Нарисованные воспоминания

Глава 29

Вернувшись домой, я проверяю свой телефон и замечаю, что мне приходит сообщение с просьбой позвонить директору ЛаНор. Странно, что она позвонила на мой личный телефон, учитывая, что никогда раньше этого не делала, особенно после окончания рабочего дня. Она оставляет свой номер, и я сразу же перезваниваю ей, пока еще не слишком поздно. Она очень профессиональна, поэтому приступает сразу к делу. Очевидно, кто-то ошибся и не уведомил меня о том, что женщина, которую я первоначально замещаю, действительно возвращается, поэтому я больше не нужна. Она также достаточно любезна, чтобы сообщить мне, что в школе нет других вакансий, но предлагает подменить ее на следующей неделе, когда я вернусь. После этого я буду совершенно свободна.

Вскоре после разговора с ней звонит Дрю. Я все ему рассказываю… почти. Беседа с ним, его открытость и честность в отношении моей жизни обнадеживают меня. Я просто не могу заставить себя упомянуть, что меня увольняют с работы. Я хочу сказать ему об этом лично, но боюсь. Нужно оплачивать счета, и мне нравится моя квартира. Но больше всего нравится быть рядом с ним, и я понятия не имею, что делать. Поэтому решаю лечь спать пораньше и обдумать свои варианты. Прямо сейчас моя жизнь только начинает налаживаться, и я не могу позволить ситуации с работой расстроить меня. Не сейчас.

Уже почти семь, и я думаю о том, чтобы отправиться домой сегодня вечером. Знаю, что на самом деле нет смысла уходить так поздно, но уже готова и даже слышу, как меня зовет моя кроватка. Я могу использовать дополнительный день, чтобы еще раз поговорить с миссис ЛаНор. Где-то должна быть открыта вакансия, о которой она, возможно, знает. По крайней мере, спросить не помешает.

Сидя за обеденным столом напротив мамы, я изо всех сил стараюсь притвориться, что голодна. Она старается на славу и готовит домашние блюда: запеченную курицу, дважды запеченный картофель, запеканку из фасоли, булочки и сладкий чай. Пахнет потрясающе, а выглядит еще лучше, но я понятия не имею, о чем она думает. Какой смысл так много готовить, когда здесь только мы с ней? Я бы с удовольствием съела простой сэндвич с ветчиной, чтобы завершить свой вечер.

После вчерашнего ужина с папой у меня нет особого аппетита. Когда мы выходили из ресторана, он едва держался на ногах. Я не видела его таким взволнованным со времен похорон Джесси. Я ушла, пообещав себе подумать о том, чтобы попытаться во всем разобраться. Я так долго ненавидела его, но после того, как услышала все, что он сказал, и то, насколько искренне это прозвучало, возможно, слова, что я ненавижу его, были слишком сильно сказаны. Я больше не уверена; в конце концов, он все еще остается моим отцом.

Я надеюсь, что он честен со мной. И почти ожидаю, что он отменит все остальные дела в своей жизни и будет у меня дома ни свет ни заря, не отходя от меня ни на шаг. Смешно, знаю. Когда и как мы снова почувствуем нормальность в нашей жизни? С чего нам вообще начать? Я знаю, что он не сможет измениться за одну ночь, и теперь, когда готова дать ему шанс, мне нужно дать ему еще и время.

— Лили, будешь что-нибудь есть?

— Прости, мам, столько всего на уме. В последнее время мне трудно есть. — К тому же, меня может стошнить, если она будет настаивать, чтобы я съела все это.

— Думаю, то, что пытается сделать твой отец, пойдет на пользу вам обоим.

Я раскладываю стручковую фасоль по тарелке.

— А как же ты? Тебе это пойдет на пользу?

Она на мгновение задумывается.

— Я думаю, это пойдет на пользу всем, кто есть в его жизни. Понимаю, мы больше не вместе, но все еще общаемся. Мне по-прежнему небезразлично, что с ним происходит. Это никогда не изменится, независимо от того, с кем я буду.

— Как ты думаешь, он сможет измениться? Сможет ли когда-нибудь увидеть во мне что-то большее, чем человека, убившего Джесси? — спрашиваю я. Потому что, если он не сможет, то все это напрасно. Мы с самого начала окажемся в тупике.

— Да, я так думаю. Если бы это было не так, я не думаю, что он смог бы рассказать все, что произнес вчера за ужином. Ты говорила, что он плакал. Я, наверное, могу пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз видела, как твой отец плакал. Он очень хорошо умеет скрывать свои эмоции.

— Что ж, думаю, с этого момента мне остается только судить о его поступках.

Стук в дверь прерывает наш разговор, и мама удивленно приподнимает бровь.

— Интересно, кто бы это мог быть?

— Эрл? — ухмыляюсь я. Не видела его с тех пор, как мы встретились на подъездной дорожке прошлой ночью. Интересно, что он думает обо всем этом?

— Нет. Он никогда не приходит без предварительного звонка. И, раз уж ты здесь, я не хотела тебя расстраивать.

— Мама, это твой дом и твоя жизнь. Я была просто потрясена, когда увидела его. Ты меня даже не предупредила ни о чем подобном.

— Прости. Я не была готова говорить об этом, если честно. В конце концов я бы тебе все рассказала. — Она поднимается со стула и направляется к двери.

Да, в конце концов, я никогда никому не делала одолжений. Я слышу, как открывается дверь, затем приглушенные голоса, но никого не узнаю. Мгновение спустя мама возвращается в комнату. Она смотрится в зеркало, поправляет волосы и разглаживает складки на рубашке. Это, наверное, Эрл; иначе зачем бы ей поправлять одежду или прическу в такое время ночи?

— Это твой отец. Он хочет поговорить с тобой, если, конечно, ты не против? — спрашивает она. — Если хочешь, чтобы он ушел, я попрошу его об этом.

Ого. Три вечера подряд! Рада его обществу, раз так! Конечно, мир, должно быть, уже взрывается от этой новости.

— Нет, конечно, впусти его, — говорю я спокойным и нейтральным тоном. Когда она поворачивается и уходит прочь, я усмехаюсь. Если моя мама думает, что кого-то обманывает, то только себя. Она так и не может забыть моего отца, хотя отношения с Эрлом вроде кажутся серьезными. Она просто хочет, чтобы все так думали. Я не знаю, что с этим делать.

Папа проходит через гостиную и останавливается в дверях столовой. Его руки засунуты в карманы джинсов, что выглядит странно, поскольку он редко их надевает. В большинстве случаев, когда он одевается попроще, костюм заменяют брюки цвета хаки. Он все еще нервничает в моем присутствии и переминается с ноги на ногу. Я не уверена, сколько времени требуется, чтобы это прошло.

— Привет, присаживайся. Ты уже ужинал? Мама, как обычно, приготовила слишком много.

— Не шутишь? Я могу прийти завтра?

— Я не возражаю, если ты останешься ненадолго, мы никогда не съедим всю эту еду вдвоем. Оставайся, — предлагаю я, указывая на пустой стул напротив себя.

Он подходит к столу и говорит:

— Хорошо, но только если твоя мама не против.

Мама поворачивается и идет на кухню.

— Конечно, только возьму еще одну тарелку.

— Извини, что пришел так поздно. Я мог бы подождать до завтра, но не знал, во сколько ты уходишь, а мне нужно было тебе кое-что сказать. — Он берет с тарелки булочку, разламывает ее и отправляет половину в рот.

— О, ладно, что? — спрашиваю я.

Папа наблюдает, как мама возвращается в комнату с тарелкой и столовыми приборами. Он смотрит, как она наполняет его тарелку всем, что есть на столе, и ставит ее перед ним.

— Спасибо, Сара, — улыбается он. — На самом деле, это касается вас обоих. После нашего вчерашнего разговора, Лилли, я пошел домой и хорошенько все обдумал. Понял, что благодаря своим многочисленным партнерам и клиентам я знаю многих людей, которые знакомы с другими людьми. Поэтому сделал несколько телефонных звонков. Есть реабилитационный центр, который поможет мне преодолеть зависимость. Это очень приватное учреждение, где не так много пациентов, но оно одно из лучших в США.

Мы с мамой обе замираем. Он серьезен как никогда. Конечно, я надеялась на это, когда мы разговаривали вчера, но какая-то часть меня не могла поверить, что он действительно доведет начатое до конца.

— А как же фирма? — спрашиваю я.

Папа вздыхает.

— Сегодня утром я собрал совещание с партнерами и изложил им факты. Удивительно, чего можно добиться, когда рассказываешь людям о своих проблемах. Они готовы сделать все возможное, чтобы помочь мне. — Он качает головой. Его взгляд кажется уставшим. Под глазами залегает тень, не оставляя сомнений в том, что он плохо спит. — Я и понятия не имел, что у меня все написано на лбу. Думал, что у меня хорошо получается держать все в секрете.

Мама подается вперед:

— Ну, и что они сказали?

— Все они знали, что что-то происходит, но никто не хотел вступать со мной в конфронтацию. Я рассказал им, с кем контактировал, и они отправляют меня в реабилитационный центр «Сидар Вудс» в штате Юта. Минимальный срок пребывания в нем — тридцать дней. Я пробуду там столько, сколько они порекомендуют. До тех пор все мои дела будут вести партнеры. Я по-прежнему буду навещать тебя раз в неделю или около того.

— Папа, ты не можешь получать помощь и при этом рассчитывать полноценно работать, даже если это будет раз в неделю. — Я бросаю на него сердитый взгляд.

— Нет, никакой работы. Я буду узнавать только новости. И по-прежнему владею большинством акций фирмы, поэтому они не могут принимать никаких важных решений без меня. Мне нужно оставаться на связи, где бы я ни был. Сара, будь добра, присмотри за Ральфом и забирай мою почту. Я оставлю тебе свою чековую книжку, чтобы оплатить все, что понадобится.

— Я думала, ты ненавидишь этого проклятого пса? — говорит мама со слезами на глазах.

— Да, только никому не говори. Он был рядом со мной, когда мне больше некому было пожаловаться. Возможно, это нас сблизило. Немного. Позаботишься о нем вместо меня?

— С удовольствием.

Я не знаю, что сказать. Поскольку потрясена, что он решается на это за одну ночь. Возможно, пощечина становится последней каплей, или, может быть, мой ультиматум. Я не уверена, что заставляет его так поступить. Но Юта? Как мы собираемся наладить отношения, когда он будет находиться на другом конце Соединенных Штатов? Не знаю почему, но мне хочется заплакать, а это последнее, что нужно в данной ситуации. Я встаю, извиняюсь и отношу тарелку на кухню.

Смахивая остатки еды в мусорное ведро, я слышу, как за моей спиной распахивается кухонная дверь.

— Можно мне завернуть это в фольгу? Я хочу доесть это у себя дома, — говорит папа.

Я открываю дверцу буфета, хватаю рулон фольги и поворачиваюсь, чтобы взять его тарелку. Папа выглядит взволнованным, испуганным и не совсем понимающим, что я собираюсь сказать дальше. Повернувшись, я ставлю тарелку на стол и аккуратно накрываю ее.

— Лилли?

— Хм?

— Что случилось? Я думал, это то, чего ты хотела. Я не знаю, что еще могу сделать… скажи мне, и я сделаю это, — произносит он напряженным голосом.

Я резко оборачиваюсь и развожу руками.

— В том-то и дело. Я не знаю! — я фыркаю. — В кои-то веки ты все делаешь правильно. Это больше, чем я могла когда-либо надеяться, а теперь ты уезжаешь, и кто знает, когда именно ты вернёшься? — слезы текут по моим щекам, и я чувствую себя дурой из-за того, что плачу. — Как мы можем работать над нашими отношениями, если я здесь, а ты на другом конце света? Что, если ничего не получится? Или, еще лучше, что, если ты решишь, что ничего из этого не стоит того, чтобы возвращаться?

Папа приближается, его глаза наполняются слезами, а я опускаю взгляд в пол, смущенная своей реакцией.

— Прости…

Прежде, чем я успеваю договорить, он обнимает меня. На мгновение я напрягаюсь. Поскольку нахожусь так близко к нему, что любовь и эмоции переполняют меня, пока я не расслабляюсь в его объятиях. Я прижимаюсь щекой к его груди и позволяю себе распасться на части.

— Прости меня, — всхлипывает он, уткнувшись в мои волосы. — Мне так жаль, Лили. Я ничего… ничего не смогу сказать или сделать, чтобы выразить, как мне жаль. Будет нелегко, но это место поможет мне, и в конце концов каждая секунда будет стоить того. Я не хочу уезжать, особенно сейчас, когда мы вроде как помирились, но не могу предположить, что так будет продолжаться и дальше. Было бы глупо так думать. — Он притягивает меня к себе, чтобы заглянуть в глаза. — Мне нужно, чтобы ты верила в меня. — Его тон серьезный, а руки сжимают мои плечи с сосредоточенной решимостью. — Я не смогу этого сделать, если ты думаешь, что у меня ничего не получится. Ты веришь в меня? Я ведь смогу это сделать?

Его глаза остекленевшие, дикие и отчаянные. Он хочет, чтобы я поверила в него, но смог бы он это сделать? По правде говоря, я действительно не знаю. До сих пор ничто не дает мне понять, что он готов к этому, готов двигаться дальше по жизни, не говоря уже о надежде на возрождение общения со мной. Но, если ему нужно, чтобы я поверила, что это сработает, и дам ему силы и надежду, тогда, во что бы то ни стало, я сделаю это. Он все еще мой отец, и я все еще люблю его. Если бы я этого не сделала, значит мне было бы все равно. Я нуждаюсь в этом так же сильно, как и он; и я хочу этого гораздо больше, чем думала. Да, он может это сделать. Он должен.

Я киваю, словно в тумане.

— Я люблю тебя, папа… ты должен преодолеть это. Я знаю, ты справишься. — Я оглядываюсь через его плечо и вижу маму, стоящую в дверном проеме. Слезы текут по ее лицу, когда она наблюдает за нами.

Папа притягивает меня к себе, чтобы еще раз обнять, и кладет подбородок мне на макушку.

— Я тоже люблю тебя, малышка.

Я не настолько глупа, чтобы верить, что в мире все правильно, когда дело касается моей семьи. У нас все еще есть история, и наши проблемы не решаются в одночасье, но теперь у нас появляется новое чувство — уважение друг к другу. Мы также понимаем, что любим друг друга и нуждаемся друг в друге больше, чем можем признать. Помимо всего этого нам еще предстоит разобраться со многими проблемами.

Наверное, это не самая лучшая идея — ехать обратно к себе домой, зная, что устала, как физически, так и эмоционально. Но все равно я решаю это сделать после того, как мы втроем заканчиваем болтать, сидя в гостиной и вспоминая о старых временах, когда Джесси был жив, и о том хаосе, который мы устраивали в доме. Это было горько-сладко, но в некотором смысле очищало. Это то, чего мы никогда раньше не делали, но что всегда должны были, чтобы сохранить о нем хорошие воспоминания.

Папа набирается храбрости, делает серьезное, решительное лицо, и мы все поднимаемся в комнату Джесси. Ему тяжело. Он все плачет и плачет; и хотя я ожидаю увидеть какие-то эмоции, никогда не думала, что это будет так всепоглощающе и душераздирающе грустно. Это слишком для всех нас, и мы плачем уже вместе. Я не знаю, каким образом во мне еще есть слезы. Папа забирает несколько вещей Джесси, которые хочет сохранить, и к тому времени мы все совершенно без сил. Он обещает, что будет звонить до отъезда в Юту и периодически во время лечения. Я даже обещаю приехать к нему, если понадоблюсь. Я бы сделала все, чтобы вернуть то, что было между нами раньше. Не могу говорить за своих маму или папу, но у меня словно гора падает с плеч.

Уже почти двенадцать, когда я ухожу. Мама изо всех сил старается уговорить меня остаться до ночь, но я знаю, что и тогда она будет тянуть время. Она задержит меня до обеда, и я проведу с ней полдня, хотя могу быть в школе, уговаривая своего бывшего босса или ища работу в другом месте.

Долгая дорога домой оказывается тяжелее, чем я ожидаю. Из чистой злости я заставляю себя проехать по тому участку дороги, где произошла авария. Если мой отец может пережить всю ту душевную боль, которую испытывал несколько часов назад, то, конечно, я смогу проехать по одному пустынному участку дороги. Возможно, я еду со скоростью всего пять миль в час, опасаясь, что слишком быстро пройду поворот или передо мной выскочит животное, но я справляюсь. Я не разбиваюсь, ни во что не врезаюсь и не погибаю… считаю это успехом.

Я открываю окна, чтобы не заснуть. От холода меня бросает в дрожь, и я знаю, что не усну за рулем, потому что буду стучать зубами. Кроме того, включаю музыку так громко, что басы вибрируют в зеркале заднего вида, отчего все в нем расплывается. Впрочем, это не имеет значения, поскольку на дороге почти нет машин.

Наконец, добравшись до своей квартиры, я паркую машину и, спотыкаясь, выхожу из нее, чувствуя себя ходячим мертвецом. Мои волосы растрепаны. Я приглаживаю их, чтобы не выглядело так, словно я сунула палец в розетку. Не то, чтобы это имело значение, все равно никто не ложится спать так поздно. Нормальные люди уже спокойно спят в своих теплых постелях. У меня щиплет глаза, они опухшие, без сомнения, от бесконечных слез. Пальцы на ногах, руки и губы просто ледяные, и я чувствую, что одеревенела… Мне нужно в теплую постель.

Я бросаю сумки на кухонный стол и остаюсь стоять в своей пустой квартире. Так тихо, что я слышу тиканье часов на кухне. Поднимаю глаза и вижу время — почти два часа ночи, и понимаю, что являюсь идиоткой. Неужели я бы умерла, если бы осталась у мамы еще на одну ночь? Нет, но я готова вернуться домой. Хотя теперь, когда я здесь, мне кажется, что этого недостаточно. Я хватаю ключи, запираю за собой дверь и выхожу обратно на лестничную площадку.

Слегка стучу в дверь Дрю, стараясь не потревожить соседние квартиры. Я усмехаюсь, думая об иронии всей этой ситуации. Я не хотела будить его звонком и сообщать, что вернусь домой раньше, но все же дожидаюсь гораздо более позднего времени, чтобы постучать в дверь.

После еще нескольких стуков она слегка приоткрывается, и Дрю выглядывает в щель, пытаясь сосредоточиться. Когда он открывает дверь шире, я улыбаюсь. На нем спортивные штаны и футболка, волосы взъерошены и торчат во все стороны, отчего у меня внутри все трепещет. Только он может выглядеть сексуально в полусонном состоянии.

— Привет, — говорю я.

Глаза Дрю расширяются, когда он узнает меня, и тут же распахивает дверь настежь. Парень оглядывает меня, подходит ближе и берет мое лицо в ладони.

— Ты замерзла, и у тебя посинели губы. — Он проводит своими теплыми, гладкими ладонями по моим щекам. — Твои глаза… что случилось?

— Папа приходил ко мне домой. У нас был момент, когда мы сблизились, поплакали и сказали друг другу: «Я все еще люблю тебя». Это было потрясающе. Можно войти? Мне холодно.

— Да, да, конечно. — Он втаскивает меня внутрь и закрывает дверь. — А потом? Что он сказал, и какого черта ты так поздно вернулась домой? Что, что-то случилось?

Я оставляю его стоять у двери и вхожу в его спальню. Его шаги тяжело отдаются по полу, когда он следует за мной. Я снимаю ботинки и носки, прежде чем забраться к нему в постель. Он стоит у края кровати и в замешательстве смотрит на меня.

— Я вымотана, у меня щиплет глаза, и мне холодно. Мы можем поговорить о моем отце завтра утром?

Его взгляд мгновенно смягчается.

— Все, что захочешь, детка, — отвечает он, забираясь в постель рядом со мной.

Я двигаюсь ближе, прижимаюсь к нему и переплетаю свои ноги с его. Тепло Дрю окутывает меня, и я мгновенно расслабляюсь и чувствую себя в безопасности в его объятиях.

Его рука ложится на мою щеку, когда он приподнимает мое лицо, чтобы заглянуть в глаза.

— С тобой точно все в порядке?

— Вот почему я пришла домой пораньше. Я безумно скучала по тебе. Просто хотела, чтобы ты обнял меня, пока я не засну. Это нормально?

Тепло обжигает мои губы, когда он целует меня. С моих губ срывается слабый стон, и я растворяюсь в нем, приоткрывая губы для большего. Его язык слегка переплетается с моим, прежде чем он нежно отстраняется и улыбается.

— Я тоже скучал по тебе.

Я кладу голову ему на грудь и сворачиваюсь калачиком под одеялом. Чувствую себя такой разбитой, мои глаза щиплет от слез, но я отказываюсь плакать. Насовсем… наконец-то вселенная на моей стороне. В тот момент, помимо поиска работы, я и представить себе не могу, что жизнь может стать хоть как-то лучше.