Темнело. Обходя и оглядывая подступы к дорожному повороту, Тимофей определял место для стрелковых позиций. Лучше всего было расставить людей на самом завале, на его более высокой части. Отсюда удобнее всего простреливались подступы со стороны старинной дороги, да и коннице персов в этом месте никак не удалось бы прорваться на тракт наскоком.
— Взвод, слушай мою команду! — крикнул Тимофей. — В три шеренги становись!
Две минуты — и перед ним замер строй. Причём слева к нему пристроился и десяток Тиграна.
— Братцы, — оглядывая шеренги, произнёс Тимофей. — Этот завал за моей спиной считайте нашим личным фортом. Неприятеля за него нам пускать никак нельзя, иначе все труды и жертвы наши и вся кровь наших товарищей будут напрасны. Иначе погибнут от нашествия персов тысячи местных жителей, тех, кто доверился нам, а ещё и погибнут с ними те малые сотни и роты русской армии, что сейчас охраняют мирные провинции за нашей спиной. Если устоим мы до утра, ну и ещё хотя бы немного, — с улыбкой проговорил прапорщик. — Если мы удержим наш, этот вот драгунский, форт, значит, честь нам и слава. Значит, всё не зря. А там уж и полк со всеми войсками на подмогу подойдёт.
— Уде-ержим, вашбродь, чего не удержать-то?! — пробасил стоявший в первой шеренге Кузнецов. — Правда ведь, братцы?
— Уде-ержи-им! — грянуло три десятка глоток.
— Уде-е-ержай, — протянул Тигран, и в ответ ему раздался дружный хохот.
— Так, ты вот здесь устраивайся, Лёнька, а я тут буду. — Кошелев показал удобное место. — Отсюда обзор лучше для наших штуцеров.
— Да какой там обзор ночью?! — удивился Блохин. — В темноте-то.
— Ну не скажи, луна вон восходит. — Кошелев кивнул на небо. — А луна для ночного стрелка всегда первый помощник.
Так же как они, распределялись по насыпи и все драгуны с армянским десятком.
— Сколько факелов наготовили? — спросил Плужина Тимофей.
— Две дюжины, ваше благородие, — осторожно проливая остатки масла на льняной лоскут, доложил унтер. — Более никак не получится, ни дерева тут хорошего не найти, ни зелья горючего не намешать. Баклажка масла была конопляного, топлёного сала с кулак да у Кошелева фляга с крепким хмельным. Вот всё, что было, в дело и пошло.
— Ну хоть столько, — вздохнув, проговорил Тимофей. — Мало, конечно. Пороха сколько собрали россыпью?
— Его-то около пуда точно нашли, — ответил Ерофеевич. — Вот он рядом на парусину высыпан. Из патронов не нужно ещё высыпать?
— Нет. Патроны для стрельбы будут нужны. Так, подставляйте вёдра, — обратился он к двум стоявшим рядом драгунам. — Давай, Стёпа, насыпай, только осторожно.
Ярыгин, сопя от усердия, горстями всыпал порох в два кожаных водопойных ведра и потом завязал у каждого горловину.
— Думаете, сработает, вашбродь?
— Надеюсь, — последовал ответ командира. — А теперь пошли потихоньку за насыпь. Я там уже приглядел удачное место.
Через несколько минут за полсотни шагов от позиций драгун раздался его голос:
— Лёнька, Васильевич, видите нас?
— Слабо, словно бы тени! — крикнул в ответ Блохин.
— А вёдра у ног?
— Не-а, не вижу, — откликнулся Блохин.
— И я не вижу, — донёсся голос Кошелева. — Сливается всё с вами, вашбродь.
— Ла-адно, — проговорил Гончаров и переставил вёдра. — А как теперь?
— Во-о, а вот теперь вроде заметно, что-то такое темнеет от вас сбоку, Тимофей Иванович! — прокричал Кошелев. — Да-да, видать, не шибко, конечно, хорошо, расплывчато и мелко, но всё же видать.
— Видно, видно, — подтвердил и Блохин. — Слабенько, но видно.
— Ладно, когда факелами штуцерникам подсветят, ещё лучше они смогут разглядеть, — накладывая сверху на вёдра камни, произнёс Тимофей.
— А камни для чего? — полюбопытствовал Ярыгин.
— Чтобы разлёт осколков был гуще, — ответил прапорщик.
— А-а, вот почему вы и в вёдра сыпануть их заставили, — понял драгун. — Так я бы тогда побольше бы наложил?
— Нет, достаточно. — Тимофей обложил с боков и сзади два стоявших рядом ведра и, отойдя, оглядел. — Хорошо стоят, надёжно. Не должны свалиться.
— Так подпёрли ведь — не упадут, — сказал Ярыгин. — А сейчас чего?
— А сейчас ждать, Стёпа, — ответил командир. — Ждать и надеяться, что до утра не полезут, а уж там и наши, глядишь, подтянутся. Дай-то Бог, чтобы эти приготовления впустую были и насмерть нам драться тут не пришлось.
С гор веяло холодом, и ночные часы тянулись медленно. Завернувшись в бурку, Гончаров привалился к камню и, проверив, надёжно ли прикрыт вощёной тряпицей ударник, задремал. Так же как и он, отдыхала большая часть отряда, только лишь очередники караульные не сводили глаз с подступов к осыпи.
— Васильич, Васильич! — Блохин тихонько толкнул дядьку.
— Чего, чего такое?! — встрепенулся тот, пытаясь вскочить.
— Да тихо ты! — Лёнька оттянул его вниз. — Стук идёт по дороге, как будто копыта цокают. Послушай.
Кошелев приложил ладони к уху и замер.
— Точно, копыта стучат, — наконец проговорил он шёпотом. — Командира разбудил?
— Да я тебе только. Вдруг, думаю, почудилось.
— Буди скорей, — буркнул Кошелев. — А я Илюшку толкну, пущай он своё отделение сам дальше поднимает.
Вскоре весь отряд изготовился к бою. Цокот множества копыт в ночи слышался всё громче, а вот в лунном свете вдали стали видны какие-то тени.
— Похоже, опять дозор, — прошептал Тимофей, всматриваясь в темноту. — Не основное войско, осторожничают уж больно.
Действительно, не доехав до начала осыпи с полсотни шагов, конный отряд остановился и несколько минут стоял молча, как видно прислушиваясь и оглядываясь, потом послышалась приглушённая команда на чужом языке, и вперёд выбежало с десяток фигур.
— Бьём конных, — напомнил сидевшим рядом стрелкам Гончаров. — Передать по цепи — огонь по дальней цели. Эти никуда не денутся, мы их потом тоже приберём.
Щёлкнули взводимые курки, и Тимофей навёл ствол на стоявший в отдалении конный отряд. В темноте мушка сливалась с целиком, поэтому стрелять приходилось больше наугад.
— Внимание! Огонь!
Ослепительные огненные вспышки озарили подступы к осыпи, громыхнул раскатистый залп трёх с половиной десятков стволов, а из темноты донеслись крики и ржание.
— Заряжай, не медлим! — рявкнул прапорщик. — Не можешь увидеть — бей на звук! — Пальцы на ощупь делали привычное дело, сердце едва ли ударило двадцать раз, и вот мушкет опять готов к бою. «Бам! Бам! Бам!» — гремели выстрелы. В огненных отсветах он разглядел отбегавшую от россыпи тень и послал в неё пулю. Ещё одна перезарядка, выстрел — и Тимофей дал команду осмотреться. — Никто не заметил — в ответ стреляли? — крикнул он, выйдя из-за валуна.
— Никак нет, ваше благородие, — послышалось от цепи. — Ни одного выстрела с той стороны не заметили.
— Попали, нет ли в кого? — спросил сидевший неподалёку Хрисанов. — А то пуляли, пуляли в темноту.
— Конечно, попали, слушай сам, Яшка, — доколачивая тугую пулю в ствол штуцера, уверенно заявил Блохин.
И действительно, с той стороны, откуда появились непрошеные гости, донеслись крики и стоны.
— Так проверить бы? — возбуждённо проговорил молодой драгун. — В прошлый раз вон сколько интересного нашли. Мне бы тоже кинжал не помешал.
— Сиди, щеня, — осадил его Кошелев. — Полезешь, а тебе в темноте этим вот кинжалом по горлу. Жди команду, без команды служивому ничего не положено делать. Глядишь, и проживёшь подольше. А пока, коли такой шустрый, в караульных от отделения побудешь.
Время шло, а желающих проверить оборону русских всё не было. Стоны и крики стали как будто глуше. Горячка боя начала спадать, и Тимофей опять стал впадать в дрёму.
— Идут! Идут! — встрепенулся он от голосов караульных. Луна сегодня была на стороне драгун. За две сотни шагов удалось разглядеть перемещавшуюся по дороге чёрную массу.
— А вот это уже не просто дозор, — процедил, всматриваясь в даль, Тимофей. — Выбивать нас идут, братцы. К бою готовьсь! — крикнул он, взводя курок. — Расстояние до цели две сотни шагов, первый выстрел залпом, потом бьём по собственному прицелу и сноровке! Це-елься! Огонь!
Оглушительно громыхнуло, и он начал перезарядку. В этот раз до завала неприятель не добежал, осыпал его пулями и в спешке отступил. Уже издали грохнули последние выстрелы, и всё стихло.
— Осмотреться, перезарядиться, командирам отделений проверить своих людей! — крикнул Гончаров.
— Первое отделение — все целы! — донёсся доклад от Кошелева.
— Второе отделение, Никитину каменной крошкой щёку посекло, кровенит, но стрелять не мешает! — доложился Кузнецов.
— В третьем все целы! — долетело от Плужина.
— Гляди-ка, хорошо мы им наподдали, — порадовался Блохин. — Может, не сунутся более?
— Ну да, в темноте да в укрытии сидим, с нами только и сближаться для рукопашной, — озабоченно проговорил Тимофей. — А так они у нас на открытом месте как на ладони. Ещё хорошо то, что не знают они, сколько нас. Днём бы разглядели и всей массой задавили. Сунутся, Лёня, обязательно сунутся, им этот проход как воздух нужен, они сюда чуть ли не целую неделю по высоченным горам шли. Представь, сколько натерпелись.
Следующую атаку персы начали уже под утро. Теперь они вели себя по-другому. Издали, на предельной дальности начали палить из ружей, сами при этом к завалу не приближались. Пули гудели и били по камням, впрочем не причиняя спрятавшимся за ними людям вреда. В ответ изредка постреливали только лишь русские штуцерники, всем остальным господином прапорщиком было приказано не высовываться.
— Хитрят, мудрят персы, — проговорил Тимофей, выглянув из-за своего валуна. — Чую, задумали чего-то.
И правда, стрельба с той стороны резко прекратилась, и издали послышался топот копыт.
— Они чего, на конях, что ли, решили сюда заскакивать? — Блохин замер с поднятым зарядным молоточком. — Это что за дурь?!
— Заряжайся, Лёнька, и не спеши пока стрелять! — пристраивая удобнее мушкет, проговорил Тимофей. — Вот и пришёл твой с Васильичем звёздный час, готовьтесь. Взвод, по коннице залпом огонь!
Громыхнуло, и стрелки начали спешную перезарядку.
— Первое отделение, свои факелы кидай! — крикнул Гончаров, проталкивая пулю в ствол. — Стреляй точнее, ребята, сейчас они наверх полезут!
Действительно, спешиваясь у лежащих в начале осыпи камней, персидские всадники бросились вперёд. Но одно дело было лихо скакать на коне, другое — перебегать по тёмному завалу. Навстречу им в сполохах от выстрела летел свинец, и они падали, падали на эти камни, окрашивая их в красный цвет. Не выдержав, повернул назад один, за ним второй всадник, Тимофей уже торжествовал было победу, как вдруг из-за дороги вынырнула плотная масса воинов.
— Хитрые, сволочи! — прорычал Тимофей, срывая зубами бумагу патрона. — Двумя волнами накатили!
Затравку в замок, закрыть крышку, заряд в дуло ствола. Шомпол резко протолкнул пулю, и, отжав курок, он с лёта выстрелил в ближайшего врага.
— Штыки надеть! — рявкнул Гончаров что было сил. — Из пистолей бей! Блохин, Кошелев, стреляйте! — И схватил лежавшую на камнях первую пару пистолей. «Бам! Бам!» — он разрядил их в напиравшую густую толпу.
«Их уже не остановить! — мелькнула в голове отчаянная мысль. — Вот и всё, Дима-Тима, хана тебе! Что для этой толпы три-четыре десятка противников?»
— Бам! Бам! — ударило два штуцерных выстрела, и в огненном сполохе громыхнул оглушительный взрыв. Свистнули камни, калеча людей, и Тимофей словно бы своей кожей почувствовал испуг и неуверенность врага.
— Драгуны, в штыки! — крикнул он, выскакивая из-за валуна. — Коли их, братцы! Ура! — И кинулся вперёд.
— Ура-а! На штык! Ура-а-а! — Три десятка драгун ринулись вниз на оторопевших персов. — Ура-а! — Неслись с ними и восемь ополченцев.
— Бам! — Тимофей выстрелил в ближайшего врага из пистоля и, скинув его на камни, перехватил удобнее мушкет. — На! — Резкий рывок — и штык пробил грудь перса. Вынырнувший сбоку Тигран полоснул его соседа саблей и прокричал что-то на своём. Отбиваясь от нападавших, персы начали пятиться, здесь на узком, заваленном камнями пространстве их численное преимущество начало играть против них, не давая как следует развернуться и ударить.
Удар штыком, рывок мушкета на себя, разворот, удар прикладом, цевьё резко вперёд — и гранёный клинок с хрустом пробил очередное тело. Предсмертный хрип, вой, звон сабель, одиночные пистольные и ружейные выстрелы, крики «Ура!», «Алла-а!» — всё слилось в единый страшный хор войны. Развернувшись, вопя, персы бросились в панике прочь от этой осыпи и от грозных людей, которые, словно страшные дэвы[19], убивали их с яростью в ночи.
— Стоять! Стой! — крикнул Гончаров, останавливая преследование. — Назад, на завал! Всем назад!
Переводя дыхание и озираясь, драгуны с армянами потянулись по камням обратно на позиции. По пути собирали брошенное оружие, своих раненых и убитых. После переклички выяснилось, что этот бой стоил отряду дорого. Погибло четверо драгун, пятеро было ранено. Пало двое из десятка Тиграна, трое его ополченцев получили ранения.
— Следующую атаку нам уже не пережить, — перевязывая руку Балабанову, утверждал Тимофей. — Вроде бы крепко затянул. — Он проверил узел. — Пролей ещё немного сверху, Васильевич.
— Последние капли остались, Тимофей Иванович, — произнёс, тряся флягой, Кошелев. — Всё ведь почти на факельную смесь ушло.
— Хотя бы чуть-чуть, — попросил Гончаров. — Тогда Елистратке на сутки этой перевязи хватит. Ладно, дальше сами раненых обихаживайте, пойду я на позиции.
— Иди-иди, Иванович, — произнёс Кошелев. — Мы тут дальше сами.
— Ну что, Демьян Ерофеевич, спокойно? — спросил он у привалившегося к валуну унтер-офицера.
— Да вроде спокойно, ваше благородие. Калечные только ихние шибко кричат, но так ведь завсегда после всех штурмов бывает.
— Это да-а, бывает, — со вздохом согласился Тимофей. — Факелов не жалейте, Ерофеич, кидайте их к подножию чаще, пусть со стороны видят, что мы настороже. Так-то до рассвета совсем немного осталось.
Солнце ещё не поднялось над вершинами гор, а сумрак уже рассеивался, вот и его оранжевый диск выплыл с той стороны, куда уходила главная дорога. На дальнем конце той, что караулили драгуны, стало видно какое-то шевеление.
— Персы мелькают, вашбродь, — сообщил Плужин. — Близко не подходят, издали перебегают.
— Разведка, скорее всего, — предположил Тимофей. — Оглядываются, смотрят, где обойти можно, а ведь никак не обойдёшь, только лишь опять всем скопом напропалую лезть.
— И ведь полезут? — спросил ветеран.
— Да конечно полезут, Ерофеевич, — не сомневался прапорщик. — Аббас-Мирза прикажет, ещё как полезут, иначе сам знаешь: секир башка. Вот подойдут главные его силы, сам он выспится, осмотрится и даст приказ.
— Ну пусть лезут, встретим, — проговорил Плужин, укладывая на камни два трофейных ружья. — Повоюем, ваше благородие, напоследок?
— Повоюем, Ерофеич, — улыбнувшись, пообещал Тимофей. — Только ты уж не спеши себя раньше времени хоронить.
— Я в плен не дамся, — проворчал ветеран, отжимая курки у двух пистолей. — Я уж лучше с оружием в руках.
— Ваше благородие, Тимофей Иванович! — донёсся голос Кошелева. — С нашей дороги отряд показался.
— Не видно кто, Васильевич? — Тимофей привстал с камня.
— Далеко! — откликнулся тот.
— Наши? — предположил Гончаров. — А вдруг это персы обошли? Всех раненых сюда, к завалу, несите! — принял он решение. — Если что, будем круговую оборону держать!
Прошло несколько минут, и из-за поворота в сторону завала выскочили два всадника.
— Да это же Ванька Чанов с Сазоновым, — крикнул, опуская ствол штуцера, Блохин. — Ванька, Ванька, сюда!
— Эге-ей! — Тот помахал рукой, подскакивая. — Ваше благородие, с подмогой я! — крикнул он, спешиваясь. — Там за мной весь наш эскадрон скачет и казаки, и армянская сотня, а скоро и весь авангард сюда подойдёт. Я бы и ночью прискакал, да их высокоблагородие не разрешил, велел пленного караулить, пока их превосходительство его не допросит.
Мимо завала далее по главному тракту в сторону Шамхорской долины тянулись колонны с пехотой, артиллерией и обозами, вся конница прошла уже часа три назад. На занимавших оборону егерей и драгун посматривали и двигались дальше. Дольше всех приковывал к себе взгляды рукотворный курган из камней с крестом наверху.
Вот показалась и свита главнокомандующего.
— Гончаров! — Отъехавший от неё подполковник Подлуцкий махнул рукой. — Строй своих людей!
— Взвод, в две шеренги становись! — крикнул Тимофей, показав рукой слева от себя. — Тигран, своих четверых тоже сбоку ставь! Поправились, стряхнули пыль! Взвод, равня-яйсь, смирно! — рявкнул он, увидев подходившего генерала. — Ваше высокопревосходительство, взвод второго эскадрона Нарвского полка по вашему приказанию построен. Докладывает прапорщик Гончаров!
— Здравствуйте, драгуны! — Остановившийся в трёх шагах генерал строго оглядел строй.
— Здравжелаемвашвысокпревосходительство! — прокричали драгуны.
— А эти почему тут? Я сказал только драгун строить! — Тормасов кивнул на замерших в конце грязных ополченцев.
— Я приказал, ваше высокопревосходительство! — выкрикнул Тимофей, глядя на султан перьев генеральской шляпы. — Из союзной конной сотни Сарксяна только этот десяток не бросил, с нами остался. Командир его Тигран первым в их строю стоит. Половину убитыми и ранеными они потеряли.
— Ну пусть стоят тогда, — глухо произнёс главнокомандующий, и султан перьев дёрнулся. — Сотника Сарксяна с командиров снять, перевести в ополченцы. Этого самого Тиграна в сотники.
— Слушаюсь. — Стоявший подле генерала офицер с полностью золотым горжетом[20] преклонил голову.
— Молодцы, драгуны! — Тормасов оглядел стоявших перед ними. — Не подвели, удержали позицию. Благодарю вас за службу!
— Рады стараться, вашвысокпревосходительство! — рявкнул строй.
— Сто рублей им, Владимир Сергеевич, выдашь. — Генерал кивнул на шеренги. — А прапорщику запись с благодарностью в послужной список. Для следующего чина пригодится. Поехали. — И, развернувшись, пошёл к коням.
— Взвод, вольно! — крикнул Гончаров, выдыхая.