На задворках империи

Глава 5. Амамлы

— Большое селение, — оглядывая открывшуюся внизу россыпь домов, проговорил Кошелев. — Вон улицы три точно видать, и самая большая вдоль речки идёт. Будет нам место для постоя, не всё же тут пехота с казаками успела занять.

Дорога пошла под уклон, и навстречу передовому дозору драгун откуда-то сбоку выскочили человек двадцать всадников.

— Тпр-р-р, стой! — Тимофей натянул поводья. — По нашу душу скачут.

— Кто такие?! — Подъехавший первым казак, с обветренным красным лицом, внимательно вглядывался в лица кавалеристов.

— Нарвский драгунский полк, передовой эскадронный дозор, — насупившись, ответил Гончаров. — А вы сами кто будете?

— Здравия желаем, вашбродь, — закидывая за спину на ремень коротенькое ружьё, пробасил тот, пристраивая коня рядом. — Донской казачий полк Агеева, урядник Осадчий. Юдаем меня кличут. Не припоминаете?

— Да вроде бы нет, — проговорил, окидывая его взглядом, Тимофей.

— Я из сотни Харина Степана, ну Стеньки Щербатого. Мы с вами на Нуху три года назад вместе ходили. За персами пару лет назад тоже вместе приглядывали. Ещё тогда скрали обозных ночью с долины, а вы нас прикрывали.

— Ага, точно, было дело. — Гончаров широко улыбнулся. — Ты ведь мешок тогда ещё тащил на себе вслед за языком.

— Ну, там грех было такое добро бросать, — ухмыльнувшись, заметил урядник. — Эскадронный дозор, говорите? Стало быть, следом за вами ещё драгуны идут?

— Один эскадрон к вам на усиление, — подтвердил Тимофей. — Ещё один дальше, в Каракилис, пойдёт.

— Эскадрон — это хорошо-о, — удовлетворённо протянул Юдай. — А то нас здесь из конных всего две неполные сотни, а вот округу мы протяжённую держим. Мушкетёры что, они на одном месте, при фо́рте, в селении стоят, далеко от Амамлы вообще не отходят, если только на фуражировку близкую сковыляют изредка.

— А что персы, слыхать про них? — поинтересовался Гончаров.

— Как же не слыхать? Ещё как даже слыхать! Особенно с конца июня. Чуть ли не каждый день перестрелки с их разъездами случаются. Месяц назад вообще сюда ведь не заходили, а уж ближе к макушке лета и лезут, и лезут, прямо как мухи на… Как будто им тут намазано.

— Поня-ятно, — произнёс Тимофей. — В общем, скучно здесь, похоже, не будет. Юдай, подскажешь, как мне Харина найти? Со старшим форта-то сам эскадронный командир будет разговаривать, а я уж лучше со старым знакомым пока побеседую.

— Так мы же к нему и едем! — удивился казак. — Для меня он и есть самое первое начальство, а уж майор пехотный что-о, он так. Чего мне у него делать?

Хорунжий квартировался в доме у реки, тут же толклось несколько казаков, а к забору и деревьям было привязано с дюжину коней. Сам Степан стоял в исподней рубахе на крыльце.

— Тимоха, ты, что ли?! — воскликнул он, завидев спешившегося драгуна. — Мать честная, что не встреча, то он с новой наградой али с чином!

— Сам такой! — Гончаров рассмеялся, обняв старого знакомого.

— Краса-ава! — Хорунжий, отодвинув и оглядывая мундир, покачал головой. — Значит, в господах офицерах теперь? Ну-ну!

— Да и ты уже целый сотник, Стенька! — ухмыльнувшись, заметил Тимофей.

— Ну время-то идёт, растём помаленьку, — широко улыбнувшись, проговорил казак. — Пойдём в дом? Посидим, погуторим?

— Нет, Степан, если только чуть позже, — отверг предложение Гончаров. — Я ведь в головном дозоре, совсем скоро сюда весь эскадрон подойдёт. Ты лучше подскажи, где тут удобней мой взвод разместить? Уж кто-кто, а вы-то, казаки, всё и всегда знаете.

— А то как же, казачье о́ко видит далёко, — хмыкнул хорунжий. — Так, обожди-ка, сейчас. Юдай! — Он махнул рукой уряднику. — Погоди пока на дорогу со своими отъезжать. Покажи-ка ты нашему знакомцу те три дома у реки, ну возле которых водяная мельница. В них же не заселился никто ещё пока?

— Не-ет, одни хозява там. Думал вроде как Маркел в них встать, да ближе к торжищу, к базару со своими потом пару дворов занял.

— Вот Юдай тебе покажет то место. — Харин кивнул на казака. — Там и дома просторные, и сараи всякие, хлевушки есть, чтобы и коням, и тем, кому в домах места не хватит, подселиться.

Следующие два дня эскадрон устраивался на новом месте. За постой хозяевам была заплачена положенная из казны сумма, и они были не в обиде.

На каждый из взводов для закупки приварка Копорский выдал по три рубля серебром, сверх того все взводные получили ещё по три премиальными.

— А вот тебе, Гончаров, пять. — Он отсчитал блестящие кругляши. — Это за тот обоз, который вы на дороге досматривали. Хочешь — себе оставь, хочешь — к приварочным вкладывай, дело твоё. Когда это ещё наши интендантские подтянутся. Так-то выходит, что зря нас пугали, у местных скотины и птицы хватает, и цены не сравнить с тифлисскими, гораздо ниже.

— Пётр Сергеевич, а обоз-то тот купеческий отпустили? — спросил, перебирая монеты, Тимофей. — Не нашли ничего подозрительного в нём?

— А что там было находить? Товар как товар, ничего запрещённого не было. Сам же видел, твои с одной повозки всё на землю выкинули, этот купец, как уж его там, Анвар, ох и жалился, ох и причитал. Хорошо ты его припугнул, молодец, это с того кошеля, который он за беспрепятственный проезд дал, как раз-то и есть премиальные. Потому тебе Кравцов и повелел больше, чем другим, выдать. Так-то всё равно бы, конечно, их пропустили, ну уж коли сами предлагают, чего бы не взять?

— Странно как-то, не находите? — проговорил задумчиво Гончаров. — Деньги-то ведь для местных немалые. Мы никаких нарушений не нашли, а нам мзду всё равно дали.

— Ты меня попрекаешь, что ли, ей? — сузив глаза, процедил штабс-капитан. — Я себе в карман её не положил.

— Пётр Сергеевич, ну что вы такое говорите, — вздохнув, сказал Гончаров. — Я вообще сейчас не про это. Подозрительные они какие-то, этот Анвар с «племянником». Да и племянник какой-то странный, совсем он на дядю не похожий.

— Это всё твои домыслы, Тимофей. Капитан Кравцов потом с основным отрядом к тому повороту подошёл, так он сам этого караванщика порасспрашивал о персах. Говорит, что много он интересного ему поведал один на один. Вот так-то! А то «подозрительный» он у него. А тот, видишь, полезным для нас захотел быть и денег не пожалел, и о неприятеле рассказал. Иди уже ко взводу, не выдумывай. Завтра, кстати, не забудь пораньше своих поднять. Выходите с казачьей полусотней за Памбак по Эриванскому тракту. Оглядитесь там хорошенько, потом другие взводы будем так же посылать.

— Архип Степанович, — подходя к дому, позвал денщика Тимофей. — Будь добр, пригласи ко мне отделенных командиров.

— Сейчас, вашбродь, мигом обернусь. Я тут прибрался у вас в комнатке. Старую постилушку-то всю выкинул и свежим сеном тюфяк набил. А то, не дай Бог, клопы и вша от прежних хозяев полезет, чесаться ведь потом будете.

— Хорошо, спасибо, Степанович, — поблагодарил его Тимофей и зашёл в дом.

Для Закавказья довольно неплохое жильё. Окно в небольшой комнатке затянуто бычьим пузырём, стоит топчан у зимнего очага, и есть ещё даже стол с парой чурбаков, сундуком и скамейкой. Ровный пол из плотно утоптанной глины превращён с годами в подобие керамики. Перед входом в комнату маленькие сени, где на широкой скамье спит Клушин, дверь в хозяйскую половину дома наглухо перекрыта его скамьёй. Самое главное, что нет здесь привычной уже для горных аулов грязи и вони. Приставив мушкет к стене, Тимофей расстегнул ворот мундира и присел на сундук. Жарко. Он взял кувшин с кислым молоком, айраном или таном, везде его называли по-разному, для него же было ближе название из детства — кефир, и отпил из посудины почти треть. Действительно, напиток хорошо утолял жажду.

— Ваше благородие, разрешите? — Стукнув подошвами сапог о порог, в сени зашёл Кошелев и сразу за ним, пригнувшись, Плужин.

— Заходите, братцы, подсаживайтесь. — Тимофей махнул рукой на скамью и чурбаки. — Сейчас, Илью только дождёмся.

— Да он за нами следом шёл, во-он топает. — Плужин кивнул в сторону выхода.

— Ваше благородие, младший унтер-офицер Кузнецов. Дозвольте? — В дверной проём заглянул командир второго отделения.

— Заходи, присаживайся, — пригласил Гончаров. — По размещению, готовке вопросов нет? Фураж и провиант у гарнизонных интендантов весь получили?

— Получили, получили, — ответили, закивав, отделенные.

— Даже бочонок солонины на взвод выделили, — заметил Кошелев. — Прогорклая, конечно, не больно-то её водой промоешь, но уж лучше, чем ничего, чем пустое зерно на воде варить.

— Зато и соли не нужно класть, — хмыкнул Плужин. — Мои гниль откинули и отмачиваться всё сразу поставили. Завтра проварим как следует, ещё лучше будет.

— Завтра не получится варить, — заявил Тимофей. — Сухарями придётся обходиться. Приказано на сутки по Эриванскому тракту на юг с казаками отойти. Так что предстоит опять сухари грызть. Но это завтра, а у нас ещё сегодняшний вечер есть. — И вынул из кармана кожаный мешочек. — Восемь рублей нам на взвод выделено. — Он кивнул на выложенную стопку кругляшей. — Вот вам, господа командиры, и приварочные. Что-то на ужин прикупите, что-то из долгого хранения можно с собой взять. Федот Васильевич, передаю тебе во владение как старому артельному старшине. Небось, пробежали уже по местным, узнали, где что по какой цене прикупить можно?

— Ваше благородие, а ваша доля тут? — Кошелев нахмурил лоб. — А то мне уже сказали по секрету, что эскадронный командир по шесть «рублёв» давал взводным, а тут восемь.

— А мы же фланкёры, — усмехнувшись, отметил Тимофей. — К нам и отношение особенное. Забирай.

— Так, ну тогда, коли меня взводным артельным нарекли, это, господин прапорщик, ваше. — И пододвинул Гончарову пару рублёвых монет. — Тимофей Иванович, прощение просим, ну вы же сами меня только что назначили! Ваше, ваше. Берите, Бога ради. А вот шесть рублей мы делим поровну, стало быть, каждому отделению их по два причитается. Я тут уже, признаться, к барану приценялся у хозяев. Думал на весь взвод одного на мясной приварок купить. Так-то недорого здесь просят, не ломят, как в Тифлисе. Рубь двадцать за голову. Думаю, теперяча можно и по одному на каждое отделение взять. А чего, пусть мужики хоть скусного поедят вдосталь. Так-то около пуда чистого мяса с каждого будет. Ну и кости, само собой, для шулюма тоже выварим. Сторгуюсь за рубь. — Он кивнул, подумав. — Как бы ведь трёх сразу берём, да и шкуры с них хозявам обратно отдадим, на что они нам?

— Давай, давай, Васильевич, поторгуйся, — одобрил Плужин. — У тебя это хорошо получается. Ещё и по рублю у нас остаётся?

— Точно, рубь у каждого, — подтвердил тот. — А ведь правильно Тимофей Иванович сказал про провиант, который может долго храниться. Мясо-то ведь долго не убережёшь на такой вот жаре, его только сразу употребить, иначе оно стухнет всё. Надо будет поспрашивать, может, вяленого прикупим или сала курдючного в горшках. Ладно, когда забирать баранов будем, поспрашиваю. На сутки, говорите, Тимофей Иванович, отъезжаем?

— Не менее чем, — подтвердил Гончаров. — До Апарана велено было доехать, а это, считай, около сорока вёрст пути. Если завтра утром затемно, ещё по прохладе, выйдем, то к вечеру уже на месте будем, переночуем и обратно. Так что пятнадцатого к ночи должны бы вернуться.

Вечером у артелей гончаровского взвода был королевский ужин, баранины хватило, чтобы пожарить на углях и для наваристой, жирной похлёбки.

— Вольно, вольно, сидите, братцы, — остановил, вскочивших было драгун Тимофей. — Только тоже в меру, долго не засиживаемся. Завтра до рассвета выходить, а перед этим коней почистить и накормить, самим поесть, потому что до вечера только сухари в дороге глодать. Федот Васильевич, овса на сутки взяли?

— По четыре гарнца, ваше благородие, на кажную лошадь в саквы его засыпали, — подтвердил тот. — И по малой вязанке сена ещё приторочили. На выход, пожалуй, хватит. Присаживайтесь к костру, отведайте нашего артельного, как когда то.

— Федот Васильевич, да поел я уже, — попробовал было отказаться Гончаров. — Меня Клушин накормил.

— То денщиковское кушанье, Тимофей Иванович, а это своё, родное, — настаивал Кошелев. — Присаживайтесь вот сюда. Гришка, Андрейка, а ну-ка в сторону! — Он согнал с постеленной на землю попоны молодых. — Лёня, а ты горячего подай!

— Прямо как тогда, у Балтского форта на Моздокской дороге. — Тот протянул запечённое на прутьях мясо. — Как уж господа его там называли?

— Баранина на шпажках, — с важностью в голосе ответил Васильевич. — Меня Гога Хромой, банщик из Тифлиса, правильно её жарить научил. Так, чтобы она не сгорела. А перед этим ещё и протомить в луке и в пряностях часов семь надо. Времени на это, конечно, не было, едва ли часа два полежала, но и то духмяная.

— М-м-м, пальчики оближешь, — проговорил, откусывая, Тимофей. — Вот ты, Васильевич, умелец, конечно.

— Потом взваром мясным запейте обязательно, — посоветовал ветеран. — Чтобы колом в брюхе не встало. Аболин Федя, — подозвал он драгуна. — В глубокую миску господину прапорщику налей из котла, пусть пока остынет чуток. А к утру мы, Иваныч, закинем в котёл морковки, лука и тесто резаное на лапшу, вот и будет у нас знатная похлёбка на завтрак. До вечера после такого сытым будешь.