Начальник милиции. Книга 5

Глава 19

Я сходил покормил Мухтара, вернулся к себе и нарезал задач на завтра своим операм, после заскочил в кабинет к Кулебякину, погонял с ним чаи, обсудил текущие дела и рутину, не вдаваясь в подробности моего дела с нацистами, все больше за грабежи, кражи и прочие угоны с ним потрещал. И через пару часиков вернулся к эксперту, чтобы забрать проявленную пленку и снимки. Тот уложился в отведенное время. Молоток… Валя так старался, что даже сушил пленку вентилятором, чтобы успеть все сделать до конца рабочего дня. Для этого он прицепил ее прищепками на окне, и направил вентилятор вдобавок.

Уже при мне Валентин вытащил фотографии с пылу с жару из раскаленного глянцевателя. Выложил их на стол. Мы нависли над старой скрипучей столешницей, разглядывая фото из редакции.

На снимках были какие-то труженики, пара официальных сытых лиц в костюмах, еще шофер на фоне городского маршрутного автобуса, тоже, наверное, герой репортажа. В общем, обычные фотки корреспондента малотиражки.

А на последних кадрах была сама Зина. Она позировала в кабинете редакции и щелкнула себя явно со штатива на автоспуске, потому что все снимки были сделаны с одного ракурса. И только Зина была разная. То так выгнется, то сяк. Очевидно, представляла себя на обложке «Работницы» или «Крестьянки».

Снимки однотипные, девушка явно добивала пленку, чтобы потом проявить. Можно, конечно, было обрезать пленку в темноте, и дощелкать потом оставшийся фрагмент на разные нужности, но там оставался хвостик в несколько кадров, и смысла заморачиваться не было, поэтому Метёлкина просто использовала все кадры на себя.

— Сан Саныч, вот глянь, — Валентин показал мне одно любопытное фото.

— Что там?

Загоруйко подвинул мне снимок.

— Ну и? — чесал я затылок. — Что тут необычного?

— Книга…

— И что?

— А ты на заголовок ее посмотри, — Валя ткнул пальцем на обложку. — Вот, возьми лупу, приглядись.

— О-па… — от увиденного аж волосы шевельнулись на затылке. — Интересно… И что это за книженция такая? Ну-ка переведи. Как у тебя с буржуйским? Шпрехаешь?

— Это «Фауст» Гёте, — кивнул Валя, — причем издание на немецком языке. Книга явно привезена из Германии. То есть оригинал, не переводной экземпляр.

— Зачем ее тащить из Германии? — продолжал я вслух размышлять. — Кому на хрен в СССР сдался этот Гёте на немецком?

— Чтобы читать…

— Читать? На немецком? — хорошо, что Валентин не успел заметить, как я на него посмотрел.

— Тот, чья эта книга, читает ее на немецком. И перечитывает. Вот, глянь, листочки-то — видно, что затрепаны по уголкам. Обложка перегнута у корешка. Вот заляпанность от пальцев уже въелась. Зачитали до дыр, что называется. А это значит, читатель в совершенстве владеет немецким.

— Знает немецкий? Валя, ты гений… Об этом я и не подумал. Так… Сделаем вот что… Я тебе принесу один предмет завтра. Ты пальчики с него снимешь, только неофициально, и сравнишь их с пальчиками на банке с кофе, в которой рыжье было. Ну, это — зубы золотые. Только внимательно смотри, сличай, чтобы ошибки не было.

— Я всегда внимательно смотрю, — распрямился Валентин и подтянул штаны. — А что это за объект будет?

— Только никому не слова… ладно? Там и мои пальчики будут, сто пудов, но ты как-нибудь отфильтруй их. Я тебе свои для образца оставить могу. Я же за объект хватался. Но мои отпечатки сверху должны быть. Уже после исследуемых.

— В дактилоскопии нет понятия «последних рук». Следы накладываются вне зависимости от времени их оставления. Конечно, я постараюсь отмести твои пальцы.

— Вот и славненько… Но это только между нами. Никто не должен знать об этом объекте исследования, да и о результатах тоже. Это гостайна, Валентин… ты же помнишь, из какой я структуры? — последнюю фразу я проговорил шепотом.

— Да, конечно, — заговорщически закивал эксперт и тоже прошептал, пылко и искренне: — Служу Советскому Союзу.

Зал ресторана «Аист» был полон гостей. На небольшой сцене уже бренчал и пиликал местный волосато-усатый ВИА. Ударник, соло, ритм и бас. И, конечно же, ионика.

Вокалист, тряся барашковой шевелюрой и переступая с ноги на ногу в туфлях с массивным каблуком, завывал хит — «Золотую лестницу».

Мы с Алёной пришли пораньше и заняли стол, который удалось в последний момент очень удачно зарезервировать через звонок Эрику Робертовичу. Сегодня вечер пятницы, и попасть в ресторан было бы не так просто, учитывая, что он единственный в городе.

Мы с Аленой расположились за столом с белой скатертью. К нам тут же подсел парень в темно-зеленом костюме, в белой рубашке и галстуке. Ну жених прямо! Только столик наш весь занят, и женихов нам тут не надо… Я поднял глаза на парня, собираясь не совсем вежливо, понастойчивее его попросить быстренько покинуть нашу дружную компанию, но парень обезоруживающе улыбнулся, кивнул, здороваясь, Алене и проговорил, обращаясь ко мне:

— Здрасте… Саныча, а где Зина? Она придет?

Мать честная! Это был Тулуш. Я его даже не признал в таком наряде. Пуговки, что малахит, отливают благородным изумрудом, стрелки на брюках так наглажены, что об них порезаться можно. А на рукавах рубашки… запонки? Ну точно, они самые.

Мозг отказывался видеть в этом элегантно наряженном молодом парне моего Салчака. Казалось, что парень его проглотил и оставил от него не рожки да ножки, а улыбку и смуглость кожи. При свете дня кожа у Тулуша иногда смотрелась будто немного грязной, но в обрамлении костюма и в приглушенных тонах ресторана — выглядела как у аргентинского дона.

— Зина скоро придет. Знакомьтесь, это Алена, это Тулуш. Это я…

— Наслышана, — улыбнулась Алена Салчаку, — признаться, я вас представляла совсем иначе…

— Костюма не мой, — хихикнул Тулуш. — У сосед по комнате взял поносить. Он давать не хотел, но я его убедил. Костюма сильно нужен сегодня, Саныча сказал, свататься будем.

Я было хотел возразить насчет сватовства, но не успел — в обеденный зал ресторана вошли двое. Девушка в незатейливом платьице с белым воротничком «отличницы» и интеллигентного вида пожилой мужчина в костюме-тройке.

Артищева я узнал сразу, по профессорской бородке, тем более, что вечно он тройку носит, а рядом с ним в воротничке… Зина. Хм… И почему они вдвоем пришли? Тем временем парочка безошибочно и быстро нашла нас глазами и направилась к нашему столику.

— Здравствуйте, здравствуйте, — раскланялся Артищев, галантно поцеловал руку Алене, сам ей представился, я даже рта не успел открыть, и сразу перешел к извинениям: — Вы уж простите, Александр Александрович, что нагрянул на ваш вечер без приглашения, Зина проговорилась, что у вас небольшой сабантуйчик намечается по поводу удачно завершенного дела.

— Какого дела? — я глянул испытующе на Зину.

Что она там наплела своему шефу? Но девушка отвела взгляд.

— Ну как же? — всплеснул руками главред. — Не скромничайте, дорогой Александр Александрович. Я же знаю, что вы лично устранили этого крайне нехорошего человека, ликвидировали, так сказать. Того самого Силантия, которого я видел на рынке и который, как мне кажется, подослал ко мне своего дружка в редакцию, чтобы счеты свести.

— А вы откуда знаете? Что Силантия больше нет.

— Обижаете, дорогой, я же журналист. А город слухами полнится, оказалось, что Силантий работал на мясокомбинате. Кто бы мог подумать? Быстро вы его нашли, спасибо.

— Пожалуйста… Это наша работа.

Я всё ещё чувствовал какое-то напряжение от этого сплетения — как Артищев всё прознал, зачем явился? Впрочем, он тут же объяснился:

— Еще раз извините за вторжение, но я хотел бы по такому поводу, как это говорят, проставиться… Вот, пришел. Разрешите вас угостить? Весь столик.

— Неужели зарплата редактора такая большая? — уточнил я на всякий случай, чтобы не напрягать интеллигента, давая ему возможность пойти на попятную.

А то ну как его жест окажется слишком красивым для него же самого. Так-то сегодня вечером я собирался банковать. Денежки на кармане еще водились, те, что я отжал у Рыбьего Глаза. Интересно, как он там на пенсии поживает? Надо бы его навестить как-нибудь, чтобы жизнь малиной не казалась.

— Вы знаете, огромной зарплатой похвастаться не могу, но мне хватает. Много ли старику надо? Поэтому не принимаю никаких возражений, заказывайте что хотите, а счет мой. Вы мне жизнь и репутацию спасли, это самое малое, что я могу для вас сделать. Избавили меня от уголовников.

— Жорич был не уголовник, — вставил я в дополнение.

— Он хуже уголовника, — сурово произнёс главред. — Он фашист. Ну, а тот, что приходил ко мне в кабинет — точно из уголовной среды. У него на морде написано, что тюрьма по нему плачет, да и наколки я приметил. Не запомнил, правда, какие. Урка он. Кстати, позвольте полюбопытствовать, а его вы нашли?

— Нет, но это вопрос времени. Ищем, и у нас есть зацепки.

— Вот как? Замечательно! А какие зацепки? Если не секрет…

— Извините, Захар Елизарович, это служебная информация.

— Понимаю, понимаю, — закивал тот, озираясь, а потом, завидев официанта, махнул рукой по-барски. — Любезный! Подойдите к нам поскорее, пожалуйста!

Меню в «Аисте» не отличалось особым разнообразием. Из салатов традиционно присутствовала сельдь под шубой, столичный и прочие мимозы. Супы обычные — от рассольника до борща. В общем, ассортимент был похож на столовую, но цены выше и блюда считались вкуснее. Но по факту — котлеты тоже были с хлебным мякишем, а курицу здесь продавали дважды: сначала в супе, варили бульон на ней, а потом вынимали, обжаривали и подавали уже как второе блюдо с каким-нибудь гарниром. Никто мяса в супе не видел, но все давно привыкли и никто не жаловался. Тем более что других ресторанов некоторые горожане за всю жизнь не посещали. А потому обилие укропа и лаврушки в блюдах считали изыском, а потребляли все, естественно, по-советски, вприкуску с хлебом, даже макароны, картошку и рис. Но то, что это ресторан, а не какая-то столовая, сразу было видно по вилкам-ложкам — они не гнутые и не из алюминия, а улеглись на скатерти тяжестью сверкающей нержавейки со штампованной ценой. Такие ложки в столовке бы сразу стырили, причем сами работники в первую очередь. Ну и наличие живой музыки, официантов и отсутствие молочного супа и горошницы подчеркивали отличия заведения от столовой.

Пока делали заказ, я потихоньку спросил Зину, кивнув на редактора:

— Скажи, милая Зиночка, это твоя идея была — его позвать?

— Я думала, он нам не помешает, — невинно улыбнулась девушка.

И взглядом тут же упёрлась в Тулуша, но быстро его отвела.

— Не помешает, — согласился я. — Пусть человек порадуется, просто мы тут, вроде как, по парам хотели посидеть, — показал я глазами на Тулуша, который пытался стрясти с ошарашенного официанта какое-то лишь ему известное блюдо.

— Александр Александрович, — девушка придвинулась ко мне слишком близко и уже почти шептала на ухо, чем вызвала крайнее недовольство Алены.

Она сидела по другую руку от меня и уставилась прожигающим взглядом на журналистку, но Зина этого не замечала и продолжала нашептывать:

— Вы думаете, я не понимаю, зачем я здесь? Я просто взяла шефа, чтобы не чувствовать себя неуютно. Больше знакомых, так сказать, людей вокруг. Это же что-то вроде свидания… Да?

— Молодец, если поняла… И что думаешь по этому поводу?

— Ну-у… — Зина опустила глазки, чуть зарделась, а потом выдохнула. — Я-то не против… а вот ваша девушка, мне кажется, будет против.

— Не понял?.. С чего это Алене быть против?

— Не будет? — радостно сощурилась журналистка. — У вас с ней разве не серьезно?

— Серьезно, но при чем тут вообще мы с Аленой? Тулуш-то, смотри, как ради тебя нарядился… Жёних!

— Погодите! А Тулуш тут при чем? — опешила девушка.

— Ну ты же сказала, что все поняла. Свидание, неформальная обстановка, общение. Ну? Только что говорила, что не против.

Я помахал рукой — мол, давай, соображай.

— Так я думала, это я вам понравилась, — хлопала ресницами Зина.

— Так я же с девушкой, — тут уже я опешил.

— Ну вот я и подумала, что вы мерзавец тот еще… — вздохнула Зина. — Но, знаете ли, тянет меня на мерзавцев.

— Саша, — между нами вклинилась Алена, заставив Зину ретироваться за пределы моих личных границ. — Я хочу шампанского. Ты что будешь?

— Я, пожалуй, что-то покрепче, — проговорил я уже громко, не шепча, чтобы услышал главред, ведь это с ним собирался разделить мужской алкоголь, а «газировка» с градусами пусть для девочек будет.

Тулуш сказал, что вообще не пьет по соображениям безопасности. Мол, если выпьет — совсем другим человеком становится. Каким именно — не уточнил, а проверять мы не стали. Он заказал себе яблочный сок с мякотью, больше похожий на фруктовое пюре. Целый графин взял.

— Я бы тоже выпил что-то покрепче, — поддержал меня главред и, повернувшись к официанту, щелкнул пальцами. — А принесите-ка нам, любезный, самый лучший коньяк.

— У нас есть армянский, — болванчиком кивал официант. — Три звезды и пять звезд. Вам какой?

— Я же говорю, самый лучший. Пять звезд несите.

— К сожалению, остался только трехзвездочный.

— Безобразие! А зачем вы тогда мне предлагаете пяти?

— Так положено… Ну так что? Три звезды брать будете или водки лучше? Но водка теплая, холодную всю нефтяники выкушали.

— Какая водка, вы за кого нас принимаете? Несите уже три звезды, — вздохнул редактор, сделав жест пальцами, будто смахивал муху. — И поскорее, пожалуйста. И шампанского бутылку в лед положите.

— Тогда быстро не получится, — честными глазами уставился на Артищева официант.

— Это почему? — снова насторожился главред.

— Лед еще надо будет с морозилки наскрести, отколоть… это тоже время…

— Наскрести? Боже, что за сервис? Несите уже безо льда…

Пока главред препирался с работником общепита, Алена подсела ко мне поближе и щипнула за ребро. Чувствительно так щипнула.

— О чем ты с этой фифой шептался? — стрельнула она гневным взглядом в сторону Зины, которая уже болтала с Тулушем, отвечала на какие-то его простые и одновременно каверзные вопросы.

Я чуть не ойкнул от неожиданного щипка, прихватил ее руку, цепко сжал во избежание новых подобных сюрпризов и заговорщически прошептал:

— Мне нужно кое-что проверить. Поможешь?

— Что?

— Скажи вот эту фразу, которую дома учили, — и я нашептал ей на ухо снова знакомый текст.

— Что это за ерунда? — удивилась Алена. — Я думала, ты шутил дома…

— Так надо, просто повтори… Запомнила?

— Ну да…

— Умничка.

Теперь, чтобы осуществить проверку, которую я затеял, мне нужно было завести речь о литературе. В литературе я разбирался так же хорошо, как старший помощник младшего конюха из Гадюкино. Но Валентин Загоруйко меня проинструктировал и поднатаскал, он был начитанным, и, казалось, не было сфер жизни, в которых бы криминалист не разбирался.

Так как журналистика — сродни литературной деятельности, то сподвигнуть разговор в нужное русло оказалось несложно. Достаточно было вслух возмутиться, что нынешняя школьная программа по литературе не включает в себя изучение иностранных произведений, разве что в хрестоматии представлен отрывок из приключений Дон Кихота, ну и «Старик и море» ребятишки штудируют в старших классах. А ведь есть несомненные жемчужины зарубежной прозы.

— Я вот, например, люблю читать Гюго.

Приговорил это с чувством гурмана. Разошелся, почувствовал себя вдруг литературоведом и знатоком французской культуры, даже хотел сказать, что его роман «Три мушкетера» заслуживает особого внимания, но вовремя вспомнил, что про мушкетеров писал не Гюго, а другой великий французский писатель — Джек Лондон, ну или кто-то типа него, точно уже не помню. И поэтому промолчал.

А теперь был выход Алёны.

— Я согласна с Сашей, — кивала она. — Всю прелесть зарубежной литературы я открыла для себя уже будучи студенткой. Вот послушайте, пожалуйста, позвольте вам зачитать отрывок. Кто угадает, откуда эти строки? Это мое любимое произведение, — и Алена стала декламировать, как заправский чтец.

Вдохновенно и проникновенно, что даже я заслушался, и мне вдруг захотелось почитать эту книжульку, целых несколько секунд хотелось, пока моя девушка читала.

Вы вновь со мной, туманные виденья,

Мне в юности мелькнувшие давно…

Вас удержу ль во власти вдохновенья?

Былым ли снам явиться вновь дано?

Из сумрака, из тьмы полузабвенья

Восстали вы… О, будь, что суждено!

— Великолепно, — захлопал в ладоши главред. — За это надо срочно выпить!

Он стал разливать дамам шампанское, я выдернул пробку из пузатой бутылки и плеснул ему и себе коньячок, который официант даже не удосужился откупорить. Краем глаза наблюдал за реакцией Зины. Та с завистью посмотрела на Алену и еле слышно пробормотала мне на ухо:

— «Фауста» цитирует, хорошая у тебя девушка, Саша.

— А ты узнала Гете? — я сделал вид, что очень удивился.

— Так это был Гете? — нахмурился главред. — Не знал, не читал. И, признаться, не горю желанием знакомиться с такого рода литературой. Извините, Алена.

— Почему не желаете? — изображая любопытство, спросила моя девушка.

— Ну, знаете ли, все эти немецкие философы мне кажутся немного того… На их философии и появился, и вырос нацизм. Нет, после всего, что я пережил, я не приемлю немецкую культуру в любом ее виде, пусть даже в самом безобидном и литературном. Увольте…

— Да никто и не спорит. Никто не заставляет вас читать подобные книги, Захар Елизарович, — вмешался я. — Вы советский журналист, вы пишете для народа, для зарыбинцев, а Гете оставим другим слоям.

— Вот, вот… — радостно кивал Артищев. — Я воевал, вот этими руками огонь тушил, когда дом, где квартировался наш взвод, разбомбили, — он показал обожженные кисти. — Чуть рук не лишился. Но мы победили. Большой ценой и великой кровью, и теперь никто в жизни не заставит меня читать немецкие трагедии… Ну или что там он еще писал? Не знаю…

— А где Тулуш? — спросила Алена, и присутствующие тоже завертели головами.

За столом Салчака не было. А как давно, никто и не понял.

— Смотрите! — ткнула пальцем в сторону сцены Зина. — Он там, он на сцене!

Я глянул в указанном направлении и ахнул. Тулуш стоял посреди сцены, светился полумесяцем улыбки, добрые глазки-щелочки излучали братскую любовь ко всем присутствующим в зале. В руке он держал наполовину выпитый фужер с красным вином. Откуда он его взял, никто не понял. Но такое вино пили за соседним столиком дамы в шалях, которые пришли в ресторан с бородатыми мужиками, похожими на геологов или нефтяников. Ну или просто на сибиряков, я их не отличаю. Видимо, Тулуш заприметил землячков и под шумок свалил к ним на минуту общения. Те по-братски угостили его вином, хорошо хоть, не водкой, ведь мужики за тем столом употребляли именно беленькую.

Тулуш чуть покачивался и громко икнул в микрофон. Блин! Все же и водку он, скорее всего, тоже попробовал.

— Дорогие друзья! — торжественно объявил вокалист ВИА в микрофон, он же по совместительству и ведущий, и конферансье. — А сейчас для своей невесты песню исполнит наш дорогой гость из далекой Сибири. Это песня о том, как может беззаветно и трепетно любить мужское сердце, и как прекрасен закат в лучах пылающей любви.

— Я не поняла? — нахмурилась Зина. — Какой это невесте он собрался петь? У него что, невеста есть? А вы меня с ним хотели свести?

— Невесту зовут Зинаида, — будто услышав ее вопрос, на весь зал продекларировал ведущий. — И сегодня она здесь. В этом зале. Я попрошу ее встать, поприветствуем, друзья, аплодисментами прекрасную даму сердца нашего дорогого гостя. Зина, ну где же вы? Встаньте! Не стесняйтесь!

Народ хлопал, Зина краснела, а Алена шипела на меня:

— Саша, убери его, пожалуйста, со сцены…

— Поздно, — покачал я головой. — Будь что будет…

Зина нехотя встала, народ еще сильнее захлопал, а потом ведущий махнул рукой, обозначая жестом, чтобы наступила тишина. Я замер, да и весь зал замер в ожидании номера. Это точно будет номер, я даже не сомневался.

Тулуш ловко взял микрофон из рук ведущего и достал какой-то маленький предмет из кармана пиджака.

— Что это у него в руке? — с замиранием сердца прошептала Алена.

— Не знаю, — пожал я плечами. — Надеюсь, ничего такого. Предмет маленький, что там может быть? Амулет?

— Это не амулет, — авторитетно возразил Артищев, вглядываясь в сторону сцены. — Это этнический музыкальный инструмент. Варган, кажется, его называют…

Якутские пассатижи! Тулуш будет петь и на варгане играть⁈