— На подготовку к завтрашнему параду у нас только лишь вечер и ночь, — пояснял выстроенному взводу Гончаров. — Мало времени, понимаю, братцы, но уж таков приказ, потому как в поход нам скоро уходить. Мундиры простирнули на скорую руку и растянули их на солнце, чтобы они до вечера успели просохнуть, а сами амуничные ремни в это время усиленно вохрим. Потом до темноты оружие и коней будем обихаживать. Ну а ночью вы у свечей мундиры подошьёте и медь натрёте, чтобы она огнём на солнце горела. Сапоги до зеркального блеска утром, после чистки коней уже драить будете, раньше без толку это делать, опять всё грязью заляпаете.
Лёг спать Тимофей уже под утро, только коснулась голова топчана, а уже слышался звук побудки. Били ротные барабаны, выдували утреннюю зарю эскадронные трубы. Над Кавказскими горами всходило жаркое южное солнце.
— Подъё-ём, отделе-ение, — пробасил, потягиваясь, Кошелев. — Много спать — дела не знать. Пошли коней чистить.
Нарвские драгуны шли парадным маршем вслед за егерями из девятого полка. Над колоннами висела пыльная кисея, которая оседала на мундирах, на лицах солдат, на их оружии и амуниции.
— И что толку, что всю ночь готовились, — ворчали кавалеристы, сбивая её. — Июль на носу, жара такая стоит, две недели дождя не было, конечно, всё пылиться будет.
— Эскадрон, равнение в рядах! — рявкнул Кравцов. — Командирам проверить строй!
— Первый взвод, равнение в рядах! Второй взвод, ровно стоим… Четвёртый взвод, смотри линию! — понеслось по колонне.
— Внимание, по-олк, к торжественному маршу! Дистанция между эскадронами пять саженей! Между взводами три! По правофланговому равня-яйсь! — рявкнул Подлуцкий. — Аллюр шагом! Прямо!
Били, задавая ритм марша, пехотные барабаны. Тимофей ехал в седле, чуть покачиваясь. Так, а вот уже голова колонны с реющим полковым знаменем подходит к генеральской свите.
— Вроде бы ровно идём. — И он оглянулся. В рядах спокойные знакомые лица старичков, у молодых чувствуется волнение, для них такой проход впервые. — Ничего привыкнут. — И тронул эфес.
— Полк, смирно! Сабли вон! — донеслось спереди.
Клинок из ножен — и рывком его вверх, держим ровненько пару секунд. Салют генералу.
— На плечо!
А теперь обухом его на правый погон.
— Равнение направо!
Он правофланговый, и именно по нему ровняется весь ряд. У всех головы повёрнуты вправо, кроме него. Ему же глядеть перед собой. Подбородок чуть приподнят, плечи расправлены. Чуть скосив глаз, Тимофей отметил проплывавшую сбоку генеральскую свиту. Ну, вроде бы все прошли хорошо, никто не сбился. Даже у молодых кони шли ровно.
— Полк, во-ольно! Сабли в ножны! — долетела новая команда.
«Всё, остался только генеральский объезд с приветствием войск и речь, — бежали в голове мысли. — А уже завтра с самого утра в поход. Фураж не получен, сухари кулями на взвод только-только вот выдали, их ещё в седельные торбы раскладывать. Ладно, хоть патроны успели накрутить, по сто на брата, и всё равно ведь мало. Как знать, вдруг горячее дело будет? Нужно будет Васильевича к интендантским после парада заслать, пусть он бочонок пороха у них выпросит, в кожаный мешок его пересыплем, лишним уж точно не будет».
— Полк, стой, нале-ево! — перебила мысли новая команда. — Равнение в шеренгах!
— Молодец, Янтарь! Хорошо, ровно шёл. — Тимофей потрепал гриву коню. — Не подвёл хозяина. Ну что, значит, и с меня причитается. — Привстав на стременах, он огляделся. Заканчивали проход мушкетёры Саратовского полка. Вот тронулась уже лёгкая конная батарея. Значит, совсем скоро и генерал поедет по рядам с осмотром. Прошло немного времени, и вдали с левого фланга донеслось рявканье сотен глоток.
— Генерал, генерал, — прошелестело по шеренгам драгун. Неспешным шагом, оглядывая цепким взглядом лица и фигуры кавалеристов, ехал командующий Кавказскими силами империи Тормасов Александр Петрович. Высокий, статный, с благородными чертами лица красавец и щёголь в юности, он сохранял величественную внешность и крайнюю щепетильность в одежде до самой старости.
Подбородок у Гончарова, как и у всех по команде «Смирно», чуть приподнят, глазами, что называется, «ест начальство». Генеральский взгляд пробежал по его лицу и, как показалось Тимофею, чуть-чуть на нём замер, оглядывая. Лицо кинуло в жар, а по спине побежал холодок. Свита проехала мимо, и он выдохнул.
— Здравствуйте, драгуны! — разнёсся громкий голос от выехавшей на середину строя кавалькады.
— Здравжелаювашвысокопревосходительство! — рявкнул, набрав в грудь воздуха, строй.
— Благодарю вас за службу!
— Рады стараться, вашвысокопревосходительство! — проревел полк.
Генерал милостиво кивнул и поехал дальше.
— Во-ольно! — донеслась команда Подлуцкого.
— Ну всё, братцы, уехали, — послышался голос Еланкина. — Вроде остались довольны.
— А чего бы и нет, мы вон нижегородцев и даже егерей перекричали, — отозвался Блохин. — А у егерей, у них глотки лужёные, это с виду они сами мелкие.
— Мелкая блоха и кусает злее, — хохотнув, заметил Ярыгин.
— Разговорчики! — рявкнул Гончаров. — Языки прикусите, в парадном строю стоим.
— А ну тихо, болтуны, вон капитан уже озирается! — поддержал командира взвода Кошелев, а с дальнего края поля в это время летел рёв от подразделений, приветствовавших своего генерала.
Закончив объезд, Тормасов со свитой расположился на поле примерно посредине всех выстроенных войск.
— За отличие и доблесть, проявленные в боях в Эриванском и Нахичеванском ханствах, императорским военным орденом Святого Великомученика и Победоносца Георгия четвёртой степени награждается заместитель командира девятого егерского полка майор Денисов Иван Александрович с присвоением чина подполковника, — зачитывал со свитка штабной полковник, и из строя к свите выходил для награждения очередной вызываемый.
— Императорским орденом Святого равноапостольного князя Владимира третьей степени награждается командир Тифлисского мушкетёрского полка Ураков Алексей Васильевич.
— Императорским орденом Святой Анны третьей степени награждается командир роты семнадцатого егерского полка капитан Синельников Антон Ильич, командир эскадрона Нарвского драгунского полка Ирецкий Олег Фёдорович с присвоением чина капитана…
— О, а вот наконец и нашего наградили, — послышалось за спиной. — Да-а, негусто, не сравнишь с позапрошлогодним Арпачаем, когда после победы над османами ордена и чины щедрой рукой раздавали.
— Приказом по Военной коллегии с утверждением государем императором Александром I первый офицерский чин присваивается, — продолжал вызывать полковник, — Аврамову Юрию Игоревичу, Акимову Семёну Ильичу, Благову Андрею Павловичу, Гончарову Тимофею Ивановичу…
— Иванович, тебя! Тебя вызвали! — Сидевший рядом в седле Кошелев толкнул коленом. — Спешивайся, давай поводья, подержу!
Как ни готовился к этому Тимофей, понимая, что неспроста была вся эта возня в штабе с бумагами, а всё же как обухом по голове. Кинув поводья Федоту, он выскочил из седла и, так же как и десяток уже вызванных, зашагал к генеральской свите.
— Портупей-прапорщик Аврамов! Фанен-юнкер Благов! Младший унтер-офицер Гончаров! Вахмистр Акимов!.. — представлялись новоиспечённые офицеры.
— Поздравляю, служите честно, господин прапорщик, чтобы такой же, только офицерский потом сиял. — Тормасов кивком показал Тимофею на грудь. — Получи офицерский патент, голубчик.
— Благодарю покорно, ваше высокопревосходительство! — отчеканил Гончаров.
— Ступай в строй, — сказал генерал.
— Портупей-прапорщик Ельницкий! — подшагнул к нему, представляясь, молоденький паренёк, а Тимофей в это время летел, словно на крыльях, к своему эскадрону. «Он офицер, о-он офицер! Уму непостижимо!» Левую ногу в стремя — и вот он уже верхом в седле. — Уф-ф, — и выдохнул из груди воздух.
— Иваныч, Иваныч, покажи доку-умент! — суетился за спиной Блохин. — Ну покажи, ну дай гляну!
— Я те гляну, зараза! — обернувшись, погрозил Лёньке кулачищем Кошелев. — Забыл, как к господину офицеру нужно обращаться?!
— Чуть позже, братцы, в расположении будем, всем покажу, — проговорил Гончаров, пряча свиток в лядунку. — Я его ещё и сам пока не глядел.
— Смотри-ка, а много сегодня первый чин получили, — проговорил негромко Кошелев. — Десятка три уж точно к генералу вызывали. Небось, треть, ну ладно четвёртая часть, была из нижних чинов. Остальные-то все дворянские дети, юнкера. Видать, и их для закрытия взводов не хватило.
— Вроде бы из первого эскадрона нашего был унтер-офицер? — тихо спросил Гончаров.
— Точно, был, — подтвердил Федот Васильевич. — Тот, который взводом на Моздокской дороге при последнем конвое командовал. Как уж его звать-то? Вроде Леонтием, а вот фамилию запамятовал. Он уже на штурме Гянджи пять лет назад в унтерах был.
— Варзугин, — напомнил Тимофей.
— Точно! Он самый, Варзугин, — сказал Кошелев. — Так-то хорошим отделенным командиром был. Земляк твой, рыжий который, егозистый, Фрол, из его артели.
Все вызываемые встали на свои места, и Тормасов выехал чуть вперёд на породистом гнедом жеребце…
— Российская империя прочно утвердилась на берегах Аракса, Памбака, Карса и Арпачая, обильно обагрив их кровью своих солдат, и отходить обратно не намерена! — громогласно вещал он выстроенным войскам. — Несмотря на заключённые перемирия, персидский шах и османский султан покоя и добрососедства с нами не ищут, а, напротив, стягивают к южным нашим границам свои огромные силы, что говорит о недобрых их намерениях. Не предпринимая без особой надобности военных действий, приказываю собрать наши войска и выставить их лагерем в тех местах, с которых они бы делали оказательства к обеим границам и тотчас могли бы обратиться в ту сторону, где будет в них надобность. Пикеты и заслоны на южной нашей границе сейчас весьма немногочисленны и не смогут сдержать нашествие неприятеля, коли такое случится. Поэтому повелеваю полкам и батальонам немедля изготовиться и выйти для прикрытия тех мест, на которые будет указано в выданных им письменных распоряжениях. Отправку войск начать завтра же.
— Господин капитан, прапорщик Гончаров! — Драгун козырнул, прищёлкнув каблуками сапог. — Хотел бы представиться по случаю производства в первый офицерский чин.
— Поздравляю, Тимофей, — широко улыбнувшись, проговорил Кравцов. — Считай, что у тебя сегодня именины. Новый офицер родился, не шутки. Жаль, пока отметить, как полагается, не сумеем. Ну да теперь уж всё после похода. Марков! — Он махнул рукой. — У тебя с собой? Ну что-что, неужто забыл?
— Сейчас я, Павел Семёнович! — воскликнул Димка и, развернувшись, побежал к тому дому, где квартировался.
— Эх, школя-яр, — покачав головой, отметил командир эскадрона. — Ну что за воронья привычка такая всё забывать! Так, ладно, пока Марков бегает, вот что я тебе скажу, Тимофей. Пока в поход не вышли, забеги в полковое интендантство, получи всё, что полагается для офицера, а галуны унтерские и погоны сегодня же спори. Порядок ношения формы никак нельзя нарушать. Подогнать за ночь мундир успеешь?
— Успею, господин капитан, ребятки помогут, — заверил Гончаров.
— Ребятки помогут, — поморщился, повторив за ним, Кравцов. — Ты понимаешь, Тимофей, что между тобой и твоими ребятками теперь огромная пропасть? И что теперь ты, получив офицерский чин и четырнадцатый класс Табели о рангах, есть служивый дворянин? Поэтому оставь все привычки, позволительные для нижних чинов, и наперёд думай, что говоришь и как себя ведёшь в обществе.
— Я же говорил, дурная это затея из подлого сословия в офицеры переводить, — фыркнул стоявший рядом Зимин. — Вот так и теряется статус дворянского сословия, а общество пропитывается фрондёрством и неуважением к власти. Примеры с якобинской Францией у нас перед глазами.
— Николай Андреевич, ну ты хоть бы якобинцев сюда не приплетал, — проворчал Копорский. — Где Гончаров, а где Франция. Он ещё эполеты не успел на плечи надеть, с унтерскими галунами на воротнике стоит. Кстати, Тимофей, где столоваться и жить думаешь? Надеюсь, не в своей бывшей артели?
— Да я пока не думал, господин штабс-капитан. Всё так неожиданно.
— Смотри, сегодня-то ещё ладно, поутру ведь в поход идти, а так вон к Маркову в товарищи просись, он только недавно сам жаловался, что одному дом в Тифлисе снимать дорого, — посоветовал Копорский. — И ещё, каждому офицеру денщик положен. Выберешь себе из нестроевых или из молодого пополнения.
— Так пусть Архипа забирает, — предложил Кравцов. — Который от убитого Козина остался. Дядька старый, в строевых ему уже тяжело, а так-то очень старательный. Самое хорошее ему в денщиках быть. Павел Александрович, пришлёшь его к Гончарову?
— Так-то некомплект опять во взводе будет. — Подпоручик Дурнов почесал голову.
— Да возьмёшь себе потом любого, — нашёл решение капитан. — Летом из Моздока много новобранцев гонят, выберешь молодого, зачем тебе старики?
— Хорошо, пришлю Клушина, — согласился подпоручик. — Считай, подарок тебе от меня, Тимофей.
— Эй-эй, обожди о подарках! — воскликнул Кравцов. — Вон Димка поспешает!
К стоявшей на улице группке офицеров подбежал с небольшим свёртком Марков и сунул его в руку командиру эскадрона.
— Господа! — повысил голос капитан. — Нашему полку сегодня прибыло, родился, так сказать, новый офицер. Потому позвольте от всех эскадронных командиров поздравить с этим знаменательным событием прапорщика доблестного Нарвского драгунского полка Гончарова Тимофея Ивановича и преподнести ему наш символический подарок.
— Ура! Ура! Ура-а! — Под рёв голосов Кравцов достал из свёртка новенький серебряный, с полосками чёрного и оранжевого шёлка, с кистями, офицерский поясной шарф.
— Шарф и горжет есть главное наше отличие от нижних чинов, так что сразу надевай, — протянув его, порекомендовал капитан. — Ну а это на шею. — И достал серебристого цвета изогнутую пластину. — Желаю, чтобы на ней к концу твоей службы побольше золота было.
— Спасибо, господа. — Тимофей сделал лёгкий поклон. — С меня причитается.
— Ну, это само собо-ой! — под хохот окружающих протянул Копорский. — У нас вон ещё Дурнов с Марковым не успели свои чины обмыть. То Военно-Грузинскую дорогу охраняли, то, видишь ли, к генеральским манёврам готовились. Вот из похода вернёмся, и закатывайте пир.
— Заходи, Тимофей! — увидев в открытую дверь Гончарова, позвал его старший интендант. — Варзугин уже час как всё получил и ушёл, а тебя всё нет. Так, подпись в журнале за постановку на офицерский порцион тут поставь. Денщика берёшь? Денщицкие деньги — семь рублей тридцать копеек в год полагаются, тоже подпись сюда ставь. И ещё за ежедневный фуражный рацион шесть копеек, ага, а это уже в другой журнал. Что ещё? На содержание госпиталей с рубля жалованья копейка полагается. Слышал о таком? Ну ладно, это уж с последней трети удержат. Матвеевич! — крикнул он старшего каптенармуса. — Ступай с господином прапорщиком, выдай ему всё, что полагается. Только долго не задерживайся, у нас с отправкой полка тут ещё дел немерено.
— Иду, иду. — Захватив толстую амбарную книгу и связку ключей, тот протопал к выходу. — Пойдём за мной, Тимофей, — и, крякнув, добавил: — Иванович. — Да, непростое дело из нижних чинов с господами обретаться, — проговорил он, идя в сторону большого амбара. — С нашей-то крестьянской закваской да с барами знаться, о-хо-хо-о! Хотя ты-то ведь не из крестьян вроде как сам, больше на разночинного повадками похож. У меня ведь глаз набитый, сразу тебя ещё в новобранцах приметил. Отец не в писарях ли волостных али в уездных был?
— Нет, Игнат Матвеевич, — ответил ведший за собой коня Тимофей. — Из мастеровых он сам, на меделитейном заводе.
— Ну вот, говорю же, не крестьянской ты жилы, — хмыкнул каптенармус. — Но и господской заносчивости в тебе тоже нет, давно бы меня на место за тыканье поставил. Ладно, пришли уже, коня вот сюда привязывай. — Он кивнул на забитый у полкового склада кол. — Потом, стало быть, всё, что получишь, на него и навьючишь.
Щёлкнул толстый навесной замок, и, распахнув скрипучую дверь, старший каптенармус прошёл внутрь.
— Обожди немного, сейчас лампы только зажгу, а то темень сплошная, ничего тут не видать. Так, вот эту стопку гляди, я заранее всё сюда отложил, знал ведь, что придёшь. Начали. Мундир, он такой же, как и у всех нижних чинов, но только из лучшего сукна и с длинными фалдами. Дальше, панталоны белого сукна, а вот для будней зелёные, каждых по одной паре. О, вот ещё чего — эполеты кавалерийского образца с полковым цветом прибора — белым, в позапрошлом году их только в драгунах ввели. Погоны тебе теперь не нужны. Темляк на саблю офицерский чёрно-серебряный. Саблю свою ты сдашь оружейникам, а взамен получишь у них новую в металлических ножнах. Да, и мушкет тоже сдашь, потому как не положен он тебе.
— Как же без мушкета? Привык я к нему. Сколько раз уже меня в бою выручал. Тем более взвод фланкёрский, всё и строится у нас на стрельбе.
— Ну, это уже не моё дело. Не положено офицеру казённое ружьё, и точка. Хотя помню, были случаи, за свои деньги их где-то господа покупали, даже иноземные штуцера, и потом с собой возили. Каску тоже велено было тебе менять, не сильно она, конечно, отличается от той, что сейчас на тебе надета, но сказано было менять, значит, меняем. А вообще, помни, более форму и всё прочее тебе просто так выдавать не будут. Это уж кто из нижних чинов в господа офицеры переходит, получают из казны, а дальше уж будь добр сам за всё заплатить. На то и годовое жалованье у господина прапорщика аж целых две сотни рублей! Вот и вычитают его с некоторых по три года, ну или списывают, ежели покалечат или убьют. Да, новое получишь, а вот всё старое, что при тебе сейчас, обратно мне сдашь, там же «недонос» по срокам, таков порядок. Как подменная одёжа для нестроевых она потом будет. С денщиком ношеное отправишь.
— Хорошо, Игнат Матвеевич. Денщика у меня пока что нет, кого-нибудь из взводных драгун завезти попрошу.
— Ну, это уже ты смотри сам. — Дядька пошвырялся в стопке и достал серые рейтузы с мундирными (металлическими) пуговицами. — Для похода, — пояснил он. — Для ношения вне строя господам офицерам ещё положена фуражка, такая же, как и у нижних чинов, только вот без цифирной шифровки и с кожаным козырьком, а ещё и сюртук. Треуголку я тебе не даю, это уже, если захочешь, за свои деньги сам себе купишь. Вицмундир драгунскому офицеру тоже от казны не положен. Про бальную одёжу я и вовсе не заикаюсь, это всё только за свои. Вот, возьми-ка ты куль. — Он протянул большой полотняный мешок. — Уложишь всё в него и потом на коня приторочишь вьюком, а пока за получение всего в амбарной книге распишись.
После каптенармуса Тимофей заехал к полковым оружейникам. На месте был только лишь Савелий Макарович, все остальные готовили обоз к дальнему выходу.
— Тоже одну повозку с Егоркой отправляем, — пояснил Терентьев. — Если вдруг оружейные трофеи нужно будет учесть или какой мелкий ремонт прямо на месте сделать. Строевые эскадроны завтра к Памбаку пойдут, и тут же обоз вслед за ними. Угнаться он, конечно, не угонится, но глядишь, ненамного отстанет.
— Вот ты даёшь, Макарович. У нас ещё никто не знает, куда идти, а тебе уже и само место ведомо.
— Ну, ты особо-то никому не рассказывай, — нахмурившись, проговорил тот. — Я только тебе по секрету, как своему. Варзугин только недавно до тебя был, важничает, так я ничего ему не сказал.
— Ладно-ладно, понял я, молчу. Всё равно скоро уже выходить, а там уже и так всем понятно будет. Хорошая сабля. — Он подал клинок оружейнику. — Столько лет мне верой и правдой служила.
— Не горюй, господин прапорщик, — успокоил тот, протянув с улыбкой ему новую, в красивых металлических ножнах и с офицерским темляком. — Ничуть не хуже прежней она даже, как сестрица, только чуть красивей. Я на ней, как только про тебя услышал, хорошую, добрую заточку на неделе сделал. Знал ведь, что сюда придёшь.
— Савелий Макарович, а может, оставишь мне хотя бы до конца этого похода мушкет? — жалобно спросил мастера Гончаров. — Понимаю, что не положено, но ведь как сроднился я с ним. И в дальнем, и в штыковом бою он меня выручал. Вы с Кузьмичом его ведь считай, что заново под меня переделали, он ложе с прикладом правил, а ты прицел. Ну как такой да чужому отдавать?
— Да я всё понимаю и помню, и как переделывал, и как ты гостинцы с трофеями приносил, — вздохнув, проговорил Савелий Макарович. — Только как же быть? А ну как сверится со списками начальство, или шепнёт ему кто на ухо, а твой-то мушкет и правда не сдан!
— Так я сам и отвечу за это, если что, — промолвил Тимофей. — Ты ведь у меня его не принял, и в книге учёта сданного оружия твоей подписи стоять не будет. А хочешь, я тебе прямо сейчас расписку напишу, чтобы, если что, не с тебя спрос был? А уж как из похода вернусь, тогда, конечно, сразу и принесу, — убеждал мастера Тимофей. — Ещё, глядишь, и с трофейным добром в придачу, как в тот раз. Ну, Савелий Макарович, ну как же мне в боевой поход да без привычного мушкета идти? А если вдруг огневой бой?
— Ладно уж, оставляй. Авось пронесёт. Если вдруг что, то не успел ты его сдать, потому как приспособь ружейную обыскался. А я у тебя мушкет некомплектный отказался принимать. А тут уже и выход объявили. В журнале по сабле мы с тобой подписи проставим, а вот по мушкету пустое место до возвращения будет.
— Ох, спасибо, Савелий Макарович, — поблагодарил Гончаров. — Выручил, причитается с меня.
— Чего уж там, — прокряхтел дядька. — Для дела ведь, не для потехи. Вдруг и правда в бою пригодится. А не оставишь тебе и будешь потом себя корить, что пожадничал. Любишь ты оружие, вон какое всё время ухоженное. — Он погладил ножны только что сданной сабли. — Мой тебе добрый совет: возьми хорошим трофеем карабин, да хоть тот же французский, у персов их немало нынче. А мы тебе его здесь до ума доведём, и держи при себе спокойно в любых походах. Только на парадах и смотрах оставляй, с собой не бери. И слово никто поперёк тогда не скажет.