Начальник милиции. Книга 5

Глава 18

Вера стала слушать меня очень внимательно. А я рассказывал обстоятельно, но почему-то был уверен, что Соколовой это все уже известно.

— В этом году тринадцатого августа повредили памятник павшим воинам в Великой Отечественной, а прошлом году кто-то бессовестно порубил молодые деревца, высаженные по случаю годовщины Великой победы на аллее славы. А в позапрошлом, — я даже сделал паузу, но следачка себя не выдала, — в этот же день неизвестный или неизвестные нарисовали фашистские свастики на стенде с именами погибших горожан на фронте. И каждый раз инцидент происходил именно тринадцатого августа. Дела, конечно, возбуждали по хулиганке. Никто виновных не находил, потом производство по делу приостанавливали в связи с неустановлением лица, совершившего деяние. Дело уходило в архив. За год про этот случай благополучно забывали. А потом новое преступление уже никто не связывал со старым, забытым. Вот только я начал копать, поднял старые сводки и обнаружил эту странную закономерность. Каждый раз вандальная ерунда фашистская происходила. Может, там еще что-то и раньше, в предыдущие года что-то было, но информации я не нашел, слишком много времени прошло, малозначительные дела по хулиганке, сама знаешь, недолго хранят. А теперь скажи мне, товарищ следователь, кому в нашем Зарыбинске нужно вот так гадить памяти и славе Великой победы, и именно тринадцатого августа? Ну не странно ли?

— Ты прав, — кивнула Вера. — Это дело рук Святоши… По нашим сведениям, его взяли на службу полицаем именно тринадцатого августа. Он так своеобразно отмечал эту дату, учиняя акты вандализма.

— Вот как? Некий фетиш? Почему ты сразу мне не сказала? — нахмурился я.

— Извини, Саша, я боялась, что ты найдешь его первым. Когда Сафрону в колонию пришла эта записка, мы стали готовиться к его побегу. Поняли, что, Святоша где-то рядом. Стали проверять соседние области. И в Угледарской, в вашем Зарыбинске, обнаружили вот эту самую закономерность с повреждениями символов воинской славы, нарисованными свастиками. Местные приняли это за проделки хулиганов. Подумали, что непутевые подростки балуются, а мы поняли — и сразу стали отрабатывать Зарыбинск.

— Поэтому ты сюда пришла работать следователем в городскую прокуратуру? — кивнул я. — Ты же пришла раньше, чем Сафрон сбежал.

— Да, но мы уже тогда предполагали, что пойдут они в Зарыбинск. Так оно и случилось…

— Ну, теперь осталось найти Сафрона — и все… Ты будешь отомщена.

— С чего ты взял, что я собираюсь мстить? — скривила губы Вера.

— Соколова, милая моя одноклассница, я не вчера родился… и потом, работа у меня такая… Рассказывай уже, не ломайся. Сама знаешь, мне ты можешь доверять. Мне все равно, из какой ты структуры, мы с тобой общее дело делаем.

— Святоша убил всех моих родственников по отцовской линии, запытал, — проговорила Вера с каменным, совершенно неподвижным лицом. — Не пощадил никого. Там были и дети, и женщины. Отец еще был подростком. Чудом выжил. Сумел сбежать. Святоша прибил его гвоздями к забору. Пробил кисти рук насквозь. Будто распял. Одна доска, на счастье отца, оказалась гнилая. Гвоздь сидел неплотно, и отец сумел его вытащить. Второй гвоздь он вырвал зубами. Кончилась война, он потом искал Святошу, но не нашел, а семь лет назад… все-таки умер от рака легких. Их травили в концалегере газом, и всю жизнь он мучился с астмой и задыхался, и в конце концов палач его, получается, добил. Умирая, он рассказал мне про Святошу. Я пообещала, что найду его… поклялась. Я и работу себе выбрала специально такую. Чтобы искать недобитков.

Если б я не успел узнать её за эти дни, я бы подумал, что всё это она говорит совершенно спокойно. Но нет — чем больше эмоций, тем крепче держала Вера себя в руках.

— Вот теперь нашла, и как? — произнёс я в ответ. — Легче стало?

— Нет, — Вера помотала головой. — Что-то радости нет, будто сделала все не так. Будто ничего не кончилось, палач умер, а дело его живет…

— Уверен, это пройдет… Найдем Грицука, и все будет кончено. Вздохнешь спокойно.

— Я очень хочу найти этого выродка… Обещай, что дашь мне самолично его пристрелить, Саша.

— А ты сможешь? Хотя у тебя же не в первый раз… — я припомнил убитого ей урку в Мохово, который, якобы, развязался и пытался сбежать. Теперь я точно был уверен, что Вера его казнила. Но я не осуждаю.

— Ты же тоже убил. Как оно — в первый раз?

— Не помню… — проговорил я, припоминая своего первого убитого, а не того, которого пристрелил в доме в Мохово.

Казалось, с тех пор прошла целая вечность. И я уже сменил сторону на баррикадах, теперь я мент, а не преступник. А все равно убиваю. Но ни тогда, ни сейчас я не чувствовал угрызений совести. Одно дело — убивать людей, а другое — нелюдей.

— Ну так что? Мы договорились, Саша, — глаза Веры превратились в щелочки, а смуглая кожа, казалось, стала еще темнее. — Ты позволишь мне ощутить вкус крови?

— Это как получится, — хмыкнул я. — Мы же не на охоте… ну а вообще-то я не против, чтобы Грицук погиб, например, при попытке к бегству. Я думаю, что совесть нам простит такую шалость, а больше мы никому не скажем.

Я отозвал Тулуша из редакции газеты, так как считал, что Артищеву больше ничего не грозит. Ведь Святоша мертв, а самому Грицуку убивать главреда без надобности.

Тулуш, наконец, в первый раз за последние несколько дней, пришел на работу сегодня в отдел, а не в редакцию. Сразу после планерки подскочил ко мне — взгляд хитрый, что у степной лисы.

— Саныча, жениться буду, свадьба хочу, — проговорил он. — Поможешь?

— Ого! — я отставил кружку с чаем и престал звякать ложечкой. — Вот так новость! Неожиданно… К тебе невеста приезжает? Из Сибири?

Сибирь для меня была неким неизвестным могучим государством. Богатым и суровым краем, где я ни разу не был и откуда запросто могли невесты понаехать.

— Зачем приезжает? — хихикнул Салчак. — Новую хочу, местный невеста будет.

— Ну ничего себе ты пострел, и кто же эта счастливица? Я ее знаю?

— Зина из редакции. Худовата, правда. Но так говорит, такой голос, что птица поет. Я ее готовить шайран-чоок научу, и будет отличный жена для Тулуш.

— Э-э… Зина? — малость прифигел я, вспоминая, что совсем недавно молоденькая журналистка прибегала ко мне в кабинет с выпученными глазами и просила забрать «дикаря». Сожалела о зажаренном Сереже и искренне негодовала на Тулуша.

— Зина хороший, хороший, — закивал Салчак, будто вопрос со свадьбой был уже решен, и оставалось только фату для невесты прикупить и нарядные праздничные унты для жениха.

— А она согласна? — прищурился я, подозревая неладное.

— Нет еще, — невинно улыбался Тулуш, будто получать согласие было вовсе не обязательно.

— Хм… А что говорит?

— Ничего не говорит! Твердит, что Сирожа какой-то ей дорог. Ну ничего, я с Сирожей решу проблем.

— Уже решил, — заверил я. — Сережа теперь вовсе не проблема, проблема получить согласие невесты, она-то хоть знает о твоих намерениях? Ты ей говорил?

— Нет… Вот ты ей, Саныча, и скажешь. Сватать хочу. Будешь сват моим.

— Я? Сватать? Погоди… И как ты это себе представляешь? Прямо так в лоб заявлюсь и скажу, Зиночка, миленькая, айда замуж за Тулуша? Так, что ли?

— Так, так! Еще скажи, что если приданого нет, я ее так, «бедной» возьму. С родственниками своими договорюсь. Конечно, поскандалить придется, они ее проклянут поначалу, но мы здесь, а они там… Привыкнут и забудут. А потом сын родит мне — и приедем к родне. За сына у нас почет и радость.

Тулуш мечтательно улыбался губами и щелками глаз, уже в мыслях нянькался с сыном, маленьким пронырливым Тулушиком. Почему-то я представлял его сына не с погремушкой, а с луком и бубном в люльке.

— А если невеста не согласится? Что тогда?

— Еще проще… — бесхитростно заявил Салчак. — Воровать буду. Неделя взаперти держать. Если родня ее не найдет, она моя по праву.

— Слушай, друг… — я весомо положил ладонь ему на плечо. — У нас тут немного другие порядки. Никаких сватов и похищений, ты должен сам спросить Зину — пойдет за тебя или нет. И чтобы она сказала «да».

— Она не захочет, она не знать, какой Тулуш есть. Вот если взаперти подержать, то узнает меня…

— Вот заладил… Нет, у нас так не принято. У нас спрашивают мнение женщины.

— Зачем спрашивать? Мужчина главный, а женщина рожать. Так всегда было…

— Так было, а теперь так не бывает. Это же Зарыбинск тебе, а не тайга, — покачал я головой, пытаясь коллегу вразумить. — Давай так — ты пригласишь ее на свидание, а там разговоришься, пообщаешься, то да сё, проводишь до дома. Потом снова встретишься, снова погуляете, может, в кино или в парк сходите. И так несколько раз, а уже потом спросишь про свадьбу. Понял?

— Так долго ждать? — Салчак как-то сник. — Тулуш сейчас Зина хотеть жениться.

— Ну, придется подождать. Короче, вон телефон, звони в редакцию и скажи Зине, что ты сегодня хочешь ее позвать, например… — я задумался.

В парк нельзя, там голуби, еще жива травма у девушки. В кино тоже нежелательно, на сеансе Зина вовсе о спутнике забудет, будет в экран пялиться. Остаются танцы… Тоже сомневаюсь, что под «АББУ» или «Песняров» Тулуш отжигать сможет. Вот если будет песня в исполнении Кола Бельды, тогда да. Но вряд ли такую бобину поставят…

— Куда ее позвать? — нетерпеливо переспросил Тулуш.

— Погоди, я думаю… А ты вообще ходил куда-нибудь с девушками?

— В юрта ходил, в степь ходил.

— Танцевать умеешь?

— На день Луны с бубном лучше всех в ауле танцевал.

— Понятно… поход на танцы отпадает… тогда сделаем так. Я сам позову Зину, приглашу ее, а то вдруг ты напортачишь.

— Ты Зина хочешь у меня забрать? — нахмурил черные, как угольки брови Тулуш.

— Не мели ерунды… У меня есть подруга, Алена, мы встретимся вчетвером, например, в ресторане. Это будет не как свидание, а как посиделки компании друзей. И Зина, я думаю, согласится пойти. Только прошу тебя… Не приноси с собой ничего съестного в ресторан. Там всё есть.

— А! Я понял! — хлопнул себя по лбу Тулуш. — Ты со своей женщина, а я со своей, но все общие будто бы? Да?

— Нет… Короче, не заморачивайся. Идем сегодня вечером. У тебя есть рубашка, брюки и… — я прошелся взглядом по Тулушу. — Да ладно, просто надень все чистое.

— Национальный костюм есть. Бисером и камушками шитый, — мечтательно проговорил Тулуш. — Красивый, как Зина… Вот только дырявый уже в двух местах. Это от силы моей. Я в нем боролся на празднике.

— А вот это лишнее. Никаких костюмов и никакой борьбы, — проговорил я и поднял телефонную трубку, чтобы позвонить в редакцию.

Набрал номер. Тулуш сидел рядом и заглядывал в телефон, будто что-то мог в трубке разглядеть.

Я покрутил тугой диск аппарата, подождал несколько длинных гудков, и на том конце провода заговорили:

— Редакция, Метёлкина, слушаю, — раздался в трубке знакомый голос Зины.

Фамилия у нее — Метёлкина. Мне не нравится, Салчак ей больше подойдет.

— Привет, это Морозов.

— Александр Александрович, здрасьте! — радостно выпалила девушка. — А вы к нам больше не придете?

— Почему?

— Ну как же, вы своего дикаря забрали… Теперь у вас тут дел нет в редакции. Тулуш сказал, что Захар Елизарович больше не в опасности, это значит, вы нашли того, кто это все подстроил?

— Нашли, — заверил её я. — И он точно вас больше не побеспокоит.

— Жаль… То есть, я хотела сказать, что заходите как-нибудь на чай. Поболтаем, а я про вашу службу статью напишу, можно?

— Чуть попозже, у нас тут еще не все преступники пойманы.

— А разве их всех можно поймать? — искренне поразилась та.

— Основных можно. У нас же не Чикаго.

— Ну как поймаете, тогда придете?

— А чего откладывать. Давайте сходим куда-нибудь. Зачем в редакции встречаться, можно в более интересной обстановке, я предлагаю в…

— Ой, а давайте! — радостно прощебетала журналистка, перебив меня.

М-да, разговор уходил немного не в то русло. Я поспешил выправить ситуацию и срочно добавил:

— Отлично, предлагаю в ресторане «Аист», знаете такой? Он все равно у нас один в Зарыбинске. С нами пойдет еще Тулуш и моя подруга Алёна. Давно хотел вас познакомить. Она у меня старшая пионервожатая в школе. Ей интересно будет с вами пообщаться. Она в детстве мечтала стать журналисткой.

— Пионервожатая? С нами? И Тулуш? — разочарованно протянула Зина. — Ой, я даже не знаю, смогу ли… мне материал завтра в первую полосу сдавать. Еще надо фотографии для репортажа сделать. Пленку проявить, снимки напечатать, у нас нет штатного фотографа. Князькин был, да сплыл. Спился. И теперь мы сами все съемочные и технические фотоработы выполняем.

— Неси пленку, я отдам ее нашему криминалисту. Он все проявит, напечатает, высушит и отглянцует.

— Да неудобно как-то… — уже почти сдалась Зина.

— Ничего не знаю, отказы не принимаются. Сегодня в семь в ресторане «Аист», всё, жду.

И я положил трубку.

— Ну что? — с любопытствующей полуулыбкой уставился на меня Тулуш. — На свадьба согласна?

Я с трудом сдержался, чтобы не рассмеяться. Нельзя его сбивать смешками, серьёзное это дело — а то ведь и вправду до похищения дойдёт.

— Да погоди ты со своей свадьбой. Сегодня познакомишься с ней, так сказать, в неформальной обстановке. А там видно будет. И вообще… На Зине свет клином не сошелся, ты бы поискал, повыбирал. К чему торопиться?

— Вот здесь у меня ёк, — прижал руку к сердцу Тулуш. — Так ёк, что даже худую и без приданого возьму.

— А-а… ну, так бы сразу и сказал. Против ёка не попрешь…

Я зашел навестить криминалиста и спросить у него по экспертизам.

— Спасибо тебе, Сан Саныч, — с порога заявил вдруг Валентин. — Мы с мамой тебе очень благодарны.

— С мамой? За что? — не сразу понял я.

— Ну как за что? Ты спас ее.

— Так уже, вроде, благодарили.

Мне хотелось закончить со всей этой ненужной лирикой и перейти к делам.

— За физическое спасение — да. А за профессиональное — нет, — обстоятельно пояснял тем временем Загоруйко. — Ее с работы не уволили, из партии не попросили за связь с расхитителями социалистической собственности. Хотя ее заместитель уже ходил, руки потирал, на место ее метил. Говорил, что партбилет на стол положит и с директорской должности сто процентов слетит товарищ Загоруйко. А не вышло. Это ведь ты постарался? Да?

— Ну, есть немного, — пожал я плечами.

— Не скромничай, мама мне рассказала, как в горком пришло письмо о том, что директор мясокомбината Виталина Сергеевна Загоруйко самоотверженно помогала органам и лично участвовала в спланированной операции по поимке расхитителей государственных товаров, долгое время орудовавших на местном предприятии пищевой промышленности. Что она специально пошла на контакт с преступным элементом, чтобы выяснить их планы, маршруты и схемы. А потом участвовала непосредственно и в задержании главных фигурантов этого дела и даже попала в опасную ситуацию — была взята преступниками в заложники. Теперь мать наградят грамотой, еще и премию дадут. А первый секретарь горкома товарищ Мишин заявил, что всем гражданам надо равняться на таких, как Виталина Сергеевна. И теперь мама гордится тем, что я работаю в милиции с тобой. Вот…

От избытка чувств Валя прерывисто вздохнул.

— Да… Хорошо, что все так вышло, — кивал я. — Ну, письмецо я написал, есть такое. От имени Кулебякина, конечно, за его подписью. А ты как узнал?

— Видел я это письмо, там у тебя буква «т» не пропечатывается, и «ш» немного кривая. Я твою пишущую машинку знаю, поэтому и понял, что это ты все подготовил, а начальник лишь подмахнул. Спасибо, Сан Саныч.

— Опасный ты человек, Валентин, ничего от тебя не скроешь… Ты мне лучше скажи про объекты, которые мы изъяли во время осмотра квартиры Жорича. Нарыл следы? Есть что интересное?

— Есть, есть… Следы рук есть на той банке немецкой старой, ну… из-под кофе.

— А-а, ну это понятно, — морщил я лоб, собираясь с мыслями. — Там пальчики Жорича будут, ничего удивительного.

— В том-то и дело, что не только Жорича, там еще есть другие. Второго человека.

— Да? А вот это уже очень интересно… И чьи же?

— Не знаю, неустановленного лица.

— А ты с дактилокартами Семенова и Грицука сравнивал?

— В первую очередь. Не их следы.

— Странно… А чьи же тогда? Жорич жил один, лапал эту баночку тоже один. Откуда там второй взялся?

— Вот именно, что странно, — задумчиво вертел в руках очки Валентин. — Там же золото внутри, а не фантики… Получается, что кто-то имел доступ еще к баночке, к ценностям.

Я задумался. Золотишка там было нехило набито. На несколько тысяч рублей, если в скупку при комиссионке сдать. К тому же, я был на все сто уверен, что где-то у Силантия есть нычка с рубликами, что он скопил расхищая государственное добро. В квартире мы ее не нашли. Вот почему Жорич стребовал с нас так мало деньжат, когда собирался линять. Всего кусок. Это он попросил лишь на первое время, знал, что большую сумму долго собирать будем, поэтому осторожничал и прижучил свою природную жадность, ведь у него имелся этот жуткий золотой запас на черный день. Вовсе не дурканул и не лопухнулся, как посчитали бы некоторые. На ум сразу пришла старая история про дурдом, где пациенты захватили клинику и требовали миллион вертолетов и один доллар.

Нет, Жорич не дурак. Он все рассчитал и почти ушел. Только не учел, что я уже давно был у него на хвосте и не выпустил бы его в любом случае… Вот только кто второй отметился на банке? Кто это мог быть?… Эта мысль изрядно портила настроение. Получается, что у Святоши есть сообщник, о котором мы не знаем, помимо Сафрона? Или это случайные отпечатки?

— Слушай, Валентин, — я задумчиво жевал губу. — А могли эти следы пальчиков на банке остаться — ну, давно?

— Насколько давно? — уточнил Валентин.

— Ну, не знаю. Допустим, что кто-то пил из нее кофе, лапал. А уж потом Жорич стал использовать баночку для хранения золотишка.

— Не думаю… Банка немецкая, еще и сорок первого года выпуска. С войны точно папиллярные узоры бы не сохранились, Сан Саныч.

— А сколько они держатся? — на всякий случай уточнил я, чтобы уже точно отмести лишние додумки и предположения.

— Таких исследований не проводилось. Достоверных и апробированных методик определения давности оставления следов рук в отечественной и зарубежной криминалистической науке нет. Но… — эксперт важно нацепил очки на нос и поправил галстук. — Исходя из моих наблюдений, некоторых проведенных экспериментов и личного экспертного опыта, я могу с высокой долей вероятности утверждать, что….

— Ближе к делу, Валентин, — подбодрил я «профессора». — Можно простыми словами даже. Нам нобелевку не получать.

— В общем, при комнатной температуре, без воздействия разрушающих факторов внешней среды, таких, как осадки, солнечное излучение, ветер и перепады температур, след может…

— Сколько? — уже раздраженно перебил я. — Скажи сразу! Сколько! И все…

— Если объект в квартире и находится в непосредственной близости возле батарей отопления, то…

— Твою маковку! Лето на дворе. Какие батареи? Сколько?

— Ну… месяц, два, три. А там высыхание потожирового вещества начнется.

— Так месяц или три?

— След следу рознь, — снова принялся уточнять он. — У кого-то узор на подушечках пальцев хорошо выражен, потожировых желез много, у таких людей следы, что называется, жирные остаются. И долго сохраняются. А у кого кожа сухая — и линии папиллярные, бывает, выглядят, как стертые. У посудомоек или прачек, например, так у тех следы и недели не проживут.

— Вот как? Интересно, не знал… И что ты можешь сказать о том неизвестном человеке, который оставил следы на банке?

— У него средняя выраженность папиллярных линий. Возможно, это просто результат процесса следообразования, но все же я склоняюсь, что человек этот не занят на производстве и на работах, связанных с физическим трудом.

— Понятно… А женщина это могла быть?

— Не похоже. Следы достаточно крупные, хотя встречаются и женщины с «мужскими» пальцами. Опять же таки, достоверно я определить не могу. Нет методик.

Я набрал в грудь побольше воздуху и от души вздохнул.

— Ну так свою придумай, Валентин.

— Я над этим работаю, — авторитетно заявил эксперт.

— Да? Вот и хорошо… А пальчики эти в картотеку помести. И в область направь, пусть по своим массивам пробьют.

— Уже переснял их на «Ёлке», — заверил Валентин, кивнув в сторону своей темнушки. — Пленка сушится. Отпечатаю снимки, наклею карточку и направлю.

— Кстати, о плёнке… Возьми вот, — я протянул ему катушку со «Свемой», которую взял у журналистки. — прояви и напечатай.

— Что там?

— Нашей газете надо помочь местной. У них фиксаж кончился.

— Так я отсыпать могу. Я его сам готовлю из компонентов.

— Не надо, лучше сам сделай. Хорошо?

— Конечно, если надо, помогу.