Начальник милиции. Книга 5

Глава 5

Дед и я уселись в лодку, а Тулуш умело столкнул её в воду. Замочил ноги по колено, а после запрыгнул на борт. Старик гордо напялил бескозырку с надписью: «Балтийский флот».

Малокобыльный «Ветерок» не спеша толкал семиметровое судно. Сил вывести такую лодку на глиссер у движка, естественно, не было. Но здесь такое не обязательно — течение тихое, и мощностей мотора хватало, чтобы потихоньку плестись со скоростью пешехода. Интересно, а вот обратно, против течения, он как пойдет? Да не важно… Обратно на лодке я и не собирался. Но такая неспешность все же раздражала.

— А побыстрее никак нельзя? — проворчал я.

— Быстрее только у Ефимыча лодка, но с тем я бы на вашем месте не связывался. Страсть, какой болтливый, что тот попугай. Не советую с ним дел иметь, — важно ответил капитан судна. — А какие-такие дела у вас в Михайловске? Милиционерские…

— Извини, отец, служебная тайна. Но ты не переживай, за содействие органам тебя наградят.

— Да? А можно в награду мотор новый? «Вихрь». Сильный и чтоб кобыл тридцать было. Вот Ефимыча порвет от зависти…

— Мы тебе грамоту выпишем, это лучше, чем мотор.

— Токма большую давайте, — охотно согласился дед. — У Ефимыча похвальный лист от председателя совхоза — с две ладошки шириной, на стене висит, а мне поболее надо…

— Договорились, будет во-от такенная грамота.

С горем пополам мы прошли километр и, наконец, завернули за излучину реки. Капитан дымил самокруткой, лихо заломив бескозырку за ухо.

Сидя на корме, умело рулил, управляя специальной ручкой на двигателе. Когда деревня пропала из виду, стал постукивать деревянной ногой, отбивая такт, и запел старую матросскую песню.

Раскинулось море широко,

И волны бушуют вдали.

Товарищ, мы едем далёко,

Подальше от нашей земли.

— Плыви к берегу, Демидыч! — скомандовал я, когда деревня окончательно скрылась за поворотом.

— Плавает говно, а по воде ходют! — поправил дед.

— Ходят ногами, — парировал в свою очередь я. — А ты греби к берегу.

— Дык мы же в Михайловск? С секретной миссией!

— В связи с изменением оперативной обстановки планы поменялись. Стоп машина!

— Есть стоп машина!

Мы причалили.

— В общем, так, Демидыч, ты готов послужить сегодня Родине? — я положил на плечо деда руку, будто посвящал его в тайный орден. — Органы призывают на помощь. Страна в тебе нуждается.

— Служу Советскому Союзу, — Демидыч вытянулся и, пристукнув деревянной ногой, будто каблуком форменного ботинка, бодро приложил руку по-военному к бескозырке.

— Слушай задание. Дуй в Михайловск, как собирались, только на всех парах. Там шагай в милицию и передай вот эту записку начальнику, — я протянул листочек с цифрами в столбик.

— Это что? — свел брови старик, разглядывая диковинные циферки. — Шифр, однако?

— Он самый. Операция секретная, поэтому донесение зашифровано.

— Понял! Сделаю! Да я и не такие послания на фронте доставлял.

Я кивнул — не сомневаюсь.

— Это еще не все, начальнику милиции там на словах передай, чтобы высылали подмогу сюда, в Мохово, срочно. Скажешь, что беглые зэки здесь окопались. Он поймет, о чем речь. Запомнил?

— Зэки? Здесь? — округлил глаза дед. — У нас?

— Тихо ты! — прошипел я, показывая всю важность происходящего. — Здесь, здесь… От тебя сейчас, отец, зависит, будет жить деревня или нет… — я легонько подтолкнул его к лодке. — Вперед! А мы пока вернемся в поселение. Разведаем, что да как.

— Дык, может, я с вами! В разведку? А? У меня и ружо имеется. Пока на лодке дойду, столько времени пройдет! Урки смоются.

— С нами? Куда ты на одной ноге-то? Спугнешь только. А ружье — это правильно, это мы у тебя одолжим. Можно? И потом, тебе шифровку надо передать, забыл?

— А, ну да… Сделаю в лучшем виде, — кивнул дед. — Ружо в сенях, за шторкой у меня стоит. Патроны в патронташе, он на стене, слева, как заходишь, висит.

— Ясно, спасибо… Ключ-то от дома дай.

— Нетути замка. Не приучены мы в Мохово запираться. Никто не ворует.

— Добро, — кивнул я и пожал протянутую морщинистую руку. — Удачи, отец… И помни. Что тебе во что бы то ни стало нужно передать шифр. Иначе… э-э…

— Понял. С богом! — перекрестился старик и забрался в лодку.

Подергал шнурком, завел мотор. Я столкнул нос посудины снова в воду. Дед отгреб веслом от берега и, опустив винт еще ниже, пошел вниз по течению в сторону Михайловска.

— Какой-такой шифр? — недоумевал Тулуш.

— Да это Кулебякин билет спортлото купил, просил мне цифры ему написать, дескать, у меня рука легкая и счастливая. Я на бумажке написал случайные, он и заполнил с нее бланк лотерейный. А бумажка у меня так и осталась в кармане лежать. Вот нашел ее сейчас.

— Так это что? — покачал тот головой. — Обманул ты его?

— Не обманул, а мотивировал. Пускай чувствует важность возложенной миссии. Шифровку, от греха подальше, доставляет. А то ведь он за нами хотел увязаться — и куда мы его? Еще пристрелят деда, а потом отвечай за него. А ружье его мы возьмем. Пригодится. Ты с ружьем пойдешь.

— Ружье хорошо, винтовка лучше, — кивал Тулуш.

— На безрыбье и ружо — пулемет.

Мы проводили лодку взглядом. С таким тихоходным мотором до Михайловска она долго будет добираться. Ну и ладно, на помощь я все равно не рассчитывал, а отправил старика больше из соображений его же безопасности. Чтобы нас не выдал и сам не подставился. Ведь если он в Мохово сейчас вернется, зуб даю, каждый житель, и даже те белые гуси в луже, через пять минут будут знать, что в деревне засели бандиты, а он, герой, с мильцанерами прибыл их бить-ловить, а перед энтим сам лично придумал сделать обманный маневр на лодке. Уйти, то есть, за излучину и вернуться пешком.

Надеюсь, у него не кончится бензин или не заглохнет по другим причинам «Ветерок», а то как бы тоже пешком не пришёл в самый неподходящий момент.

Мы отошли от реки. Углубившись в лес, решили следовать скрытным путем, а не проторенными тропами в пойме.

— Нужно ночью идти на охота, — сказал Тулуш, жуя травинку.

Он сунул ее в муравейник. Чуть подождал, а потом вытащил, сдул мурашей и стал облизывать.

— Я думаю, под утро даже лучше… там сон самый крепкий. Часа в три-четыре. В человека когда-нибудь стрелял?

— В медведь стрелял, в волк стрелял, в человек — не стрелял.

— А сегодня, возможно, придется… Так просто они не дадутся. Наверняка до зубов вооружились. Так что настраивайся. Только вот не пойму, почему ружье со стены не взяли? Когда мы вошли, оно висело на месте.

— То загадка. Чтобы мы не поняли, — ответил Тулуш. — На стенка пыль, ружье отпечаток видно. Снять ружье — и видно, что нет его. Отгадка сразу.

— Да, скорее всего, так и есть. Готов спорить, что теперь его уже и нет на стене. Знать бы их планы наверняка…

— Люди поспят. Покушать и утром уйдут…

— Куда?

— Не знаю. Саныча, может, подождем их? Покараулим. Засада поставим. Как на зверя. Из дома выйдут, а мы их встретим.

— Вот не уверен, что ждать нужно. Мы не охотники, мы предотвращать с тобой должны. А что если они, когда уходить будут, женщину ту порешат? И сына ее заодно. Как свидетелей ненужных. А хату спалят, допустим, заметая следы. За такими не заржавеет. Знаешь, сколько я повидал подобных? Поэтому будем брать ночью и тепленькими. Сбежало из колонии четверо, одного шеф удачно пристрелил, осталось трое. Если что, во время штурма домика разрешаю открывать огонь на поражение. Понял?

— Ружье надо, — кивал Тулуш.

— Будет тебе ружье. А вот и дом Демидыча. Пойдем внутрь, пошукаем, где там он говорил? За шторкой волына…

Волыной оказалась старенькое одноствольное ружье марки… А вот марку трудно было даже примерно определить. Настолько оно старое и непонятное. Шейка приклада перемотана изолентой. Казалось, без неё ружье рассыплется на части. Но самое интересное, что у гладкоствольного оружия был продольно-скользящий завтор, как у винтовки или карабина. Откуда?

Я почесал в недоумении макушку, осматривая чудо баллистической мысли. Этакая смесь бульдога с лошадью Пржевальского. Части-то заводские, но вот конструкция…

Увидев мое недоумение, Тулуш взял ствол в руки, оценивающе повертел и выдал свой вердикт:

— Хорошо ружье. Хорошо.

— Ты затвор видел? — ткнул я пальцем на нетипичную деталь.

— Из берданка переделана. Хорошо ружье.

— Неужели есть такие Кулибины, которые из винтовки делают ружья? Но зачем?

Я всё ещё опасался брать его с собой.

— Кулибин не знаю, а мой дед делать. Дробь стрелять, картечь стрелять. Мелкий дичь — пуля не попасть.

— Ясно, — вздохнул я, понимая, что других вариантов всё равно нет. — Лишь бы исправно было и стреляло.

Тулуш показал мне переделки, заверяя, что ружье вполне пригодно для стрельбы.

Оказалось, что, благодаря толстому стволу, из винтовки Бердана №2 можно было получить однозарядное охотничье ружье вплоть до двенадцатого калибра.

— Я бы его все равно испытал, — настаивал я. — Но палить нельзя… Громко будет.

На этой тихой улочке палить, да ещё без хозяина дома — всё равно что пойти прямо к тем зэкам и сдаться.

— Можно тихо выстрел делать, — заверил Тулуш.

— Это как? — удивился я.

Он закрыл дверь хибары, нашел патронташ на стене. Вытащил оттуда один патрон в латунной гильзе, дульце которой залито воском. Нашел шило в ящике стола, расковырял воск, выудил войлочные пыжи и картонные прокладки из патрона, высыпал из него дробовой заряд и черный дымный порох. В общем, почти полностью демонтировал патрон и зарядил в ружье пустую капсулированную гильзу, и всё это в какую-то минуту. Нажал на спуск.

Щелк! А капсюль-то не бахнул.

— Осечка, — раздосадовано кивнул Тулуш.

Он снова оттянул курок за его округлую часть, ставя на боевой взвод, и нажал на спуск.

Бах! — в этот раз капсюль воспламенился, и произошел хлопок.

— Со второго раза… Патрон хреновый? — хмурился я. — Или ружье?

— Не понять, — пожал плечами Тулуш, набивая карманы патронами.

Некоторые из них уже позеленели, будто лежали со времен революции.

— Будем надеяться, что осечка не повторится. Да и что вообще тебе не придется нажимать на спуск. Возьмем их больше хитростью и сноровкой.

И я рассказал Тулушу свой план.

— Ну наконец-то! — воскликнула Вера, когда окольными путями мы с Тулушем вернулись в рощицу за деревней. — Вот если бы не Мухтар, я бы подумала, что вы меня бросили…

Поводок она всё ещё сжимала в руке.

— Тебя мы никогда не бросим, а Мухтара тем более, — улыбнулся я.

— Ну что там? — хмурилась следачка, поглядывая на деревню. А затем перевела взгляд на Тулуша. — Вы на войну собрались?

Она ткнула пальцем в то ли берданку, то ли дробовик, что висел на плече у моего напарника.

— Там эти гниды, в том доме крайнем засели, — показывал я на строение. — Видишь? Дымок идет. Варит хозяйка жрачку им. Потчует гадов. Ситуация следующая — в заложниках гражданские. Предположительно женщина и сын среднего школьного возраста. Еще один жилец — папаша его, скорее всего, ликвидирован бандитами. Короче, расклад серьезный, товарищи. Но надо брать их, пока делов не натворили. Им терять нечего, и обратно на зону, а скорее всего, уже даже не на зону, а в тюрьму, они не пойдут.

— Какой план? — поинтересовалась следачка.

— Работа всем найдется… — твёрдо ответил я, обозначая, что и у неё будет своя роль. — Надо подкрепиться и выспаться. Вот, — я выложил на пенек вяленую рыбку, что прихватил из дома Демидыча. — Налетай! Вскуснятина…

Взамен рыбы я оставил хозяину дома на буфете трешку одной купюрой. Думаю, он и без денег бы не обиделся на нас, но так надежнее… Насчет ружья уговор был, а про рыбу, как говорил Жеглов, мы не договаривались.

— Она с чешуей! Фу! Она пахнет! — кривила губы Вера.

— Ну как знаешь, — улыбнулся я и, ловко почистив одну рыбину, швырнул ее Мухтару.

Принялся за вторую. Тулуш тоже с большим аппетитом уплетал добытую снедь.

— Ладно… — снисходительно поджала губу Вера. — Дай кусочек попробовать.

Я поделился. А через минуту Вера уплетала угощение за обе щеки. За уши не оттащишь.

После незатейливого ужина мы сходили к ручью напиться. Тулуш из куска бревнышка тут же выточил чашку, чтобы взять воды с собой. Нож мы тоже позаимствовали у Демидыча.

А после смастрячили шалаш. Натаскали туда мягких ивовых веток с листвой вместо подстилки. И завалились спать пораньше, так как под утро предстояла важная операция.

— Я посерединке не хочу, — проворчала Вера и придвинулась к краю ложа.

Пришлось мне посерединке. С одной стороны от меня теплая девушка, с другой стороны — кто-то пыхтит в ухо. Или Тулуш, или Мухтар, я в темноте не понял.

— Мне холодно, — продолжала капризничать Вера.

— Ну извини, одеяла нет…

На меня начало накатывать раздражение — сама ведь с нами просилась, что теперь?

— Ну так обнял бы хоть, — вдруг заявила она.

— Ну… если ты не против…

— Ой, Морозов… Мы лежим в лесу, в шалаше, с собакой и узбеком. А ты думаешь, что я недотрогу буду из себя строить? Давай уже грей.

— Ладно, не ворчи… — я придвинулся поближе и положил на нее руку.

Вера поерзала и прижалась ко мне упругой попой. Сон как рукой сняло. Еще немного поерзает, и я буду зол на Тулуша и Мухтара, что они здесь рядом сопят.

Я закрыл глаза в твердом намерении уснуть прямо сейчас, чтобы встать в подходящее время. Нет, у меня не было умения, как у Штирлица, просыпаться точно через заданный интервал, но я знал, что больше двух-трех часов не просплю. Когда я начеку, то организм быстро высыпается. Тулуш тоже заверил, что встанет без всяких проблем к нужному часу, поэтому проспать я не боялся.

Мне уже почти удалось уснуть, даже под сопение Мухтара и тонкий храп Тулуша (будто белка простыла и хрипит), как я почувствовал, что Вера повернулась ко мне лицом. Я думал она бок на земле отлежала, а она не мешкая вдруг обняла меня и поцеловала прямо в губы. Я не спешил ее отгонять. Приятно же… Целовались мы с минуту. Сладко и трепетно, как пионеры тайком в палатке.

— Спокойной ночи, — прошептала Вера и ловко отвернулась на другой бок.

— Спокойной ночи, — ответил я и тоже отвернулся, от греха подальше.

Поймал на себе чей-то взгляд. Оказалось, что Мухтар не спит, а смотрит на меня хитрыми глазками.

Я улыбнулся ему и подмигнул. Он моргнул одним глазом, получилось, будто тоже подмигнул.

— Саша! — воскликнула Алёна. — Ты целовал эту курицу? Как ты мог, Морозов⁈

— Я… ты как здесь оказалась вообще? — дивился я, глядя как моя девушка перегородила в шалаше проход.

— Я не курица! — возразила Вера, притянула меня за шею к себе и стала демонстративно нацеловывать.

— Убери от него руки, курица! — Алена подскочила, перехватила у неё мою шею и сама стала истово меня целовать.

— Да хватит вам, девоньки! — мотнул я головой и проснулся, а рядом довольная морда Мухтара.

Судя по всему, он успел облизать мне все лицо. Его хитрый взгляд так и говорил, мол, извиняться не за что, хозяин. Ты во сне мычал, бубнил, сон, наверное, плохой увидел, вот я тебя и разбудил. И умыл заодно.

Вот хитрюга. Я поплевался маленько, но больше для виду, обтер губы рукавом олимпийки и посмотрел на часы. Полчетвертого, ага… Пора…

Вера мирно сопела, а вот Тулуша рядом с нами не оказалось. Черт! Куда он пропал?

— Сиди здесь и охраняй жилище, — приказал я Мухтару.

С собой я его не стал брать, под пули или дробь пускать не хочу. Сами справимся.

— Саныча… Вставай… Охота ждет, — на пороге шалаша появился Тулуш с ружьем на плече. — Роса выпал тяжелый. Это хорошо. Небо давит. Спать крепко они.

— Отлично, — потер я глаза.

Сон прошел, адреналин помог его прогнать, все же не на утреннюю рыбалку собираемся.

Боялся ли я? Да… Но не за себя, а за тех, кого мы вызволять будем. Как бы преступники не использовали их как живой щит — вот что меня беспокоило.

Я снял олимпийку и укрыл ею спящую Веру. Мне кофта ни к чему, чую, и так жарко будет. Несмотря на ночную прохладу, уши у меня горели, будто вспоминал кто-то. Ничего, пусть — со всеми, с кем нужно, ещё увидимся.

Я вышел из шалаша и посмотрел на небо. Все и вправду тучами затянуто, темно, как в бочке с гудроном. Но это и хорошо…

— Пошли, — скомандовал я.

Мы быстро приблизились к дому. Темно. Окна не горят, отблесков керосинок или свечей не видно.

— Странно… — прошептал я, таращась на будку, — почему собачки не слышно?

— Нету собачка, — даже в темноте я разглядел его белозубую улыбку. — Съел я собачка.

— Чего?

Я смотрел на Салчака огромными глазами. Сейчас, конечно, не время разбираться, но…

— Шутка… Живой он… В лес унес. Пока спал — сгреб, пасть зажал, в мешок посадил и унес.

— Вот это да. Не забудь потом выпустить, — нахмурился я.

Может быть, по прошлой жизни и недолюбливал я собак. Но теперь не хотелось даже представлять, как будет маяться пёс в мешке среди леса.

— Если жить будем, выпущу, — кивнул напарник.

— Значит, надо выжить… Готов? — я вытащил револьвер, а Тулуш снял с плеча ружье.

— Саныча, можно я первый пойду? Я бесшумный, как змея.

— Нет… У тебя волына ненадежная, с осечками. Первый я пойду.

Сказал так, потому что чуял, что без крови нам сегодня никак не обойтись. Надеюсь, это будет не наша кровь. Но загадывать не приходится.

— Пошли, — прошептал я и двинулся по направлению к черному в рассветной полутьме силуэту дома.