На литературных перекрестках

ОТ «МАЛКАМБАЯ» ДО ШЕКСПИРА

Когда казахское правительство перенесло столицу республики из Оренбурга в Кзыл-Орду, тогда же Наркомпрос решил создать Государственный национальный театр драмы.

После Октябрьской революции появились кружки художественной самодеятельности, в которых талантливая молодежь, соприкасаясь с постановками татарских и русских любителей, пробовала свои силы. Вести об удачных выступлениях казахских певцов на ярмарках разносились далеко по степи. Большую роль сыграла деятельность Затаевича, записывавшего казахские песни. Благодаря ему пастух Амре Кашаубаев попал на этнографический концерт в Париж, где завоевал громкую славу.

Талантливых казахских артистов для будущего театра искали везде, печатали персональные приглашения в газетах, разыскивали через отделы народного образования.

Они приезжали в Кзыл-Орду, где их с нетерпением ожидал нарком просвещения. Но расчеты оказались не совсем точными, людей приехало меньше, чем предполагалось. Это задержало намеченное на осень открытие театра, он открылся только 13 января 1926 года.

В первую труппу вошли: только что возвратившийся из Парижа певец Амре Кашаубаев, его друг акын Иса Байзаков, бывший легковой извозчик Калибек Куанышбаев, работник уголовного розыска Серке Кожамкулов, студенты Елюбай Умурзаков и Капан Бадыров, мугалим Курманбек Джандарбеков.

Так родился Казахский государственный национальный театр драмы. Название нарком придумал пышное, но реквизит был крайне скудный — одна юрта, один окованный блестящей жестью сундук, четыре камчи, пять пар поношенных сапог. Для первого представления выбрали лучшую пьесу того времени — «Енлик — Кебек», о казахских Ромео и Джульетте.

Сын Абая Магавья написал поэму по мотивам народной легенды «Енлик — Кебек». Ее старательно переписывали аульные грамотеи.

Первый вариант пьесы «Енлик — Кебек», написанный еще студентом учительской семинарии Мухтаром Ауэзовым, был поставлен в день открытия театра.

Постановщиком спектакля был Серке Кожамкулов, В первом акте он играл отца Енлик — Ахана, а в четвертом и пятом — Еспембета. Елюбай Умурзаков совмещал две роли: старика-кудесника Абаза и молодого пастуха кюйши. Калибек Куанышбаев первоначально играл небольшую роль старейшего бия Караменде, но затем стал исполнять и роль Кебека.

Что можно сказать об этой премьере, когда артист играл две роли в одном спектакле, переодеваясь и перегримировываясь с пожарной скоростью, чтобы успеть вовремя выйти на сцену?

Она мало чем отличалась от постановок художественной самодеятельности.

Летом того же года в гастрольную поездку театр повез пьесу Ержана Ердонаева «Малкамбай». Батрак Малкамбай, человек хотя неученый, но находчивый, борется с хозяином-баем тонкой издевкой. Он устраивает побег хозяйской дочки с бедняком пастухом. «Все равно она за меня не выйдет, — прикидывает Малкамбай, — так пусть лучше достанется бедняку, а не богачу».

Большой и сложный путь пришлось пройти Казахскому драматическому театру. Он рос, окруженный вниманием и заботой партии, правительства и всей общественности республики.

Совершенствовался талант артистов, появилась целая плеяда талантливых драматургов. Вырос и театральный зритель — количественно и качественно. С каждым годом высшая школа выпускала новые кадры советской интеллигенции — будущих друзей театра. Спектакли, как правило, шли с аншлагами.

В связи с десятилетним юбилеем Казахский государственный драматический театр был переименован в Казахский государственный академический театр.

В сорок пятом году, приехав в Алма-Ату, я в тот же день попал в казахский театр. Шел шекспировский спектакль «Укрощение строптивой». Его поставили в годы Великой Отечественной войны опытные мастера, ученики Станиславского — О. Пыжова и В. Бибиков. Спектакль был поставлен с тонким мастерством. Он проходил в радостных тонах, заражая зрителя бодростью. Даже в мелких деталях постановки чувствовалась большая театральная культура крепко спаянного коллектива талантливых актеров.

Я сидел в заднем ряду зрительного зала и следил за игрой своих друзей. В образах, созданных казахскими актерами, чувствовался национальный характер. Это были не просто шекспировские герои. Закономерно ощущался национальный колорит в игре моего старого друга Серке, исполнявшего роль странствующего педагога Педанта. Он был замечателен во всех эпизодах, жил на сцене яркой, убедительной жизнью.

Сейчас мне трудно найти слова, чтобы точно определить совершенно сказочный рост театра, прошедшего тернистый путь от постановки ердонаевского «Малкамбая» до шекспировского спектакля. За двадцать лет младенец вырос и превратился в стройного красивого мужа. Он расправлял богатырские плечи, готовясь продолжать трудный путь к славе.

Во время антракта я прошел за кулисы и нашел Серке Кожамкулова. Он стоял загримированный. Прошло много лет, но он меня узнал и обрадовался встрече. Старая дружба не ржавела.

— Что ты скажешь про Катарину и Петруччио? — сразу спросил он. — Видишь, какие артисты есть теперь в нашем театре! Теперь мне не приходится играть старух! — напомнил он, лукаво подмигнув.

Роль Катарины исполняла Хадиша Букеева, Петруччио — Шакен Айманов. В те годы, когда на сцене шел замечательный шекспировский спектакль, и казахи и русские стремились увидеть игру этих высокоталантливых актеров. Смотрел их и, вероятно, не один раз, Герой Советского Союза писатель Малик Габдуллин. Когда он вернулся домой, побывав на родине Шекспира, поэт Алексей Брагин посвятил ему стихи:

Казахский театр родился и вырос при советской власти. Фундамент его заложили народные увеселители, выступавшие на ярмарках и тоях. С помощью русских режиссеров они прошли большую школу и стали великолепными профессиональными актерами, завоевавшими славу далеко за пределами нашей республики.

Сотни статей написаны о выдающихся достижениях казахских актеров. Они играли в комедиях Гоголя и Островского, познакомили казахского зрителя с шедеврами Шекспира, Гольдони, Мольера.

Но ведь для того, чтобы построить Дворец культуры металлургов в Темиртау и шахтеров в Караганде, надо было в свое время открыть для кочевников красную юрту в степи. Без «Малкамбая», впервые поставленного любительским кружком, а затем и в театре, не смогли бы прийти на казахскую сцену герои Шекспира.