Начальник милиции. Книга 5

Глава 11

— Убить? Меня? Ох, рваные туфли! Не пугай, Саныч, — чуть не подавился пельменем Эдик.

— Если все сделаешь правильно и как я скажу, то тебе ничего не грозит, — тут же парировал я.

Мол, не просто так пугалки раздаю, а сейчас всё объясню детально.

— Мне уже ссыкливо… Может, я просто покушаю и пойду?

— Нет уж… Тебе деньги нужны? Нужны… Вот пока ты не у дел, будешь осведомителем моим, а за это денежку платят, так-то. Если ты не знал…

— Денежку? — оживился фарцовщик. — А сколько?

— На жизнь хватит, — хмыкнул я.

Конечно, Эдик мой кореш, и делать из него настоящего оплачиваемого осведомителя, которого шифруешь и проводишь по ведомостям, я не собирался. Это я преподнес ему так, чтобы помочь материально. Вижу, что на мели. Подкину из своих запасов деньжат, пусть думает, что государственные. Ну и помощь мне его действительно нужна. Не за красивые глаза приплачивать собираюсь.

— Так, а что делать надо? Меня же не поймут, если узнают, что я ментам стучу…

— Будешь работать скрытно… Никто не узнает. Мне нужна от тебя информация вот на этого человека, — я положил фотокарточку Сафрона Грицука на стол, ее дала мне Вера. — Анкетные данные с обратной стороны написаны.

— Ну и рожа! Это кто? Убери фотку, Саныч, мне уже даже от нее не по себе.

— Не ссы, Эдик… Вот тебе на расходы, кстати — из государственной казны, — я положил перед ним двадцать пять рублей одной купюрой. — А работа твоя вот в чем будет заключаться. Ты в городе многих знаешь, блатоту, шаромыжников. Поспрашивай вот за этого типа, деньгу разменяешь, кого надо — подмаслишь пятерой или чириком, остальные себе возьмешь.

— Ну-у… можно, попробовать, ага, — Эдик несмело потянулся за деньгой, перехватил мой взгляд, полный одобрения, и радостно сунул купюру в карман.

Я знал, что Эдик парень пробивной, никого он подмасливать не будет, сам все разрулит, а деньги себе возьмет. Ну и пусть, на это я и рассчитывал.

— Короче… Это беглый зэк, есть информация, что он в Зарыбинске осел.

— Ха! У нас? Да ну, не верю. А что ему делать тут? Городок у нас красный, по понятиям никто не живет, пахана в Зарыбинске не имеется и отродясь не было. Он, может, попутал чего?

— Попутал — не попутал, это оставь мне, — хмыкнул я. — Разберусь. Вряд ли, конечно, его кодла мелкая знает, но если есть выход на более серьезных людей, поспрашивай. Скупщики, барыги, прочий нечистый на руку элемент мог его заприметить. Сам понимаешь, что обратиться он к ним запросто может. А деньги у него имеются. Он здесь у родственника заховался.

— А родственник кто?

— Информации нет, известно только, что служил во время войны у фрицев.

— Ого! Предатель, — уже с серьёзным видом присвистнул Эдик.

Конечно, в этом вопросе двух мнений быть не может — понятно, что взгляд фарцовщика сразу потяжелел.

— Он самый… Вряд ли ты за него что-то сможешь узнать, ведь он много лет уже прячется, твоя задача — вот этого, Сафрона пробить по своим каналам и связям. Ферштейн?

— Ес-с, оффкоз, — кивнул Эдик и, задумавшись, пробормотал: — Слушай… А я тут вспомнил вдруг, пару-тройку лет назад один тип коронки золотые Мехельсону сдавал. Я со скупщиком, старым евреем, можно сказать, местами на короткой ноге, он мне и рассказал. Что золото зубное странное было. Старое…

— Он что, возраст золота установил? Как?

— Да не то чтобы, но сейчас другие коронки делают, все больше с напылением, ну или примеси всякие. А тут прям сплошняком рыжье было.

— И что? Хранил человек зубы, хранил — и решил сдать.

— В том-то и дело, что зубов гораздо больше, чем тридцать два. От разных людей, получается…

Эдика передёрнуло, когда он представил, как они могли попасть к продавцу.

— О как… а вот это уже интересно. И где мне этого Мехельсона найти?

— Так помер Яков Андреевич, еще в том году от диабета преставился. Говорил я ему шоколад не кушать, а он что шарик круглый — и всё одно сладкое трескал. Сам он в Угледарске жил, а тип, который коронки привез, приезжал к нему туда из нашего Зарыбинска.

— Жаль, что умер… И что еще рассказывал про этого с коронками?

— Да не помню. Я тогда не особо и слушал…

— А ты напряги память, Эдик… Ты теперь агент. Или уволю на хрен.

— Вспомнил! Он говорил, что на машине мясокомбинатовской тот приезжал. Грузовик… Бортовой или будка, не помню…

— Уже кое-что… Молоток, Эдик.

И снова всплывает пресловутый мясокомбинат. Серая роба, про которую рассказывал Артищев, теперь вот и грузовик вел ниточку туда же. А коронки эти фашист мог и с людей снять пленных — или с трупов еще во время войны. Те, кто переметнулся к нацистам, зачастую не гнушались и зубным рыжьем. Шакалы, что с них взять… Нужно срочно посетить предприятие, а для начала расспросить еще одного моего друга. Предварительно справки навести, ведь он как раз там и работает.

Еще в холле общаги я услышал крики, которые катились по коридорам, как волны бурного моря. Почему-то вопли доносились из нашей комнаты. Я поспешил туда.

— Я ноги ему переломаю-на! — кричал Нурик, ударив кулаком себя в безволосую грудь. — Еще раз увижу, как к тебе цветочки носит, прибью обоих-на! Ты меня, Вася, знаешь!

— Прибьет он, как же⁈ — уперев руки в бока и наступая на Нурика через порог, громыхала Василина Егоровна. — Прибивалка еще не выросла!

— У кого не выросла? У меня не выросла? — выкатил в ответ грудь сосед, но его телеса не чета бидонам коменданта.

Та толкнула его огромной грудью, без рук, и Нурик отлетел на кровать.

— А у Семенова выросла, да? — ядовито хмыкал Нурик. — Ты проверяла, да?

— Дурак ты, Ахметов, — фыркнула коменда и, развернувшись, вышла из комнаты.

Хлопнула дверью и напоролась на меня.

— О, Морозов! Дружок твой совсем ку-ку…. Иди хоть ты ему мозги вправь.

— Что у вас опять? — улыбнулся я одним уголком рта. — Милые бранятся, что стены трясутся.

— Да приревновал меня к Семенову. Новый жилец здесь, из двадцатой комнаты. Он мне цветы дарит, бывает, конфеты принесет. А я что, дура — отказываться? У меня зарплата не резиновая, чтобы от шоколада дарёного нос воротить.

— Ты же с Нуриком… в отношениях, так сказать. Неправильно это, от других мужиков презенты пользовать, — ввернул я своё ценное мнение.

Но Василина только махнула рукой.

— Вот позовет замуж, тогда и не буду. Да ты не подумай, я же на шалава какая… Это я так, больше в воспитательных целях. Ахметов-то на каждую юбку заглядывается, кобелина степная! Думает, я не вижу, горячий казахский парень! Вот я его и подзуживаю, чтобы не расповаживать. Пускай знает, что ягодку и другой сорвать может, пока не окольцована-то… Тут еще и Семенов этот подвернулся удачно. Но Нурлану ничего не говори, ладно? Ну, что я Семенова специально использую, чтобы его позлить.

— Как же не сказать, он мой друг… — покачал я головой.

— Я тоже твой друг, Саша, — Василина взяла мою руку и прижала к своей груди. — Еще какой друг, чуешь, как сердце бьется?

— Нет.

— А оно бьется и трепещет. Переживает за тебя. Как ты там, на работе своей опасной.

Я выдернул руку.

— Все нормально у меня на работе, Василина Егоровна. Ладно… Так и быть, не скажу, но обещай, что это всё лишь в воспитательных целях ты делаешь. Не более того.

— Конечно, в воспитательных. Дрессирую Нурланчика. Без дрессировки он же как пес бездомный будет, то блох нацепляет, то с шаболдами спутается.

На том и порешили. Василина поправила грудь и кудряшки и, напевая Антонова, с прекрасным настроением отчалила в строну общежитской вахты, а я вошел внутрь.

— О, Мороз! — воскликнул Нурик, вскакивая с кровати. — Есть пестик с собой?

— Тебе зачем? — поморщился я.

— Пойду Семенова из двадцатой пристрелю… Вот козлина, к моей Ваське клинья подбивает. Конечно, он экспедитор, на морозилке ездит, денег много, потому что мясо тырит, это все мужики знают. Они там с кладовщиком заодно. Вот и таскает каждый божий день цветы Ваське, купленные на ворованные денежки… — возмущался мой сосед, вроде бы, дежурно, а потом прижал руку к груди и выдал: — Убью гада! Будь другом, дай пестик, а!

— Тебя посадят.

— Ну да-а… — сокрушенно покачал головой сосед, почесал черные вихры на макушке, а потом воскликнул. — О, Мороз! Придумал-на! Давай ты его в тюрьму заберешь. Ну, за кражу колбасы и мяса.

— Я невиновных не сажаю, я порядок охраняю.

— Да какой он невиновный! Я тебе весь расклад по нему дам.

— Хорошо, — поморщился я, ведь мелкие хищения госсобственности, вообще-то, не моя забота. БХССника у нас не было в Зарыбинске, хотя по штату положен, и все эти хищения социалистической собственности приходилось разгребать моим ребятам из угро. — Но позже давай с раскладом… Сейчас я занимаюсь более важными делами.

— Ха! Что может быть важнее колбасы и судьбы друга? — сосед проникновенно ударил себя в грудь. — Слышишь, как сердце бьется?

Это у них семейное, что ли?

— Слышу, — быстро согласился я, чтобы меня и эту грудную клетку не заставили прослушивать. — Ты мне лучше вот что скажи, некий товарищ по имени Силантий у вас случайно на мясокомбинате не работает? Есть работник с таким именем?

— Конечно, есть! — воскликнул Ахметов. — Он работает, э-э…

И тут же прервался, хитро так прищурился, отчего стал чем-то похож на Тулуша.

— А тебе зачем он, Мороз? Давай ты Семенова посадишь — и потом за Силантия возьмемся?

— Это что ещё за торговля с органами? — полушутя, полусерьёзно нахмурился я. — Говори, кто такой этот Силантий. А там посмотрим.

— Да кладовщик это на мясокомбинате. Тот еще змей. Неприкасаемый.

— Почему неприкасаемый?

— Говорят, он с директором того, — Нурик изобразил недвусмысленное движение тазом и шепотом добавил: — Я свечку не держал, конечно, но знающие люди говорят, что кувыркаются.

— Не понял? Мужеложники, что ли?

— Какие еще мужеложники? — тут уже дивился Нурик.

— Ну-у… Ты же сам говоришь, что мужик с директором.

— Тьфу ты, чтоб у таких батур отсох! Нет, конечно, баба у нас директор, самая настоящая баба! Хоть и сухая и желчная, что вобла из хиреющей протоки, но титьтки точно имеются, а ниже не видел.

— Получается, что этот кладовщик Силантий и директрторша — любовники? — я немного расстроился.

Похоже, что Силантий не мой клиент, молод слишком для дел с этими беглецами.

— Угу.

— А сколько ему лет?

— Ну так старый пень, но, видимо, борозду могёт еще, — обрадовал меня Нурик. — Не знаю, сколько, но он еще войну застал. Лет сто, наверное, или чуть поменьше. Ну, шестьдесят где-то.

Я усмехнулся. Ничего себе, столетнего нашёл. Один такой сегодня как раз сам преступника на испуг взял.

— Как его фамилия?

— Да на кой он тебе, Мороз? Ты лучше Семеновым займись, — снова заканючил сосед. — Он же, это Семёнов… — Нурик замолчал с раскрытым ртом. Пролетающая мимо муха чуть в него не залетела. А сосед хлопнул себя по лбу, звонко так, что даже у меня искры из глаз посыпались, и воскликнул: — Ну точно! Семенов и кладовщик вместе мутки крутят! Как я сразу-то не догадался. Постоянно на складе шушукаются. Один мясные изделия отпускает, другой увозит. А где-то по дороге часть продукции того… Фьють! И нету! Возьмешь Жорича, возьмешь и Семенова.

— Жорич — это кладовщик Силантий?

— Ну да…

— Спасибо, друг… Пойду я, на ваше предприятие наведаюсь.

— Да погоди ты… Их так просто не возьмешь, они ж хитрые. Тут план нужен. Еще и Вобла их прикрывает. Не одолеешь, брат…

— Вобла? Директор прикрывает?

— Ну да, это я ей прозвище придумал, теперь ее весь комбинат так называет, — гордо поведал Нурик.

— Разберемся и с этой Воблой… А план у меня уже имеется, — заверил я, хотя плана и в помине не было. — Как у нее фамилия, кстати?

— Да я все время забываю, Вобла, она и сеть Вобла… Там, если что, спросишь.

— Ладно… Разберемся.

— Петька! Курвец! Ёкарный насос! Куды прешь? — на проходной из будки сторожа высунулся дедок в мятом затертом до блеска пиджаке, с наградными планками на груди и в клетчатой кепке. Под пиджаком еще надет свитер, а под ним рубаха виднеется. Не сомневаюсь, что в этой «капусте» и майка имелась.

Я оглянулся, но никакого Петьки тут не было.

— Шо зёнки выкатил? — тряс на меня морщинистым кулаком дед. — А ну вертай отсель!

— Это вы мне? — все еще не верил я.

— А кому еще, Петька! Дурья твоя маковка. Глазопялку-то разуй, нет здесь никого, окромя нас с тобой.

Я было хотел сказать старику, что я не Петька, и что по служебным делам мне нужно попасть на предприятие. Но тут меня осенило.

Я бегло просмотрел по сторонам, осмотрел стены проходной и увидел инструкцию по пожарной безопасности. Под текстом, который регламентировал порядок действий при возгорании, были подписи проинструктированных. Я пригляделся. Одним из них числился сторож Прялкин И. И., и подпись напротив его фамилии стояла такая корявая, похожая на крестик помятый. Можно предположить, что это тот самый подслеповато щурящийся дедок, который стоял сейчас передо мной. Инициалы И. И. — скорее всего, Иван Иванович. Любили раньше так называть, Ванькой, да еще и в честь отца.

— Иваныч, — прижал я просяще руку к груди. — Пусти, а…

А ведь неплохо было бы пройти не под своим ментовским именем и без лишнего шума осмотреться заранее и негласно.

— Не велено, — хмурился тот. — С кадров сказали не пущать тебя, Петька, более, да и пропуск у тебя забрать, как появишься. Стыдоба! Алкаш… Каждый раз увольняют тебя по статье. А потом снова приходишь устраиваться.

— А я, может, исправился… — проговорил я, уже зная, куда клонить. — Не веришь? Все, Иваныч… не пью… Ничего не надо мне, только работу любимую подавай. Вот, на… — я хлопнул ему на «прилавок» его будки десятку красненькую. Соблазнительную, новенькую и хрустящую. — Последнюю деньгу тебе отдаю. Пусти в кадры. Работать хочу, а пить не буду. Чтоб мне провалиться.

— Ну, если последнюю, — пробормотал дед и лихо сграбастал купюру, несмотря на то, что слеповат, чирик он сразу разглядел. Я даже на всякий случай отошел от света, чуть вглубь, чтобы он, раз уже приморгавшись, не понял, что перед ним вовсе не Петька-алкаш.

— Спасибо, Иваныч, — кивнул я и, когда тот разблокировал вертушку, оттянув самодельную штырь-задвижку, проскочил на территорию мясокомбината.

Несколько бетонных цехов, отдельно стоящая столовая, административное здание. Обход я начал со складов, где-то там должен работать Силантий. Он же Святоша. Нужно аккуратно его взять, не спугнуть, иначе и Грицука потеряем.

Склад оказался постройкой без окон. Старой и огромной, как ангар для самолета. Вошел внутрь, очутился в тамбуре, но дальше пройти не получилось.

— Вы кто? — уставился на меня пожилой мужик в синем халате и с подозрительным взглядом въедливых, выцветших от возраста глаз. Сам еще крепкий, не сгорбленный, вполне себе работяга, но по чистоте халата, я определил что это вовсе не простой разнорабочий.

— А как мне найти товарища Жорича?

— Вот он я, что хотел, студент?

Нарядился я перед походом на комбинат как воспитанный интеллигентный человек — брючки, рубашка, туфли-лодочка. Вкупе с моложавым и бритым лицом я вполне тянул на какого-то практиканта, еще и морду делал безобидно-щенячью, немного удивленную и добродушную, как и полагается новичку, для которого все тут в диковинку.

— Силантий Прокопьевич, меня из кадров к вам направили. Сказали, у вас тут помощники требуются. Просили узнать, возьмете или нет.

— Да они что там, совсем охренели? Нету вакансий, — замахал руками Жорич, будто я был чумной. — Иди, гуляй, парень… А им передай, что с директором все утрясено было, чтобы не давали нам студентов, ответственный фронт работы у нас, не для таких как вы.

— Так и передать? — прищурился я.

— Так и передай.

— И про директора сказать? Ну, что вы с ней там… трясли что-то, — лицо мое выражало полную серьезность, и кладовщик, не уловив подкола, лишь скривился и отмахнулся, мол, иди уже, не мешай работать.

А я вышел из склада и посмеялся в кулак. Затем быстро вернулся, юркнул за открытую дверь и притаился. Стал ждать.

— Кто там приходил? — раздался чей-то мужской голос.

— Да опять Нинка-клуша из кадров направила к нам молодого, — пробурчал Жорич.

— Ты же знаешь, Силантий, нам сюда чужих никак нельзя… — вкрадчиво проговорил незнакомый голос.

— Да, знаю я, Семенов, не учи батьку…

— Ты бы уж с Воблой договорился, чтобы не совали нам новичков. Имеешь ее в кабинете, а договориться не с руки?

— Не называй ее так, — прошипел Жорич.

— Тю-ю… Да ее весь завод так кличет…

— Она моя баба…

— А я думал, ты ради дела с ней кувыркаешься, — усмехнулся тот.

— Много думаешь, Семенов, думалку не перенапряги. Ты лучше машину готовь. Завтра следующая партия пойдет.

Я осторожно выглянул из-за двери. Очень хотелось разглядеть этого Семенова. Вот вся шайка и в сборе, насчет чего-то незаконного явно договариваются…

Высунул глаз и половину лица. Слепые пассатижи! Ни хрена не видно! Они где-то в глубине тамбура стояли. Высунулся чуть больше, и дверь предательски скрипнула.

— Кто там? — всполошились мужики, а Жорич быстрым паучьим движением выбросил руку и схватился за топорик.