На задворках империи

Глава 11. На Шамхор через горы

— Второй день уже мундир отстирать не могу, — бубнил себе под нос Клушин, полоща в большом деревянном корыте. — Это как же его укровенить так угораздило, что не застирать?

— Чего там ворчишь, Степанович?! — правя заточку сабельного клинка, крикнул Тимофей. — Да брось ты настирывать, ну чисто ведь. Растягивай уже на солнце, чтобы до вечера высохло.

— Да просохнуть-то всё успеет, — выжимая офицерскую куртку, пробормотал Клушин. — Вона как печёт. Вашбродь, так мы всё, вконец отбили от себя басурман али, может, они ещё к нам полезут? Чего там эскадронное начальство говорит?

Прапорщик перехватил саблю и, вытянув руку, осмотрел кромку лезвия. Зазубрин и сколов на нём теперь не было, и он удовлетворённо покачал головой.

— Гляди, как хорошо получилось, не хуже чем у Макаровича. Чего ты там спросил, Архип Степанович? — крикнул он, убирая оружие в ножны.

— Я говорю, ваше благородие, скоро мы обратно в Тифлис пойдём али, может, пока ещё тут будем стоять? — поинтересовался денщик. — Я ведь почему любопытствую, ежели нам тут и далее быть — так это одно, а вот ежели к себе на квартиры уходить, тогда ведь мне собирать всё надобно, и на обратный путь не помешало бы закупиться.

— Да кто ж его знает. Это, Степанович, не от эскадронного и даже не от полкового начальства зависит.

— Так от кого же, неужто от самого генерала? — встряхнув куртку, полюбопытствовал дядька.

— Даже, пожалуй, не от него. Может, от персидского паши или эриванского хана. Чего им теперь на ум там взбредёт? Пробиться на Гюмри они не смогли, людей своих массу положили, теперь к Эривани откатились и там тихо сидят. А вот Аббас-Мирза к нам сюда пока так и не дошёл. Может, глядючи на битых нами Мехмед и Хусейн ханов, угомонится и обратно в пределы Персии отойдёт, а может, это не урок ему и он, так же как и они, вскоре на нас полезет. Как тут угадать?

— Значит, рано пока провиант у Самвела подкупать, — сделал вывод Клушин. — Можно и обычным порционом обходиться.

Не успел он это договорить, как послышался топот копыт, и у ворот осадил коня командирский вестовой.

— Ваше благородие, господин прапорщик! — крикнул он, призывно махнув рукой. — Павел Семёнович господ офицеров к себе созывает, просит побыстрее к нему явиться. Что-то срочное. Поскакал я дальше! — И развернул коня.

— Почему спешка такая? Случилось что, Семён?! — крикнул ему вдогон Тимофей.

— Гонец от полкового командира прискакал, — донеслось до него, и всадник скрылся за поворотом.

— Архип, мундир! — крикнул Тимофей, забегая на крыльцо. Натянул походные серые рейтузы и начищенные сапоги, тут в дом заскочил и дядька.

— Мокрый ведь мундир, ну кто же его знал, что в полдень собирать начальство будет? — виновато бубнил он, помогая облачаться.

— Да ладно, Степаныч, жара. — Завязывая офицерский шарф, Тимофей мотнул головой. — Пока я доеду до капитана, уже наполовину высохнет.

— Ну так-то оно так, свежее будет. Каску али фуражку на голову наденете?

— Фуражку давай. Вне строя ведь, так что ничего.

— Я за Янтарём! — И дядька выскочил из дома.

Теперь горжет под шею, Георгиевский крест и Аннинскую медаль на грудь. Награды эти получившему предписано было носить всегда, в отличие от той, самой первой за Гянджу. Тимофей проверил, ровно ли их нацепил, и повесил на пояс саблю. Всё, вот теперь можно и к начальству. Интересно, что это за полуденная спешка такая? Вроде бы никакой тревоги в селении не заметно. Казачий дозор вестового с Эриванской дороги не присылал, значит, неприятель не подступает.

— Гонец от полкового командира, — повторил он услышанное от гонца. — А может, к Гюмри в одно место все эскадроны собирают? Ладно, скоро узнаем.

Капитан Кравцов, традиционно подождав «припозднившегося» Зимина, покачал головой.

— Николай Андреевич, мы вас прямо как штаб-офицера всегда ждём, чином не ниже майора. Нельзя ли порасторопнее немного быть?

— Извиняюсь, — проговорил тот со вздохом, словно делая капитану одолжение. — Денщик плохо сапоги вычистил, получил нагоняй и переделывал. А появляться в грязных на людях — не комильфо[14]. Вернусь, в морду у меня получит.

— Смотрите сами, господин поручик, человек ваш. Итак, господа, собственно, для чего я вас так спешно собрал? Совсем скоро здесь будет наш полковой штаб и первый с третьим эскадроны. Нам предписано подготовить вьюки и присоединиться к ним на марше. Более ничего вам сказать не могу. Такое же указание получил и есаул Мащенко, его три сотни тоже уходят из Амамлы. Пехотные роты остаются здесь и далее удерживать селение и форт.

— Вот те раз. — Дурнов развёл руки. — То стоять насмерть, не пропустить неприятеля в Амамлы, а то теперь — спешно уходим. До Эривани два дня пути конному войску, а если обустроят и пополнят там свои войска Мехмед-Али и Хусейн ханы и опять на приступ попрут, как же тут пехота без нас устоит?

— Куда всё-таки уходим-то, Павел Семёнович? — поинтересовался и Копорский. — На сколько дней нам фуража и провианта с собой везти?

— Ничего не могу вам определённого сказать, господа. Дорога через нас идёт на Караклис, где сейчас стоит эскадрон Гусинского, а вот оттуда пути уже ведут на север к Тифлису и через горные перевалы к Шамхору и Елисаветполю.

— Может, в самом Тифлисе начались волнения или горцы из джамаата в набег пошли? — предположил Зимин. — Да и в Нухе и Кубе было неспокойно.

— Вот совсем скоро всё и узнаем, — произнёс капитан. — По фуражу и провианту, Пётр Сергеевич, нужно постараться увезти с собой хотя бы недельный запас. Неизвестно ещё, сможем ли мы на новом месте хорошо закупиться. Поручите это дело вахмистру Сошникову. Вьючных коней у нас после разгрома неприятеля достаточно, теперь главное — их правильно загрузить. Что-то мне подсказывает, что опять нам через перевалы придётся идти, а для этого всё снаряжение должно быть в полном порядке. Сами понимаете, небрежение в горах — это смерть. Всё, не смею вас более задерживать, господа, через два часа мы должны быть готовы к маршу.

В Амамлах царила суета, спешные сборы разом сломали сонное течение в селении. Казаки и драгуны метались по улицам, с криками выгружали припасы из приспособленных под склады строений, строились, распускали строй, затем опять собирались в шеренги. Три местных кузнеца чуть ли не под конвоем были доставлены в свои кузни, где в срочном порядке ставили новые и поправляли не внушающие доверия подковы. Прошло два часа, и с западной стороны, со стороны Гюмри, показалась голова полковой колонны нарвцев.

— Час отдыха — и выступаем к Караклису! — распорядился подполковник Подлуцкий. — Дотемна нам ещё двадцать вёрст пути нужно успеть пройти. Докладывайте, капитан. — Он устало махнул рукой Кравцову. — Только прошу вас коротко и по существу, основное из представленного ранее вами рапорта я уже и так знаю.

Час пролетел, и вот колонна вновь пошла по старинному тракту на восток, а по рядам второго эскадрона уже бежали от драгуна к драгуну новости: двадцать первого, двадцать второго и двадцать третьего июля персы и ханские воины нападали на все те основные посты, что перекрывали дороги по направлению к Карсу и Тифлису, но всюду они встречали стойкий отпор русских пехотных батальонов и конницы. Помимо Амамлы, особенно упорным был бой под Артиком. В эскадроне капитана Ирецкого два десятка погибших и большое число раненых.

— Гляди-ка, выходит, не только мы дрались и ребяток теряли, другим тоже сильно досталось, — сетовали драгуны Кравцова. — Видать, слабое звено басурмане искали, туда-сюда тыкались да на посты напирали, всё одно везде по сопатке получили. А сейчас-то что тогда за спешка? Куда же идём, братцы?

В большом армейском коллективе всегда найдётся сведущий человек, знающий гораздо более всех остальных, а зачастую даже и приближенный к военной тайне и по самому строгому секрету готовый этой самой тайной со своим ближним поделиться. Но только, разумеется, с самым-самым ближним и по самому строгому секрету. Уже через час пути Чанов Ванька с таинственным видом звенящим шёпотом рассказывал Блохину про то, что Аббас-Мирза, увидав, какие стойкие у русских посты под Гюмри, решил обмануть генерала Тормасова и пройти на Елисаветполь восточнее, у Карабахского ханства. Но там ему путь преградил генерал Небольсин со своим крепким отрядом, и вот теперь наследный принц пытается исхитриться и проскочить между Тормасовым и Небольсиным у озера Севан. Но ведь и наш главнокомандующий тоже не лыком шит, вот он, разгадав замысел Аббаски, двинул всю конницу, а с ней и лёгких на горные переходы егерей персам на перехват. Вот потому их полк и казаки Агеева в самом авангарде основного войска сейчас и следуют, а уж за ними и все остальные поспешают. Всё это через несколько минут выложил Тимофею и Лёнька.

— Однако, — хмыкнул тот. — Всё может быть. Только ведь и персы здесь сильно рискуют, втя́нутся в бой на нашей земле, отрежут их от южных проходов к Араксу — и всё, поминай, как звали.

— Ну, я не знаю, не соображаю в этом, — откровенничал друг. — Это ведь вы, господа благородия, наперёд всё горазды думать, а вот моё дело — это чтобы штуцер исправно стрелял и чтобы у меня хотя бы пяток сухарей на ужин были.

— Довезёшь — будут. — Тимофей кивнул на притороченный седельный чемодан.

— Да этот чемодан что-о, — хмыкнул Блохин. — Там в нём сухарей только лишь на три дня, а остальным весом патроны заложены. Вся надёжа сейчас на вьючных. Так-то аж две дюжины их на эскадрон. Должно бы провианта и фуража на неделю хватить?

— Хватит, — заверил Тимофей. — А там у местных чего-нибудь прикупим или, может, у персов отберём.

Тормасов заранее распорядился, и зашедшие к Караклис войска местный гарнизон встречал горячим варевом. Дальше три, а то и четыре дневных перехода русских войск не было, и о горячей пище всем придётся забыть.

— По два котла на взвод! — донёсся крик вахмистра четвёртого эскадрона. — Здесь драгуны только получают, ты вот куда лезешь, пехота?! — рявкнул он на шустрого егеря.

— А мы чего не люди, что ли?! — обиженно выкрикнул тот. — Небось, тоже хотим жрать! Вы верхом, а мы вообще на своих двоих топали! У меня артель вся голодная!

— Вон туды глянь! — Вахмистр показал ему на горящие костры. — Там мушкетёрские роты по приказу для вас варили. Вот и беги к ним, пока другие всё не расхватали!

— Четыре часа на отдых! — покрикивал майор Самохваловский, когда шёл мимо кружков ужинавших артелей. — Через час после полуночи всем подъём — и снова на дорогу. Велено ускоренным маршем двигаться, так что не рассиживаемся тут!

— О как, в темноте, выходит, погонят, — пришёл к выводу Кошелев. — А ведь дальше у нас горы. Торопится, спешит начальство, видать, есть с чего.

— Так куда мы идём-то? — поинтересовался у унтера Еланкин. — А то вон Тимофей Иванович, я слышал, всё гадал, на Тифлис али, может, к Елисаветполю?

— Да тебе-то не всё ли равно разве, Колька? — фыркнул Ярыгин. — Что туда, что сюда по горным перевалам скребстись.

— В Тифлис бы желательней, Стёпа, — ответил тот, вздохнув. — Там всё знакомое мне уже, треть жалованья получим, и прикупить ве́дую где чего. Да и в баньку сходить к Гоге Хромому, а то как от пса уже смердит.

— Так и в Гяндже, то бишь Елисаветполе, всё тоже есть, — утверждал Ярыгин. — Мы там стояли полком раньше. Всё то, что в Тифлисе на базаре продают, и здесь тоже имеется, только вот вполовину дешевле. И бани не хуже, чем у Гоги. Он, гадёныш, расчувствовал к себе интерес и теперяча гнёт цену. Раньше и за пятак можно было помыться, а теперь без пятиалтынного и подходить даже не вздумай.

— Доскрёбывай, Андрейка. — Кошелев отодвинулся от котла. — Давай, давай, тебе его сегодня мыть.

— Федот Васильевич, так вроде как только позавчера был в готовщиках. — Молодой драгун замер с ложкой. — Яшкина ведь сегодня очередь?

— Ты, Медведев, точно, как медведь, дремучий, — проворчал Чанов. — Сказал тебе старший мыть, чего гоношишься? Давно, может, лещей по затылку не получал? Молодой ещё, чтобы пререкаться! В мушкете у кого на вчерашнем построении прапорщик нагар нашёл? Вот то-то же. Потом из-за тебя весь взвод всё сызнова на солнце перечищал. Так что давай, взял котёл и к речке побёг!

— Второй эскадрон, котлы сдаём! Не тянем, быстрее шевелимся! — послышался крик Сошникова. — Чья артель вовремя не сдаст — на караул потом встанет!

— Медведев, ты ещё тут, что ли?! — рявкнул Кошелев. — Бегом к реке, не хватало из-за тебя ещё в часовые загреметь! Бегом, зараза мешкотная!

Казалось, только приклонил голову Тимофей на войлочный валик, а его уже осторожно трясут за плечо.

— Ваше благородие, Тимофей Иванович, — донёсся, словно издали, голос Клушина. — Вставайте, побудку объявили. Я вам тут в плошке кашки немного принёс, хлеба к ней нет, извиняйте, не смог я найти, только вот если сухарик. Поешьте немного. — И протянул посудину вставшему Гончарову. — Холодная она, конечно, не разогреть из-за этой спешки уже, да и готовили её, надо сказать, так себе. Это ведь не артель Федота Васильевича. Для чужих ведь кашу пехота варила, не для себя.

— Степанович, ты сам-то ел? — проталкивая комок пищи в горло, промычал Тимофей. — Опять ведь скажешь — потом.

— Так да-а, а куда мне торопиться? Мы-то ведь, нестроевые, за вами потом с вьючными лошадьми пойдём, для нас нет такой уж спешки. Да и за старостью потребы в пище уже такой нет, как раньше.

— Да какая там старость, Архип?! — Гончаров поперхнулся и закашлялся. — Ерунда, сорок пять ещё даже не исполнилось!

— Для вас, ваше благородие, ерунда, сорок пять ещё о-го-го как далеко, — вздохнув, заметил дядька. — А вот для меня сорок пять — это уже и очень даже скоро. Для солдата такое, конечно, многовато. Ну да ничего, Бог даст, два годика ещё дослужу — и на покой. Где-нибудь в уездном городишке будочником досиживать.

— Это, выходит, Степанович, тебя уже после двадцати в рекруты забрили? — облизывая ложку, поинтересовался Тимофей.

— Двадцать один год только-только вот стукнул, — поведал Клушин. — А тут новый набор Екатерина Ляксеевна объявила. Как раз уж свадьбу готовились с Глашкой сыграть, с родителями её сговорились. Ну вот и вытянул я жребий с крестом на волостном сходе. Два года до этого ведь уже задумывал женитьбу, да в отходном промысле на свадьбу зарабатывал. В Нижнем, в кожевенной артели Капустникова. Не слыхали о таком?

— Не-а. Не слышал.

— Ну да, до Уфы-то от Нижнего, конечно, далече, — согласился дядька. — А так-то у Капустникова ох и большая артель. Две сотни рублей в ней я скопил. Большие деньжищи! А-а, всё родителям и братьям оставил. — Он махнул рукой. — На что они солдату? А Глаша-то как ревела. Эх… Долгие проводы — лишние слёзы. Ну а там уж вторая турецкая война, потом с ляхами. Ох, заговорил я вас, Тимофей Иванович. — Денщик всплеснул руками. — Собираться вам надо, припозднитесь — опять капитан ругаться будет. Бегите! Я всё ваше приберу и вьюк приторочу.

Тимофей, чуть было не опрокинув плошку с масляным светильником, быстро прицепил к поясному ремню саблю и выскочил из небольшой клетушки во двор. Тут уже гомонили драгуны, седлая коней. Вся улица была забита солдатами, перебежав три дома, он столкнулся в дверях четвёртого с Марковым.

— На двор, на двор, Тимох! — Димка махнул рукой. — Павел Семёнович говорит, тесно и грязно внутри.

— Господа офицеры, здравствуйте, доброго утра пожелать вам не могу, едва-едва только полночь миновала, — произнёс, выйдя из двери вместе с Копорским, капитан. — Для нашего эскадрона получен приказ вместе с казаками и местной ополченческой сотней двигаться авангардом перед основным войском. Идём на Шамхор, именно в Шамхорскую долину через Нахичевань и устремился Аббас-Мирза. Если он туда сможет пройти вперёд нас, ему откроется прямой путь на Тифлис. Да и гарнизон Елисаветполя окажется отрезанным от основных сил и будет тогда окружён, а в нём сейчас от силы только лишь две роты из Троицкого мушкетёрского полка стоит. Сколько они смогут продержаться против двадцати тысяч персов? Строим взводы в походную колонну и ждём команду. Фланкёры в голове идут. Господин прапорщик, — обратился он к Гончарову. — Вы нас не дожидайтесь. Местная сотня пошла, и вы за ними, ополченцы тут все дороги знают, так что за ними старайтесь держаться. Всё, господа, можете идти к своим подразделениям.