Наше жаркое лето

Глава 1

Лили

Стоит ли моя мораль двадцати долларов?

Мои пальцы снова проводят по шву кожаного бумажника, пересчитывая каждую из смятых купюр.

Двадцать три доллара, если быть точной.

А, к черту, мораль — для слабых.

Несомненно, Мистер Пентхаус-Апартаменты, но не дающий чаевых бармену, заметит исчезновение денег на обед. Он еще крепко спит, когда я выдергиваю рассыпавшиеся купюры и засовываю их в карман лифчика. Спотыкаясь, я выхожу из лабиринта огромных окон и паркетных полов и вызываю себе такси.

За один удар сердца такси вылетает на обочину. Я проскальзываю внутрь. — “Мадемуазель” на Восточной шестьдесят восьмой улице.

— Понятно.

Мой таксист подмигивает мне через зеркало заднего вида.

Мистер Пентхаус даже не предложил заказать мне машину до дома, а это меньшее, что он мог сделать после вчерашнего провала.

Дрожь прокатилась по моему позвоночнику.

Мой спутник упал в обморок, когда был внутри меня.

Не от переизбытка выпивки — хотя я уверена, что три "Негрони", которые он выпил, не помогли.

Он потерял сознание из-за меня.

В одну минуту он неуклюже входил в меня, как будто пытаясь завести лошадь, а в следующую уже лежал на полу.

Предположительно, мертвый.

Приведя все его шесть футов в положение для восстановления, я провела следующие пять минут, размышляя о том, как буду оправдываться в суде: Извините, ваша честь, моя киска настолько хороша, что убивает мужчин. Или что именно я скажу парамедикам, если вызову скорую помощь: — В одну минуту он был внутри, а в другую — ну, вы понимаете.

Мистер Пентхаус в конце концов проснулся, разомкнув веки с силой человека, вздремнувшего во сне века. Он отмахнулся от всего этого и заснул, как будто это не было самой ужасной вещью, свидетелем которой я когда-либо была. Его точное оправдание было: — Ничего страшного, иногда я теряю сознание, когда слишком взволнован.

Может быть, в следующий раз стоит указать такой притягательный факт в своей анкете.

Голова начинает болеть в висках. Я смотрю на часы на приборной панели.

11:02 утра.

Черт. Почему я решила остаться на ночь?

Теперь я опаздываю на несколько минут на свою смену бармена.

Я достаю свой телефон и быстро отправляю смс своему боссу, Эвелин.

Лили

Эй, я буду через пятнадцать. У меня случилось ЧП.

Просматривая множество электронных писем, я наконец натыкаюсь на то, которого ждала всю неделю.

Институт Гранд Сити:

Выставлены итоговые баллы за экзамен.

Я захожу на свой портал и улыбаюсь двум красивым А рядом с моими бизнес-выпусками.

Идеально.

Я нажимаю на класс творческого письма, который я провела в этом семестре.

Гротескно жирная буква D смотрит на меня, как навязчивый свет фар.

Мой телефон чуть не выпал из рук.

Определенно не тот тип D, который я ожидала получить сегодня.

Я прокручиваю страницу, чтобы найти свою итоговую оценку за семестр. Ради всего святого — я провалила экзамен. Возможно, я бы не оказалась в таком положении, если бы мой профессор разрешил мне пересдать промежуточный экзамен, который я пропустила, когда болела гриппом.

Честно говоря, я никогда раньше не чувствовала такой концентрированной агрессии от простой оценки. Он мог бы поставить двойку рядом с буквой U, и смысл был бы тот же.

Моя работа была не так уж плоха.

Что же пошло не так?

Я открываю комментарий профессора Миллера к моей итоговой работе: Если хочешь, чтобы тебя воспринимали серьезно, не пиши романтику…

Я массирую пульсирующую боли, собравшейся у моего лба.

Возможно, это была не самая лучшая идея — представить в качестве итогового проекта роман, но я была слишком занята подготовкой к другим занятиям и подрабатывала барменом, чтобы писать что-то еще. К тому же, технически это соответствовало параметрам творческого задания.

Очевидно, что главы, в которых подробно описываются многочисленные способы, которыми можно развратничать в прибрежном пляжном домике, не пришлись по вкусу моему профессору.

Я уверена, что моим читателям моя история понравится больше, чем придурку-учителю.

Такси останавливается у "Мадемуазель", и я передаю деньги из бумажника Мистера Пентхауса. Этого достаточно, чтобы покрыть стоимость проезда плюс чаевые.

Когда я иду открывать дверь в бар, она уже открыта. Невозможно не заметить здоровенную фигуру Эвелин и выражение лица молотка, когда она стоит за барной стойкой из красного дерева и что-то шепчет себе под нос. Серебристые волосы Эвелин собраны в аккуратный пучок на макушке, а ее фирменная розовая помада скрывает необычно тонкую линию рта.

Странно.

— Эв, что ты здесь делаешь?

Она поднимает на меня взгляд от стопки бумаг в руках.

— О, дорогая, привет.

Суровое выражение лица Эвелин исчезает, но этого недостаточно, чтобы успокоить мое растущее беспокойство.

— Все в порядке?

— Я тоже рада тебя видеть, Лили. — Она кладет коллекцию бумаг на барную стойку. — Почему ты всегда должна предполагать, что что-то не так?

Я отмахиваюсь от дразнящего сарказма в ее голосе. — Потому что ты здесь только тогда, когда тебе что-то нужно.

Эвелин закатывает глаза. — У кого-то плохое настроение.

Бросаю сумку на барную стойку и сажусь на сиденье. — Я провалила один из своих экзаменов. Профессор был ослом.

Больше похоже на то, что профессору Миллеру нужно надрать задницу, желательно шлепнуть по лицу.

— Ну, дорогая, я знаю, что не обязана тебе говорить, но разочаровываться в мужчинах, особенно в тех, кто считает, что они умнее тебя, — неприятная часть женщины.

Эвелин кладет ладони на перекладину и наклоняется вперед. — Я имею в виду, посмотри на меня. Я уже десять лет управляю баром Боба. Ублюдок имел наглость оставить меня одну на этой земле с этой лачугой и пустым банковским счетом.

«Мадемуазель» вряд ли можно назвать лачугой. Но он уже не такой посещаемый, как три года назад, а то и два.

— О чем ты говоришь? Тебе нравится этот бар.

Я поправляю юбку, поднимающуюся вверх по бедрам.

— Я любила Боба, а не этот бар. Но я готова отпустить его и жить для себя. Начну с того, что закрою «Мадемуазель».

В ее голосе чувствуется меланхолия.

— Ты не обязана этого делать, Эв. Я могу продлить свою смену и закрыться сегодня вечером.

Острые духи Эвелин ударяют мне в ноздри, наполняя легкие острым запахом ирисов. — Нет, Лили, «Мадемуазель» разоряется.

Я смотрю на нее с недоверием.

Ее губы снова смыкаются в тонкую линию, которой она приветствовала меня ранее.

Я моргаю один раз. Дважды.

— Почему?

Мне удается нарушить неловкое молчание между нами.

— Ну, помимо того факта, что у нас уже несколько месяцев не было клиентов? Пришло время перестать проводить еще одну секунду, живя в тени Боба.

— Но что насчет..

— Послушай, Лили, давай не будем делать это сложнее, чем нужно. Я сдам ключи на следующей неделе.

Она улыбается половиной рта. Я уверена, что другая половина отягощена серой грозовой тучей, прорывающейся надо мной.

— На следующей неделе? — Мои ногти вырезают полумесяцы на моей ладони. — Ты думала, что сказать мне об этом сейчас было уместным уведомлением?

— О, Лили, однажды ты узнаешь, что сердце хочет того, чего хочет.

Эвелин протягивает руку к моей разгоряченной щеке, грубо сжимая кожу, пока она не покалывает от жгучей боли. — Голос Боба определял мою жизнь на протяжении многих лет, и я устала жить с сожалением. Я ставлю себя на первое место.

— Хорошо.

Я вздыхаю с покорностью. Бесполезно спорить с Эвелин, если она приняла решение. Я изо всех сил стараюсь пробраться сквозь туман паники, охвативший мое тело.

Этим летом мне придется найти новую работу, а это последнее, чем я хочу заниматься.

Как кто-то может бросить свою жизнь, чтобы притвориться в каком-то фантастическом мире?

— Я знаю, что слишком много на тебя накинуть сразу, и мне очень жаль, правда, — говорит Эвелин. — Но если я могу дать тебе один совет — если ты когда-нибудь остепенишься, найди кого-то, кто будет ставить тебя на первое место. Или, по крайней мере, поддерживает твои мечты так же, как и их собственные.

— Да, Эв, этого не произойдет.

— Никогда не знаешь.

В ее голос возвращается веселое пение.

— О, я знаю.

Последнее, что мне нужно, это та же самая старая лекция о моей личной жизни. Идея быть ответственным за кого-то или, что еще хуже, снова использовать в своих интересах, достаточна для того, чтобы вызвать тошноту, назревающую во мне.

Эвелин подходит ко мне, берет меня за руку и заключает в объятия, должно быть, наши первые объятия. Я устраиваюсь в ее объятиях, растворяясь в успокаивающем ощущении ее конечностей, пеленающих меня.

Она отцепляется от меня и вздыхает.

— Я не оставлю тебя в покое. Я заплачу тебе за две недели работы и дам звездную рекомендацию. При условии, что ты продлишь свою дневную смену до сегодняшнего вечера.

— Это отстой, знаешь ли.

Эвелин смотрит на меня, кривит губы в еще одну улыбку и молча направляется в свой запыленный кабинет в глубине бара.

— Вот ты где, — раздается знакомый голос у входа в «Мадемуазель». Я смотрю на часы, висящие над входом. Прошло восемь часов с тех пор, как я начала свою смену, и сегодня у меня не было ни одного посетителя.

— Нико? — спрашиваю я, не уверенная, что этот ужасный день вызывает галлюцинации.

Зачем еще будущий шурин моей лучшей подруги появился бы в моем баре?

В семь часов в среду вечером?

— Единственный и неповторимый.

Мальчишеская улыбка Нико сияет в тусклом свете бара, когда он неторопливо подходит ко мне.

Он выглядит так же, как когда я видела его пять месяцев назад: четкая, острая линия подбородка, ямочки на щеках и знакомые круглые, почти жидкие карие глаза с густыми темными ресницами.

Женщины часто описывают его как мечтательного, потрясающе красивого и неотразимого. Я была бы дурой, если бы не согласилась.

У братьев Наварро одинаковый прямой нос, пухлые губы с тяжелым низом и вьющиеся волосы каштанового цвета. В то время как старший брат Нико, Лука, является реинкарнацией римского воина с суровым взглядом, который может стереть с лица только мой лучший друг Эйвери, в чертах лица Нико нет и следа ворчливости. Вместо этого его рот сидит в постоянной зубастой улыбке.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю я.

— О, привет, Нико. Я так рада видеть тебя после стольких лет. Я очень скучала по тебе. Поцелуй меня. — Его ухмылка сопровождает его дразнящий тон.

Слова "игривый" и "небрежный", должно быть, были приписаны ему при рождении, потому что за все время, что я его знаю, я не слышала в его голосе ни капли серьезности.

— Тебя не было? Кажется, я не заметила.

— Мое сердце. — Нико проводит ладонью по груди и симулирует заклинание коллапса. — Оно болит.

— Я уверена. — Я поднимаю на него брови, когда он садится на табурет.

На нем безразмерная черная футболка, открывающая беспорядочную коллекцию татуировок на его руках, и пара темно-серых джинсов на его мускулистом шестифутовом теле. У него такая желанная внешность, что трудно определить, только что ли он встал с постели или несколько часов суетился перед зеркалом.

Мы провели достаточно времени вместе, чтобы я поняла, что это первое. Его щедро природа наградила красотой.

— Как поживаешь, принцесса? — Он наклоняет голову вперед, и распущенные локоны падают ему на лоб.

От этого прозвища у меня по шее пробегает нервная дрожь.

Принцесса.

Я заработала его в первые выходные, которые мы провели в пляжном домике Луки и Эйвери в Монтауке. Несмотря на дразнящие намеки на то, что я требовательна к уходу, мне это вроде как нравится.

Нет ничего плохого в том, чтобы иметь стандарты.

Также нет абсолютно ничего плохого в том, чтобы упаковать две ночные сумки, наполненные средствами по уходу за кожей, для отдыха на выходных.

У девушки должны быть припасы на каждый час дня.

— Все хорошо. — Я изо всех сил стараюсь игнорировать надоедливое напоминание о том, что сегодня будет одна из моих последних ночей работы в «Мадемуазель». — Так в чем дело? В последний раз мы виделись на Новый год, верно? Ты засунул свой язык в горло какой-то профессиональной наезднице на быках.

— О да, Кэти. — Нико проводит пальцами по волосам, откидывая назад пряди, которые, кажется, предпочитают свое непослушное место на его лбу. — Она была дикой поездкой.

— Дай угадаю, ее любимая поза — обратная наездница?

Он испускает преувеличенный вздох. — За кого ты меня принимаешь? Джентльмен никогда не говорит так.

Нико усмехается, и звук отражается от сверкающих люстр, свисающих с потолка.

— Я просто скажу, что она может продержаться намного дольше восьми секунд.

— О боже, какой ты джентльмен. — Я наклоняюсь над барной стойкой. — Но главный вопрос в том, сможешь ли ты продержаться достаточно долго?

— Восемь секунд, восемь минут, восемь часов. Я не тороплюсь. — Он подмигивает мне одним из своих фирменных приемов, и я закатываю глаза.

— Заткнись, — ругаюсь я, пытаясь скрыть смех.

Я машинально протираю барную стойку, надеясь стряхнуть тлеющий огонь в животе от одного его присутствия.

Я все еще женщина с глазами, и ясно как день, что вокруг нас трещит неоспоримая химия, как фен, брошенный в полную ванну. Опасно, может быть, даже смертельно.

— Если я правильно помню Новый год, ди-джей и финансовый братан всю ночь дрались из-за тебя. Разве один из них не нанес удар?

— Леди никогда не рассказывает.

Нико опирается локтями на барную стойку и приближает свое лицо к моему. — Хотя бы скажи мне, кого ты выбрала?

Мои глаза округляются от озорства. — С чего ты взял, что мне пришлось выбирать?

— Ты — нечто другое.

— Я знаю. — Я бросаю грязную тряпку ему на лицо и откидываюсь на раковину под рядами выпивки на стене. — Итак, ты собираешься рассказать мне, почему ты здесь, или это какой-то большой секрет?

— Мой брат привез меня из Калифорнии, чтобы он мог передать меня портному и убедиться, что мой смокинг будет подогнан к свадьбе на следующей неделе. Ты можешь в это поверить?

Я пожимаю плечами. — Я с Лукой согласна в этом вопросе. Ты лучший человек с худшим послужным списком.

— Как ты еще не смирилась с этим? Это был один пикник, один раз, год назад, — прямо говорит Нико. — Я не виноват, что никому из вас не понравился ланч, который я упаковал.

— Обед обычно состоит из чего-то большего, чем два ящика пива и пакетик с солью и чипсами из уксуса.

Это был последний раз, когда мы давали Нико ответственность за что-либо во время наших групповых выходных на пляже.

— Для меня это был идеальный пикник.

— Не все зависит от тебя.

Уголок его губ изгибается к потолку. — В моем мире это так.

— О, я знаю. Но ты так и не объяснил, почему ты здесь , в моем баре?

Я скрещиваю руки и кладу их на грудь.

Нико не привыкать к викторинам мадемуазель с тех пор, как он навещал своего брата в городе, но он никогда не приходил в бар один.

Если подумать, раньше мы не были наедине в компании друг друга.

— У меня скоро свидание за углом, — говорит он. — Надо было время убить. Эйвери сказала, что ты сегодня работаешь, так что я решил зайти и поздороваться со старым другом.

— Ты в городе впервые за несколько месяцев и уже собираешься на свидание?

Нико откидывается на спинку стула. — Ревнуешь?

— Впечатлена.

— Что ж, хорошо, что я появился. — Он выглядывает из-за бара и переводит на меня взгляд лани. — Почему здесь тихо?

— Так было весь год, возможно, поэтому меня только что уволили.

Нико на мгновение смеется. Обеспокоенность в его глазах появляется, когда он собирает воедино хмурое выражение моего лица, а не преувеличение. — Что?

— Владелец закрывает бар, чтобы отправиться в путешествие по миру.

— Вроде круто.

— Конечно, ты впечатлен. — Я поднимаю бровь. — Но мне нужно найти новую работу. Жизнь — это не только развлечения и игры, понимаешь?

— И почему бы нет? — Нико поднимается со своего места, обходит барную стойку из красного дерева, чтобы присоединиться ко мне возле раковины. — Послушай, если бар закроется, весь этот алкоголь сам себя не выпьет.

— Подожди, нет, ты не можешь…

— Что самое худшее может случиться, Лили? Тебя уволят? — Его голос — взвешенный вызов. — Выпьем несколько шотов.

Практически крылатая фраза Нико.

Я уверен, что в какой-то альтернативной вселенной он подрабатывает сексуальным супергероем, который появляется с бутылкой выпивки, чтобы спасти положение.

— Знаменитые последние слова.

— Поживи немного. — Он смотрит на стену алкоголя и берет с прилавка две чистые рюмки, ставя их рядом со мной. — Да ладно, не крути шестеренки в своей хорошенькой головке слишком сильно.

Я не должна это развлекать. Совсем.

— Я думала, у тебя свидание.

— Да, я уверен, она не против подождать, пока я помогу другу.

Хм . После того, как парень потерял сознание внутри меня, провалила один из моих экзаменов и была уволена, может быть, я могла бы использовать что-то, чтобы снять напряжение.

Для этого и нужны друзья, верно?

Моя нерешительность отбивается на одном дыхании.

— Не используй это.

Я наклоняюсь к холодильнику под прилавком, чтобы взять одну из идеально охлажденных водок с верхней полки.

Когда я передаю бутылку Нико, мой взгляд останавливается на его темно-карих глазах, скользящих по моему телу со скоростью меда, скользящего по бутылке с ликером. Его внимание, наконец, останавливается на моем лице, и я тяжело сглатываю.

— Я знал, что ты скрываешь хорошие вещи. — Он выхватывает бутылку у меня из рук, затянувшийся взгляд исчезает из его глаз, как будто его никогда и не было. — Итак, как долго ты здесь работаешь?

— Три года.

— Тогда по одной на каждый год. — Нико наливает первый раунд.

— На безработицу, — говорю я.

Мы чокаемся и быстро опрокидываем их обратно. Водка обжигает мне горло. Я морщусь, упираюсь ладонями в перекладину и поднимаюсь, чтобы сесть на доску.

— Тебе правда грустно, что ты больше здесь не работаешь?

Нико прислоняется к моим болтающимся ногам.

— Наверное. Я должна работать по ночам и заниматься в течение дня. Я не совсем в восторге от того, что мою рутину встряхивают.

Он наливает нам еще одну порцию. — Это ни да, ни нет.

— Хватит обо мне. Какие планы на это лето? — Я тянусь к планшету, подключенному к колонкам в баре, и включаю один из моих любимых плейлистов, чтобы заполнить тишину между нами.

— У меня трехмесячный творческий отпуск, чтобы разработать новое приложение для команды Viggle. Очевидно, я сажусь в самолет на следующий день после свадьбы. Работает каждый раз.

Я перемещаюсь рядом с ним. Запах его кожи медленно путешествует по мне. Нотки дыма и сладости. Я отмахиваюсь от представления о том, как этот запах отразится на моем языке.

— Для кого-то, кто повсюду, ты очень предсказуем.

Я мягко подталкиваю его бок пальцем.

— Ты не можешь сказать мне, что у тебя есть лучший способ придумывать невероятные идеи, чем путешествовать все лето.

Мало ли Нико знает, что многие из сюжетов моих новелл основаны на очень творческих и приятных методах, но это мой собственный секрет, который я должна хранить.

— Не могу поверить, что твоя работа позволяет тебе брать трехмесячный отпуск за вдохновением.

— Не забывай, что я могу работать удаленно из любой точки мира. — Он гордо улыбается. — Я буду честен. Иногда я тоже в это не верю.

С каждым мгновением Нико, кажется, все больше игнорирует расстояние между нашими телами. Я не могу не смотреть, как его рука приближается к моей, пока он слегка покачивается в такт музыке.

Дрожь пробегает по моим коленям.

Его рука жилистая и с длинными пальцами. Он, наверное, мог сжать мои волосы и шею только ладонью.

Чертов ад.

— Куда ты едешь этим летом? — говорю я, продолжая наш разговор на нейтральных темах.

Каково это, когда его мускулистые руки прижимают меня к барной стойке из красного дерева?

Нико не выказывает никакого признания грязного поворота моих мыслей, и я молча аплодирую себе за то, что был неочевидным. Соблазнять кого-то, кого я хочу, — вторая натура, но сопротивляться им — настоящая пытка.

— Я записался на месячный интенсивный курс серфинга в Бразилии. Я разберусь с этим после этого. Может быть, я поеду в Японию или Уругвай, кто знает.

Я падаю с тяжелым вздохом. — Хотела бы я путешествовать, как ты.

— Ну, это твой счастливый день. У меня есть лишний билет в Бразилию. Один из моих друзей, который должен был прийти, выбыл. Ты можешь присоединиться ко мне.

— Убегание от моих проблем не решит их волшебным образом.

— Может, и нет, но небольшая передышка еще никому не повредила. Подумай об этом.

Нико снова наполняет рюмку, пододвигая ее ко мне, прежде чем мы одним махом выпиваем алкоголь.

Каждый глоток вовлекает нас в случайные разговоры, наш смех подпрыгивает, как шарики для пинг-понга. Время ускользает, и тихие улицы снаружи — очевидный признак того, что мы пробыли здесь несколько часов.

— Я думаю, ты пропустил свое свидание, — говорю я, согреваясь от выпивки в крови.

Я сажусь на барную стойку перед Нико. Его руки сомкнуты вокруг меня. Его пресс упирается в мои голые колени.

— Все в порядке. Я позвоню ей позже.

Он небрежно улыбается, и я копирую его выражение, наслаждаясь облегчением, скрывающим мои конечности.

Капли времени обрушиваются вокруг нас, как пыль весеннего дождя.

Мы смотрим друг на друга, вглядываясь в молчание, как будто оба что-то ищем.

Что-то, чего у нас не может быть.

— Ну, я лучше закроюсь на ночь и отправлюсь домой. Я должна разобраться в своей жизни и все такое. — Я отжимаюсь ладонями от перекладины, и как только мои ноги касаются земли, я натыкаюсь на крепкое тело Нико. — О.

Одна из его татуированных рук обвивается вокруг моей талии, поддерживая меня.

— Понял тебя.

Мое лицо отклеивается от его груди, и я смотрю в его потемневшие глаза, мысли мечутся между «Отойди от него» и «Почему, черт возьми, у меня в груди рой бабочек?»

— Я поскользнулась, — выдавливаю я сквозь тихое пьяное хихиканье.

— Должен быть честным, я скучал по твоему смеху.

Хватка Нико на мне не ослабевает, и мы стоим, прижавшись друг к другу, дольше всех, что когда-либо касались друг друга.

Ростом в шесть футов, он на несколько дюймов выше меня, и даже с этого неудобного ракурса я вижу, насколько он бесспорно привлекателен. Нервный узел между моими ногами умоляет меня узнать, какой он на вкус.

Вероятно, как идеальные задатки для зажигания. Дым, спиртное и бензин.

Я кричу про себя, пытаясь игнорировать свое слабое тело.

Нико ухмыляется, как будто может расшифровать каждую мою мысль.

Его мысли мчатся так же, как мои? Знает ли он, что краткий наклон головы вперед или легкий подъем на цыпочки заставят наши губы соприкоснуться?

— Мы уже договорились, что не должны.

Его глаза бегают от моего рта к моему взгляду и обратно. — Я знаю.

Но когда мы отрываемся, трудно вспомнить, почему.