Нарисованные воспоминания

Глава 26

Находиться в комнате Джесса намного легче, чем я думала. Мы с мамой решаем откладывать вещи на благотворительность на одну сторону, а в мусорку — в другую. Никому из нас не хочется ничего выбрасывать, но тут есть такой хлам, который никто не захочет взять, даже по доброй воле. Дырявую футболку и разорванные джинсы можно пару раз надеть, прежде чем выкинуть на помойку.

Также мы оставляем некоторые вещи, которые хотим сохранить для себя. Мама берет его награды и трофеи, блокноты, фотографии в комнате и альбом, что он собрал. Я беру немного, но все же мне удается собрать красивую, но небольшую коллекцию памятных вещей. Конечно же, я беру наш любимый фильм, его фигурки, несколько книг и дневник, который он писал. Я поражена, что нашла его. Думала, что он таким не занимается. Я также понимаю, что ни за что не покажу его маме. Все из-за того, какие сумасшедшие события он записывал в него, о которых, я уверена, маме не стоит читать.

После нахождения в течение нескольких часов в его комнате я готова отдохнуть. Чувствую себя голодной, поскольку ничего не ела с того легкого ужина на вчерашнем благотворительном вечере. Я уже жалею, что не согласилась съесть булочку, которую Дрю купил для меня этим утром.

Я думаю о том, где же он сейчас.

Но прогоняю эту мысль и предполагаю, что, возможно, он находится в гостевом домике, пытаясь избежать еще каких-нибудь поручений от мамы. Он же не подписывался на это. Я не понимаю, почему он все еще находится здесь. Может, мама права, но до меня все равно не доходит, с какой стати он все это терпит ради меня. На самом деле, я не заслуживаю этого.

Я прохожу мимо гостиной, в которую нельзя было заходить, когда я была маленькой. Всегда, когда ступала на белый ковер, я чувствовала себя непослушной и коварной. Даже сейчас, во взрослом возрасте, если мама увидит меня там, то тут же отчитает. Пока я иду по дому, слышу голоса с той стороны, куда направляюсь. Я останавливаюсь прямо у столовой и смотрю на кухню. Открытое пространство в стене четко показывает вид на Дрю и отца. Они разговаривают слишком тихо, чтобы что-то расслышать. Дрю сидит напротив моего отца, они оба пьют кофе. Отец кивает, пока Дрю говорит. Когда отец снова начинает говорить, Дрю смеется. Эта ситуация трогает мое сердце. Они выглядят такими спокойными и расслабленными, как будто являются старыми друзьями.

Я прижимаю руку к щеке, вспоминая, как отец ударил меня, и чувствую злость, разгорающуюся во мне. Как Дрю может просто сидеть и разговаривать с ним, как будто ничего не произошло? Особенно, если он знает, как отец относился ко мне последние несколько лет. Папа делает еще один глоток, пока потирает рукой висок. Я захожу на кухню, и они оба подпрыгивают от звука раскачивающейся на петлях двери.

— Лилли, — натянуто произносит отец, придвигая стул обратно к себе. Он кажется пораженным моим неожиданным появлением.

— Пап. Дрю, — произношу я, оглядывая их обоих пристальным взглядом. Затем подхожу к буфету и ищу что-нибудь пожевать, чтобы избавиться от чувства тошноты. Замечаю пачку крекеров и достаю их.

— Мы с твоим отцом просто болтали.

Я захлопываю дверцу буфета сильнее, чем нужно.

— Вижу. — Я беру из шкафчика стакан, подхожу к холодильнику и наполняю его сладким чаем, прежде чем перевести взгляд на дверь. Когда я только увидела, что они разговаривают, мне надо было сразу вернуться вниз. Нахождение в одной комнате с отцом и моим болтливым парнем действует мне на нервы. Внезапно мне хочется что-нибудь швырнуть, бросить стаканы, тарелки и все, что попадется под руку. Я направляюсь к двери.

— Лилли… садись, давай поговорим, — говорит отец, указывая на пустой стул рядом с собой.

Я разворачиваюсь.

— Нет, мне так не кажется. Похоже вы с Дрю отлично проводили время, пока я не зашла. Не буду вас прерывать.

— Лилли… — начинает Дрю.

— Нет, правда, все в порядке. Я хочу сказать, учитывая все, не останавливайте ваш короткий момент единения из-за того, что я вошла. — Дрю пристально смотрит на меня, а я наблюдаю за отцом. Его глаза пронизывают меня таким взглядом, который я видела слишком часто.

Отец смягчает свой напор.

— Это не так, дорогая. Пожалуйста садись.

Дорогая? С каких пор он так меня называет?

— Я занята. Знаешь, я разбираюсь в комнате Джесса, потому что ты не можешь.

Он смотрит на меня, как будто я спятила.

— Кто сказал, что ты можешь туда заходить?

— Это важно? Это необходимо сделать.

— Да, но я не говорил…

— Я не спрашивала. И уже поняла, что ты больше здесь не живешь. Ты давно уже потерял право голоса в этом доме.

Он со стуком опускает кружку, разбрызгивая содержимое по столу. Я знаю, что скоро услышу его тираду, но не позволю ему выдать ее… не сегодня.

— Оставь это, пап. Говори это тем, кому интересно. Я устала… устала спорить и выслушивать твои обвинения в свой адрес. Я жила с тем, что сделала, последние пять лет. Ты не можешь заставить меня ненавидеть себя больше, чем я уже ненавижу. Я приняла твою ненависть. И очень хорошо усвоила, что я больше не твоя дочь, — показала я руками кавычки. — И что ты не любишь меня… бла, бла, бла. — Я широко раскрыла руки. — С этим у меня покончено. Ты хочешь, чтобы я ушла? Ну, после этих выходных ты никогда больше меня не увидишь.

Я прикусываю язык и борюсь с подступившими слезами. Никогда не была настолько откровенной с отцом. Я чувствую себя хорошо, но в то же время это меня сбивает. Мне кажется, что у меня недостаточно смелости говорить ему такие вещи, но спустя время становится понятно, что человек может столько всего выдержать. Я достигаю своего предела. И чуть не швыряю крекеры и напиток на стол, когда поворачиваюсь на пятках и, не оборачиваясь, выхожу за дверь. Я направляюсь к задней двери. Мне нужно прогуляться; я больше ни секунды не могу оставаться под одной крышей со своим отцом.

— Дорогая, куда ты идешь? — спрашивает мама позади меня.

Я оборачиваюсь на нее, но продолжаю идти.

— Мама, не сейчас. Мне нужно убраться из этого дома, прежде чем я разобью твой хрупкий фарфор. Передай отцу не встречаться мне на пути, когда я вернусь, и дела пойдут намного легче.

— Лилли…

Я продолжаю двигаться и выхожу через дверь на задний двор. Солнце согревает мое лицо, немного слабовато для такой поздней осени. До наступления холодов осень, казалось, объединяет в себе сразу три времени года. В один день термометр может показывать +27 градусов, а в другой лишь +1. Лучшим решением становится одеться по-весеннему, но всегда иметь при себе пальто. Я останавливаю взгляд на пруду вдалеке. Когда-то любимое место отдыха Джесса и наших друзей, мы провели там столько дней и ночей, дурачились на пирсе и просто плавали.

На конце причал выгибается в форме Y. Правая его сторона используется, как место для рыбалки, загорания и валяния на песке, а левая ведет к небольшой беседке. Я направляюсь к крытой постройке. Восемь толстых колонн, окрашенные в ярко-белый цвет, образовывают идеальный шестиугольник, предоставляющий определенный простор. Джесс и наши друзья застилали пол спальными мешками, когда летом мама разрешала нам ходить в походы. Беседка была полностью защищена сверху донизу оградой, а на полпути к ней начинался ряд перил.

Я сажусь на плетеное кресло и заставляю себя подумать о чем-нибудь другом, только не о том, что происходит дома. Я откидываю голову на подголовник и закрываю глаза, пытаясь сосредоточиться лишь на шелесте листьев от легкого ветерка и пении птиц в своем полете.

— Лилли! — я слышу крик отца и распахиваю глаза. Затем оборачиваюсь в сторону дома и вижу, как отец пересекает двор, за ним идет мама, а на крыльце позади них стоит Дрю.

— Джонатан, возвращайся в дом и оставь ее в покое. Она поговорит с тобой, когда будет готова, — кричит мама.

Сегодня не будет разговоров. Я вскакиваю и спешу на другую сторону пирса. Когда запрыгиваю в небольшую лодку, привязанную у конца причала, то чуть не сворачиваю себе шею, пытаясь размотать веревку с крючка. Оттолкнувшись от края, я опускаю весла в воду и плыву на середину пруда. Широко улыбаюсь, когда оглядываюсь на отца и вижу, что он стоит у воды.

— Я не уйду, пока ты не поговоришь со мной, Лилли, — кричит он, прикрывая глаза от солнца. Припекающие лучи, безусловно, убивают его веселье.

Идеально. Свети, солнышко, свети.

Как только я уплываю на дальний край пруда, то складываю весла обратно в лодку и в последний раз смотрю на отца. Он стоит на берегу со сцепленными на груди руками. Мама разворачивается и направляется к дому, а Дрю… его нигде не видно. В животе тянет при мысли, что он, вероятно, воспользовался ситуацией, запрыгнул в свою машину и умотал домой.

Я не могу винить его.

Со вздохом я ложусь в лодку, устраиваясь поудобнее. Солнце согревает мою кожу, а легкий ветерок спасает ее от перегревания. Я закрываю глаза, впитывая покой и тишину.

Отец не обладает такой силой, как терпение, поэтому я могу плавать здесь всю жизнь, если придется.

Я просыпаюсь от холода на коже и не двигаюсь несколько секунд, прежде чем стереть мурашки на руках. Я не хотела засыпать, но уютное солнце и мой недосып твердили мне об обратном. Когда я поворачиваю голову вправо, то замечаю, что над деревом проплывают едва заметные облака, которые окрашивают горизонт в оранжевый и светло-розовый цвет. Вид потрясающий, и я думаю о том, какая же красивая картина получилась бы у Дрю, если бы у него появилась возможность запечатлеть это. Наступает ночь и укрывает небо темно-синим шелком, но на ткани все же проступают белые, крошечные отверстия, позволяя мерцающим огням сбежать через них.

Я резко встаю, когда лодка с грохотом наезжает на что-то твердое. Вижу, что каким-то образом у меня получается приплыть обратно на пирс. Что еще более странно, от носа лодки идет веревка к крюку причала. Я поднимаю глаза и вижу Дрю, который сидит с перекрещенными ногами и наблюдает за мной.

— Привет, — выдыхает он, его руки лежат на коленях.

— Привет.

— Хорошо поспала? — спрашивает он.

Я задумываюсь на мгновение. Спина немного затекла, но в целом, да.

— Вообще-то, да, хотя я не планировала засыпать.

— Тебе, видимо, было необходимо немного поспать. Проголодалась?

Я ужасно изголодалась.

— Немного, — сказала я, не желая выглядеть слишком нетерпеливой.

Дрю широко улыбается, уголки губ ползут вверх, когда он выгибает бровь. Он знает, что я обманываю. Поэтому встает, подходит к лесенке, около которой присаживается и протягивает ко мне руку. Я медленно встаю, а лодка начинает раскачиваться из стороны в сторону, когда я беру его за руку. Чем больше я двигаюсь, тем сильнее раскачивается лодка, и мне приходится вцепиться в лесенку, чтобы не выглядеть неуклюжей идиоткой и не свалиться в воду.

Как только я выбираюсь на причал, сразу выгибаю спину. Спать в лодке — не самая лучшая идея. Дрю оборачивает пальцы вокруг моей руки и тянет меня за собой. В беседке на столе лежит парочка сложенных пледов, а рядом стоят сумка и термос. Он подводит меня к плетеному креслу и отпускает мою руку, чтобы я могла сесть. А затем берет один плед и оборачивает его вокруг моих плеч, отчего я погружаюсь в его мягкость и теплоту.

— Где ты все это взял? — спрашиваю я.

— Твоя мама меня очень выручила.

Я не сомневаюсь в этом. Мысли о ней заставляют меня вспомнить об отце и его внезапном требовании, что я выслушаю каждое его слово. Навряд ли.

— Где отец?

Дрю берет со стола сумку и залезает внутрь.

— Твоя мама убедила его ненадолго уйти из дома. Она заставила его пригласить ее на ужин, потом они, может быть, пойдут в кино, чтобы мы могли провести время вместе и… поговорить. — Он быстро смотрит на меня, а затем вытаскивает руку из сумки. Дрю передает мне укутанный в фольгу квадратик, и я чувствую холод в руках.

— Что она сделала? Но они же больше не вместе. А как же Эрл?

Дрю пожимает плечами.

— Я не знаю. Они через многое прошли вместе, твои мама и папа, поэтому я уверен, что это нормально, если они проведут время вдвоем. Они все равно остаются твоими родителями. Эрлу, я думаю, нужно просто смириться с этим. Оставь это им.

Когда я разворачиваю квадратик, мой рот увлажняется, и я вздыхаю, когда надкусываю бутерброд с толстым кусочком ветчины и майонеза.

— Извини, это просто бутерброд.

— Он идеален. Спасибо.

Когда мы заканчиваем с нашими бутербродами, Дрю открывает термос, наполняет две пластиковые чашки и передает одну из них мне. Жидкость еще теплая, когда я осторожно подношу ее к губам. Рот наполняется шоколадным мокко, который согревает меня, когда я его проглатываю. Я улыбаюсь и качаюсь в кресле, наслаждаясь комфортом.

Мы пьем в тишине, никто из нас не знает, что сказать. Он сидит напротив меня, и мы смотрим на темнеющее небо, пока из-за верхушек деревьев поднимается полумесяц. Я рада его присутствию, но хоть убейте, не понимаю, почему. Иногда кажется, что он является лишь наблюдателем в моем сумасшедшем мире; а иногда, что он не может сдержать язвительного комментария всякий раз, когда я что-то вытворяю. Возможно, я заслуживаю эти комментарии, но, если ему все равно, то зачем он утруждает себя и находится здесь? Какая ему выгода? Развлечение? Я должна спросить, иного способа нет.