На литературных перекрестках

ИСКАТЕЛЬ ЖИВОЙ ВОДЫ

Грязовецкий землеустроитель Николай Васильевич Марков в годы гражданской войны перекочевал с семьей в Акмолинск. Здесь он умер от тифа, оставив сиротами шестерых детей. Старшим из них был Сережа. Надо было думать о куске хлеба. Кто не работает, тот не ест — эту истину тринадцатилетний голубоглазый паренек усвоил в день похорон отца.

Подросток стал искать работу и вскоре получил ее в редакции газеты «Красный вестник». Это был орган Революционного комитета и штаба Укрепленного района. Редактировал газету Лутоцкий.

Сергей Николаевич рассказывает, какую роль в его поэтической жизни сыграла газета.

«В «Красном вестнике» мне поручили несложную работу. Я составлял списки для рассылки газеты, клеил бандероли, надписывал адреса. Однажды при свете мигалки, сделанной из выдолбленной картофелины, наполненной растопленным салом, я написал стихи. Назвал их «Революция». А на другой день, подойдя боком к Лутоцкому, не глядя на него, положил на стол листок и убежал. Утром, когда я пришел в «Красный вестник», Лутоцкий спокойно сказал мне:

— Стихи в наборе.

Номер должен был выйти на следующий день. Я всю ночь не мог заснуть, а утром пошел в крепость с таким расчетом, чтобы застать тираж газеты еще в типографии. Дрожащей рукой взял номер «Красного вестника» и на самой середине первой полосы увидел заголовок: «Революция», а под ним двенадцать строчек моего стихотворения.

Так началась литературная жизнь Сергея Николаевича Маркова.

Из Акмолинска он вскоре перебрался в Петропавловск, где работал редактором губернской газеты мой друг Николай Васильевич Феоктистов. Они прислал мне в Кзыл-Орду литературный сборник «Звено» — небольшую книжку молодых поэтов, объединенных им в кружок.

Среди серых версификаторских опытов начинающих стихи Сергея Маркова «Земля» и «Печенег» останавливали внимание зрелостью мысли и формы. Так я впервые узнал о существовании интересного поэта, а через два года встретился с ним в Новосибирске.

У Маркова тогда были густые вьющиеся светлые волосы, он носил небольшие бакенбарды. Была зима, стояли сильные морозы, а Сергей Марков бегал по городу в демисезонном пальто, не признавая шарфа и зимней шапки. Он работал репортером в редакции газеты «Советская Сибирь», писал заметки, подписывая их символическим именем героя романа Шарля де Костера — Уленшпигель. Все, что выходило за этой подписью, было отмечено печатью большого журналистского мастерства. В то время ему шел двадцать второй год, но стаж газетной работы был немалый — семь лет.

«Уленшпигель» днем бегал по городу, собирал «хронику», а по вечерам писал стихи. И над маленькой газетной заметкой и над лирическим стихотворением Сергей Марков сидел одинаково добросовестно, добиваясь точного звучания каждого слова. Именно в «Сибирских огнях» расцветал талант Сергея Николаевича, вначале как поэта, а затем и прозаика.

В 1928 году я работал в редакции журнала «Сибирские огни». В литературной жизни Сибири тот год был наиболее бурным. В Новосибирске собралось много литераторов различных направлений. Были перевальцы, вапповцы, лефовцы. Последние создали свой журнал «Настоящее». Отрицая художественную литературу, «отжившую при социализме свой срок», они выдвигали для заполнения образовавшейся пустоты «литературу факта» — очерки, статьи, репортаж, мемуары, рабкоровские заметки. Диспут, организованный ими на тему «Нужна ли нам художественная литература», привлек в новосибирский театр около тысячи слушателей и продолжался два дня. Я помню выступление Сергея Маркова. Он яростно доказывал, что стихи необходимы человеку так же, как хлеб и солнце.

Журнал «Настоящее» прикрыли за допущенную в передовой статье выходку против М. Горького. Кстати, автор той же статьи попутно «лягнул» еще одного писателя — Сергея Маркова.

Литературная борьба была очень острой.

Вскоре Сергей Марков перебрался в Москву.

На Северном вокзале он встречал меня.

— Жить будем в Кунцеве, — сообщил он. — Тут у нас образовалась целая колония писателей-сибиряков, я покажу тебе, где можно приобрести раскладушку, а стол и табуретку хозяйка даст. Мне повезло — живу у старухи, говорить начнет, заслушаешься! Какая сочная речь, прямо хоть записывай!

Трудно жилось тогда поэтам и писателям, приехавшим за славой в столицу. Забелин и Васильев спали на голых досках, а стихи писали на подоконнике за неимением стола.

На другой день я поселился в Кунцеве, и Сергей Марков повел меня к заведующему редакцией журнала «Наши достижения» Илье Самсоновичу Шкапе.

— Прекрасно, — сказал Шкапа, — будем считать вас своим сотрудником.

Через неделю мы познакомились с членом редколлегии журнала Петром Петровичем Крючковым (секретарем Горького) и благодаря ему попали к великому писателю, только что вернувшемуся из Италии. Алексей Максимович пригласил нас к себе.

Началась беседа. Горький расспрашивал Маркова о Сибири. Несмотря на молодость, поэт уже повидал тайгу, степи, Алтай. Великий писатель слушал его с видимым удовольствием. Когда он кончил, Горький раскрыл книжку Сергея Маркова и сказал:

— А теперь поговорим о вашей «Голубой ящерице».

Алексей Максимович отмечал удачи и недостатки произведения. Он говорил мягким грудным голосом, выделяя, как все нижегородцы, звук «о». Это придавало его речи особую простоту.

Мне кажется, что уже тогда, при первой встрече, Горький подметил характерную черту Маркова — его жадное стремление все знать, во всем разобраться самому, приобрести энциклопедические знания, так необходимые каждому писателю.

Эта встреча с Горьким имела для Сергея Маркова решающее значение. Алексей Максимович стал следить за его литературной судьбой.

Осенью 1930 года по командировке журнала «Наши достижения» Марков поехал в дорогой для него по воспоминаниям детства Акмолинск. Здесь он узнал, что весной во время половодья река Нура, этот единственный источник водоснабжения всего Карагандинского угольного района, прорвав свой берег, изменила русло и оставила Караганду без воды. Сергей Марков понял трагичность события. Он выступил в «Известиях» с большой статьей «О песчаных морях, убегающих реках и новых плацдармах социализма». В ней писатель поднял вопрос о водоснабжении Караганды, о регулировании русла реки Нуры, о поисках подземных источников в Казахстане. Статьей заинтересовались в Госплане СССР. Автора пригласили сделать доклад на заседании Президиума. В результате правительство отпустило значительные средства на работы по регулированию русла Нуры.

На другой день по командировке московского объединения писателей-краеведов мы выехали в Среднюю Азию, в хлопковые районы. Встретились в Ташкенте, и тут наши дороги разошлись. Я поехал в Фергану, а Сергей Марков в Семиречье. Его манила сказочная Алма-Ата, снежные горы Заилийского Алатау. Он бродил по городу, прикидывая, в каком доме останавливался Чокан Валиханов.

Это было первое длительное путешествие в жизни Маркова. Начатое на юге, оно закончилось на крайнем Севере, у Полярного Круга.

Работая в Архангельске, Сергей Марков от моряков узнал о находке следов неизвестной экспедиции на одном из островов Ледовитого океана. В те годы писатель, задумав написать книгу, по крупицам собирал материалы о полярных экспедициях. Чутье исследователя подсказало ему, что это была экспедиция, организованная норвежцами в 1930 году. Она отправилась на розыски тел Андрэ и его спутников, полетевших в 1897 году на воздушном шаре открывать Северный полюс. Русскими моряками было найдено письмо-отчет на имя короля Норвегии.

Сергей Марков опубликовал в «Правде Севера» скромную хроникерскую заметку. Корреспондент ТАССа передал ее в Москву. Иностранный отдел ТАССа в свою очередь отправил сообщение в эфир. Информация попала в Норвегию, ее прочитал король Хокон VII. Об этом любопытном факте из своей журналистской деятельности Марков рассказал в стихотворении «Неводруженный флаг»:

Пути Маркова с норвежским королем скрестились еще раз, теперь уже в Москве. В библиотеке Сергея Николаевича я увидел две книжки, изданные в Осло, — «Норвегия с воздуха» и «Норвегия в борьбе». Это правительство Норвегии, ознакомившись с биографическим очерком с новыми сведениями о Фритьофе Нансене, опубликованном Марковым в журнале «Вокруг света», воздало должное знаниям советского писателя-исследователя.

Вряд ли все наши читатели знали, что в Норвегии до 1957 года царствовал король Хокон VII, но имя норвежского этнографа Тура Хейердала известно миллионам советских людей. Это он вместе с пятью друзьями в 1947 году совершил путешествие от берегов Перу до островов Полинезии на простом плоту, скрепленном канатами из стеблей растений, а по окончании экспедиции написал книгу «Путешествие на Кон-Тики». Успех ее был неслыханным во всем мире.

Сергей Марков напечатал в «Новом мире» рецензию на эту замечательную книгу и кроме того разыскал материалы о бальзовом дереве (из него был построен плот «Кон-Тики»). Оказывается, русская Адмиралтейств-коллегия еще в XVIII веке проектировала постройку плавучих средств из бальзовых деревьев. Сергей Николаевич сообщил об этом Туру Хейердалу. Так было положено начало знакомству советского писателя с выдающимся норвежским путешественником. Они встретились во время первого приезда Хейердала в Москву.

Поездки на Север и двухлетняя жизнь в Архангельске дали возможность Сергею Николаевичу приобрести богатейшие познания в области истории и географии, Марков изучил путешествия русских мореходов. Он уже составлял «Летопись Аляски» и делал первые наброски будущего романа «Юконский ворон».

Мне хочется рассказать любопытный эпизод, характерный для Сергея Николаевича. Развернув «Вечернюю Москву», он прочитал объявление, набранное петитом, о предстоящей защите диссертации. Какой-то аспирант пожелал стать кандидатом наук и избрал тему для работы «Русские на Аляске». Марков рассчитывал услышать что-то для него новое (он не пропускал ни одной строчки, если в ней упоминалась Аляска). Сергей Николаевич внимательно прослушал речь диссертанта и выступления официальных оппонентов. Были выступления и неофициальных оппонентов. Марков выступил последним. Он вежливо отметил все неточности, допущенные диссертантом, обнаружив завидную эрудицию. Члены ученого совета переглянулись. Появление никому не известного гражданина в потертой кожаной тужурке смутило в первую очередь соискателя. Он ожидал всего, но никак не думал, что есть человек, так досконально изучавший вопрос о первых русских переселенцах на Аляске. Марков кончил, в зале раздались аплодисменты. Сергей Николаевич незаметно вышел в коридор. Он был скромен, а возможно, еще не считал себя ученым. Над «Летописью Аляски» предстояло много поработать.

Я вспоминаю те годы, когда Марков работал, выполняя срочные заказы редакций. Он покупал большую пачку чаю, полсотни коробок сигарет и предупреждал хозяйку, чтобы всем приходящим говорила:

— Вчера уехал в командировку, вернется дня через три-четыре, а возможно, и позже.

Сергей Николаевич работал продуктивно и очень быстро.

Жизнь Маркова была неустроенной, но он выработал в себе привычку регулярно трудиться. Война выбила его из привычной колеи — «Летопись Аляски» была почти закончена, но над романом «Юконский ворон» предстояла большая работа.

В годы Великой Отечественной войны, когда гитлеровцы рвались к Москве, мне довелось видеть Сергея Маркова в шинели рядового солдата Советской Армии, охранявшего столицу. Он и сейчас с гордостью носит медаль «За победу над Германией в Великой Отечественной войне».

Марков никогда не забывал о своем призвании поэта и создал в те тяжелые годы цикл стихотворений «Люди русской земли». Он воспел бессмертный подвиг своего костромского земляка Ивана Сусанина, мужество наших предков Евпатия Коловрата, Александра Невского, Кузьмы Минина, Александра Суворова.

«Кстати, в нашей поэзии о великом полководце лучшим является стихотворение Сергея Маркова». Так сказал С. Поделков в предисловии к сборнику стихов поэта «Топаз».

Сергея Маркова привлекала не только военная слава русских людей. В течение долгого времени он работал как исследователь-историк, собиратель редких материалов о русских землепроходцах, мореходах, путешественниках. Он написал яркие повести о Пржевальском, Миклухо-Маклае, Дежневе. Он выпустил сборники стихотворений «Радуга-река», «Золотая пчела», «Небесные горы», в которых создал поэтические образы легендарных открывателей, пронесших русскую песню за океаны.

Сергей Николаевич умеет искать и находить в архивах материалы, мимо которых проходят многие исследователи. Он рассказал об освоении русскими землепроходцами Южной Флориды, о «весьегонском Робинзоне», переселенце из Тверской губернии П. А. Тверском, ставшем мэром американского города. Неутомимый человек принес русский размах на берега Мексиканского залива.

В журналах Академии наук СССР был признан приоритет С. Н. Маркова в розысках архива красноярского миллионера М. В. Юдина, владельца знаменитой библиотеки; в ней работал В. И. Ленин, находясь в сибирской ссылке.

Как известно, в 1906 году М. В. Юдин продал свои книжные сокровища Соединенным Штатам Америки, и они сейчас находятся в библиотеке Конгресса. В Вологодском архиве Марков напал на след, указывающий, что часть рукописей должна была остаться в Сибири. Эта мысль не давала ему покоя. Он написал письмо в Красноярск с просьбой указать ему самого старого местного работника архива. Так он узнал о существовании Степана Николаевича Мамеева. Начались поиски. В итоге отыскался архив с драгоценными документами по истории заселения русскими Аляски, Северной Калифорнии и ценнейшие фонды личной переписки выдающихся деятелей русской культуры. В частности, был найден архив историка Г. Спасского, жившего в казахской степи, отчеты русских путешественников в Китай, Индию, Кашмир, материалы об открытии рудных богатств теперешнего Казахстана, описание первого путешествия геологов Бурнашева и Поспелова через пустыню Бетпакдала в Среднюю Азию.

Но Сергей Николаевич не просто историк, для которого весь мир сосредоточен в архиве. Работая над книгой о Пржевальском, он написал в Верховный Совет свои соображения о необходимости вновь вернуть Караколу имя великого исследователя. Закончив книгу о Дежневе, он добился, чтобы на рубеже Азии и Америки был поставлен памятник-маяк смелому мореходу. Стараниями Сергея Маркова в Калинине, на родине землепроходца, был воздвигнут памятник первому русскому человеку, посетившему Индию, — Афанасию Никитину.

Через год по окончании войны Сергей Николаевич принес в издательство «Советский писатель» рукопись романа «Юконский ворон» и «Летопись Аляски». Они вышли под одной обложкой объемистым томом. Вдумчивый читатель мог судить, какую огромную работу проделал автор, прежде чем взяться за роман. Следует отметить, что «Летопись» читалась с таким же захватывающим интересом, как и роман.

«Юконского ворона» С. Марков начал писать в 1940 году, работал над ним в 1941, вплоть до призыва в армию. Основой для романа послужила «Тихоокеанская картотека». Над нею Сергей Николаевич начал трудиться еще в Архангельске. Он работал в архивах и музеях Великого Устюга, Сольвычегодска, Вологды, Каргополя. Он завел переписку с разными городами, где родились, жили и умирали русские мореходы. Так родилась увлекательная «Тихоокеанская картотека», где собраны факты из жизни русских землепроходцев и первооткрывателей.

Герой романа «Юконский ворон» — Лаврентий Загоскин родился в начале девятнадцатого века в Пензенском уезде. Окончив морской корпус, он ходил к берегам Персии на каспийском военном корабле, три года плавал по Балтийскому морю, а затем уехал на Аляску, поступив на службу в Российско-американскую компанию. Здесь он принял командование над компанейским бригом «Охотск».

Героическая жизнь лейтенанта русского флота Загоскина, полная опасностей и приключений, напомнила мне произведения Джека Лондона, прочитанные в годы ранней юности. Все рассказы, в которых описывались индейцы, всегда ассоциировались с именами героев Джека Лондона и Фенимора Купера. Высказал я эту мысль Сергею Николаевичу.

— Ничего подобного! — ответил он. — Я очень люблю автора «Мартина Идена», но Джек Лондон здесь ни при чем. Внешние мотивы, разумеется, совпадают. Он бывал на Аляске, я, хоть и не был там никогда, но изучил ее так, словно вчера вернулся с берега Квихпака. Но все эти внешние параллели лежат на поверхности, по ним нельзя судить.

Внимательный читатель, разумеется, найдет в «Юконском вороне» глубоко скрытые мотивы произведения. За романтикой приключений он увидит жизненно правдивые характеры сильных волевых русских людей, приехавших на Аляску с высокими целями.

«Юконский ворон» издавался на русском языке шесть раз. Печатали его и за границей. Замечательный художник Рокуэлл Кент, долго живший на Аляске, мечтал увидеть новое издание книги, иллюстрированное его рисунками.

Сергей Марков не принадлежал к числу счастливчиков, чьи рукописи сразу попадали в типографию. Путь его книг был неоправданно сложный. Над книгой «Земной круг» он работал несколько лет. Мне пришлось участвовать в совещании писателей и географов, когда обсуждалась судьба книги Сергея Николаевича.

Литераторы и ученые после обсуждения сошлись в едином мнении: Сергей Николаевич создал обширнейший труд, впервые собрал и обобщил множество фактов и событий, рисующих пытливую душу зоркого русского человека — землепроходца, купца и морехода. В издательстве «Советский писатель» эта замечательная книга, потребовавшая от автора многих лет жизни, вышла в свет в 1966 году.

А за короткий срок в пять-шесть лет «Земной круг» был отмечен отзывами ученых и писателей как выдающийся труд.

Академик литературовед Михаил Павлович Алексеев писал автору:

Академик Дмитрий Иванович Щербаков, советский геолог и геохимик, писал:

Когда мы жили в Кунцеве, Сергей Марков затащил меня к своему соседу Эдуарду Багрицкому, уже тогда признанному поэту. Марков читал свои стихи. Багрицкий слушал с большим вниманием и одобрительно кивал головой. Он чувствовал яркость образов и точность мысли, а главное — поэтическую простоту, которая ценнее любой изощренности. Сам большой поэт, Багрицкий при мне отмечал мастерство и вкус поэта.

Высоко оценил стихи Маркова Павел Антокольский.

Второй сборник стихов «Земные корни», как и первый «Радуга-река», вышел в издательстве «Советский писатель». Сергей Марков все время писал и публиковал в журналах новые вещи.

«Радуга-река» в какой-то степени автобиографична. Жизненность и правдивость стихотворений в сборнике обусловлены драматизмом нелегкой судьбы костромского земляка Маркова — «болезного человека» Василия.

Кроме этой чудесной поэмы в сборнике есть циклы стихотворений «Грозная весна», «Люди русской земли» — в них оживают образы лучших сынов родной страны: Ильи Муромца, Евпатия Коловрата, Ивана Сусанина, Михаила Ломоносова, Витуса Беринга.

С большой любовью пишет Марков о древних городах. Поэтическая достоверность, живое чувство истории, видение эпохи сочетаются со скупым выбором слов и образов и приобретают волшебное звучание.

Звуковая символика наименований древних городов очаровывает читателя легкой аллитерацией стиха. Эти строчки сразу запоминаются, и невольно хочется их повторять. Есть советские поэты, чьи стихи следует печатать полностью. К числу таких поэтов принадлежит и Сергей Николаевич Марков — автор звонких, прозрачных стихов.

Любовная лирика Сергея Маркова покоряет целомудренной сдержанностью, отчего она приобретает особую пленительность.

Это строфа из стихотворения «Зеленый чай», написанного в 1928 году в Новосибирске. Спустя тридцать один год, попав в Алма-Ату, Сергей Марков, оставаясь верным любовной лирике, не изменит принятой традиции.

…У себя в архиве я обнаружил письмо моего друга, журналиста Дмитрия Ивановича Конычева, написанное 5 мая 1962 года. Он писал:

Первую статью о великом казахском просветителе Чокане Валиханове Сергей Марков опубликовал в Омске в 1940 году и тогда же родились его стихи «Памяти Чокана Валиханова».

Если память не изменяет, о своем интересе к замечательному сыну казахского народа он рассказал мне значительно раньше, еще до поездки на Север. Вплотную писатель занялся Чоканом в пятидесятых годах, когда в его руках уже были ценные материалы о Валиханове и его современниках.

Чокан Валиханов — гордость казахского народа. Энциклопедически образованный офицер, путешественник, географ, писатель и поэт по натуре, он оставил большое литературное наследие в виде опубликованных и рукописных работ. Он самостоятельно создал ряд географических карт и, как соавтор, принимал участие в их появлении на свет.

Подготавливая к печати книгу «Идущие к вершинам», Сергей Марков изучил огромное количество архивных материалов, воспоминаний современников, донесения, рапорты, приказы тех лет.

Помню, кажется, в конце 1960 года Сергей Николаевич приезжал в Алма-Ату и в Академии наук выступил с сообщением о Чокане Валиханове. Присутствовали писатели и ученые. Марков рассказал о своей исследовательской работе по выявлению новых материалов, связанных с биографией Чокана. Слушали его с большим интересом. Яркая, необычайная жизнь великого казахского ученого была для многих присутствующих недостаточно известна.

Возвращались домой мы вместе с Мухтаром Ауэзовым. Я спросил его мнение о Маркове, как об ученом. Мухтар подумал и сказал:

— В общепринятом понятии термин ученый обозначает полученное образование. Человек кончил среднюю школу, университет, защитил кандидатскую диссертацию, затем докторскую, стал профессором и даже академиком. Человека с такой биографией называют ученым. Я чувствую, по этим ступенькам образования Марков по лестнице науки не поднимался. Мне говорили, у него нет даже среднего образования. И тем не менее, как это ни парадоксально, но по своим знаниям он не уступит некоторым академикам. Конечно, Казахстан издаст его книгу о Чокане… С интересом почитаю.

Осенью 1963 года Казгослитиздат выпустил книгу Сергея Маркова «Идущие к вершинам». Мухтар Ауэзов не смог ее прочитать, он умер 27 июня 1961 года.

Сергей Марков показал истоки большой дружбы Чокана с Потаниным, Семеновым-Тян-Шанским, Дуровым. Влюбленный в знаменитого Чокана, овеянного духом романтики и опаснейших приключений, Марков хранит, как реликвию, в своем рабочем кабинете скульптурный бюст героя книги «Идущие к вершинам». Кабинет у него небольшой, прямо скажем, маленький, и скульптурный бюст кажется в нем огромным. Всем, приходящим впервые, он невольно бросается в глаза. Люди, читавшие книгу «Идущие к вершинам», сразу узнают:

— Знаменитый Чокан Валиханов!

Известный казахский писатель Ануар Алимжанов, прочитав книгу о Чокане, так отозвался о ней:

«Рассказ о гордом подвиге Чокана» Сергей Николаевич написал, по привычке, тушью. Рукопись «Идущие к вершинам» издали в Алма-Ате дважды — на русском и казахском языках. Книгу переиздала Москва.

Для сохранения бессмертия ученого в наш век невиданного развития полиграфии свинцовый шрифт будет покрепче нефрита.

Недавно я получил от Сергея Маркова письмо. Оно было написано, как всегда, тушью, прямым четким почерком. От него веяло стариной не то елизаветинского, не то церковно-славянского шрифта.

— Сережа, почему ты никогда не пишешь чернилами? — поинтересовался я, когда приехавший в Алма-Ату Марков зашел ко мне.

— В XVIII веке все писали китайской тушью, — сказал он. — Проверь в архивах. Перо всегда должно быть чистым. Это воспитывает характер и дисциплинирует ум во время работы. Мысли не рассеиваются. Я восемьсот страниц «Земного круга» написал тушью.

Я рассказал о своем друге Сергее Николаевиче Маркове. Знаю его сорок семь лет. Поэт, прозаик, ученый, он хорошо определил свою творческую жизнь, полную напряженного, кропотливого труда и непрестанных путешествий в стихотворении «Современник»:

Я забыл упомянуть: «искатель живой воды» только две зимы ходил в школу. Все, что он имеет, нажито великим трудолюбием. Как известно, без труда нет таланта.