Начальник милиции. Книга 5

Глава 4

Добравшись до реки, я первым делом промыл Мухтару нос — надо, чтобы у него нюх ожил после махорки. Конечно, манипуляции были не слишком приятные для друга. Я взял двумя пальцами морду крепко около носа, задрал ее кверху и потихоньку вливал в обе ноздри водички из пригоршни.

— Терпи, братец, терпи, — приговаривал я. — Надо полечиться, так сказать.

Мухтар понимающе терпел, только лапами на месте переминался от досады. А когда я его отпустил, затряс головой и от души прочихался. Ну прямо как человек. Только ушами щелкал, когда башкой крутил после каждого чиха. Вот так человеки не могут.

Ну все… В умных книжках по кинологии написано, что минут через пятнадцать-двадцать нюх в норму придет, это я запомнил. А пока мы продолжали путь.

Еще часа два мы продирались через лес, следуя уже вдоль реки. Я пожалел, что не взял карту местности, но такие вещи на гулянку обычно не берут. Но я знал, что где-то впереди есть деревня Мохово.

Тулуш шел по следу вместо Мухтара, только ориентировался не на запах, а на невидимую обычному глазу примятую траву, сбитые листочки и прочие только ему известные лесные признаки.

Продвигаться приходилось осторожно. Беглецы знают, что мы их преследуем, и запросто могут пакость задумать. Наган я держал всегда наготове. Еще дал команду Мухтару: «чужой», чтобы тот тоже был начеку. Пёс поднимал шерсть на холке, вглядываясь в чащу и иногда беззвучно скалился. Вероятно, слышал присутствие чужаков.

На берегу, где деревья отступили, появились коровьи отпечатки копыт. Судя по всему, здесь стадо частенько спускалось на водопой. Всё затоптали, и Тулуш потерял след.

— Там деревня! — уверенно заявил Салчак, тыкая пальцем вниз по реке. — Скотина оттуда приходить.

— Скорее всего, наши «друзья» туда направятся, — кивнул я и посмотрел на часы.

— Зачем им туда идти? — сердито спросила Вера. — Они знают, что мы на хвосте и можем поднять тревогу в населенном пункте. В лесу проще укрыться.

— Населенный пункт, — усмехнулся я. — Это громко сказано. Телефонов и почты там и в помине нет. Маленькая рыбацкая деревушка. Дороги, кстати, тоже нет, добраться-то до нее только по реке можно. Ну или как мы, через лес пешком, а ещё на коне. А зэки туда всё равно пойдут, чтобы разжиться нужными в лесу вещами. Думаю, там они грабанут местных, затарятся продуктами, возьмут лодку и пойдут вниз по течению, в сторону Михайловска. Там ж/д вокзал, автостанция. Есть возможность и на попутках свалить или машину угнать. Вот там и надо их ловить.

— Вот бы сообщить в Михайловск, чтобы ждали гостей, — задумчиво проговорила Вера.

— Скорее всего, там уже информированы власти и милиция и объявлен, наконец, план-перехват. Только непонятно, почему вообще зэки поперлись в Зарыбинск, и почему раньше никто их не ловил?

Вопрос давно превратился в риторический и повис в воздухе. Но обращен он был, хоть и завуалированно, непосредственно к прокурорской. Она же оказалась в этом щекотливом вопросе самая осведомленная из нас! Если я еще как-то мог догадываться, каких-таких особенных урок мы ловим, то Мухтар и Тулуш вообще не в курсе были.

Вера на мой вопрос отмолчалась, наклонилась прекрасным ракурсом ко мне и старательно перевязывала шнурки на кроссовках. Я выпал на несколько секунд из действительности, а мой взгляд как магнитом притянуло к упругим ягодицам следачки. Но я быстро опомнился, таким оружием меня не возьмешь и бдительность не усыпишь. Жаль, конечно, но сейчас другие дела. Самолеты, а не девушки. И я дал новые указания:

— Нужно ускориться и дойти до деревни раньше беглых. Если они захватят там стволы, то будут отстреливаться. Этого допустить нельзя.

Видя вопросительный взгляд, я добавил:

— В таких поселениях полно охотников, соответственно, и нелегальных ружей там тьма. А, скорее всего, и нарезь имеется — карабины всякие и винтовки. Не удивлюсь, если там ещё завалялась какая-нибудь трехлинейка со времен Великой отечественной или вообще с гражданской. Наш наган против нее не вывезет.

— Эти могут разжиться оружием, да… им не в первой… — кивнула Вера, а потом прикусила губу, будто опомнилась и не хотела больше ничего рассказывать.

Я отвел ее в сторонку, потянув за локоток, и вполголоса спросил:

— Слушай, Вера Андреевна… Выкладывай, что знаешь. Мы тут не в бирюльки играем, а, возможно, и даже скорее всего, рискуем жизнью. И вот чтобы риск этот был меньше или чтоб вовсе его избежать, расскажи нормально, кто они и что собой представляют. Я же вижу, ты информацией владеешь гораздо больше меня. Что ты скрываешь?

Следачка вздохнула, подумала, а потом посмотрела мне в глаза и серьезно спросила:

— Обещаешь никому не говорить?

— Что именно? Информацию о беглецах? Ее скоро по всем ориентировкам раструбят.

— Нет… о том, что это именно я тебе рассказала.

— А ты вообще у нас кто? — я тоже не сводил с нее взгляда.

— Следователь Зарыбинской прокуратуры, — отрапортовала девушка заезженную и привычную фразу.

— Ну-ну… ладно… будем так считать. Обещаю молчать. Рассказывай уже.

— Это долгая история, ты сам сказал, что нужно успеть в деревню. Я тебе обязательно все подробно расскажу, как будет время, обещаю, Саша, а пока могу сказать одно — это очень опасные люди. Их надо остановить.

— Назови статьи по которым они осуждены, и мне этого будет достаточно, я сам составлю их, так сказать, портрет.

— Самые безобидные в их послужном списке — это вооруженный разбой, еще есть убийства, изнасилования.

— Добро… Принял. Но потом ты мне все-все расскажешь. А теперь выдвигаемся. Вперед! Не отставайте.

И я первым устремился вниз по реке, перейдя на легкий бег. Еще час мы мотылялись по заросшим тропам, пока, наконец, вышли к деревушке. Та расположилась в живописной долине на берегу реки, где лес отступил, а из земли торчали деревянные избы без фундамента.

— Будто в прошлый век попала, — прошептала Вера, оглядывая небольшое поселение, состоящее из одной единственной улицы без названия. Лишь пасущееся стадо коров, голов на два десятка, что щипали уже желтеющую траву между нами и домишками, говорило о том, что деревушка эта жилая. Без рогатых выглядела она уснувшей навеки, с заросшими огородами и покосившимися домами. Без фундамента часть из них буквально вросла в землю, а у некоторых завалились углы, отчего строения казались особенно старыми и шаткими.

Место не проездное и глухое. Я слышал про Мохово, что деревня попадала в условную зону затопления в связи со строительством Угледарской ГЭС на реке. И всех жителей много лет назад переселили. ГЭС построили, запустили, а Мохово так и не затопило. Некоторые местные вернулись в поселение и стали жить как прежде. Только как прежде уже не получилось — эту деревню уже навсегда вычеркнули из реестра населенных пунктов, тут даже электричества не было. Глухомань полная. Рыбный промысел и коровы, вот и все занятие немногочилсенных местных жителей. Здесь сохранялось что-то вроде артели, наподобие тех, которые двадцать лет назад пали от рук Хрущева.

— Тихо-то как, — Вера вглядывалась в домишки с каким-то мистическим трепетом. — Ни души…

— Тишина обманчива, — резко проговорил я. — Там они засели, как пить дать. Что думаешь, Тулуш?

— Человеки кушать хотеть, оружие хотеть, отдых хотеть. Там они, там где-то… да…

Насчет усталости-то я и не подумал. Сам уже изрядно вымотался, а беглецы — тем более, ведь они больше нас протопали. Шли в Зарыбинск, а потом мы их спугнули и обратно погнали.

— Я пойду один, разведаю, — я спрятал наган за пояс, под олимпийку.

— Один нельзя, — замотал головой Тулуш. — Я тоже пойду…

— Я с вами, — нахмурилась Вера.

— Нет, опасно, — твёрдо возразил я и передал ей поводок Мухтара. — Держи… Жди здесь, в кустах, пес будет тебя охранять, если почешешь ему за ухом, конечно…

На том и порешили — я видел, что поводок Вера сжала крепко. Всё-таки боялась? Мы с Тулушем направились в деревню. В луже купались белые, как снег гуси. Вытянув шеи, они зашипели на чужаков, но пропустили. Гоготали и хлопали крыльями вдогонку, дескать, бегите-бегите, трусы!

Мы же зашли в ограду первого попавшегося дома, что был ближе к лесу, но смотрелся тот основательным. Из толстенного кругляка сложен. Бревна потемневшие, но не гнилые. Печная труба — с черной каймой, закопчена, сразу видно, что дом всё-таки жилой.

Навстречу выскочила злая и кривая собачонка с хвостом-бубликом. Отчаянно загавкала, но, увидев двоих непонятных и хмурых людей, громыхая цепью, тут же поспешила спрятаться в будке. И уже оттуда тявкала и плевалась. Иногда аж повизгивала от желчного бессилия.

Я поднялся по скрипучему крыльцу и постучал. Никакой реакции. Я осмотрел дверь и понял, что было не заперто. Кто-то внутри явно есть… Я это чуял.

Хотел еще постучать, но замер — нехорошее предчувствие не дало этого сделать.

Кивнул Тулушу, чтобы тот обошел дом и проверил окна. Тот понял меня без слов. Кинулся вокруг сруба. Бесшумно оббежал периметр и жестом показал, что никого не увидел, а окна заперты.

Признаться, я сам удивился, как мы легко понимали друг друга, я почувствовал себя таким же Салчаком-охотником из его рода-племени.

Держа наготове револьвер, я резко распахнул дверь и вошел. Тулуш юркнул за мной. Оказались в избе с массивной русской печкой. Стол струганый, лавки, на стене висит ружье. А в углу, на стуле, тоже самодельном, покачивается женщина, держа сверток с грудничком. Одета в простенькое старомодное платье, больше похожее на халат, на голове белая косынка.

— Тише! — зашипела на нас женщина, окинув каким-то недобрым и одновременно очень грустным взглядом. — Разбудите…

Я прижал руку к сердцу, сделал легкий поклон головой, мол, извиняйте, барышня, что врываемся, и шепотом спросил:

— День добрый, чужаков не видели в деревне? Пришли только что? Кто у вас в поселении старший? Как его найти?

Выдал сразу все вопросы, чтобы не отвлекать потом от дитятки.

— Нет здесь никого чужих, кроме вас… уходите, — змеюкой шипела тетя.

Глаза у меня привыкли к полумраку, солнце еще не село, но в доме темно. Окна, по-деревенски маленькие, еще и в занавесках, пропускали мало света, а электричество в деревне вырубили, ожидая затопления, и теперь вдоль улицы торчали лишь покосившиеся столбы электролинии без проводов.

— А как старшего найти? — еще раз уточнил я, незаметно оглядывая обстановку в доме и подмечая детали.

Из помещения выходят еще две комнаты, наглухо завешенные шторами. Одна из них нижним углом задралась вовнутрь. То есть туда кто-то вошел и протащил шторину. Я глянул на обувь у порога, про себя отметил некоторые странности. Мотал на ус, а внешне держал дежурную лыбу.

— Отец мой старший в деревне будет, нет его. За рыбой по реке пошел, не скоро вернется. Завтра или послезавтра придет. Уходите, — настаивала женщина.

На вид ей было за тридцать, но с деревенской жизнью в глухом углу не угадаешь — она могла быть гораздо моложе.

— Все, хозяйка, мы уходим… — я выставил вперёд ладонь. — Последний вопрос, как зовут ваших детей?

— Вам зачем? — нахмурилась тетя. — Гриша его зовут.

Что и требовалось доказать. Один у нее ребенок. Теперь я был уверен в своих догадках.

— Извините, все, мы пошли, — я кивнул Тулушу на дверь. Направился на выход и уже на пороге остановился, развернулся и почесал макушку. — Ах да… Нам бы еще лодку моторную с провожатым раздобыть… Чтобы до Михайловска добраться. Не подскажете?

— У пристани, первый дом слева. Спросите Демидыча. Он всегда дома. За небольшую мзду хоть в ад увезет, — мрачно выдала она.

— Отлично… В ад мы не торопимся, а вот в Михайловск нужно поспеть… Причем срочно, — понизив голос, я проговорил: — И если что, гражданочка, будьте аккуратнее. Дверь заприте, в окрестностях у вас беглые зэки объявились. Скорее всего, они в Михайловск двинули, но мало ли?

— Зэки? — переспросила женщина, а я подумал, может, и слов они таких здесь не знают. Темнота… И добавил: — Каторжники беглые. Ферштейн? Еще раз звиняйте, хозяйка, мы ушли.

И мы с Тулушем вышли, а я поплотнее прикрыл дверь. Напарник семенил за мной, что-то пытаясь мне сказать. Торопливо и сбивчиво.

— Не сейчас, друг, — осадил я его. — Нужно сделать все быстро и четко… Иди за мной и не болтай.

— Но, Саныч, тама… — пытался возражать Тулуш.

— Тише! Тише… молчи… У меня план! Ты все испортишь.

— Я хотел сказать, что там… — пытался донести до меня Тулуш, но навстречу нам попался местный житель. Парнишка лет пятнадцати. Интересно, как он в школу ходит? На лодке?

— Эй, пацан, — окликнул его я, и тот с радостью к нам подошел.

Для местных любой гость был в диковинку и вызывал сильнейшее любопытство.

— Здрасьте, — улыбнулся он и сверкнул на солнце кляксами веснушек.

— Где Демидыча найти?

— А на кой он вам, дядя? — спросил ушлый паренек, при этом с нескрываемым интересом разглядывая Тулуша.

— Лодка нужна до Михайловска, с мотором, — громко и четко произнес я, чтобы вся улица меня слышала.

Она вроде и пуста, но я знал, что сейчас из-за шторок и оконных «паутинок» на меня таращатся несколько пар глаз из окрестных домов. Здесь нет телевизора и кинотеатра, и самое лучшее развлечение для местных — это смотреть в окно, особенно в такой момент, когда на улице «показывают» разных чужаков и Тулушей.

— Дай рупь, провожу, — нагло щурился рыжий.

— Харя не треснет? Много тебе будет, на вот мелочь, — я отсыпал ему в ладонь медяков, которые завалялись в кармане олимпийки.

Конечно, Демидыча я бы и сам нашел, сказали же — у пристани, первый дом слева, но нужно разыграть перед деревней представление, иначе не поверят.

— Вот ты жмот, дядя, — цокнул парень.

— Поговори еще, — я отвесил ему легкий профилактический подзатыльник. — Веди к Демидычу.

— Пошли… — почесав затылок, парень присмирел и повел нас к реке.

На пологом берегу лежала россыпь самодельных деревянных лодок разной степени потертости. Длинные и узкие, как африканские гавиалы. Борта изнутри и днище у наиболее старых залиты гудроном, как черным панцирем. Некоторые лодки метров по семь-десять длиной. Для местных лодка — это все, и машина, и грузовик, и средство связи с внешним миром. На такие деревяги они грузили до тонны груза. Ходили они на них на покосы, возили сено, доски, сопровождали сплав бревен. Ну и, естественно, рыбачили. Ставили сети и рыжовки.

— Эво его дом, — махнул рукой на хибарку почти на самом берегу пацан.

— Свободен, спасибо.

— Дядь, дай сигаретку!

— Мал еще, пшел! — изобразил я городского пижона (а в понимании местных — наверное, скорее, барина), который простой люд не только не признает, а вообще презирает.

— Ну точно жмот! — прокричал пацан и рванул бежать прочь.

— Зачем так громко говорить, Саныча? — дивился Тулуш. — Вся деревня знать, что мы здесь. И хуже — что мы плыть собрались.

— Так нужно, — я хотел уже было объяснить ему мой план, но из-за ветхой изгороди, больше обозначавшей границы, чем защищавшей участок, выглянула бородатая морщинистая морда в картузе и с цигаркой в зубах.

— Чаво нать, городские? — прошамкала морда полубеззубым ртом.

— Привет, отец, ты будешь Демидыч?

— А кто спрашает?

— Да нам до Михайловска нужно. Срочно! Туристы мы. Заблудились. Леший водил.

— Врешь, — шипел старик. — Не туристы вы… Шпиёны вы!

Он вдруг достал откуда-то двустволку и направил прямо на нас.

— А ну, хенде хох! Китайцы!

— Слышь, Демидыч! — я на всякий случай поднял лапы в гору и Тулушу кивнул, чтобы повторял за мной (он уже зорким глазом примеривался, какой взять камень с земли, чтобы вырубить деда). — Какие на хрен мы тебе китайцы? Ты хоть раз их видел? Русские мы…

— И он русский? — недоверчиво ткнул стволом в Салчака Демидыч.

— Еще какой русский. С чего ты взял, что мы китайцы? Где Китай — и где Мохово? И вообще, даже если и было бы так… Русский с китайцем — братья навек! Забыл? Эх, деревня…

Я аккуратно усмехнулся, делая вид, что я парень простой, что твои две копейки.

— Служил я на китайской границе, — продолжал гудеть тот. — Знаю, какие они хитрожопые. Не братовья они нама! А ну пущай по-русски этот что-нибудь сбалакает.

— Тулуш, скажи по-русски, — повернулся я к напарнику. — Ну!

— Матрешка, балалайка, водка, — выдал тот с улыбкой.

Юмор у Тулуша определенно есть, а вот дед не оценил.

— Я же говорю, иностранец! — вскинул он еще более рьяно ружье, хотя куда уже больше. — А ну носом в землю! Лягайте, я сказал!

— Твою мать, отец… ладно, смотри… Я медленно сейчас достану из кармана докУмент. Не дёргайся.

— Какой-такой документ?

— Тайны хранить умеешь?

Тот свёл мохнатые брови.

— Все в себе держу… Еще с сорок первого.

— Из милиции мы, здесь на спецзадании. Во, глянь! Удостоверение. Будешь нашим добровольным помощником.

— Из милиции, говоришь? А что сразу не сказал? — дед тут же опустил ружье и даже не стал рассматривать корочки.

Одного моего слова, что я сотрудник, ему было вполне достаточно.

— Сейчас сделаем так… — продолжал я. — Ты заводишь свою лодку и везешь нас со старшим лейтенантом Китайцевым в сторону Михайловска. Понял?

К счастью, Тулуш молчал и ждал.

— А чего тут не понять? — дедок склонил голову набок. — А какое у вас тут задание секретное? Ась?

— В лодке расскажу, — прошептал я, многозначительно оглядываясь. — Сам понимаешь, здесь могут быть уши…

— Все, товарищ мильцанер! Бегу! Помоги, Христа ради, «Ветерок» на транце распять.

— Чего?

— Я говорю, мотор на лодку повесить надо.

— Командуй, отец.

Я думал, он побежит, но старик не побежал, а не торопясь вышел из-за забора, и только сейчас мы увидели, что левая нога у него деревянная. Вот почему он не занят на рыбном промысле и целыми днями дома, как сказала угрюмая незнакомка.

Я помог дотащить из сарая на пристань старый лодочный мотор «Ветерок-8» и нацепить его на одну из старых лодок. Пока старик возился с ним и дергал пусковой трос, плюя себе каждый раз на ладони, я наконец, рассказал Тулушу свой план.

— Мы сделаем вид, что ушли в Михайловск, а сами вернемся в деревню.

— Они здеся, — прошептал Тулуш, кивая.

— Знаю, — кивнул я в ответ. — Ты тоже заметил?

Тот посмотрел грустным взором на реку, и мне показалось, что удивительно хорошо видит не только то, что далеко, но и то, что ещё только будет.

— Плохо тут, Саныч. Беда… Ружье в том доме на стене видел, а из ствола дымом пахнет. Только что стреляли. И в избе пахнет. На полу — пятно мокрое, затерли, мыли.

— Думаешь, убили хозяина?

— Кровь мыли, — кивнул Тулуш.

— Я думаю, они где-то в комнате засели, — продолжал я размышлять. — Хозяйка нервная и расстроенная. Пыталась нас выпроводить. Сказала, что ребенка разбудим и мешаем. А вот ребеночек ни разу не пискнул и не шевельнулся. И в доме нет ничего — ни пустышек, ни погремушек всяких. Путь даже самодельных. Как без этого ребёнку? А еще во дворе не сушатся пеленки.

— Туфта это, а не ребенок, — кивнул Тулуш.

— Тоже так считаю. Свернула куклу, а когда я спросил, как зовут ваших детей, сказала, что Гришка. Это значит, один у нее сын. И сын этот гораздо старше. Потому что обутка его стоит у порога. Судя по размеру, лет семь-десять пацаненку. Сандалии дома, значит, и сам он дома. Вот только не вышел. Это значит — что?

— На мушке держат, — подытожил Тулуш, шепча сквозь зубы.

— Правильно. Притаились, гады, взяли пацана в заложники, мужика уже пристрелили, а бабенку запугали и велели любым способом от тех, кто за ними придёт, избавиться. Вот я и сказал, что в Михайловск по реке пойдем. А сами крюк сделаем и вернемся пешком.

— А с этим что делать будем? — кинул на Демидыча напарник острый, цепкий взгляд. — Того его?

Он резко провел по горлу большим пальцем.

— Ты чего, старлей? — выдохнул я. — Мы же милиции.

— Расскажет… Ненадежный, как его хромая нога. Болтливый. Лодка топить надо, а его вязать.

Я не стал спорить с Салчаком.

— Разберемся. Пошли грузиться.

«Ветерок», наконец, затарахтел, выплевывая клубы густого синего дыма с едким запахом горелого масла.