Научись любить, если сможешь (СИ)

Глава 16

Лара

Начинаю ворочаться в кровати, пробуждаясь от сна. Тоненький лучик солнца пробивается сквозь шторы, ослепляет мои глаза, и я вновь их прикрываю. А затем в моей голове щёлкает выключатель, и начинаю осознавать, что в кровати я не одна. Более того, на моей груди лежит чья-то рука. Да-да, прямо под майкой, прямо на груди. А что-то каменное упирается в поясницу. Медленно поворачиваю голову и вижу Мишу.

Этот громила, лежит с самым невинным видом на моей кровати и спокойно спит, тихонько посапывая. Какого… тут происходит? Как он оказался со мной рядом? Быстро запускаю руку под одеяло и проверяю, надеты ли на мне шортики. На месте. Минимально, но уже радует.

Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.

А затем я срываюсь и начинаю извергаться гневом, словно вулкан Этна. Резко скидываю с себя руку Миши, подлетаю в кровати и со всей силы толкаю его ногами, отчего он кубарем летит на пол с оглушающим грохотом. Мгновенно проснувшись, он ошарашенно смотрит на меня.

— Ты! — тычу во взъерошенного Мишку пальцем. — Извращенец! — шиплю как анаконда.

— Ты чё шизанулась совсем? — выдаёт он с офигевшей, по всем фронтам, физиономией.

— Это я-то шизанулась? Какого хрена ты залез ко мне в кровать, лапал меня за грудь своими извращенскими лапами, да ещё и своей… своей, этой! — пальцем показываю на его “добро”. — этой базукой в меня упёрся! — хватаю подушку и бросаю её в наглую рожу.

Миша тут же её откидывает, встаёт с пола, вырастая надо мной. С несколько секунд смотрит на меня, а затем поднимает с пола бедную подушку и запускает в меня.

— Идиотка! — рявкает он.

Я, не ожидая от него такого поведения, прихожу в ещё большую ярость. Снова хватаю подушку и бросаю в него. Он в меня. Я в него.

— Да, как ты заколебала, англичанка! — разворачивается, забрасывает подушку на шкаф, хватает одеяло и закутывает меня в него, словно в рулет, и наваливается сверху.

— Осадись! И выдохни чуток, а то покраснела вся, как свёкла.

Воздух забивает всё пространство моих лёгких, а затем, выходит, с какой-то режущей болью. Сердце бешено пляшет за грудной клеткой, а со стороны я и вовсе напоминаю сейчас гусеницу, которая бьётся в предсмертной агонии.

— Отпусти меня, придурок конченный! Я сейчас заору, и мои родственники вызовут полицию.

— Ага, давай, устрой тут цирк! Это в твоём стиле, — с сарказмом бросает он и начинает оглядываться по сторонам, кривя физиономию, будто кислый лимон съел.

Проходит не меньше нескольких минут, прежде чем он разрывает тишину.

— Это реально твой дом?

— Представь себе, да.

— Серьёзно?

— Миша, похоже, что я шучу? Я понять не могу, что тебя не устраивает?

— Ну, этот затхлый клоповник… интерьерчик, и в целом, — обводит мою комнату глазами. — пиздец какой-то. Ты тут с предками живёшь? Этот, как его, Толик, тоже тут? Почему не свалишь из этого жуткого хоррора?

— Обязательно свалю, как только богатенького папика найду себе, который будет меня обеспечивать, — выпускаю наружу свою язву, потому что его слова больно полоснули по мне, оставив болезненную царапину.

Миша, смотрит на меня не моргая, переваривая сказанное.

— Ты же не шкура какая-то, чтоб за мягкую кровать и полную тарелку харчей папиков ублажать или я ошибаюсь? — внимательно смотрит.

— Миша, отпусти меня, пожалуйста, и уходи, а то подцепишь ещё что-нибудь в этом клоповнике. И да, иди осторожнее, не наступи на тараканов, мы их бережём, как священный тотем.

Ещё минута в молчании и Гора наконец-то выпускает меня из плена. Берёт свои вещи и начинает одеваться. А я забиваюсь в угол кровати, борясь со жгучим желанием разрыдаться от обиды, но я не могу доставить ему такого удовольствия.

— Если хочешь отсюда поскорее свалить, я могу тебе платить за… — начинает он.

Во мне вновь что-то щёлкает и поднимается к горлу, раздирая по пути мои внутренности.

— Миша, заткни, свой, рот! — произношу чётко по слову. — И покинь как можно скорее эту квартиру.

— Мураш…

— Нет! — выставляю вперёд руку. — Замолчи и уйди. Я думаю, ты уже многое сказал, поэтому лучше остановись.

Он шумно выдыхает воздух из лёгких и идёт к двери, открывает её, выходит в коридор. Я безвольно плетусь следом. Проходим мимо спальни мамы и Толика, мимо кухни, на которой они в данный момент сидят и пьют обычный растворимый кофе и поедают бутерброды с докторской колбасой и сметанковым сыром. Замечая нас, мои родственнички подвисают и сидят в гипнотическом состоянии, не смея шелохнуться.

Гора даже не обращает на них внимания. Идет ровным шагом в прихожую. Надевает ботинки, открывает сам старую дверь, обитую дермантином, который уже изрядно потрепался, делает шаг на выход, но всё же оборачивается, с намерением что-то мне сказать.

— Всего доброго! — киваю, подталкиваю его двумя руками за порог и тяну на себя дверь.

Поворот замка, щелчок. Закрыто.

Держась за ручку двери, опускаю голову и всё-таки всхлипываю. Обидно-то как, слов не подобрать. Я понимаю, что тут не дворец, но то, как он смотрел, какие слова говорил… Он будто на меня мусорное ведро, полное до краёв, высыпал.

— Это что за блядушник ты тут устроила? — слышу за спиной голос Толика.

— Ах, ты ж потаскуха, такая, — подлетает ко мне мать и лупит со всей силы по спине полотенцем, обжигая мою кожу. — Совсем уже совесть потеряла? — и новый шлепок полотенцем. — Я тебе быстро мозги на место поставлю, похотливая дрянь! — ещё шлёпок.

Поворачиваюсь к ним лицом с глазами полными слёз и спокойно говорю:

— Да пошли вы. Оба, — и, расталкивая их плечами, возвращаюсь в свою комнату. Хлопаю дверью так, что штукатурка осыпается от опанелки. Приваливаюсь спиной и устало выдыхаю.

Я точно была очень пьяной, раз додумалась привести Мишу сюда. Хотя ночью, мне казалось, что я вполне себе в адеквате и припугнуть Толика — это хорошая идея. Видимо, нет. План провалился и стало только хуже.

Прохожу вперёд и принимаюсь за уборку, чтобы меньше размазывать в своих мыслях эту омерзительную ситуацию. Как я вчера подумала? Ах да: "Миша выглядит в моей комнате настолько необычно, неправильно, ошибочно, потому что он… другой, что ли". Вот именно, он другой. А я просто дура. И в этот самый момент меня пробивает на слёзы. Складываю одеяла, ощущая, как от них исходит аромат Горы (грейпфрут и что-то перечное), прижимаюсь носом и тяну его в себя. Забиваю в свою память. Вот только для чего? Сама не знаю. Потом психую и, злясь на себя, запихиваю оба одеяла обратно в шкаф, придвигаю к нему стул и достаю сверху подушку, которую Гора закинул на самый верх. Конечно же, она вся в пыли. Выдёргиваю её из наволочки, которую теперь только в стирку. Заправляю свою постель. Только сейчас раскрываю шторы, полностью открываю окно и сажусь на подоконник. Вставляю в уши наушники, включаю музыку для медитаций и прикрываю глаза, из которых до сих пор струятся слёзы.

— Какой же ты придурок, Миша… — говорю вслух и сжимаю в руке зажигалку, которая, судя по всему, выпала из его кармана. — Ну, теперь-то мы точно больше никогда не встретимся! — выбрасываю со злостью, прижимаю зажигалку к губам и тихонько поскуливаю.