Научись любить, если сможешь (СИ)

Глава 21

Миша

Улыбка была лишь моей первой реакцией, но чем ближе подхожу к Ларисе, тем мрачнее и накалённее становлюсь. Вся моя злость, переживания за неё и усталость за эти дни поднимаются мутным, склизким илом со дна. И вместо того, чтобы сказать что-то нормальное, я в своём стиле выдаю:

— Англичанка, какого хрена ты меня игнорила? — понял, что её раздражает, когда я так к ней обращаюсь и специально использую именно это обращение. Хочу уколоть, задеть её. Веду себя как дурной мальчишка, который дёргает понравившуюся девчонку за косички.

Она и без того, не сильно мне обрадовалась, а теперь и вовсе. Закатывает глаза к потолку, оттянув нижнюю челюсть, и мотает головой. Затем проходит мимо меня и сразу к Мирону. Зашибись. Это прям то, чего я и хотел.

— Глеб, ты голодный? Я могу быстро пасту с морепродуктами приготовить. В холодильнике вроде видела сливки и “морской коктейль”, — щебечет таким ласковым голосочком и касается его плеча. А в глаза-то ему, как заглядывает. И ведь специально, задеть меня хочет. Хитрая лиса. А самое смешное, что я ведусь.

— Ну, молодец Лариса! Какая ты заботушка, просто идеальная хозяюшка. Что нашла всё-таки папика с деньгами, как и хотела? — буквально выхаркиваю из себя каждое слово. Дурак, да, сам знаю.

Мирон переводит на меня взгляд и внимательно смотрит. Без улыбки. Без эмоций. Абсолютный Север. Мурашка вытягивается как струна, её рука безвольно спадает с плеча Глеба, а затем сжимается в кулак.

— Знаешь, Миш, я от тебя другого и не ожидала услышать. Спасибо, что уже не в первый раз оскорбляешь меня своими словами.

— Это я-то тебя оскорбляю? — выгибаю дугой брови. — А может, ты сама себя оскорбляешь, своим же поведением?

Лариса издаёт короткий свистящий звук, затем быстро подходит ко мне и заряжает по моей морде оплеуху. Звонкую такую. Ладошка маленькая, но сильная.

Мирон даже не смотрит на нас, он просто подаётся вперёд, упираясь локтями в колени, и опускает голову.

— Какой же ты урод! — цедит она сквозь зубы. — Ты просто мне противен!

Её слова бьют куда больнее рук. Прилетают в самый центр солнечного сплетения, и кажется, что я дышать неспособен.

Пару секунд, выравниваю дыхание, а дальше начинаю творить полную дичь. Хватаю рукой Мурашку за лицо в области подбородка и грубо сжимаю.

— Ещё раз ты поднимешь на меня руку, и я сломаю, твои красивые пальчики. Поняла?

В её глазах моментально проносится дикий страх. Лариса дёргается назад, громко всхлипывает и уносится в комнату. Дверь с хлопком закрывается, а следом доносится звук щелчка замка.

— Я думал среди нас, я один такой баран, но нет. Ты, Мишаня, её потеряешь, так и не успев получить, — тихо режет Миронов по самому нутру. Цепной пилой проходится. Своими лапами шкуру заживо сдирает. — Хотя влюбившись, наверное, все ведут себя одинаково. Косячат, причиняют боль. В общем, всё не так и всё не то, — выдаётся он грустную улыбку.

Смотрю на Глеба отупевшими глазами.

— Я. Ёё. Не люблю.

— Ну да, конечно, — кивает он, хлопает себя по коленям и встаёт. — Поехал я к матери. Разбирайтесь тут сами. Если заберёшь её к себе, ключи завтра мне на работу привези.

Через пару минут хлопает входная дверь, а я так и остаюсь стоять на месте и тихо себя ненавидеть…

Спустя полчаса всё же нахожу свои яйца, беру в крепкий кулак и двигаю к Мурашке на разговор. Но у самой двери, вся моя смелость куда-то улетучивается. Накатывает внутренняя паника. Блять! Паника? У меня? И вот это уже плохо. Мне надо нормально с ней поговорить, без всего этого дерьма, но боюсь, что опять могу херни нагородить. Разворачиваюсь и двигаю обратно. Наливаю в бокал коньяка и опрокидываю в себя. С шумом выдыхаю и валюсь в кресло. Смотрю на диван, на пол. Хорошо, что Лариса не заметила этот срач или просто сделала вид, что не заметила. Встаю, тащусь на поиски пылесоса или там… веника хотя бы и тряпки. Изрядно намучившись с поисками, всё-таки нахожу необходимый инвентарь и принимаюсь за уборку. Как раз за этим меня и застаёт Мурашка.

— Я думала, ты уже свалил. Где Глеб? — совершенно колючим тоном режет она.

— Тебе меня мало? — бросаю в ответ.

— Я бы сказала, слишком много.

Поднимаюсь с колен и иду ополаскивать тряпку, которой оттирал с новенького дивана остатки бутерброда, а когда возвращаюсь в гостиную, вижу, как Лариса с вещами идёт на выход.

— Ты куда? — ринулся за ней и тут же вцепился мёртвой хваткой в её сумку.

— Туда, где не увижу твою физиономию, — дёргает сумку на себя.

— Лариса, вырубай суетолога! Заземлись. Я тебя никуда сейчас не отпущу.

— А я вроде и не нуждаюсь в твоём разрешении, — жалит каждым словом, словно дикая оса. — Сумку отпусти.

— Мур, ну, хватит. Тебе же всё равно со мной не справиться, — подхожу к ней вплотную. Тяну её аромат. Пьянею, сильнее, чем от алкоголя. — Не та весовая категория, — добавляю и второй рукой касаюсь её мягких волос. Аккуратно убираю выбившуюся прядку. Веду по шелковистой коже на шее. — Давай поговорим? Нормально.

— Нормально не получится, — мотает она головой. — А значит, и смысла нет. Миша, просто скажи, что тебе от меня нужно? Я вообще не понимаю тебя и всё наше странное общение.

— Ты… — пожимаю плечами. — Мне нужна — ты.

Лариса наконец-то замирает, перестаёт дёргаться, тянуть на себя сумку и смотрит мне прямо в глаза. И от этого её одного взгляда во мне поле разноцветных цветов распускается, бабочки порхают, кузнечики стрекочут, ну и вся эта романтичная требуха, мать ее. Я прям чувствую это. Становлюсь дурак дураком. Млею, как прыщ малолетний.

— Зачем? — спрашивает и как топором по бревну рубит.

— Затем Мурашка, затем. Почему ты мне не позвонила, если у тебя возникли проблемы? Что случилось? Предки доконали? — пытаюсь докопаться до сути.

— Тебя это никак не касается. Миша, ты такой интересный. Сначала наворотил мне говна с три короба, а теперь чего-то от меня хочешь. Оно тебе вообще надо? Мы не друзья, не родственники, не любовники. Мы вообще с тобой никто друг другу. Я просто… просто не случившийся репетитор по английскому языку для твоей дочери.

И снова рубит. Безжалостно снимает плоть слой за слоем, оставляя жгучие раны.

— Так стань случившейся, — отвечаю на выдохе и прижимаю её к себе, не в силах больше держаться.