Лара
На звонок в домофон мне никто не открыл. Ну ладно, может, Гора, просто отключил звук, потому что больше никого не ждёт. Подожду, пока кто-нибудь будет заходить или выходить, чтобы прошмыгнуть внутрь.
И вот, через несколько минут я уже вдавливаю кнопку звонка, но никто не желает мне открывать. Может, постучать? И я начинаю отчаянно колотить в дверь кулаком.
— Девушка, когда вы уже прекратите барабанить? — выглядывает из соседней квартиры женщина с полотенцем на голове. — Если вам не открывают, значит, никого нет дома!
— Но я была тут полчаса назад, и хозяин был… — растерянно говорю.
— Ну, знаете ли! За полчаса многое может измениться. Позвоните Мише и узнайте, когда он вернётся, — брякнула тётка и с шумным хлопком скрылась за дверью.
“Легко сказать: позвони Мише… Но мой телефон находится в сумке!”, — мысленно возмущаюсь и пинаю дверь его квартиры.
Не-е-т, он не Миша никакой, а медведь гризли!
Битых два часа я хожу по площадке из угла в угол, но хозяин злосчастной квартиры так и не появился. Самое смешное, что у меня ни денег, ни телефона, ни документов. Всё лежит там, за этой огромной и толстенной дверью, в моей маленькой и потрёпанной от времени сумочке.
Ещё через пару часов, когда за окнами подъезда становится темнее, я, устав слоняться туда-сюда, усаживаюсь на ступеньку и приваливаюсь бочком к стене. Через некоторое время глаза начинают слипаться, и сама не замечаю того, как начинаю засыпать.
— Ой, папа, это и есть Баба-яга?
Просыпаюсь от звонкого голоса, который эхом разлетается по подъезду. Открываю глаза и вижу Мишу и его маленькую дочь.
— Нет, милая, никакая это не Баба-яга, это бомж, — выдаёт он спокойным тоном.
— Пап-пап, а кто такой бомж? — растягивает последнее слово малышка и прячется за ногу отца, подглядывая за мной лишь одним глазком.
— А это, такие люди… — начинает он, но я тут же подскакиваю на ноги и быстро перебиваю, этого гада.
— И никакой я не бомж! Вы чему ребёнка учите?!
— Пониманию, что в мире бывают люди разного социального класса.
— Так, стоп! — прикладываю к переносице два пальца от абсурдности всей ситуации. — Это уже слишком далеко зашло. Михаил, простите, я вернулась сюда только потому, что забыла у вас свою сумку. А там мой телефон и деньги. Верните, пожалуйста, чтобы я могла уехать.
Он, не выражая больше никаких эмоций, молча достаёт ключи, открывает дверь.
Ух, у меня аж челюсть сводит от его манеры поведения. Ладно, стерпится, мне главное, чтобы он скорее вернул мою вещь. Они проходят в квартиру, а я топчусь в подъезде у порога в ожидании.
— Пап, а эта тётя — бомж теперь у нас в подъезде живёт?
— Нет, не бойся, никто в нашем подъезде не живёт.
— А почему она спала там?
— Ну-у, наверное, очень притомилась.
— Она, наверно, ещё и голодная.
Смотрю себе под ноги, сгорая от стыда, и замечаю, что у моего кроссовка отклеилась подошва. Видимо, зря я пнула их дверь. И понимаю одну вещь: так вот почему Гора смотрел на мои ноги! Ну почему именно я умудрилась так вляпаться?
— Англичанка? Ау? — мужик машет сумкой перед моим лицом, и я вздрагиваю, возвращаясь в реальность из своих мыслей, — Твоя сумка.
— С-спасибо! — быстро хватаюсь за ручку и дёргаю, но Миша не отпускает её. — А? Что такое?
— Есть хочешь? — смотрит своими зелёными глазами, как у кота.
А я вдруг отмечаю, что у него красивые ресницы. Длинные и загнутые, а ещё густые и широкие брови и родинка около носа и вместе с тем у него мужественные грубоватые черты лица. Да и высокий рост в комплексе с его накачанным телом, выглядит… сексуально? Что? Вот, чёрт! Да он красавчик, если присмотреться!
Если очень хорошо присмотреться. Но характер — говно. А значит, и весь образ меркнет.
— Ау, англичанка? Ты ещё здесь?
— Нет, спасибо. Я не голодная, — снова дёргаю на себя ручку сумки, но он так и не отпускает её. — Ну что на этот раз?
— Зайди.
— Куда?
— Сюда зайди, что непонятного.
— Зачем мне заходить к вам? — раскрываю рот от удивления и хлопаю своими ресницами.
— Ты время вообще видела? Куда ты собралась?
— На остановку… — растерянно бормочу себе под нос. — А что, собственно не так?
Тут выбегает его дочка, держа в руках воздушный круассан и стакан с соком, и, толкает их мне.
— Тётя-бомж это тебе! Кушай, ты же голодная! — стрекочет она своим тоненьким голоском, а я окончательно заливаюсь краской.
— Спасибо, милая, но я правда неголодная, — нагло лгу ребёнку, потому что в данный момент я бы и мамонта поглотить могла от голода.
Улыбка с лица малышки мгновенно спадает, глазки становятся грустными, а носик шмыгает, словно вот-вот и она заплачет. Я растерянно поднимаю взгляд на её отца и моментально каменею.
— Ешь! — давит каким-то загробным голосом.
— Но, я правда не голодна…
— Моя дочь принесла для тебя еду. Ешь, — складывает на груди свои широченные руки и сверлит меня взглядом.
Боже, да, как тут хоть кусочек проглотить, когда он так смотрит?
Беру из рук девочки круассан и сок, ощущая себя в полнейшей заднице. Неужели они и правда будут просто стоять и смотреть, как я ем? Медленно подношу трясущимися руками ко рту французскую булочку и замираю.
— Нет, так не пойдёт! Вы смотрите на меня, я не могу так есть. Если хотите меня угостить, юная леди, — обращаюсь к девочке. — То правильно будет пригласить меня за стол, где мы все вместе будем кушать и разговаривать на разные темы. — подмигиваю ей.
Она переводит свои глазки-бусинки на отца и с умоляющим взглядом обращается:
— Пап, можно, мы все вместе поужинаем?
Гора заводит руку мне за спину и легонько подталкивает вперёд, закрывает за мной входную дверь и с тяжким вздохом говорит:
— Ну пойдём, англичанка…