Начальник милиции. Книга 5

Глава 14

— Тише, не гони, — сказал я Эдику, — Спалят ведь за собой хвост, чуть отпусти их.

Мы следили за грузовиком-будкой, на котором вез мясо экспедитор Семенов. Эдика я к этому делу припряг, чтобы не светить служебной оперской машиной, которую в городе каждая собака уже знает. А Камынинская шестерка хоть и издалека в глаза бросалась, как модель новая, особенно для Зарыбинска, но зато по ней сразу видно, что гражданская в доску — пижонские колпаки на колесах, проволочные шторки на заднем стекле, бахрома по верхнему краю лобовухи, чехлы на сиденьях яркие, ну и чертик носатый из капельницы на зеркале болтается. В общем, весь набор понтов при тачке.

— Уйдут… — вцепился в баранку Эдик, напряженно всматриваясь в дорожную пыль проселка.

— Не уйдут, тут одна дорога.

— А куда он поехал вообще? В поля?

По стальным бокам шестерки мерзко заскребла сухая трава, явно отдавая болью в сердце Эдика.

— В Угледарск, я думаю.

— Так это! А почему не по асфальту? Какого хрена по буеракам переть-то? — завозмущался тот. — Ох! Бедная моя машинка, прости меня…

— Потому что на трассе, на въезде в город, пост стационарный стоит — ГАИ. Вот он окольными путями и хочет проскочить.

Минут через сорок мы доехали до города. Тут уже пришлось пристроиться к грузовику поближе, чтобы не потерять его в каком-нибудь переулке, если свернет.

— Куда? Куда он едет? — хмурил брови Эдик.

— Красный! — крикнул я. — Тормози!

— Проскочим! — надавил на газ мой помощник.

Сбоку раздался отчаянный визг шин, в нас чуть не въехал «Москвич». Дедок за рулем ни жив, ни мертв, вцепился в руль, будто смерть увидел. Остановил машину, да так и сидел, не шевелясь и не моргая — обернувшись, я успел углядеть это на ходу.

Слава богу, не взяли грех на душу.

— Дырявые штиблеты! — выдохнул Эдик. — Чуть не влетели! Вот слепошарый дед!

— Следи сам-то за дорогой, — проворчал я. — Так-то мы на красный летели. У старика чуть инфаркт не случился, а может, даже и был.

— А этот откуда? — Эдик уставился вперед. — Ну, блин!

На дорогу, выдувая трели из свистка, выскочил гаишник, размахивавший полосатой деревянной палкой. Он явно нас хотел остановить, видимо, просек, что мы на красный проскочили.

— Не останавливайся, — процедил я. — Нет времени, уйдет грузовичок.

— Да-а? А ты потом меня прикроешь? Он же номер наш срисовал.

— Не ссы… Все решим.

«Шестерка», проигнорировав стража дорог и его палку, под настойчивый свист припустила лишь сильнее, обдав милиционера выхлопами из трубы.

Я оглянулся и увидел, как инспектор ошарашено стоит посреди дороги и смотрит нам вслед — не знает, что делать, и в руках так и застыл полосатый жезл. Очевидно, это был первый случай в его жизни, когда нарушитель отказался повиноваться его символам дорожной власти прямо среди бела дня в центре города. Но он быстро опомнился и побежал к стоявшему на обочине мотоциклу с коляской. Принялся его выкатывать на дорогу и заводить. Похоже, за нами будет погоня.

Мы завернули за поворот, мотоцикла на хвосте пока не видно, а впереди показался рынок.

— Понятно теперь, куда он… Ага… — воодушевился Эдик. — На рынок мясо повез!

— На светофоры смотри, — зло предупредил я, наблюдая, как мы снова проехали на «розовый».

— Вот понатыкают этих светофоров! — ругался Эдик. — То ли дело у нас в Зарыбинске, три штуки на весь город — и все. А тут на каждом шагу.

— Встань сбоку, — ткнул я пальцем на место за газоном, где можно было остановиться, не привлекая внимания рыночников и Семенова.

Тот уже въехал на территорию рынка. Какой-то мужик в грязном фартуке убрал увешанный красными тряпками тросик, перегораживавший въезд. Ждут Семенова, встречают, значит. Это хорошо.

Грузовик проехал вглубь рынка и остановился возле склада. Мы слились с покупателями и приблизились вплотную к машине. Я держался чуть позади, за спиной у Эдика, чтобы Семенов меня не узнал. Но экспедитор был занят ручканьем с какими-то хмырями. Один из них похож на мясника, это он и открыл ему въезд. Второй напоминал управленца средней руки: брюки, шляпа, брюшко и папка под мышкой. Наверное, кто-то из рыночной администрации. Тут же подтянулись грузчики в засаленных робах, с беломоринами в зубах. Семенов открыл свою будку, и те принялись вытаскивать ящики с тушенкой. Ага, ходовой товар. И подороже, чем просто туши.

Я подождал, пока грузовик опустошат, и двинулся к машине.

— Что это мы тут разгружаем?

В шляпе и с пузом вздрогнул, обернулся, но, увидев, что окликнул его всего лишь человек молодой и в гражданской одежде, тут же насупился:

— Вам какое дело, гражданин? Проходите, не мешайте!

— А вот какое! — тогда я достал ксиву и ткнул ему в морду. — Уголовный розыск. Вы кто такой будете?

— Ой, товарищ милиционер, — залебезил мужичок. — Да вот, тушеночку подвезли. Я заместитель директора рынка Курочкин Павел Сергеевич. А вы по какому вопросу? Вы по кражам фруктов пришли? Пройдемте, я вам всё покажу и расскажу.

Он цепко ухватил меня за локоток, стараясь увести подальше от тушенки. Я выдернул руку.

— Накладные мне на тушеночку, Пал Сергеич, первым делом покажите, — достаточно жёстким голосом велел я.

При этом я поглядывал на Семенова. Тот стоял в сторонке, курил и делал вид, что совсем не при делах. Но, судя по нервным затяжкам, вообще-то был на взводе.

— Накладные? — округлил глаза Курочкин. — Так их товаровед забрал!

— Зовите, значит, товароведа. Но что-то мне кажется, он вовсе тут не появлялся.

Я подошел к машине и выдернул из замка зажигания ключ. Семенов, увидев это, отшвырнул сигарету и бросился бежать. Но кто-то подставил ему подножку, и он расстелился в рыночной пыли.

Этим кем-то оказался Эдик. Он гордо пнул лежащего экспедитора, чтобы убавить ему желания бежать.

Я швырнул Эдику наручники. Тот пытался их поймать, но не смог. Пришлось ему нагнуться и поднимать их с земли. Фарцовщик немного нахмурился, так как эпичный момент самоличного задержания им нарушителя был подпорчен эквилибристикой с наручниками.

— Внештатный сотрудник уголовного розыска Камынин! — важно процедил Эдик. — Не двигаться! Руки за спину!

Семенов беспрекословно подчинился, ведь у него в боку еще чувствительно кололо после пинка Эдика.

Курочкин же попятился, бормоча:

— Сейчас, сейчас… Я принесу бумаги. Подождите.

— Стоять! — рявкнул, заметив это, я. — Сюда иди!

Заместитель директора рынка подчинился и нехотя поплелся ко мне. Я вырвал у него из рук папку, раскрыл и стал изучать документы.

— Так вот же она, накладная! — я вытащил листочек с подписями должностных лиц и оттиском печати. — Только по ней получается, что привезли вам вовсе не тушенку высшего сорта, а куриные головы для зоопарка. Хм, странно, товарищ Курочкин, где тут у вас зоопарк? И на голову с гребешком это не похоже, — я демонстративно повертел банку тушенки перед его носом. — А на консервах написано, что из говядины продукт, причем высшего сорта. Вскроем, проверим? Экспертиза по запаху, а? Но я думаю, не стоит. Там точно говядина, а не субпродукты. Пройдемте-ка со мной, пока до телефона.

— Погодите, товарищ милиционер, — лепетал замдиректора. — Может, как-то договоримся?

Он изобразил жест, будто перебирал в воздухе невидимые купюры.

— Конечно, договоримся, — подмигнул я. — Сейчас БХСС вызовем и будем договариваться.

— Стоять! — раздался голос сзади.

Это был сержант ГАИ, который таки нас догнал.

— Очень вовремя, сержант! — я показал ему ксиву. — Свяжите меня по радиостанции с дежурной частью. Нужно сделать сообщение о преступлении. И приглядите вот за этим задержанным в шляпе.

— Это опять вы? — недовольно выдохнула секретарша, когда я появился на пороге приемной мясокомбината.

— И вам здравствуйте, — я достал удостоверение и, не раскрывая, ткнул им вперед. Теперь можно было не скрывать, что я сотрудник. — Милиция. Директор у себя?

— Да… Но-о… — пролепетала секретарша.

— Сядьте и никуда не уходите, у вас будет проведен обыск, — я обернулся к инспектору УГРО Прошкину, что маячил за моей спиной, и кивнул на секретаршу: — Присмотри за ней, чтобы никаких звонков, чтобы ни к каким бумагам не прикасалась. Понял?

— Я… я арестована? — еле слышно, с заиканием произнесла секретарша.

— А есть за что? Пока нет, но рекомендую сотрудничать со следствием уже прямо сейчас.

Она сразу села и припухла, видимо, чувствовала за собой грешок. Пока я не знал, какой именно, возможно, она связана с директрисой в ее махинациях. Разберемся, поглядим.

Я вошел в кабинет без стука, а за мной втиснулся Гужевой.

— Здравствуйте, Виталина Сергеевна!

— В чем дело? Почему вы не постучали? — недобро вытаращилась Вобла.

— Скажите, Виталина Сергеевна, как у такого честного сына может быть такая мать?

— Что вы себе позволяете?

— Это не вопрос, это мысли вслух. Вот, полюбуйтесь, пожалуйста, — я вывалил на стол накладную, левую путевку водителя-экспедитора и прочие бумажки, изъятые у Семенова.

— Что это? — директор нахмурилась и перебирала документы с видом, будто впервые их видит.

Выходило даже неплохо, вполне достоверно, я оценил.

— А вот это я хотел бы у вас спросить, уважаемая Виталина Сергеевна. Как так получилось, что вместо тушенки высшего сорта, что в грузовике, здесь указаны отходы мясного производства для зоопарка?

— Я не понимаю… Я не знаю… — бормотала она, а всю начальственную спесь с нее теперь как ветром сдуло.

— Это мы выясним — знали или нет. Хотя что говорить — как директор вы обязаны знать обо всем на вверенном предприятии. А пока — вот, ознакомьтесь… Это постановление на проведение обыска в вашем кабинете, в приемной, в бухгалтерии и на складе. Кстати, где там завсклада Жорич? Мы его не нашли на рабочем месте. Вызовите его к себе в кабинет, только без лишней суеты, скажите только, что срочно хотите его видеть… Вам ведь не впервой.

— Вы на что намекаете? — возмутилась Вобла, а на щеках расцвел неровный, похожий на аллергию румянец.

— На то, что у кладовщика и директора могут быть рабочие обсуждения некоторых производственных вопросов, а вы про что подумали?

— Извините… — как-то сразу осела Загоруйко, продолжая копошиться в бумажках, которые я ей предоставил. — Это получается…

Она даже прокашлялась.

— Получается, Жорич занимался хищением продукции? Тушенки?

— Семенов уже дает показания. И не только про тушенку. И если вы были в курсе и способствовали преступному сговору, то советую во всем признаться. Все равно ведь мы докопаемся до истины. На складе и в вашей бухгалтерии уже инспектора БХСС из области все проверяют.

Так и хотелось сказать — мол, поздно пить боржоми, но мы не в кино, не будем сбивать подозреваемых с толку, на испуге-то они сговорчивее. И я только добавил:

— Зовите Жорича.

— Его… нет. Он заболел, — замотала головой Вобла.

— Когда? — с подозрением впился я в директрису взглядом.

Не мог понять, врет она или нет. Видно было, что всё это ее ошарашило, но и болезнь Силантия выглядела уж больно неправдоподобно.

— Буквально час назад, он позвонил, сказал, что неважно себя чувствует, отпросился.

— И вы, как своего любовника, отпустили его домой без всякого больничного?

— Моя личная жизнь, молодой человек, вас не касается, — снова попробовала повысить голос Вобла.

— Если ваша личная жизнь переплетается с деятельностью преступной группы — то, поверьте, очень даже касается… А в такие совпадения с внезапными болезнями я не верю. Лишь только мы задержали Семенова — и Жорич вдруг следом пропал, не кажется это вам странным?

— На что вы опять намекаете? — уже устало и без агрессии спросила женщина.

— Я не намекаю, я прямо хочу сказать, что кто-то позвонил с рынка Угледарска вам сюда, а вы Жорича предупредили. Так?

— Мне никто не звонил, я ни в чем не виновата, я ничего не знала… — трясла головой Загоруйко.

— Это мы установим… Звонок проверить в наших силах, сделаем запрос на АТС, узнаем. А пока оставайтесь в кабинете. Никуда не звоните.

На разговоры не оставалось времени — мне нужно было отдать распоряжения по поимке Жорича. Срочно, пока он не свалил из города. Если он задумал бежать, значит, рыльце глубоко в пушку — и скорее всего, он и есть наш неуловимый Святоша.

А если это так…

— Ваня, — обратился я к Гужевому. — Смотри за ней. Чтобы никаких бумаг не трогала и документы не рвала. Никуда не звонила. Строго смотри. Понял?

— Так точно, — браво кивнул оперативник.

А я вышел. Нашел телефон в соседнем кабинете, чтобы Вобла и секретарша не слышали моих разговоров. Попросил выйти сотрудников, закрыл дверь и набрал дежурку.

— Дежурная часть милиции, Баночкин, — ответили на том конце провода.

— Миха, это Морозов… Короче, отправь участкового и кто там есть еще свободный — срочно, по адресу проживания Жорича. Пусть покараулят, но на рожон не лезут. Я сейчас сам подъеду. Он тип опасный, без меня в квартиру не входить. Предупреди, понял? Надеюсь, что он там.

— А что, с мясокомбината он сбежал? Ты говорил, что он на работе, по-тихому его возьмете.

— Его кто-то предупредил, но ничего, никуда не денется. Это даже хорошо, что он сбежал, — зло усмехнулся я, — значит, мы на верном пути.

Я положил трубку и подошел к окну. Мое внимание привлекла фигурка женщины, что бежала на каблуках в узкой юбке через территорию мясокомбината. Я распахнул окно, пригляделся… Бегучие пассатижи! Да это же Вобла! Смылась. Как?

— Стоять! — крикнул я в окно второго этажа.

Но женщина, не оглядываясь, припустила еще быстрее. Не стрелять же в уважаемого человека, да еще и мать нашего сотрудника, даже если она преступница. Хотя ее вина пока не доказана. Против нее — всё, но косвенно, а вот ее побег прямо указывает на ее преступную осведомлённость, и это как минимум. Ну или с ума сходит по своему Жоричу и побежала его спасать. Не ожидал я такого финта от директрисы. А Гужевой куда смотрел? Твою дивизию!

Я схватил телефонную трубку и набрал номер проходной.

— Мясокомбинат, ворота, слухаю, — проговорил в трубке голос старика.

— Это старший лейтенант милиции Морозов. Директора вашего с территории не выпускать! Ясно?

— Ась? Хто это? Кого впустить?

Глухая тетеря, блин! Я повторил приказ громче, старик-вахтер, вроде, расслышал, но никак не мог врубиться, почему нужно не выпускать директора, и все твердил, что полномочий у него таких нету.

В окошко я уже видел, как отъезжает директорская «Волга», вот она уже на проходной.

— Дай трубку сотруднику!

— Чегось? Какому сотруднику? — не понял старик.

— Рядом с тобой сидит сотрудник уголовного розыска.

— Со мной? Со мной степняк какой-то, он по русски-то плохо разговаривает.

— Твою маковку! Это инспектор уголовного розыска! Быстро дал ему трубку! — заорал я, как на плацу.

— Агась! Сейчас. Чего орать-то так, не глухой же…

Тулуша я оставил на проходной, должен следить, чтобы с вахты тоже никого не предупредили, что мы с обысками и проверкой нагрянули. Ну и чтобы Жорич не выскользнул, если соберется — это я при нашем въезде так думал. Только он уже раньше, оказывается, проскочил. Падла.

— У аппарата, слушать! — проговорил в трубку Тулуш, но я видел, как веревочка на проезде проходной опустилась, и «Волга» уже выскочила за территорию.

Е-мое! Чуть-чуть не успел.

— Тулуш! — крикнул я в трубку. — Никого не впускать и не выпускать. И объясни уже вахтеру, что ты милиционер.

— Я говорил, он не верить.

— Будь убедительнее, как ты умеешь!

Я повесил трубку и быстрым шагом, почти бегом вернулся в кабинет директрисы, там был Гужевой, скучал на диванчике.

— Ваня, дорогой мой человек! Это как понимать? И где, скажи мне, Вобла? — зло прищурился я на подчиненного.

Ну что она, и его обаяла, что ли?

— Кто? — чуя неладное, вскочил тот с дивана.

— Виталина Сергеевна…

— А-а! Так это самое… Плохо ей стало, она за валерьянкой пошла.

— Какая, на хрен, валерьянка, Ваня! Я тебе какие указания давал?

— Ну так, Саныч… Она за сердце схватилась, охала так. Сказала, что мать сотрудника нашего. К совести моей взывала. Слушай, так она, оказывается, мама нашего Загоруйко? Как тут не поверишь? Валя-то у нас — парень честный-пречестный.

— Поверил? — негодовал я. — А почему ты с ней за валерьяночкой не пошел, сердобольный ты наш?

— Так как же, охраняю бумаги. Я же не дурак, вдруг кто-то зайдет и уничтожит документы изобличающие.

— Молодец, нечего сказать. Кабинет замкнуть и приемную тоже. Прошкина оставим здесь. А ты — за мной.

— Куда?

— Преступников разбежавшихся ловить.

Я быстренько смотался на склад и проверил, как там проходят обыска. Проконтролировал, чтобы сотрудники БХСС взяли в оборот и бухгалтерию. Может кто-то из финчасти в сговоре, не хотелось бы, чтобы сухими вышли. Убедившись, что все в порядке, спешным шагом направился в сторону проходной. Гужевой семенил следом.

в это время у меня затрещала переносная рация, сухой голос, искаженный динамиком и радиопомехами, проговорил:

— Второй — Черемухе… пшкх… ответь.

Черемуха — это позывной дежурной части. Второй — это позывной руководителя УГРО, то есть мой. Позывной «Первый» был у Кулебякина, но он рацией не пользовался.

— На связи второй, — нажав на кнопку, проговорил я.

— Участковый и Казарян на адресе, говорят, что в квартире кто-то есть, прием.

— Пусть охраняют. Не лезут. Как понял?

— Принял. Там баба какая-то в квартиру к нему пришла… кш-ш… Худая и твердая, как жердь.

— Отлично. Выезжаю. Это его сообщница. Никого из квартиры не выпускать! Накроем всех разом. Конец связи!