Лара
Увы, но тех денег, которые мне удаётся заработать в месяц, совершенно не хватит на аренду жилья, а ведь надо и себя как-то прокормить, одеть и обуть.
По сути, то, что я сейчас зарабатываю, уходит на еду и какую-никакую одежду, мелкие расходы по учёбе, да проезды. Да, для кого-то это покажется дикостью, но как только мне исполнилось восемнадцать лет, мать жёстко сказала, что Толик из квартиры меня, конечно, не выкинет по доброте душевной, но обеспечивать, я теперь должна себя сама. В принципе, я была не удивлена. Проблема была лишь в том, что поступила я на очное отделение и найти более менее подходящую подработку оказалось не так уж и просто. Но я не жалуюсь, потому что в принципе у меня получалось себя обеспечивать, но, конечно, позволить себе аренду, я не смогу. Пробовала пробиться в наше университетское общежитие, но потерпела фиаско. Не положено. На комнату может претендовать только иногородний студент. У меня же, прописка городская. То чувство, когда я впервые пожалела, что не приехала из посёлка.
Так и живу.
Радует одно — учусь на бюджете.
Весь день я безвылазно сижу в своей комнате и только вечером решаюсь выйти, чтобы добежать до магазина за гречкой и сосисками. Не сидеть же голодом. Настроение всё ещё на уровне затонувшего Титаника, покрытого слоем склизкого ила и водорослями.
Одеваюсь и тихо выплываю в коридор, чтобы прокрасться незамеченной. И мне это почти удаётся. Я уже беру в руки свою обувь, подаренную, кстати говоря, Мишей, как из ванной, так не вовремя, выходит Толик.
— Стоять! — командует он, и я понимаю, этот урод уже навеселе. — Разговор есть Лорик.
— Ну? Говори чего хотел? — складываю на груди руки и впиваюсь в него взглядом.
Отчим подходит и, обнажая свои полупрогнившие зубы, говорит:
— Куколка моя, мы тут с твоей матерью посоветовались и решили, что пора бы тебе уже и за квартплату свою долю вносить, а то привыкла к халяве.
— Что? — распахиваю на максимум свои глаза и не верю в услышанное. — Да, вы издеваетесь надо мной?
— Если тебя что-то не устраивает, то никто тут не держит. Шлёпай туда, на чьей “шишке” теплее. Пусть там тебя и приютят, как дворняжку. Или засунь свои претензии в сраку и живи на наших условиях. Кстати, квартплату надо внести до двадцать пятого числа, так что двадцать четвёртого буду ждать твою половину, — Делает ко мне ещё шаг, тянется рукой, но я не успеваю среагировать, и он шлёпает меня по ягодицам, а затем прижимается всем телом и целует в шею, оставляя мокрые следы. Пошло, грязно, отвратительно. — Ну, давай, беги, деточка!
Стыдно признаться, но я впала в ступор. Вжалась в несчастную дверь и не могла пошевелиться, словно меня парализовало. Овощ, подвергшийся шоковой заморозке. И только когда Толик, мне подмигнул и ушёл по своим делам вглубь квартиры, я смогла двигаться. Выскочила за дверь и быстро припустила по лесенкам вниз.
Да. Увы, такое бывает. Каждый раз моя реакция на его домогательства разная. Иногда это вспышка ярости, и в такие моменты я готова разорвать отчима как дикая кошка, а иногда впадаю в состояние каменной статуи не в силах пошевелиться и защитить себя.
В супермаркете проторчала не меньше часа. Бесцельно бродила между рядов и разглядывала товары. Потом всё же поняла, что выгляжу подозрительно, и пошла на кассу.
Но и покинув магазин, домой я не торопилась. Домой… Смешно даже.
Медленно шаркая ногами, бреду в сторону парка. Нахожу свободную лавочку, плюхаюсь на неё. И как по заказу в этот момент оживает мой телефон. Открываю наш чатик с подругами и читаю сообщения.
Женька: Есть, кто живой? Я только очухалась.
Улыбаюсь и быстро бегаю пальчиками по экрану, набирая сообщение.
Лариса: Жива и бодра! Вы вчера ещё долго тусили?
Женька: До закрытия, потом с этими парнями пошли рассвет встречать. Зря ты не осталась.
Алиночка: Я ещё дышу или уже! Настюха то наша, похоже, урвала кусочек счастья. Настя, ау? Рассказывай, как оно прошло? Был у вас "КЕКС"?
Ничего себе, какие у них приключения были. И снова набираю сообщение.
Лариса: Оу, а что было? Можно конкретнее?
Алиночка: Хах, а что тут рассказывать. Настюшка наша всё-таки свалила к тому чёрненькому другу твоего громилы. Артур, кажется. А кстати, ты нам, случайно, не заливаешь в уши? Потому что, после того как ты упархала, твой Михаил Громилович тоже куда-то испарился.
Лариса: Понятия не имею. И он не мой!
Алиночка: Да-да, конечно. Чую, в будущем на вашей свадьбе будем отплясывать.
Женька: Ха-ха или на свадьбе Насти и Артура.
Алиночка: Я офигею, если ей реально удастся его заарканить. Принц голубых кровей снизойдёт до простой девушки.
Лариса: Чувствую себя так, будто я год вашей жизни пропустила.
Женька: А вот, будешь знать, как сваливать в самый разгар.
Лариса: Эх, Настю, видимо, мы сегодня не дождёмся.
Алиночка: З-зависть.
Улыбаюсь, прощаюсь со всеми и закрываю наш чат. Рада за девчонок, что хорошо провели время. Это только у меня всё через заднее место полетело. Но тут я могу сказать одно: сама виновата. Не надо было вообще Мишу к себе подпускать. Громко выражаюсь в стиле махрового сапожника, вздыхаю и с тоской смотрю на розоватый пакет-маечку, в котором болтается пачка гречки и четыре сосиски “Баварские”.
В желудке тут же заурчало, и я всерьёз начала раздумывать над тем, чтобы открыть сосиску и съесть её, но так и не решилась. Нарезала по парку не меньше трёх кругов, размышляя над тем, что делать дальше. После того, что выкинул Толик перед моим уходом, я просто не могу туда вернуться. Внутри буквально всё кричит и протестует, а кишки сводит до тошнотного состояния. Это далеко не первое его домогательство. Всё началось очень давно, и хоть ему ни разу не удавалось переступить грань, но легче мне от этого не становилось. Наверное, оттого, до Миши ни одного мужчину я к себе и близко не подпускала. Все они у меня вызывали некую брезгливость, а ещё я попросту боялась. Какой же Толик — всё-таки урод! А я полная идиотка, если до сих пор не накатала на него заяву. Всё жалею его и мать, которая может остаться на улице, если отчима посадят за домогательства. Хотя посадят ли? Тоже спорно, это ж ещё доказать надо…
На улице уже давно стемнело, и я, как зяблик, сижу, нахохлившись от холода. Зубы начинают отбивать чечётку. Решаю, что лучше идти, неважно куда, главное — двигаться. Так будет теплее.
Навстречу мне бежит молодой мужчина, который, судя по его одежде, вышел на вечернюю пробежку. И когда он равняется со мной, я вдруг узнаю его — это тот самый мужчина с работы Миши. Глеб, кажется. Он тоже меня узнает, кивает и пробегает мимо. А я оборачиваюсь и смотрю ему вслед.
— Надо же, какая встреча, — тихо бормочу себе под нос, отворачиваюсь и иду дальше.
Вскоре выхожу из парка и топаю вдоль проспекта, решив, что тут, по крайней мере, даже в поздний час относительно светло и многолюдно.
— Не поздно для прогулок? — слышу за спиной. Оборачиваюсь и вновь вижу Глеба. — Я уже потренироваться успел, а ты всё тут. Одна?
— Здравствуйте. Да, я одна. Э-э-эм, до магазина ходила и решила прогуляться, — приподнимаю свой пакет и демонстрирую покупки.
Он сканирует меня своими тёмными глазами, а потом выдаёт то, чего я никак не ожидаю.
— Давай провожу. Ты недалеко отсюда живёшь?
— Ну, не то чтобы совсем недалеко. Минут двадцать пешком.
— Ну, пойдём, буду твоим сопровождающим, — пожимает он плечами. — Напомни своё имя?
— Лариса, — отвечаю и периодически кошусь на него. — Пробежками занимаетесь?
— Да, бывает. Для здоровья полезно и так, голову проветрить помогает.
— Ну, да, — киваю и замолкаю, потому что больше не знаю, что ещё могу спросить и о чём разговаривать. Не о погоде же. Снова поглядываю на него украдкой и отмечаю, что он очень красив. Не смотря на свою холодную внешность, есть в нём что-то такое, что цепляет и притягивает взгляд.
Глеб спрашивает ещё парочку вопросов, чисто для поддержания беседы, но в целом мы идём молча, каждый в своих мыслях. И мне от этого вполне комфортно.
Наконец, подходим к дому, и я притормаживаю.
— Это дом, в котором я живу. Спасибо за то, что проводили.
— Да не за что, — отвечает Глеб.
— Всего вам доброго.
— Ага, пока Лариса, — кивает мне и продолжает стоять на месте.
Я тоже стою, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании, когда же он уйдёт.
— Что-то не так? — спрашивает он. — Иди домой, я посмотрю, чтобы за тобой никто не увязался в подъезд.
— А? Хорошо… спасибо, — отвечаю и на деревянных ногах шагаю в подъезд, ныряю в его темноту, но дальше первого этажа не поднимаюсь.
Спустя пять минут, выхожу обратно и какого моё удивление, когда на лавочке я застаю всё того же человека.
— Так, я и думал, — Глеб встаёт и отряхивает с колен невидимые соринки. — Тебе некуда пойти?
Первая мысль, наврать ему с три короба. Но потом я понимаю, что, стоя перед ним с тем же пакетом, из которого виднеется мой будущий ужин или завтрак, я буду выглядеть глупо.
— Что-то типа того, — выдаю скромную улыбку и ощущаю, как меня засасывает в чёртову воронку, внутри которой нет никакого просвета. Меня просто расплющит в ней.
— И что мне с тобой делать? — Глеб запускает в волосы пальцы и треплет их, создавая на своей голове полный кавардак. — Так, ну ладно, что тут стоять. Идём тогда ко мне? — внезапно бодрым голосом говорит он и тянется к моему пакету, чтобы забрать. — Ужин на тебе, окей?
Стою и оторопело смотрю на него. Затем поворачиваюсь в сторону наших окон. Никого. Конечно, а чего я ожидаю? Они только рады будут, если я исчезну. Даже если меня продадут в рабство или на органы, никто и не заметит. Такая вот у меня родня. Вновь смотрю на Глеба и коротко киваю.
— Идём!