На задворках империи

Глава 6. В дозор

— Кто тут в дозор?! — донёсся окрик с дороги. — Есть старший?

— Я старший! — отозвался, затягивая подпругу на Янтаре, Тимофей. — Сам кто таков будешь?

— Подхорунжий Глазин Данила, — откликнулся, спешиваясь рядом, казак. — Из сотни Харина. — И протянул руку прапорщику. — Знаю я вас, Гончаровым Тимофеем вроде ведь кличут?

— Ну да, всё верно. — Тот пожал крепкую, жёсткую ладонь. — Сейчас, подхорунжий, ещё немного — и выезжаем.

— Добро, ждём, — пробасил тот. — Хорошо эдак будет до рассвета выйти. Часа три точно тогда мы прохлады захватим, а уж потом такое пекло начнётся.

Казачья полусотня и взвод драгун проехали улицу, и на выезде блеснули огни караульных костров.

— Стой, кто идёт?! — донёсся тревожный крик.

— Свои! — откликнулся головной дозор.

— Пароль говори, коли свои!

— Орёл! — долетел всё тот же голос казачьего урядника из дозора.

— Сорока! — прокричали в ответ. — А чего так рано выехали? Лежали бы, спали себе.

— Тебя не спросили, когда нам выезжать надо! — крикнули в головном. — Рогатки давай убирай!

Слева от тракта перед въездом в село высился насыпно́й вал. Рядом с ним и наверху горело несколько караульных костров, освещая загороженный острыми жердями проезд. Тут же толклось около дюжины пехотинцев с ружьями. На валу тоже мелькали тени, а вот тускло блеснуло жерло пушки.

— Всё там?! — послышался тот же голос. — Небось, все проехали?

— Все, все, закрывай, — отозвался ехавший замыкающим Плужин.

— Спешились! — донеслась команда подхорунжего. — Дальше по двое, осторожно пошли.

Первой по брёвнам моста проследовала казачья полусотня, а вот подошла и очередь драгун переправляться. Под ногами ревел невидимый сверху поток горной реки. «Только бы вбок не отвернуть, точно тогда сверзишься и шею свернёшь! — мелькнула в голове тревожная мысль. — Без перил такое запросто может быть».

Но вот под подошвами сапог уже твёрдая земля. Тимофей перекинул повод на спину Янтарю и запрыгнул в седло.

— Драгуны, все там прошли?! — донёсся голос Глазина.

— Все! — откликнулся Тимофей.

— Тогда двигаем потихоньку!

Около часа медленно ехали в темноте, полагаясь на чутьё лошадей, потом начало постепенно светать, и темп движения прибавили. Утреннюю прохладу сменила жара. Тимофей прибавил хода и сравнялся с подхорунжим.

— Шинели-то, я гляжу, поснимали уже? — усмехнувшись, спросил его Глазин. — Вот тут в горах так, ночью ты от холода зябнешь, а днём от зноя потеешь. Мои все тоже верхние кафтаны скинули. Ничего, скоро сами передохнём и коней напоим. Ещё пара вёрст ходу, а там в небольшой долине село с эдаким мудрёным названием будет. Кешишкенд, кажись, если я правильно называю. Там чистые ключи из скалы прямо выходят и вода зело вкусная.

Действительно, прошли совсем немного, дорога пошла на уклон, и вот в небольшой долине показалась россыпь домишек. Пара десятков казаков поскакали по единственной улочке, все остальные спешились, напились воды сами и напоили коней.

— Спокойно всё, Данила! — подскакал с докладом урядник. — Позавчера, сказывают, только разъезд персов был, но быстро уехал. Пару баранов и несколько гусей с собой увёз. Старший его про русских спрашивал. Местные говорят, что не сказали, что мы тут дозорами проезжаем.

— Врут, небось, — лениво отмахнувшись, произнёс подхорунжий. — Всё рассказали.

— Само собой, врут. — Тот развёл руками. — Для них что мы, что персы всё едино, лишь бы их не трогали.

— Ладно, Кирюха, поите коней, — распорядился Глазин. — Потом дальше поедем. Нам до Алагяза, а там перекусим, передохнём и уже к Апарану двинем. Думаю, должны к ночи добраться.

Алагяз был приличным по местным меркам селом в полсотни домов. Тут даже была своя базарная площадь, но самое главное, здесь было ответвление дороги на Артик, с которого на юг отходила ещё одна дорога к персам. Не зря же туда выставили третий эскадрон капитана Ирецкого. По словам Данилы, в Алагяз разъезды персов или ханцев из Эривани наведывались довольно часто и пару раз у них даже случались перестрелки с казаками. Отряды противников были примерно равные, сшибаться по-серьёзному на приграничье никто не желал, и обходилось пока без пролития крови.

— А вот поберечься нужно, — рассматривая из-под сложенной козырьком ладони село и его окрестности, проговорил подхорунжий. — Вдруг тут пара-тройка сотен конницы за поворотом стоит? Выскочат намётом и обратный путь нам отрежут, вот и будет тогда «разведка». Кирюха! — подозвал он урядника. — Ты со своими проедь пару вёрст по дороге на Артик. Исай, а ты с десятком по селу проскочи на Эриванский тракт да оглядись.

— Добро, — сказал, кивнув, казаки, и два небольших отряда с оглядкой поехали вперёд.

— Пошли, Тимофей, чуть ближе к селу подъедем, — предложил Глазин. — У брода встанем, если погоня за моими случится, прикроем их огоньком, там самое удобное для этого место.

— Мушкеты из бушматов долой! Готовность к стрельбе! — скомандовал взводу Гончаров. — В одну шеренгу разобрались. Ждём разведку! Если что, огнём казаков прикроем!

Драгуны, отщёлкнув курки ружей, всматривались вперёд, туда, где за рекой виднелись дома селения. Там пока что было спокойно. Прошло не менее получаса, как с южной стороны дороги показалось два всадника.

— О-о, это от Исая скачут, — всматриваясь в подъезжавших, проговорил Глазин. — Точно евойный Ермак.

— Старшо́й, в селе и на Эриванском тракте спокойно! — остановив коня у брода, прокричал казак. — Сказывают, вчера дозор персов около обеда в село заезжал, пару часов отдохнул и обратно поехал.

— Пошли! — Подхорунжий махнул рукой. — На базарной площади пока встанем. С неё как раз дорожный поворот на Артик будет. Там и Кирюху подождём.

Проезжая по длинной главной улице села, посматривали по сторонам. Кое-где за каменными заборами отмечали мелькание голов. Местные, привыкшие уже к наездам вооружённых людей, вели себя осторожно, женщин и детей вообще не было видно. К расположившимся на базарной площади русским скоро вышло человек пять старцев.

— Ата, кушать, кушать, ам-ам купить, — жестикулируя, пояснял им Данила. — Деньги, деньги: динар, рубль, куруш, акче. — И потряс мешочком с серебром.

Старики, горестно подвывая и так же живо жестикулируя, пытались до Глазина что-то донести.

— Нет у них ничего, — вслушиваясь в бормотание, перевёл Ермак. — Говорят, что всё уже персы выгребли. Ни за какое серебро не смогут ничего продать, сами голодают.

— Да и пёс с ними, — не расстроился подхорунжий. — Своим, седельным запасом подкрепимся. Вона Кирюха уже со своими к нам едет. — Он протянул руку в сторону показавшихся на дорожном повороте всадников. — Спокойные, значит, ничего не увидали эдакого.

— Нет там свежих следов, Данила Лукьянович, — подъезжая, доложился урядник. — Старые конские, да, разглядели. Но им точно больше суток.

— Ладно, добро, — сказал Глазин. — Смага, десяток свой разбивай на две половины. Одну на Эриванский выезд из села ставь, вторую на Артик, приглядывайте там за дорогами. В седле сидя, переку́сите, чать, уж не впервой такое.

В это время остальные десятки казаков и отделения драгун столпились у каменного колодца на базарной площади. Зачерпнув бадьёй воду, её тут же разливали по опустевшим флягам, а кто-то умудрился уже скинуть мундир с рубахой и, покрикивая, обливался холодной водой.

Тимофей достал из седельной сумы пласт вяленого мяса и несколько сухарей. Один из плотных тёмных кирпичиков сунул Янтарю. Конь мотнул головой и захрустел.

— Хорошо живёте, драгуны, — хмыкнул Глазин. — И у кого только бастурму прикупили? В Амамлах её уже нынче не найти, раньше тоже бывалочи выторговывали у местных, пока мушкетёрских рот не нагнали.

— Сам не знаю, Данила, ребята у меня ушлые, находят где-то, а я и не лезу, — усмехнувшись, объяснил Тимофей. — На вот, держи. — И достал из сумы ещё один кус.

— Благодарствую, не откажусь. — Тот взял гостинец. — Это ты правильно. Чего же к младшо́му лезть, коли он для всех благое делает? На-ка. — И протянул Гончарову флягу. — У тебя, небось, уже горячая, а мне из колодца только что свежей налили. Ты бы лучше тоже сменил, вода тут хорошая.

Напоив коней и отдохнув, отряд отправился дальше. Впереди был самый трудный, полуденный переход, в конце которого людей и коней ждал ночной отдых.

Тянул заунывную песню впереди казак, цокали по каменной дороге копыта, и, покачиваясь в седле, Тимофей впал в какое-то подобие дрёмы. Вокруг него одни горы, в «прошлой жизни» на одной, не такой, конечно, большой, как Кавказские, он и провалился в «это время». Насколько же эти жизни отличаются друг от друга. Та спокойная, полная комфорта и серой скуки, и эта: динамичная, полная опасности и тревог. В ней нет, конечно, той размеренности и определённости, но вот поменял бы он её сейчас на прежнюю, и так просто и однозначно, как раньше, уже бы не ответил. Мама, отец, братишка, бабушка с дедом, самые близкие ему люди, были бы они с ним сейчас тут, в этом времени, и он однозначно бы сказал — нет, эту жизнь бы он на другую ни за что не поменял.

— Вон ту дальнюю гору видишь? — перебил ход его мыслей голос Глазина. — Да, вон она, с правой стороны и вся белая. Арагацом её кличут, самая высокая в этих местах. Вот она как раз и есть лучший указатель для перехода. Когда чуть сбоку, со скулы будет вершина, значит, совсем скоро уже и наше селение. В первый раз, когда мы сюда с проводником ехали, сказал он, что это священная гора для местных. На ней ещё древний святой Григорий молился, а с неба ему неугасимая лампада светила. Пока видишь как, гора эта для нас как бы сейчас впереди и прямо по ходу, вбок она не зашла, значит, нам долго ещё по тракту ехать.

Прошло несколько часов, и действительно белоснежная гора начала смещаться. Тени на дороге стали длиннее, и даже начал постепенно спадать жар. Ехавший рядом с Тимофеем подхорунжий хмурился и нет-нет да и подсылал к себе приписных или урядников, меняя головные дозоры или заставляя проверить какое-нибудь боковое ущелье.

— Данила Лукьянович, ты чего такой, тревожит что-то? — полюбопытствовал Тимофей. — Чем ближе отдых, тем ты хмурее.

— Не заметил, за весь день ни один путник нам не встретился? — проговорил тот озабоченно. — Обычно в разъезде не обоз, так просто какой-нибудь местный попадётся, а это ни одного встречного. Не нравится мне это. Ладно, до Апарана недолго уже. Нужно будет там получше селян поспрашивать, может, чего-нибудь они эдакое слышали.

Дважды перешли небольшую изгибистую речку Казах, и уже затемно отряд приблизился к большому селению.

— Кажись, тихо, — всматриваясь в еле видимые очертания домов, проговорил Глазин. — Шума никакого нет, собачки только побрёхивают.

— Местные воду с реки выносили в бурдюках, — доложился урядник головного дозора. — Тихонько так, неспешно, совсем по-мирному шли, никого не боясь. Видать, для скотины воду к сарайке несли.

— Ну ладно, коли так, тогда поехали, — принял решение урядник. — Тут три улицы всего, правда, длинные. Одна, главная, вдоль дороги тянется, вторая внизу у самой реки, и третья к реке, их пересекая, спускается. Давай-ка, Тимофей, как ранее договаривались, мы весь день дозорим, а вы ночь караулите.

— Ох и хитёр же ты, Данила Лукьянович.

— Да чего хитёр-то! — фыркнул тот. — Вы же дорогу не знаете, кому же, как не нам, днём дозорить?

— Ладно, ладно. Десяток хоть бы оставил при конях. Пусть хоть всю ночь дремлют около моих.

— Это можно, — согласился подхорунжий. — Поужинаем, и сразу пришлю. Ты тогда на южном и северном выезде пикеты выставляй, а я сразу после ужина по пятёрке своих к каждому пришлю. Ладно, я полусотню вниз к реке повёл, там, на нижней улице, мы и расквартируемся.

— Хорошо, — Тимофей оглянулся и махнул рукой Кошелеву. — Федот Васильевич, выставляй тут на северном выезде пятёрку Блохина, Чанова я сам на южном выставлю. Отделение Плужина во второй трети ночи дежурит, Кузнецова в последней, — отдал он распоряжение. — Унтер-офицерам расквартировывать личный состав и позаботиться об ужине! Поехали, Ваня. — Он кивнул Чанову, и шесть драгун тронулись по дороге к Эриванскому, южному, выезду. Ночь уже полностью вступила в свои права, окутав землю темнотой, зарождавшаяся луна еле подсвечивала, и по краям дороги были видны только лишь размытые пятна домов. Уставшие в дороге драгуны ехали молча, думая каждый о своём. Впереди послышался какой-то гомон, и повеяло мясным духом.

— Местные, что ли, празднуют? — пробормотал Чанов. — Жареным мясом пахнуло.

— Эй, Милад! — окликнул кто-то подъезжавших, и с обочины на дорогу из темноты вынырнул человек. Он продолжал что-то говорить на чужом языке, а со стороны домов слышался хохот и шум голосов.

В руках ружьё с длинным стволом, на пояс прицеплена кривая сабля, сам в кафтане, на голове войлочная шапка (кулах) — глаза выхватывали из темноты детали одежды и вооружения подошедшего.

— Вашбродь, это же перс! — воскликнул Чанов, выхватывая из ножен саблю.

— Да брось ты, отку-уда? — протянул Тимофей и тем не менее отщёлкнул курок мушкета. — Может, это местный в охранении?

Застывший при звуках чужой речи человек вдруг резко развернулся и с истошным воплем «Урус!» бросился в сторону. «Бам!» — хлопнул выстрел, и он повалился на дорогу.

— Тревога! Взвод к бою! — рявкнул Гончаров и, засунув разряженный мушкет в бушмат, выхватил саблю. — Но-о! Пошёл! — Он дал шенкелей Янтарю. Адреналин вспенил кровь, и от прежней расслабленности не осталось и следа. «Сколько персов?! Где они? А вдруг их тут тьма?! — мелькнуло в голове. — Отходить к отряду?!» Но конь уже выносил его вправо, к забору, на звук заполошных криков.

— А-а-а! — Из темноты вынырнула фигура бегущего. Резкий взмах рукой — и сабля рубанула его по голове. «Бум, бум!» — сверкнуло пламя, и громыхнуло два выстрела.

— Ура! — рявкнул Тимофей и, выхватив из ольстреди пистоль, разрядил его в сторону стрелявших.

— Ура-а! — подхватили клич за спиной драгуны.

— Иванович, в сторону, конные прут! — крикнул Ярыгин и выстрелил из мушкета по тёмному силуэту.

С воплями из распахнувшихся ворот выскочило с десяток всадников, и, не приняв боя, они ринулись по улице к южному выезду из села. С другой стороны так же выскакивали верховые и неслись прочь по дороге.

— Не лезем за ними! Огонь из сёдел! — крикнул Тимофей и один за другим разрядил в убегавших все свои пистоли.

— Свои, свои, стой! — прокричал сзади Ярыгин. — Нас не стопчите, не порубите!

К пятёрке Чанова выскочили по улице человек двадцать драгун, а за ними неслась и вся казачья полусотня.

— Тимофей, что тут у вас?! — рявкнул, осаживая рядом коня, Глазин. — В кого пуляли?

— Персы, — перезаряжая мушкет, ответил тот коротко. — В этом и в этом домах были, а на улице, похоже, их караульный стоял.

— Да как же персы-то? — почесав затылок, спросил недоумённо подхорунжий. — Спокойно же всё было.

— Не знаю, тебе виднее, Данила, твои же днём дозо́рят, видать, хорошо всё проверили, — подколол казака Тимофей и, привстав на стременах, оглядел драгун. — Взвод, спешились, оружие держим наготове! Отделение Кошелева проверяет правую сторону улицы, отделение Плужина — левую. Илья, делишь своих пополам и придаёшь людей им. Сам на левую сторону, а я на правую. Пошли, братцы! — Он махнул рукой. — Оглядываем двор и здания с осторожностью, там могут быть спрятавшиеся с оружием.

— Мы пока по дороге проскачем, — принял решение подхорунжий. — Вдруг эти недалеко отъехали. Исай! — крикнул он уряднику. — Ты со своими в помощь драгунам, все остальные за мной!

— Ваше благородие, чего нам, куда? С вами? — стал спрашивать подбежавший командир оставшихся казаков.

— Нет, тут, в сёдлах, лучше будьте, — произнёс Тимофей. — Если что, поддержите нас, а так за дорогой внимательно смотрите. Вперёд, братцы! — И вслед за Чановым скользнул в открытые ворота. — Ваня, вы двор с сараями оглядите! Лёнька, мы в дом.

Во дворе на кострище тлели угли, валялись какие-то тряпки и посудины. Тут же, неподалёку, стояли три привязанных коня. Выбив ногой дверь, Тимофей нырнул в густую темень.

— Есть кто внутри?! Отзовись, иначе стреляю!

Молчание.

Сбоку застучало огниво, посыпались искры, и Блохин раздул трут.

— Держи паклю. — Он сунул ярко горящую тряпицу командиру. — Наскипидаренная, хорошо светит.

Вслед за прапорщиком внутрь зашла вся пятёрка Блохина. Осмотрев дом, никого в нём не нашли, а меж тем во дворе слышался гомон голосов.

— Чего тут у вас?! — крикнул, выскочив на шум, Тимофей.

— Да вот, Иванович, в сарае хозяева были закрыты. — Чанов показал рукой на кучку испуганных людей. — Бабы с детьми и пара мужиков побитых. Да это-то ещё ладно, в сеннике вон кого мы нашли. Яшка, давай найдёныша сюда!

Под ноги к Тимофею толкнули человека, и тот, упав на колени, начал, подвывая, кланяться.

— Кто таков?! — спросил Тимофей, отодвигаясь.

— Ничего по-нашему не смыслит, спрашивали уже, — ответил за него Чанов. — Я уж и по-татарски ему, знаю ведь маненько, бормочет что-то, не пойму только я его. А это при нём было. — И подал саблю со старинным грязным пистолем.

— Выходит, перс из отряда, коли при оружии, — сделал вывод Гончаров. — Вяжите его, ребята. Что тут ещё во дворе нашли?

— Трёх коней, сёдла и сбрую, — перечислял Чанов. — Два древних ружья ещё длинноствольных и один карабин-коротыш новенький, похоже хранцузский. А, ну ещё два котла с варёным мясом и в мешках тряпьё всякое, ну и еда. Дальше пробежались по дворам, ничего более интересного не было, похоже, с нашей стороны улицы только здесь персы стояли.

— Ладно, сейчас посмотрим, что на той стороне, — проговорил Тимофей. — Ещё немного — и Глазин должен со своими вернуться, вряд ли он по тёмной дороге решится далеко отъехать.

Вскоре действительно с Эриванского тракта подъехали казаки.

— Одного пешего только нагнали. — Глазин показал на перекинутого через спину коня связанного пленника. — Вслед за своими, похоже, бежал. А тех-то уже и след простыл.

— И у нас один есть, — сказал, кивнув на сидевшего на земле «найдёныша», Тимофей. — Пять коней ещё захватили, оружия немного, ну и так рухляди всякой с провиантом. Ужин у них доваривался, на углях котлы с мясом стояли. Будете?

— Будем. А чего бы и нет? Свой-то мы не успели сварить. Да и покупать у местных ничего не придётся. А трофей как делить будем? Пополам?

— Ага, конечно, пополам! — хмыкнул Тимофей. — Вы вот чего со своего пленного взяли?

— Ну, сабелька была, — пожав плечами, дал ответ Данила. — Таксебешная, железка железкой.

— Ну вот, и у вас, выходит, трофей есть, — усмехнувшись, рассудил Гончаров.

— Как бы одним отрядом ведь шли, — проворчал подхорунжий. — Одно, стало быть, дело все делали, а как трофеи делить — так, значит, врозь.

— Если бы твой дозор персов не проморгал, Данила Лукьянович, слова бы тебе про трофеи не сказал, — твёрдо проговорил Тимофей. — А так, извини, сами виноваты, без обид, третью долю получите. Скажешь, несправедливо?

— Справедливо, — вздохнув, примирился тот. — Твоя правда, Тимофей. Ладно, быть по сему. Пойду я распоряжусь, чтобы устраивались, и так вон до полуночи провозились уже. И с меня по пятёрке на каждую вашу караульную. Так правильно, по совести будет.

— Вашблагородие, вставайте, вас старшо́й казачий кличет, — разбудил Тимофея Ярыгин. — На улице он стоит, поднимайте, говорит, своего офицера быстрей.

— Ночь ведь ещё, — проворчал, натягивая сапоги, Гончаров. — Как будто бы и не ложился, и вовсе не спал даже. И чего так рано, утром ведь условились вставать!

— Растолкали? — хмыкнул, увидев его, Глазин. — Ну извиняй, Тимофей, в Амамлах, как придём, отоспишься, ежели, конечно, персы позволят. Слушай меня внимательно, — понизил он голос. — Мы тут пленных настойчиво поспрошали, и ещё местные, которые на персов злые, нам тоже кое-что поведали. В общем, с их слов, получается, что из Эривани в нашу сторону вышла конница Мехмед-Али-хана и пока встала в Аштараке. С него же прямой путь к нам на Амамлы, на Артик и на Гюмри открывается, так что удобное там для изготовки место. А самое главное — это то, что взятый нами на дороге пленный поведал! — Подхорунжий поднял вверх палец. — Так вот, этот самый пленный и говорит, что из Тебриза вышло большое персидское войско под предводительством самого Аббас-Мирзы и сейчас движется в сторону Эривани. Как только оно туда подойдёт, эриванский Хусейн-Кули-хан тоже сразу в набег со своей конницей выйдет. Смекаешь, какие большие силы супротив нас собираются?

— Одна-ако, — покачав головой, удивился Гончаров. — А вдруг врёт ваш пленный или путает?

— Да не-ет, не похоже, что врёт, — нахмурившись, возразил Глазин. — Мы его правильно спрашивали. Которого вы в сеннике нашли, он тоже, конечно, не молчит, что-то бормочет, но вот что — никак не разобрать. У персов ведь в войске много всяких народов собрано, этот на себя показывает и про какой-то там хорасан чешет. В общем, вот что я предлагаю, Тимофей, чтобы убедиться, что наш язык не врёт. Предлагаю ещё немного на юг проехать, а пленных обратно в Амамлы к нашему начальству отправить, пусть и они их там сами хорошо поспрашивают. Ну и трофеи с ними можно заодно увезти. Вдруг погоня случится и нам налегке придётся уходить? Боюсь, тогда всё бросить придётся.

— Всё правильно, разумно, — согласился с Глазиным Тимофей. — Давай так и сделаем, Лукьянович. Кого обратно пошлём?

— Да я хоть тот же десяток Смаги выделю. Думаю, что хватит его одного. На пять захваченных коней и пленных посадим, и весь трофей приторочим, а самим нам на юг нужно поскорее выходить. Если персы рядом, то могут за нами отряд снарядить, эти-то, которых мы ночью напугали, небось, уже доложатся про страшных русских.

Примерно через час из селения на тёмную дорогу вышло два отряда, тот, что поменьше, направился на север в сторону Амамлы, а больший, выслав вперёд головной дозор, пошёл на юг к Эривани.