— Готовы? — донёсся из темноты голос Копорского. — Шагом, не спеша, с оглядкой, пошли-и!
Тимофей отпустил поводья, и Янтарь стронулся с места. Позади остались караульные костры у редута и лагеря, впереди была сплошная темнота и слышался грозный рёв водяного потока.
— Лошадь в темноте, пожалуй, прямо как собака видит, ну уж точно лучше человека, — пояснял Еланкину Федот Васильевич. — Так что ты ей, Колька, свободу давай, так надёжнее будет. Она там, где ты сам шею свернёшь, словно бы ногами дорогу почует и ни за что не оступится, ежели, конечно, её дуро́м не гнать. Поэтому правильно это, что мы верхом идём, а то вон есть умники, которые предлагали или в пешем порядке в темноте следовать, или за собой на поводу лошадей вести. Ещё ведь и в офицерских чинах сами. Ладно, я ещё понимаю в лесу, там, где ветка башку снести может, где верха бояться нужно, но тут-то самая главная опасность, она вот здесь, под ногами.
Драгуны медленно шли по узкой дорожке. С левой стороны ревел Терек, с правой высились отвесные скалы. Небо над головой начало светлеть. На равнине ночь уже сменилась утром, здесь же, в ущелье, стояла сплошная темень. Наконец после пары часов хода начали проступать очертания скал и захлёстываемые стремительным течением реки валуны.
— Николай Андреевич, оставляйте одно своё отделение тут, — обратился к поручику Зимину Копорский. — На ваше усмотрение, какое пожелаете. Сами вы при каком будете?
— При следующем, пожалуй, останусь, — ответил тот, пожав плечами.
— Ну а я тогда к самой крепости встану, — решил штабс-капитан. — Чтобы, если что, егерей быстрее привести. Братцы, коней с дороги уберите к скале, а сами вокруг всё внимательно оглядывайте. Если что, сразу стреляйте. Мы друг от друга недалеко стоять будем, соседний пикет уж точно ваши выстрелы услышит и тоже стрельнёт. По цепи сигнал полетит, и тут же на помощь все придём. Если большие силы у неприятеля, то оттягивайтесь в сторону редута или к старой крепости, куда удобнее.
Через версту от первого встало второе отделение Зимина, за ним далее третье, а потом уже занимали свои места люди Гончарова. Самое малочисленное отделение во главе с Кошелевым Тимофей поставил предпоследним, за две версты от развалин крепости. Здесь же встал с ним и сам.
Ветерок, всё время тянувший в ущелье, холодил щёки. Драгуны, притоптывая, прохаживались, окидывали окрестности цепкими взглядами и негромко переговаривались. Всё вокруг было спокойно.
— Это удачно, что вода нынче такая высокая, — заметил, осматривая речное русло, Кошелев. — Потому как Терек сейчас ни за что и никому не преодолеть, и за теми валунами, которые у кромки лежат, уже не скроешься, всё на виду. А вообще, хорошее тут место для пикета, без поворотов и расщелин.
— Неплохое место, — согласился с ним Тимофей. — Прямой участок длинный, далеко отсюда всё просматривается, тот ручей позади только мне не нравится, с промоины в скалах при желании вполне можно спуститься.
— Крутовато, — возразил Кошелев. — Там только если по верёвкам слазить. И сколько ты так спустишь людей супротив колонны, дюжину, две? Это как слону дробина супротив нескольких сотен.
— И всё же приглядывать за ним нужно, — проговорил, осматривая склоны, Гончаров. — Давайте-ка мы, братцы, чуть ближе туда, к тому самому ручью сместимся. Там как раз удобная выемка в скале рядом, чтобы коней поставить. Пару сотен шагов, если что — махом от неё к ручью перебежим.
Голова колонны показалась уже ближе к полудню. Впереди ехала сотня казаков, потом прошли десятка три егерей, и вот потянулись вчерашние рекруты. Новобранцы шли гурьбой, никакого строя уже и в помине не было. За спиной у каждого ранец, на плече фузея с примкнутым штыком. Закреплённые за колонной унтеры покрикивали, подгоняя.
— Чего так долго-то?! — крикнул проходившему мимо Блохин. — Вы ещё больше половины ущелья не прошли, а время уже за полдень перевалило.
— Да куда с этим стадом быстрее?! — негодовал седоусый унтер с галунами фельдфебеля. — Пока в строй всех сбили и тронулись, уже и высветлело. Как тут у вас, спокойно?
— Спокойно, вашего грозного вида, наверно, все горцы в округе испужались, — пошутил Чанов.
— А то-о! — Пехотинец подкрутил ус. — Затопчем! — И пошёл дальше.
Прогромыхало два небольших орудия, зацепленных к передкам. Прокатились, переваливаясь по камням, пара дюжин обозных повозок, и потом опять пошли пехотинцы. В самом конце снова следовали егеря и казаки. Всё, колонна прошла.
— Сотен пять рекрутов точно сегодня было, — заметил Ярыгин.
— Ты чего, Стёпка! Какие там пять? Все восемь! — воскликнул Балабанов. — Я прикидывал, это перед обозом только пять шло.
— Да хватит вам уже орать! Какая вам разница сколько? — оборвал их Кошелев. — Коней своих лучше оглядите и подпругу поправьте. Сейчас отделение Кузнецова уже покажется.
Действительно, прошло немного времени, и с южной стороны выехали из-за поворота всадники. К вечеру полуэскадрон Копорского был уже в Ларсе.
Из Моздока приходили всё новые отряды и вставали лагерем. Малыми партиями никто в ущелье не проходил. За этим следил прибывший майор, который потеснил в доме старосты Зимина. Пришлось поручику перебираться в палатку. Проходило три-четыре дня, и новая колонна из скопившихся в Ларсе войск уходила через ущелье в сторону Тифлиса. Драгуны Копорского и казачья сотня действовали уже отработанным порядком. Казаки уходили первыми и вставали в старой крепости у егерей, вслед за ними затемно следовали драгуны, выставляя пикеты на привычных местах. Никаких нападений на колонны пока что не было.
— Видать, хорошо в горах погоняли бородачей, вот и не вылезают, — судачили драгуны. — И сколько нам ещё тут стоять?
Третьего мая к Ларсу подошли три сотни новобранцев в егерских мундирах и две роты мушкетёров. Уже под вечер прикатили четыре единорога и пару десятков обозных повозок. В темноте подтянулся приличный отряд драгун из запасного Моздокского эскадрона.
— Наших молодых пригнали! — разнеслась весть по лагерю, и вскоре старослужащие уже знакомились с новобранцами
— А что Хофман, стегает ещё прутом? А Егорович щипает за ляжки, если не так ногу в стремени держишь? А бревно, под лошадь сработанное, у манежа салом натирали? — сыпались вопросы.
— Стегает, щиплет, — отвечали молодые. — И с бревном озоровали, как-то раз так его ночью натёрли, что Потапка Глухов сверзился и руку подвернул.
— Сколько на этот раз ведёте, Андрей Олегович? — спросил старшего офицера из драгунской колонны Копорский.
— Сто восемьдесят шесть из молодых, — ответил тот. — Ещё два подпоручика и трое унтеров по прошению в строевые эскадроны переводятся.
— Неплохо! — порадовался штабс-капитан. — У нас как раз приличный некомплект в полку образовался, вот и будет теперь кем его закрывать.
Выход назначили на пятое мая, так же как и раньше, ещё затемно, выехали вместе с казаками. На свой пикет отделение Кошелева и примкнувший к ним Тимофей встали уже в светлое время. Близился полдень, по всем расчётам, вот-вот уже должна была показаться голова колонны.
На душе у Гончарова царила какая-то необъяснимая маета. Вроде бы всё как обычно, так же ревёт рядом стремительный Терек, синеет вверху полоска неба, фыркают и переступают копытами выставленные у скалы кони. И всё-таки что-то сегодня его тревожило.
— Ваня, Николай, пройдёмся до ручья? — предложил он товарищам. — Постоим пока там?
— Да пошли, — согласился Чанов. — Чего-то хмурно́й ты какой-то сегодня, Иванович. Спалось, что ли, плохо?
— Не знай, вроде как обычно, — ответил тот. — Штык пристегни, Колька, пускай будет, так надёжнее.
В скальном углублении небольшой водопадик спадал сверху и потом, перебежав ручьём дорогу, вливался в русло Терека. Промоина была небольшая и уходила в скалу шагов на семь. Тут было сыро, и, оглядев её, трое драгун отошли чуть в сторону, заняв место на дороге под скальным карнизом. В очередной раз проверив пороховую затравку в мушкете, Тимофей прислонился к скале. Прошло совсем немного времени, и с северной стороны дороги показалась голова колонны. Самой первой проходила казачья полусотня.
Подхорунжий, проезжая мимо, махнул рукой.
— Чего-о, спокойно тут, Тимоха?
— Спокойно. У вас как, Евсеевич, на переходе?
— Да как обычно. Обозные только еле ползут, а так-то вроде ничего.
Вслед за казаками двигались драгуны-новобранцы. Проезжая мимо, ребята таращились на стоявших в пикете, большинство кивало головами и здоровалось. За двое суток, проведённых в Ларсе, перезнакомились, многие из них приходили к кострам старослужащих послушать байки, а самые ушлые за советом: куда и в какой эскадрон лучше проситься. Само собой, ответ был всегда один — «лучше эскадрона капитана Кравцова в Нарвском полку нет, но тут уж как начальство решит».
Процокали копыта коней, и вновь слышался только лишь рёв воды.
— Растянуто сегодня идут, — проворчал Чанов. — Драгуны проскочили, а егеря только-только из-за поворота показались.
Действительно, между двумя частями отряда разрыв был уже с полверсты, а ведь ещё где-то там шли четыре орудия и обозные повозки. Тимофей вышел из-под скального карниза и, пройдя десяток шагов, заглянул в промоину. Водяная кисея, поднятая струями падающей воды, тут же осела на его лицо и ствол мушкета. Передёрнув плечами, он отступил назад. Рота за ротой шагали мимо солдаты в единообразных зелёных мундирах. У каждого на голове кивер[5] чёрного цвета нового образца с красным репейком[6] и небольшим султанчиком. За спиной у всех ранцы и укороченные фузеи.
Прошагали и они. Где же обоз с артиллерией? Егеря уже скрылись за поворотом, а продолжения колонны всё ещё не было.
— Хуже нет, когда такая солянка идёт, — проворчал Тимофей.
— Чего говоришь, Иванович? — непонимающе переспросил его Чанов.
— Я говорю, хуже нет, когда в колонну разные рода войск напихают, — пояснил тот. — Тут же в ней каждый офицер себя главным начальником мнит. Неужто егерь да какому-то мушкетёру будет подчиняться? Если бы майор сам на себя проводку брал, порядка гораздо бы больше было.
— Ага, заставишь его в ущелье соваться, — хмыкнул Чанов. — Их высокоблагородия изволят из Ларса командовать.
Время шло, а продолжения колонны всё не было. Тимофей начал уже волноваться. «Вдруг за северным поворотом нападение было, а они и не слышали? Хотя, по идее, грохот выстрела далеко по ущелью разносится. А вдруг рёв воды его заглушил?!» — мелькали в голове новые тревожные мысли.
— Ну наконец-то! Во-он идут. — Еланкин показал рукой вдаль. — Совсем не торопятся.
Первой шла мушкетёрская рота. Вторая, облепив единороги, подталкивала их и помогала переезжать через камни. С грохотом, под крики и матерки пехотинцев прокатились передки с тяжёлыми орудиями и зарядные повозки, затем прошла ещё одна рота, и вновь стало тихо.
— Обоз в самом конце выставили. — Тимофей неодобрительно покачал головой. — Зря, обычно он в самой середине идёт.
Медленно, переваливаясь по камням, проехала первая одноосная арба. Возничий из нестроевых шёл спереди, ведя под узды лошадь. Рядом, по бокам, топали два молодых солдатика, фузеи засунуты в повозку, руки свободны, чтобы подтолкнуть или поправить колесо. Таким же порядком следовала вся колонна. Не доезжая шагов десяти до караула, колесо одной из повозок, как видно, попало в щель между двумя большими камнями, и его, что называется, «закусило».
— Но-о! Но-о! Пошла-а! — Пожилой дядька тянул за поводья. — Толкай! Сильней толкай! — покрикивал он на молодых солдатиков, пытавшихся его вытолкнуть. Как видно, им это было не под силу, и на помощь подбежали ещё двое от шедшей позади арбы.
— Бам! Бам! — громыхнули два выстрела, и на дорогу из промоины выскочил десяток горцев в чёрных бараньих шапках. Они разделились: одна половина бросилась в хвост колонны, а другая — к головной части. В руках у всех сверкали сабли или кинжалы. Что-то горланя на своём языке, они секли и кололи опешивших обозных.
— К бою! — рявкнул Тимофей при звуках первых же выстрелов.
Курок мушкета отщёлкнут в боевое положение, и он навскидку, не целясь, выпалил в ближайшего бородача. Тот только что рубанул саблей возничего и рухнул прямо на его дёргавшееся в конвульсиях тело. Расстояние было небольшим, драгуны били в упор, и две пули его товарищей тоже нашли свои цели, а из промоины в это время начали выскакивать ещё люди. Как видно, роли у всех нападающих были заранее определены, и они сразу же кинулись к повозкам, шаря в них. Двое оставшихся в живых из ближайшей пятёрки бородачей среагировали правильно: бросив добивать новобранцев, они ринулись к драгунам.
— Хэк! — Чанов стремительным рывком вогнал штык одному в грудь. Второго пристрелил из пистоля Еланкин.
— Молодец, Колька, с меня ещё один тебе, с кобурой! — крикнул Тимофей, заталкивая пулю в ствол мушкета. — Перезаряжайтесь, братцы, сейчас пару раз стрельнём, и уже наши подоспеют!
Прижав приклад к плечу, он выцелил тащившего сразу три фузеи к промоине бородача и спустил курок. Прошло всего несколько секунд, громыхнул мушкет Чанова, а вслед за ним и Еланкина. Суетившиеся у повозок горцы загомонили, с их стороны хлопнул выстрел, и пуля ударила в камень рядом с Тимофеем.
— Очухались! — крикнул Чанов, работая шомполом. — Держитесь, братцы, сейчас на нас полезут!
И правда, с хвоста колонны неслись те пятеро, которые только что с таким азартом рубили и резали неопытных, безоружных солдат. К ним присоединилось несколько тех, кто только что грабил повозки, и вся эта кодла ринулась к драгунам.
«Не успеваю перезарядиться», — совершенно отчётливо понял Тимофей и, выхватив пистоль, разрядил его в набегавшего с саблей бородача. Грохнул мушкет Чанова, и, нырнув под скальный карниз, вся троица заработала штыками.
Напирать всей гурьбой на позицию русских было неудобно, хорошо замахнуться и рубануть саблей не получалось, а вот у драгун тут было явное преимущество.
— Ребята, прикройте! — Чанов шагнул и, сделав длинный, резкий выпад, наколол на штык одного из горцев.
Дзынкнули и заскрежетали по металлу мушкетов отбитые сабли, и Ваня, выдернув из тела горца гранёный клинок, отпрянул назад.
— Бум! Бум! Бум! — на дороге громыхнуло несколько выстрелов, двое нападающих упали на землю, а остальные бросились наутёк.
— Братцы! Живы?! — донёсся тревожный крик Кошелева.
— Живы, Васильевич! — крикнул, выскакивая из-под карниза, Еланкин. — Быстрее! Убегают!
В их сторону бежало четверо оставшихся в пикете драгун. Горцы, которых была дюжина, один за другим, ныряли с дороги в промоину. Затравка уже была в замке, и Тимофей, засыпав в ствол заряд пороха, затолкал туда же и пулю. Курок в боевое положение — и он бросился вслед за Чановым. Тот сбил прикладом прихрамывавшего горца и сам чуть было не получил в голову пулю. Сверху бахнул выстрел, и она срезала пядь волос на гребне каски.
— Пригнись! — Тимофей упал на колено и задрал ствол мушкета вверх. По, казалось бы, отвесной скале в водяных струях водопада карабкались вверх фигуры. Хитро. Он разглядел свисающие верёвочные лестницы, тёмные от влаги. А вот и сам стрелок. В саженях семи вверху, на скальном уступе, забивал заряд в ствол ружья горец. Задержав дыхание и наведя мушкет, Гончаров плавно потянул спусковой крючок. Приклад ударил в плечо, а облако сгоревшего пороха закрыло и так слабо видимую из-за висевшей в воздухе влаги цель. Попал. Раздался вскрик, шлепок, и под ноги потекло красное.
— Заряжен! — крикнул заскочивший в промоину Кошелев. — А ну! — И сбил ружейной пулей одного из поднимавшихся по верёвкам. Грохнули ещё два выстрела из пистолей, и всё вокруг застлал густой сизый дым.
— Всё, убегли, — стирая капли со лба, проговорил Еланкин. — Чуток не успел только перезарядиться.
С дороги слышались крики, и вдали бахнул выстрел.
— Кто это там воюет?! — удивлённо воскликнул Чанов.
— Тыловое охранение поспешает, — ответил вглядывавшийся в северную часть дороги Блохин.
— Точно, казаки скачут, — подтвердил Кошелев. — Явились — не запылились, когда уже сам бой закончился.
— Сейчас и наши подскочат, — проговорил Гончаров, оглядывая окрестности. — Десяток нападающих мы тут точно побили. Но и они наших обозных хорошо посекли. Гляди, как слаженно действовали, пятёрки по колонне сразу побежали, рубили и панику сеяли, а вот дюжина прямо у промоины повозки грабила. И с верёвочными лестницами они хорошо придумали.
— Может, слазим? — предложил Еланкин. — А что, глядишь, догоним по верху и добьём?
— Ага, добьёшь! — фыркнул Кошелев. — Они в этих скалах как у себя дома, Колька. Небось, только и мечтают о том, чтобы в хорошем месте окружить и кончать всех. Сколько они с собой ружей новобранцев вынесли? Пяток, не более. А ты предлагаешь им ещё прямо в горы занести?
К стоявшим драгунам подъехали и спешились казаки.
— Здорова, Тимоха! — крикнул старший полусотни. — Не все, я гляжу, утекли? — Он кивнул на лежавшие трупы.
— Сколько — не считали, но половина уж точно здесь осталась, — пожав плечами, ответил Гончаров.
— О-о, у вас и язык, похоже, тоже есть. — Подхорунжий показал на пытавшегося подняться с земли горца.
— Да вон Ванюша его прикладом приголубил. — Тимофей кивнул на Чанова. — Свяжете его?
— Легко, — заверил казак. — Язык никогда лишним не будет. Хоть узнать чего-нибудь, а может, и для обмена. У басурман много нашего брата в плену томится. А там ой как не сладко.
— Знаю, — сказал Тимофей и пошёл к повозкам.
Подбежали драгуны с северной стороны, человек двадцать, тяжело дышавший Зимин окинул взглядом складываемые в ряд тела обозных и разворошённые повозки.
— Не углядел, Гончаров?! Прозевали нападение? Или, может, струсили? Отвечать теперь сам будешь! И как только на командование таких сиволапых ставят.
— Пикет вёл бой, господин поручик, — глухо проговорил Тимофей. — Никто из него не струсил.
— Ну-ну, а народу вон сколько побило! — Тот махнул рукой в сторону лежавших окровавленных трупов.
Оправившиеся обозные в это время выкладывали в ряд своих погибших. Горцев обшаривали и скидывали в одну кучу. Один из нестроевых с унтерскими галунами что-то докладывал пожилому мужчине с накинутой поверх мундира солдатской шинелью. Голова его была обмотана окровавленной тряпкой, из-под полы шинели виднелись приличные ножны от сабли.
— Младший-унтер офицер Гончаров, Нарвский драгунский полк, — признав в нём старшего, представился Тимофей.
— Поручик Гнатков, старший квартирмейстер Саратовского мушкетёрского, — глухо проговорил тот.
— Ваше благородие, потери большие? Сильно обоз потрепали?
— Могло быть и хуже, — проворчал тот. — Семь убитых и четверо раненых. Восемь фузей спёрли, сволочи. Молодцы вы, драгуны, горсткой малой дрались против толпы. Если бы отступили, кончали бы наш обоз, казаки-то далеко совсем шли. Доложусь о вас начальству. Ерофей, татар сосчитай тоже, — приказал он унтеру. — Всех наших в повозки, и раненых, и покойных. Долго стоять тут никак нельзя. Загрузились — и дальше пошли.
— Тут ещё трое в промоине! — Блохин помахал рукой. — И четыре наших ружья при них.
— Ну вот, выходит, что всего четыре фузеи утащили, — проговорил поручик. — Всё меньше утрата из казённого.
Трижды ещё выставлялись драгуны в Дарьяльском ущелье. Больше нападений на проходившие колонны не было, а семнадцатого мая с казачьей сотней и десятком драгун приехал капитан Кравцов.
— Наслышан, наслышан о вас, Пётр Сергеевич, — улыбнулся он докладывавшему Копорскому. — Молодцы, хорошо отбили недавний наскок. Старший обоза похвалил вас перед полковым командиром, ну а я здесь, собственно, с известием. Собирайтесь, завтра же вам и эскадрону Цветциха приказано выйти в обратный путь. Охрану ущелья с этой недели передают казакам. Думаю, им не придётся сильно утруждаться, основные колонны мы помогли провести, дальше уж они сами. Семён, а ты бери охранение и скачи в Балту, передашь приказ подполковника Ивану Фридриховичу. Пусть снимается и к ночи будет уже здесь, утром вместе одним отрядом пойдём. Ну что, есть чем угостить своего командира? — Он повернулся к Копорскому. — Я тут кое-что привёз с собой.
— Угостим, Павел Семёнович, как же без этого, — широко улыбаясь, уверил штабс-капитан. — Местные тут такое мясо отменное на шпажках с пряностями готовят. М-м-м, пальчики оближешь! Тимофей, подойди сюда! — Он поманил рукой Гончарова. — Да ладно ты, обожди! — прервал его доклад. — У тебя ведь отделенный, Кошелев Федот, сообразительный дядька во взводе? Пришли-ка ты его ко мне с парой шустрых драгун. Он тут уже со всеми местными, как я знаю, перезнакомился. Вот и попрошу его помочь с ужином. Так, и отделение в охрану вестового господина капитана ещё выдели, его десяток после перехода в ущелье утомился, своих вместе с Семёном отправишь. Вроде не шалят пока тут, но так при охране оно спокойнее будет.
«Вот ведь везде мой взвод как затычка, — козырнув и разворачиваясь, подумал Тимофей, бросая косой взгляд на стоявшего с кислым лицом Зимина. — А поручику-то Кравцов и слова доброго даже не сказал, стоит рядом как не свой. Да и Бог с ними, с господами офицерами, пусть сами в своих отношениях разбираются».
— Кошелев! Федот Васильевич! — крикнул он, оглядывая ряды палаток.
— Здесь я! — донёсся отзыв из одной.
— Демьян Ерофеевич! Плужин! Ко мне подойдите, господа унтер-офицеры, дело к вам есть!
К ночи в Ларс подошёл первый эскадрон капитана Цветциха, их благородия изволили собраться в шатре у Копорского, и всю ночь там было шумно.
— Окончание конвойной службы справляют, — пояснил сидевшим у костра драгунам Кошелев. — Сам, пока первое мясо на угли ставил, тост такой слышал. Потом-то уж Сёмка, командирский вестовой, когда из Балты вернулся, хозяйничал.
— Чего ещё, Васильевич, интересного говорили? — полюбопытствовал Блохин. — Али, как обычно у нас, о бабах да о еде?
— Ну, об этом, конечно, тоже. Как же это о них не поговорить, особенно под хмельное? Тем более их благородия мужчины совсем даже не старые. Только у них не бабы, Лёнька, а мамзели. Мамзель, мамзель, чегой-то ещё по иноземному и такие «ха-ха-ха». А вообще о серьёзном тоже толковали. Дескать, на южных рубежах опять неспокойно. Персы всё никак не уймутся, посольских с уверениями о мире засылают, а сами вновь большие силы у Аракса собирают и с турками снюхиваются, чтобы сообща супротив нас выступить. Вот главнокомандующий и думает упредить их да на юг все войска двинуть.
— Опять, что ли, на Эривань эту погонят?! — воскликнул недовольно Чанов. — Сколько уже крови она взяла нашей, окаянная!
— Нет, про Эривань разговора никакого не было, — покачав головой, произнёс Васильевич. — Только про Аракс и Карабах слышал.