Миша
Зоя согласилась оставить Юлю у себя до утра, чему я безгранично рад. Мне не придется метаться из одной локации в другую.
— Парни, я остаюсь на ночь, вы, как? — спрашиваю я.
Абсолютно все единогласно принимают то же решение.
Ближе к десяти вечера телефон Мирона оживает.
— Добрый вечер, Андрей Васильевич. О, как. Уехала значит, — встает он и в задумчивости проводит рукой по волосам. — Да, вы что? Интересненько. Спасибо, я все равно надеюсь на вашу помощь, если что-то узнаете… Да, спасибо еще раз! Тохе, привет! Что? Снова взялся за свое? — Мирон качается головой и облокачивается о стену спиной. — Может, его к нам на жесткие тренировки, к примеру, на полигон? У нас, конечно, не рехаб, но что-то похожее я могу ему устроить. Само собой, под личным контролем. Конечно, все конфиденциально. Хорошо, подумаем, вы не переживайте.
Глеб наконец-то прощается с начальником МВД и переводит внимание на меня.
— Тут такое дело. Олеся с города смоталась. Но она не идиотка, сваливала с пересадками, следы путала. Последняя локация — Нижний Новгород.
— С-сука, — цежу сквозь зубы, сжимаю руку, и стакан с водой, который я держал, лопается, болезненно втыкаясь осколками в мою кипящую гневом плоть. Боль режет по нервным окончаниям, подавая сигналы в мозг, но я отключаю все реакции и продолжаю сжимать руку, — Артур подлетает и резким ударом прописывает мне в бочину. Воздух вылетает из легких вместе со стоном, и я складываюсь пополам.
Когда этот малой стал таким сильным?
Разжимаю руку и окровавленное стекло моментально падает на пол. Поворачиваю к себе ладонь и смотрю на глубокие порезы, с полным похуизмом. Вал тут же подгребает ко мне с салфетками.
Артур, чертыхается и скрывается за дверью кабинета. Мирон и Шмелев не меняют своих поз, наблюдая со стороны за суетой вокруг меня.
— Ты совсем уже Кренц? — рявкает Валеев. — Блять, тут без швов не обойтись.
— Нормально все, заживет, — отмахиваюсь я.
— Какие нахрен заживет, ты себе руку располосовал, ебонат!
Шмелев тяжко вздыхает и набирает кому-то. Из разговора понимаю, что вызывает в офис врача.
Тут же возвращается Арт с аптечкой в руках.
— Лапу свою давай, — раздраженно бросает он. — По тебе психушка плачет, — грубо дергает на себя мою руку, выбрасывает прямо на пол пропитанные кровью насквозь салфетки и обильно заливает раны хлоргексидином. — Тут швы надо накладывать, — говорит он, накладывая повязку.
— И ты туда же…
— Лучше заткнись, Кренц, — играя желваками, цедит Бессонов и смотрит на меня исподлобья.
Минут через двадцать в кабинет входить мужчина лет шестидесяти, с серебристыми от седины волосами, но такой же крепкий и высокий, как Шмелев.
— О, Сергей, привет-привет мой дорогой друг, — подается к нему навстречу Николай Антонович. Мужчины пожимают друг другу руки, затем обнимаются, дружески хлопая друг друга по спине.
— Привет, Коля. Ну, где мой пациент?
— Вот этот мальчик, — тычет в меня шеф и, кажется, я теперь понимаю Мирона. Порой манера общения старика доводит до белого каления.
— Давайте посмотрим вашего мальчика, — смеется лекарь.
Ставит на стол чемодан и удаляется в комнату отдыха, где есть санузел, чтобы вымыть руки. Возвращается с закатанными до локтей рукавами, открывает свой чемодан и приступает к осмотру моей травмы.
— А ваши врачи где? — не отрываясь от осмотра, тихо спрашивает он.
— Я вызвал тебя, как маэстро в искусстве шитья, — пожимает плечами Шмелев. — Мои немного по другой части.
Сергей кивает, ставит мне местную анестезию, ждет несколько минут и приступает к работе.
— Опа! Вот он, родненький, — довольно изрекает он, глядя на маленький кусочек стекла, зажатый в щипцах.
Вскоре лоток наполняется еще несколькими осколками, после чего доктор еще раз промывает раны и начинает накладывать аккуратные швы.
— Крепкий ты, Мишка, даже не поморщился ни разу.
— Так, анестезия же, — бросаю без эмоций.
— И все же. Я как-то Коле еще по армейке накладывал швы. Ух, слышал бы ты, как он визжал.
— Так, ты и штопал меня наживую, — хмыкает Шмелев.
— Как это? А кто сначала анестезию в виде алкоголя в себя залил?
— А, ну да, ну да, — посмеивается шеф. — Ты давай не языком чеши, а парнишку моего латай.
Через полчаса друг Николая Антоновича собирает свои вещи и покидает нас.
— Он лучший, кого я знаю, в этом деле, — довольно заявляет шеф, появившись в кабинете. — Потом и не найдешь, где шрамы были. У Сереги руки золотые.
Киваю, устраиваю свою пятую точку на кожаный диван, прикрываю глаза. И кажется, минут на пятнадцать погружаюсь в сон, в котором вижу свою девочку. Она все время плачет и зовет меня на помощь.
Звонок телефона вырывает из сонного плена. Я рывком вскакиваю с дивана, смотрю на экран и тут же выхожу из кабинета, двигаясь в сторону балкончика.
— Да.
— Михаил, добрый вечер, — говорит, тихий мужской голос с небольшой хрипотцой. — У вас ровно две минуты на разговор с вашей женщиной.
От этих слов за грудиной грохает так, что я автоматически прикладываю к телу руку, словно пытаясь удержать рвущееся наружу сердце.
— Миша? — практически неразличимый голос Мурашки.
— Девочка моя, ты как? С тобой все хорошо? Тебя не обижают? — выдаю на повышенных оборотах.
Она начинает всхлипывать и заикается из-за чего, совершенно не могу разобрать ее слов.
— Ну-ну, маленькая. Постарайся успокоиться и послушай меня. Я тебя люблю и ни за что не оставлю. Поняла? Я. Тебя. Не оставлю. Подтверди, что понимаешь.
— Да, — шуршит ее голос.
— Тебе ничего не сделают. Главное — не провоцируй их. Хорошо? Будь тихой и послушной. Скоро все закончится.
— Пожалуйста, забери меня отсюда, — вновь давится словами и с трудом, но мне удается разобрать: “Я люблю тебя…”, после чего звонок обрывается.
Я еще долго смотрю на погасший экран телефона. Затем вскидываю голову к небу и, раздирая горло, ору в пустоту, что есть сил. Выпустив переизбыток эмоций, спускаюсь на парковку, прыгаю в тачку и выжимаю из нее максимум, ловко лавируя в слабом ночном потоке машин. Наматываю несколько кругов и возвращаюсь обратно. Прямой наводкой двигаю в тренировочный зал, продолжаю высаживать энергию, уничтожая боксерский мешок. Когда сил уже не остается, падаю на маты и таращусь в потолок.
— Шакалит? — Глеб нависает надо мной. В темноте абсолютно не вижу его лица, только отблеск холодных глаз.
— Тебя тогда также мотало? — спрашиваю, продолжая вглядываться в его лицо.
Он пожимает плечами и отворачивается.
— Твои швы… кажется, им пизда. Надо по новой штопать, — он подходит к мешку и наносит мощный удар. — Своим перформансом ты не дал мне договорить, — еще удар, но уже ногой. — Тарасов считает, что Олеся все еще в городе. Он пробил через своих людей, камеры. Ее нигде не было. Ни на одном из вокзалов. Проводница одного из поездов также подтвердила, что купленное Олесей место всю дорогу пустовало, — еще серия жестких ударов по мешку, затем Мирон останавливается и смотрит на меня. — Что ты с ней хочешь сделать, когда найдешь?
— Я убью ее…