой съезд и выбрал новое правительство.

— Теперь будет все хорошо, жолдастар! — радостно крикнул на прощание всадник и помчался дальше.

— Значит, будет другая власть, — первым догадался богатый бай.

При белых он хвастался, что выгодно продал Колчаку двести баранов. Советскую власть бай ненавидел — в продразверстку большевики забрали у него триста баранов и не заплатили ни копейки.

На другой день из Павлодара привезли уездную газету. Иса, хорошо понимавший по-русски, прочитал сообщение из Оренбурга и пересказал землякам. Советская власть не менялась, богач порадовался напрасно и, разочарованный, покинул собрание.

Всеказахский съезд Советов создал первое правительство республики — Совет Народных Комиссаров. Иса не только головой, но и сердцем понял: произошло великое событие!

Акын схватил домбру, — он никогда не расставался с ней, — струны затрепетали под его рукой. Глаза слушателей заблестели от удовольствия. Иса Байзаков воспевал рождение Советской Казахской Республики.

В этот день акын сильно призадумался. Ему уже двадцать. Он почувствовал, что стоит на распутье. Надо решать, что теперь делать. Остаться, подобно отцу и многим предкам, скотоводом или посвятить свою домбру народу? В казахской степи начинается новая жизнь. Она потребует не просто грамотных, но и образованных людей. А где они, эти образованные? По пальцам можно пересчитать учителей, врачей, агрономов, адвокатов. Нет, решено, Иса не будет чабаном. Говорят, в ауле Таскудук открыта первая советская школа. Создал ее учитель Шамсутдинов Вагиз Гареевич сразу же, как только прогнали Колчака. Вот к кому нужно поехать и с кем посоветоваться, что ему, акыну, сейчас делать. Нельзя терять времени. Ведь ему уже двадцать лет!

И вот Иса седлает коня и спешит в Таскудук, где встречается с учителем. Сын Байзака хочет поступить в школу. Вагиз Гареевич много слышал о молодом акыне. Он кладет ему руку на плечо:

— Поговорить успеем, Иса. Я вижу, у тебя домбра. Покажи свое искусство.

Под звуки двух струн акын запел о волостном управителе. Негодяй и взяточник отправил его в Кузбасс работать в шахте. Там было очень тяжело, но революция освободила Ису. Сейчас вся степь стала Казахской республикой. Взяточникам в ней не будет места.

А учитель раздумывал:

— Сын Байзака скромный джигит. Хотя он хорошо знает грамоту, но хочет еще учиться. Похвально, похвально! Нет, не учиться ему пока надо, а учить других! Готовый агитатор за советскую власть!

На другой день Вагиз Гареевич вместе с Исой поехали в Иртышск. Учитель попросил председателя ревкома дать акына ему в помощники Так счастливо определилась судьба Исы. Мастер Сайделли сделал десять домбр, и при школе образовался струнный оркестр. В ауле Таскудук с успехом прошел первый концерт под открытым небом. Говоря современным языком, Иса стал выполнять обязанности культурника. Он создал при школе не только кружок художественной самодеятельности, но сам сочинил пьесу «Болыс», был режиссером и артистом. Премьера состоялась в ауле Кзылжар. Иса исполнял главную роль батрака Дюсембая.

Сейчас в Казахстане сотни, а возможно, и тысячи кружков художественной самодеятельности ставят спектакли, никого это не удивляет, а полсотни лет назад постановка Исы была подвигом. Молодежь с восторгом смотрела спектакль, в котором высмеивалось многоженство волостных управителей, смотрела не в школе, а в мечети. Автор едва избежал расправы за богохульство.

Аульные активисты, приглядываясь к деятельности Исы Байзакова, с каждым днем все больше убеждались, что молодой акын показал себя прекрасным пропагандистом, настоящим борцом за советскую власть. Его импровизации были проникнуты беспощадной ненавистью к старому строю. Воспевая молодую республику, он всегда выступал убежденным агитатором. И в этом таилась его неотразимая сила. Пламенные стихи акына помогли ячейке собрать двести пятьдесят голов скота для отправки голодающим Поволжья.

Молодежь аула Ульгули, объединившаяся вокруг Исы в кружок под названием «Ес-Аймак», построила своими силами школу. В ней акын учил земляков играть на домбре, ставил концерты и преподавал джигитовку. В 1922 году он должен был поехать учиться на рабфак. «Ес-Аймак» устроил платный концерт, весь сбор с которого отдали Исе на дорогу.

С Исой Байзаковым (уже оренбургским студентом) мне пришлось познакомиться через два года, когда он приехал на летние каникулы в Семипалатинск. Он пришел в городскую библиотеку на очередное собрание молодых поэтов и скромно примостился за книжной полкой.

Среди собравшихся выделялся роскошной бородой Илья Андреевич Модзалевский. Старый правдист пользовался большим уважением молодежи. Первые стихи свои он опубликовал в петербургской «Звезде». Сидевший за столом против Модзалевского Николай Васильевич Феоктистов тоже до революции выпустил в Омске сборник своих стихов.

К этим двум опытным поэтам, естественно, тянулись начинающие. Они внимательно слушали — Модзалевский разбирал только что прочитанное стихотворение и давал автору советы, как следует писать стихи. Иса не проронил ни слова. А когда собрание кончилось и мы с ним отправились на берег Иртыша, акын сказал:

— Научить человека писать стихи невозможно! Никакие советы не помогут. Поэт должен иметь природный талант.

В тот вечер я даже не подозревал, что акын уже заканчивал работу над поэмой «Красавица Куралай».

Потом я увидел Ису, окруженного толпой обожателей. По своей манере выступать он чем-то походил на итальянского импровизатора, описанного Пушкиным в «Египетских ночах».

Обритая голова Исы напоминала биллиардный шар, он, в отличие от итальянца, обходился без музыкантов, сам играл на домбре. Она казалась живой, то взлетала над головой, то пряталась за спину, то выныривала сбоку, из-под ноги. Иса вел себя так, как его собрат, итальянский импровизатор.

Весной 1925 года, когда стало известно, что откроется знаменитая Куяндинская ярмарка, в редакции губернской газеты «Степная правда» родилась мысль принять в ней участие. Решили наладить выпуск «Ярмарочного вестника». Была ли в нем потребность, сказать трудно, но затея показалась стоящей и получила одобрение директора издательства.

Вместе с учеником-наборщиком Федей Грибовым мне пришлось выехать в сторону Каркаралинска в урочище Куянды за четыреста километров от Семипалатинска. В день приезда на ярмарку я узнал, что уже создана Красная юрта, а в агитпункте работают два московских студента, приехавшие на каникулы. Третьим оказался оренбургский студент Иса Байзаков.

Первую полосу «Ярмарочного вестника», заполненную рекламными объявлениями, заблаговременно отпечатали в Семипалатинске тиражом сто экземпляров. Вторая полоса, «чистая», предназначалась под местный материал — для заметок, корреспонденции и возможных объявлений. Они должны были набираться непосредственно на ярмарке. В Куянды прикочевали аулы со всего Казахстана, пригнавшие огромные стада овец, скота, косяки лошадей. Возможно, казахов приехало десять тысяч человек, а возможно, двадцать или даже тридцать. Во всяком случае, «Ярмарочный вестник» на русском языке если и требовался, то только «красным купцам», дававшим рекламные объявления, в качестве оправдательного документа для бухгалтерии. Казахам русская газета не была нужна. Коммерчески выгодное предприятие идеологически себя ничем не оправдывало.

Вот тут и выручил ярмарочную газету агитпункт и главным образом Иса Байзаков.

— Давайте, друзья, будем выпускать «Ярмарочный вестник» как живую газету, — предложил я. — Ваша задача будет заключаться в переводе каждого номера на казахский язык. А Иса под домбру будет выступать перед слушателями.

Работники Красной юрты согласились сразу.

Под «типографию» комендант ярмарки отвел помещение бывшей часовни. Комсомолец Федя Грибов поставил в ней наборную кассу и тискальный станок. Можно было приступать к работе.

На наше счастье в Куянды приехал непобедимый борец Хаджи Мукан. Мы отправились к нему в юрту. Балуан выслушал наше сообщение о живой газете.

— Я видел, как выступала «Синяя блуза», — сказал он. — Но в ней участвовало восемь человек. Не покажется ли ваша живая газета скучной для народа?

— Когда выступает акын Иса, народ не скучает! — ответил московский студент Ахмет, уроженец Павлодарского уезда. Он хорошо знал Ису.

Студенты из агитпункта перевели на казахский язык номер «Ярмарочного вестника», Хаджи Мукан натянул на свое огромное тело черное трико и поднялся на грузовик, украшенный кумачом. Он стоял молчаливо и неподвижно, возвышаясь величественным монументом — настоящая живая глыба мускулов. Молодой худощавый Ахмет, стоявший рядом сборном и державший в руке алый флаг, казался карликом.

Шофер, желая привлечь внимание народа, нарочно медленно проехал мимо главных рядов ярмарки. Иса держал в руке длинную никелированную трубу, ослепительно сверкавшую на солнце. Он пытался извлечь из трубы звук, но ничего не получалось.

Появление автомобиля со знаменитым борцом привлекло всеобщее внимание. За машиной мчались, надрываясь от криков, не только дети, но и взрослые. Еще раз проехав по широкому проезду мимо юрт, шофер на большой скорости выехал в открытую степь к озеру Кара-Сор. Здесь он сделал круг и остановился на отлогом бугре, где желтела горка длинных сосновых досок. Тысячная толпа пеших и верховых казахов лавиной устремилась к автомобилю. Степняки, возбужденные предстоящим зрелищем, шумно рассаживались большим полукругом на траве. За ними выстроились всадники на конях, дальше разместились владельцы верблюдов.

Ахмет, напрягая голос, чтобы услышали в задних рядах, прокричал:

— Жолдастар! Сейчас мы расскажем в живой газете про Куяндинскую ярмарку!

— Это наш Иса! — радостно воскликнул всадник на рыжем жеребце. — Иса! Иса! — раздались крики со всех сторон.

Акын повернул голову. Он знал, это его приветствуют павлодарские земляки.

Ахмет поднял руку, требуя тишины.

— Жолдастар! Иса Байзаков сообщит вам, какие важные события произошли в последние дни за границей и у нас, на советской земле… Слушайте, слушайте, люди, сидящие на траве, лошадях и верблюдах!

Так начался выпуск живой ярмарочной газеты. Акын заговорил быстрым речитативом о значении Куяндинской ярмарки, сплетая слова в кружево рифм. Потом он легко перелагал в стихи международные телеграммы. Огромная толпа слушала Ису, часто раздавался одобрительный смех.

Выпуск живой газеты продолжался, примерно, полчаса. Акын кончил, а всадник на рыжем жеребце восхищенно воскликнул:

— Язык Исы острей иглы шиповника!

Толпа не расходилась. Все понимали — Хаджи Мукан не напрасно приехал вместе с редакцией «Ярмарочного вестника». Ахмет объявил:

— Жолдастар! В нашей газете принимает участие знаменитый Хаджи Мукан. Сейчас он пропустит через себя автомобиль!

Многие не поняли, что сказал Ахмет, другим показалось, что они ослышались. Но два бойких джигита уже стучали молотками, соединяя длинные доски гвоздями. Хаджи Мукан лег спиной на землю, и на него положили свежесколоченный помост. По нему должен был проехать грузовой автомобиль.

— Желающие могут залезть в машину! — любезно предложил Ахмет.

И сразу же десятка полтора любопытных джигитов перемахнули через борт грузовика, намереваясь личным участием помочь живой газете. Иса сел рядом с шофером. Акын знал, что могучее тело Хаджи Мукана крепче стали, и не опасался за жизнь балуана.

Шофер разогнал машину и, сделав по степи большой круг, помчался к деревянному помосту. Он проскочил его в одну секунду.

Иса выпрыгнул из кабины. На минуту в степи стало тихо. Отчетливо слышался стук незаглушенного мотора. Предусмотрительный шофер не выключил его, готовый немедленно отвезти Хаджи Мукана в больницу. Но опасения оказались излишними. Десятки рук осторожно подняли помост и оттащили в сторону. Богатырь легко вскочил на ноги и отдал приветственный салем слушателям живой газеты.

— Хаджи Мукан! Хаджи Мукан! — неистовствовала восторженная толпа, хлопая в ладоши.

Народ расходился кучками, громко обсуждая выступление Исы.

По установившейся в течение семидесяти лет традиции в урочище Куянды через полмесяца после открытия ярмарки устраивалась байга. До революции именитое купечество не жалело денег на устройство степного праздника, понимая, что чем больше народа привлечет байга, тем шире развернется вторая половина ярмарочного торга. Из тех же соображений «красные купцы» тоже не поскупились — выделили немалые деньги на призы победителям в конных состязаниях.

В комиссии по устройству байги Иса Байзаков принял участие как представитель живой газеты. Если бы не он со своей домброй, вряд ли бы «Ярмарочный вестник» смог охватить своей агитацией десятки тысяч степняков. Иса предложил присвоить двум первым призам наименования: «Приз имени Максима Горького» и «Приз имени Демьяна Бедного». Ярмарком без всяких возражений утвердил предложение Исы.

Наша типография отпечатала удостоверения. По окончании байги их полагалось вручить победителям.

Наступил день степного праздника. Уже с утра мальчуганы в синих, красных, голубых рубашках гарцевали по степи, готовясь к скачкам. Ярмарочный торг окончился ровно в полдень, а через два часа началась байга. Сотня всадников выстроилась ровной шеренгой на линии, отмеченной красными флажками. По сигналу они тронули лошадей и не торопясь поскакали до Джильтау, где был небольшой отдых. В обратный путь всадники мчались, норовя обогнать друг друга и вырваться вперед. Шпалерами стояли толпы зрителей. Распорядители с красными повязками на рукавах следили за порядком и заблаговременно предупреждали:

— Жолдастар! Не помогать! Не помогать!

— Бесполезно, — махнул рукой Иса, сидевший на темно-карем жеребце. — Помогать будут! Каждый заинтересован получить приз.

Возвращения скакунов с нетерпением ожидали зрители, сосредоточенно смотревшие на голубую дымку горизонта. Из-за косогора начали появляться все новые и новые лошади. Стало слышно, как под ударами конских копыт гудела сухая земля. Желтое густое облако пыли встало над степью и прикрыло горизонт.

Распорядители обменивались беспокойными взглядами. Они по опыту знали, что порядок байги будет нарушен азартными владельцами скакунов. В решающую минуту, когда всадники поскачут последнюю, самую тяжелую версту, им на помощь ринется вся родня, присутствующая на байге.

— Так всегда бывает! — сказал Иса. — Бороться с этим невозможно. Люди даже пари держат на деньги, чья лошадь победит.

Чем ближе подходили к финишу лошади, тем чаще из толпы выскакивали владельцы и кидались на помощь своему скакуну, подбадривая криками наездников, а уставших лошадей камчой. Они хватали под уздцы, цеплялись за гриву, поводья, ремни стремян, а наиболее ретивые и за хвост лошади. Но распорядители пускали в ход камчи.

— Жолдастар! Не помогать! Не помогать! В сторону!

— Эту лошадь я знаю! — обрадовался Иса, заметив белого коня. — Я скакал на нем в Павлодаре. У него грива на правую сторону.

Юный джигит полулежал на луке седла, крепко зажав в кулаке повод. Чувствуя за спиной противника, он исступленно хлестал камчой своего коня и взвизгивал, захлебываясь знойным ветром, бившим ему в лицо.

Наступили последние, самые волнующие минуты борьбы за первенство, когда у финиша изнуренный конь и измученный всадник напрягают остатки сил для победного броска.

Яростный рев зрителей, стоявших шпалерами, приветствовал подходивших взмыленных лошадей.

По окончании байги ярмарком вручал победителям конских соревнований призы, в том числе и призы имени М. Горького и Д. Бедного, А потом состоялась джигитовка. Иса скакал, стоя на темно-карем жеребце, иногда исчезал с поля зрения, но вновь появлялся из-под брюха лошади, вызывая громкое восхищение толпы своей ловкостью.

Об этой байге я послал статью «На Куяндинской ярмарке» в московский журнал «Рабоче-крестьянский корреспондент». Ее напечатали в номере восьмом за 1925 год.

С Исой Байзаковым я пробыл в Куяндах до окончания ярмарки. Встретились мы с ним осенью того же года в Кзыл-Орде, куда акын приехал, получив приглашение работать в создаваемом казахском театре.

Иса пришел ко мне вместе с Хаджи Муканом, певцом Амре и артистом Серке Кожамкуловым. Так началась моя дружба с актерами. Примерно в это время Наркомздрав попросил меня написать пьесу для кружков художественной самодеятельности. Пьесу я сочинил с большой охотой и прочитал ее для проверки Исе. Он выслушал и сделал несколько замечаний. Одно из них крепко засело в моей памяти.

— Вот ты пишешь, джигит поднес возлюбленной цветы, алтайские розы. Это неправильно. Мы, казахи, живем в степи. А там цветов много, особенно весной, целое море. Вышел джигит из юрты, наступил на цветок и даже не заметил. Убери это место. Так не бывает.

Пьесу «Исцеление» перевели на казахский язык. Казгосиздат напечатал арабским шрифтом тысячу экземпляров. Только что родившийся казахский театр включил ее в репертуар и даже повез на летние гастроли. Играли в ней Калибек Куанышбаев, Серке Кожамкулов, Иса, Амре и, если не ошибаюсь, Елюбай Умурзаков и Капан Бадыров.

В том году я расстался с Исой Байзаковым и никогда больше его не видел.

В 1947 году я встретился в Москве с детьми умершего Исы — дочерью Макен и сыном Ертысом. После разговора с молодыми студентами у меня появилось желание выполнить совет Горького написать об Исе и Амре.

В 1948 году я приехал в Казахстан. Мне хотелось найти людей, друживших с Исой.

Просматривая книгу А. В. Затаевича «Тысяча песен казахского народа», я обратил внимание на мелодии Исы Байзакова, жителя Павлодарского уезда, Кзыл-Агачской волости, аул № 9, — «Какен», «Манш-Канчи», «Жар-Жар», «Танысу» и «Бике».

Бике — женское имя. Значит, существовала женщина, которая в жизни Исы, видимо, сыграла значительную роль.

Я отправился к композитору Ахмету Жубанову. Он посоветовал поискать ее в Семипалатинске или Павлодаре.

— Возможно, она жива, ей еще нет пятидесяти лет.

Я поехал в Семипалатинск и нашел следы Бике. В этих поисках мне помог педагог Галиакбар. Действительно, Бике жила в Семипалатинске, Исе она нравилась, говорят, он хотел на ней жениться. Благодаря этой ниточке я написал не повесть, а роман «Крылья песни».

Заслуженная артистка Казахской ССР Макен Байзакова недавно рассказала мне любопытные подробности, проливающие свет на любовь ее отца Исы к Бике.

— В Омской области проживает Шамке Абельдинов, старый друг акына. В тысяча девятьсот тридцать первом году Иса приехал в аул, где жил Абельдинов. Весть о его появлении собрала всех жителей. Желая доставить почетному гостю приятное, Шамке запел «Куралай-Слу». Он успел пропеть только половину поэмы, как Иса вырвал у него домбру и закончил песню сам.

— Это что-то новое! — удивился Шамке. — В твоей поэме этих слов нет. Не так ли?

— Да, этих слов нет, — согласился Иса, возвращая домбру. — После я тебе все объясню.

Когда они остались наедине, Иса сказал:

— Я слушал, как ты пел про Куралай, и вспомнил Бике. Она возникла передо мной, как живая. Ведь поэму я начал писать, когда увидел ее и полюбил. Твоя песня напомнила мне мою неудачную любовь. Я до сих пор не могу забыть Бике и никогда не забуду.

Мне не пришлось видеть Александра Викторовича Затаевича, сохранившего для потомков пять мелодий Исы. В своем труде он расценил Байзакова как «образец талантливого казахского самородка. Его стихотворные импровизации на заданную тему из публики или просто на брошенное оттуда восклицание — вызывало на моих глазах удивление и восторги не только широкой аудитории, но и отдельных серьезных и компетентных ценителей».

Мой друг доктор искусствоведения Борис Григорьевич Ерзакович рассказывал:

— Иса Байзаков принимал активное участие в создании первых музыкальных спектаклей. Его песни, поэтические и инструментальные импровизации и поныне бытуют в народе, как безымянное творчество. Многие его мелодии творчески использованы казахскими композиторами в операх. Напетая им народная песня «Гакку» вошла впоследствии без каких-либо изменений в оперу «Кыз-Жибек», стала популярной по всему Советскому Союзу.

Мухтар Ауэзов высоко ценил импровизаторское творчество Исы, исключительно интересное и редкое, заслуживающее глубокого уважения и похвалы современников.

Иса Байзаков, выдающийся поэт-импровизатор, музыкант, артист вошел в историю советской литературы как первый акын, проложивший путь от устной поэзии к письменной. Его поэмы «Красавица Куралай», «Сказки пастуха», «В предгорьях Алтая», «Кавказ», «Акбопе» ждут своего вдумчивого переводчика на русский язык.