Глава 4

Я просыпаюсь в своей кровати из-за того, что дрожу. Его образ мгновенно появляется передо мной. Прошло несколько месяцев с того времени, как мне снился Джесс. Я снова могу видеть его, играть и смеяться вместе с ним как раньше. Мы так хорошо ладили друг с другом во время нашего взросления, что врозь нас редко кто видел. Я всегда благодарна, когда он приходит ко мне во снах. Это даёт мне шанс вспомнить счастливые моменты, которые мы с ним разделяли до аварии. Моя первая мысль после пробуждения всегда о брате. Я благодарна, что мне никогда не снится авария. Мой психолог сказал мне, что это связано с тем, что я блокирую всё, что связано с ней, подсознательно не позволяю мозгу восстанавливать те события. Меня все устраивает. Мне не нужно во сне помнить о том, что случилось. Всякий раз, когда я думаю о брате, эти воспоминания первые встают перед глазами.

Часы на стене показывают 5:15 утра. Я вздыхаю, понимая, что это на час раньше, чем мне нужно было проснуться. Вместо того, чтобы снова пытаться заснуть, я продолжаю лежать на кровати и думаю о недавнем сне. Казалось, это сообщение от брата, но я знаю, что это глупо.

В моем сне Джесс стоял рядом со мной на нашей подъездной дороге перед домом родителей, наши пальцы переплетены. Я была похожа на себя, а не на ту шестнадцатилетнюю девочку, которой была, когда он в последний раз видел меня. Джесс выглядел, как всегда, моим старшим братом и защитником. Он посмотрел на меня, а затем на длинную дорогу. Я проследила за его взглядом к парадной двери нашего дома, где на пороге стояли наши родители, они обнимали друг друга, на их лицах светилась приветливая улыбка. Я посмотрела на Джесса в замешательстве от того, что они изображают любящую пару. Мои родители больше не обнимаются. Они едва могут выдержать друг друга в одной комнате как раньше.

— Они ждут тебя, — проговорил Джесс.

Я пожала плечами.

— Почему? Почему они вдруг такие счастливые? В последний раз, когда я была здесь, отец сказал мне, как он меня ненавидит, и все закончилось катастрофой. Мое возвращение обратно снова запустит всю эту драму, а я не такая сильная, чтобы бороться с ней. Именно поэтому я и ушла.

Он взял меня за другую руку и крепко сжал.

— Знаешь, тебе следует вернуться.

Я покачала головой,

— Я не могу, Джесс. Я не могу вернуться. Кроме того, они хотят видеть не меня, а тебя.

Он поцеловал меня в лоб и прижал руки к моему лицу.

— Ты же знаешь, я не могу вернуться. Теперь остались только ты, мама и папа.

Он подтолкнул меня в сторону двери, и я сделала несколько шагов, прежде чем он меня позвал.

— Лили, — он улыбнулся, его голубые глаза блестели все также, как и в моих воспоминаниях. — Ты закрываешься от людей и загоняешь себя так сильно, чтобы не думать о том, что случилось. Если ты не остановишься, это разрушит тебя.

Правда глубоко ранила, поэтому я закрыла глаза, чтобы прогнать ее. По щекам полились слезы, и я почувствовала, как его теплые руки нежно вытирают их.

— Это почти меня разрушило. Жизнь никогда не будет больше прежней без тебя, — крикнула я.

— Но я всегда буду здесь, — он показал на мое сердце. — Когда я понадоблюсь тебе. Неважно, где и когда ты говоришь, я слушаю. Я твой старший брат, не так ли? Это никогда не изменится.

Я кивнула, понимая, что даже после смерти со мной все еще находился брат, куда бы я не пошла.

— Родители нуждаются в тебе больше, чем они думают. И ты нужна им больше, чем думаешь сама.

Я просыпаюсь.

И чувствую себя совершенно потерянной. По моим щекам и шее скатываются слезы, я вытираю их, осознавая, что плачу не только во сне. Сон кажется таким реальным. Я видела брата, ощущала прикосновение его рук, давление его пальцев на моем лице. Он был слишком реальным, и я не могу понять, зачем вообще он мне приснился. Я чуть ли не смеюсь, когда вспоминаю, что мне сказал Джесс: я нужна своим родителям так же, как и они нужны мне. Именно эти слова очень быстро меня будят и дают понять, что это действительно был сон. Единственная связь с моими родителями в последнее время — звонки мамы, это случается всего несколько раз в месяц. Еще лучше, теперь я точно не вернусь домой.

Я только могу предполагать, что сон связан с приближающейся годовщиной смерти Джесса. Скорее всего, безопаснее предполагать, что мое подсознание уже думает о нем, хотя я и не готова к наступлению этого дня. Для меня и моих родителей, в особенности для отца, это самое трудное время в году. Пока я стараюсь запомнить все хорошее, что связано с Джессом, мой отец может сосредоточиться только на аварии. Он тонет в бутылке виски под названием «что, если» и «я тебе говорил». Я отдергиваю покрывало и надеваю пижамные штаны перед тем, как пойти в кухню и поставить на плиту кофейник, полный горячей воды. Пока я жду, когда вода начнет закипать, выхожу на балкон, с которого можно наблюдать за прудом и пешеходной дорожкой. Небо переливается бледно-розовыми и оранжевыми оттенками, но солнце еще не поднялось из-за горизонта. Я могу увидеть несколько ранних пташек, бегущих по дорожке, и размышляю: какой черт заставил людей подняться так рано и начать заниматься. Я не понимаю. Неважно, насколько сильно я стараюсь приложить хоть какое-нибудь усилие в тренажерном зале и выйти за рамки возможного, чтобы держать себя в форме, но это не моя первоочередная задача.

Смотрю направо и замечаю человека. Он сидит на скамейке в парке, а перед ним находится столик. Что он делает? Минуту я думаю о нем, а затем осознаю, что это, должно быть, Дрю. Я уверена в этом. И обдумываю, не слишком ли помешаю ему, если понаблюдаю, как он рисует. Решаю рискнуть и бегу в ванную, где собираю волосы на макушке в небрежный пучок. После завариваю две чашки и спешу на улицу.

— Доброе утро, Дрю, — смущенно произношу я рядом с ним.

Он смотрит на меня.

— О, привет. Что ты делаешь на улице в такую рань?

— Мне приснился странный сон, и после него у меня не получается заснуть. Я так и подумала, что это ты, когда увидела тебя с балкона, — я протягиваю ему чашку. — Вот я и подумала, может ты захочешь?

Он берёт кружку из моих рук.

— О, спасибо. Вообще-то, я не пью кофе, но, учитывая, какой путь ты прошла, выпью, — он широко улыбается.

— А, тебе нравится горячий шоколад? Потому что я тоже не люблю кофе!

— Разве ты не должна пить его зимой, когда холодно?

— Так если в этом все дело, получается, что любители кофе должны пить его только зимой, когда холодно?

Дрю делает глоток и смеётся.

— Намек понят.

— И над чем ты работаешь? — спрашиваю я, рассматривая полотно на мольберте, зажатом между его ног. Он ставит чашку рядом с собой на скамейку и поднимает с колена палитру с мазками красок различных цветов.

— Ты пришла как раз вовремя. Теперь этим утром ты сможешь увидеть сразу два рассвета.

— Рассвет? Как ты сможешь передать рассвет этими цветами? — я не могу понять, как смешение ярко-красного и темного-синего цветов смогут соответствовать оттенкам оранжевого и золотого неба. Конечно же, я знаю, что это возможно…

— Ты удивишься, насколько это легко. Немного практики, и ты тоже сможешь изобразить такое небо. Садись, я покажу тебе.

Я осторожно присаживаюсь, чтобы не расплескать его горячий напиток. Дрю объясняет, что, прежде чем начать рисовать, сначала ему нужно использовать чистую краску, это позволит ему почистить и смешать все другие цвета вместе. Верхнюю половину холста он покрывает красным цветом тут и там свободными движениями. Когда он обмакивает кисть в белую краску и проводит ею по поверхности холста, красный смягчается в светло-оранжевый. Я восхищена тем, как его рука, двигаясь вперед и назад, превращает чистое белое полотно в красивую картину с простым и магическим сюжетом. Я вижу, насколько он сконцентрирован, всякий раз, когда его глаза мечутся между небом и холстом, между его бровями появляются складки. Дрю продолжает рисовать пруд, но сначала быстро подчеркивает отражение поднявшегося солнца на поверхности воды. Очень осторожно тонкой кисточкой он рисует деревья и траву, игнорируя пешеходную дорожку и ранних пташек. Кажется, будто на берегу только мы одни наблюдаем за рассветом.

Дрю поворачивается в мою сторону, и на его лице расползается улыбка.

— Знаешь, ты можешь дышать.

Как только он говорит это, я выдыхаю, даже не подозревая, что все это время задерживаю дыхание. Мои руки сжимают кружку на коленях, и я совсем не двигаюсь с того момента, как села на скамейку. Я качаю головой и смеюсь.

— Извини, думаю, что я слишком напугана, чтобы двигаться. Не хотела тебе мешать.

— Все в порядке, нет ничего, что бы не смогла исправить краска.

— Это так красиво, Дрю, — произношу я, изучая картину. — Что ты будешь делать с ней? Это для клиента?

— Нет, еще нет. Просто, когда я проснулся, мне захотелось нарисовать рассвет.

— Я не понимаю, почему родители не одобряют твое занятие. Не у всех такой талант, как у тебя. Это точно должно что-то значить.

Улыбка исчезает с его лица.

— Вообще-то, это мой отец считает меня бездельником. Мама всегда поддерживала мое увлечение искусством. Она заставляла меня рисовать все, что находилось вокруг дома, до моего отъезда в колледж. Она была убеждена, что мне нужна практика, как будто мне сначала надо было показать себя, иначе я бы не поступил. Но все было не впустую; я не ожидал, что буду «выступать» первым.

Я смеюсь от этой мысли и представляю, как он рисует все домашние фрукты и овощи в декоративных тарелках.

— По крайней мере, ты не один.

— Больше нет, — он хмурится. — Она умерла два года назад от рака молочной железы, поэтому больше не может сказать отцу перестать трепаться о моей карьере.

— Мне очень жаль. Я могу только представить, насколько все это сложно пережить. — Я не знаю, что еще могу сказать. Обычно, когда люди узнают, что ты потерял важного для тебя человека, то сразу начинают нести монолог, как будто пытаются притвориться, что знают, что ты чувствуешь. Я слышала это тысячу раз после смерти Джесса.

— Спасибо. Да, это действительно было сложно и до сих пор не просто. Мы с мамой были очень близки, и, когда она умерла, это только больше отдалило от меня отца. — Он вздыхает, берет кисть и обмакивает кончик в черную краску, чтобы написать свое имя в нижнем правом углу картины. — Что ж, пожалуй, мне стоит вернуться и собраться на работу.

Я смотрю на часы и вижу, что уже почти семь часов.

— Черт, я не думала, что нахожусь здесь настолько долго. Давай, я помогу тебе донести вещи.

— Спасибо. Мне будет легче, если ты возьмешь кружки и ванночки для краски.

Я все еще в восторге от картин, которые висят на стенах, и мне хочется подольше задержаться в его квартире. Но я не могу остаться, у нас есть работа, и нам нужно на нее собраться. Я подхожу к двери и поворачиваюсь, чтобы попрощаться с ним. Дрю уже стоит позади меня с газетой в руках.

— Спасибо, что пришла, я получил огромное удовольствие от общения с тобой.

— Пожалуйста. Я рада, что проснулась пораньше и смогла увидеть тебя в действии. Надеюсь, мне удастся посмотреть за тобой снова.

Его глаза загораются.

— С удовольствием. Вообще, сегодня после работы я собираюсь посмотреть несколько студий, которые мне удалось найти в газете этим утром. Не хочешь пойти со мной? Мне может понадобиться независимое мнение.

— Ой, не уверена, что я могу тебе посоветовать что-то, за исключением декорирования… вероятнее всего, это мало связано со студией.

— Это тоже мне пригодилось бы, а еще общее мнение друга.

Мнение друга, я не знаю, почему эти слова застревают в моем мозгу. Конечно же, он становится другом. Каждый раз, когда он встречает меня, то относится ко мне с добротой и во всем помогает. Чего еще я ожидаю? Чего-то большего? Нет, для этого у меня есть Тайлер, именно поэтому сегодня вечером я иду с ним на свидание. Черт.

— Я не могу сегодня. У меня есть дела. — Я сержусь, ведь действительно хочу пойти с ним, но также хочу пойти на свидание сегодня вечером. Попасть и туда, и туда я не могу.

— Ну, я могу подождать до выходных, до субботы, если ты будешь свободна?

— Ой, не откладывай и не пропускай такое дело ради меня.

— Ничего страшного. Мне действительно нужно посмотреть; но, как я и сказал, может понадобиться твое мнение. Ты же скоро станешь моим менеджером, не так ли? — шутит он.

— Что же, в этом случае мне лучше пойти. Встретимся у моей квартиры в десять? Тебе удобно?

— Отлично.

Загрузка...