( Не) пара для вампирессы (СИ)

Глава 12

— Марк! Эй, Марк!

Я ускорил шаг в надежде отвязаться от нежеланной компании, но она настигла меня, и притвориться, что не расслышал своего имени, не удалось.

Знакомый голос — глубокий, томный, бархатный. Завораживающий, ничего не скажешь, ласкает слух, как шум прибоя. Смирившись с тем, что от встречи не отвертеться, замедлился, взглянул из-за плеча.

По одному лишь тону я не узнал её — видимо, клиентуре нравился определённый формат голоса, а потому многие девочки в последнее время подражали единой манере. С разным успехом, но тем не менее. А вот яркую запоминающуюся внешность опознал сразу. Камилла Лемейн была обладательницей шикарных смоляных волос и выразительных тёмно-карих глаз.

Улыбаясь, девушка приближалась ко мне, переходя с бега на шаг.

И хотя свободная ветровка, при взгляде на которую становилось холодно, скрывала фигуру до самых бёдер, подтянутые спортивные ножки в облегающих лосинах приковывали взор. Я не сумел отказать себе в удовольствии полюбоваться на лёгкий, будто небрежный рельеф мышц, заметный даже через плотную ткань.

— Какая встреча! — воскликнула она, поравнявшись со мной.

Я улыбнулся из вежливости, пусть и не разделял восторга обольстительной куртизанки. Если мир тесен, то Лоско — вообще один мелкий аквариум. Не то чтобы я не обрадовался приятной компании, просто надеялся оставить ясный прохладный вечер для себя и разгрести накопившиеся сомнения и укоры совести.

— Привет, — кивнул на ходу, не замедляясь, но разогретой бегом девушке любой темп, казалось, был нипочём.

Камилла появилась в Манополисе сравнительно недавно и за короткий срок покорила сексуальный Олимп, став абсолютной фавориткой Дэйва и десятков прочих состоятельных мужчин. Чтобы попасть на свидание с ней, поклонники записывались в очередь минимум за месяц, а брюнетка, одна из немногих у Барнса, имела право отказать клиенту во встрече без объяснения причин.

Своего рода знаменитость: мне выпала несказанная удача и бесплатное времяпровождение со звездой Лоско-сити, чему позавидовали бы многие влиятельные личности, а я выплёвываю «Привет» таким тоном, словно хочу сказать «Отвяжись».

Вот что со мной не так?..

Какая ирония, что чем меньше ты заинтересован в серьёзных отношениях или короткой интрижке, тем больший интерес начинаешь представлять для женщин. Что это — аура таинственности и неприступности? Или, может, спортивный интерес? Вокруг меня вьются десятки красавиц, а я влюблён в рыжеволосую девчонку со смеющимися глазами.

— Привет, дорогой, — снова продемонстрировала безукоризненную улыбку Камилла. Как ни странно, в её исполнении фамильярное обращение не раздражало. Наверное, благодаря приятному голосу.

— Как же тебя занесло сюда, да ещё и без твоей извечной спутницы? — я изогнул бровь и напрягся, однако красотка, смеясь, продолжила: — Я имею в виду фотокамеру, конечно. Сколько я тут ни бегаю, тебя вижу в первый раз.

— Обычно мне не хватает времени на долгие пешие прогулки. Работа, спрос и всё такое, — собеседница изогнула тонкие губки в понимающую усмешку.

Кто бы мог подумать, что весёлая и отзывчивая на первый взгляд девушка могла быть такой безжалостной в своей сфере?

Про Камиллу ходили разные слухи: о том, как она избавлялась от соперниц, жаждавших увести пальму первенства, как разбивала семьи, руководствуясь личными интересами, как не стеснялась прибегнуть к угрозам и шантажу с милейшей улыбкой на лице. Без сомнения в её области необходимо быть жёсткой и цепкой, но беспринципной вовсе не обязательно.

Тем не менее, я не склонен верить сплетням. Слухи так и остались бы слухами, если бы не один инцидент, затронувший мою работу. Молоденькая девушка заняла время, которое хотела настойчивая гетера, как же её звали… То ли Молли, то ли Элла.

Решительной Моэлле хватило смелости и упрямства дать восходящей звезде отворот, несмотря на давление. Снимки вышли потрясающими, а на следующий день трубу в душевой фитнес-центра, где она тренировалась, прорвало, и миленькое личико Моэллы обварило кипятком. Больше я о ней не слышал.

— О да, говорят, наряду с основной деятельностью у тебя появился новый… М-м, проект, — усмехнулась Камилла.

Я покосился на её хитрую самодовольную моську. Новости разносятся быстро. В особенности, если ты пытаешься что-то скрыть.

— Ты в курсе всего на свете, детка, — я растянул на губах дежурную полуулыбку. Подозреваю, что не очень искреннюю, но что поделать, я фотограф, а не выпускник драмкружка. — В таком случае, ты поймёшь, как я тороплюсь, и не станешь обижаться на меня за короткую беседу.

— Марк, — поймав за локоть, девушка поглядела на меня с укором.

Тон переменился — стал спокойнее, серьёзнее, ушли все игривые и смешливые нотки. Глаза впились в меня, как два чёрных омута, в которых отражаются отголоски огня — зрелище завораживающее и настораживающее одновременно.

— Ты можешь убежать от кого угодно, кроме себя. Не выйдет, как ни пытайся. Поверь, ты не единственный, кто через это проходил. Прошлое должно остаться в прошлом.

— Камилла, я…

— Не перебивай, дорогой, — хмыкнула она, крепче сжимая мой локоть. — Вместо того чтобы всё время оглядываться и корить себя за то, что произошло, распахни глаза, вдохни полной грудью. Реальный мир здесь, перед тобой.

Пальчики в спортивных митенках отпустили рукав, вместо них держали слова и проникновенный тон. Я остановился и повернулся, чтобы оказаться с девушкой лицом к лицу.

— Вот что, Кросс, — лукаво протянула Лемейн, надевая привычную маску и разрушая очарование момента, — ко мне попали два приглашения на Сумрачный бал. Без сомнения это блистательное мероприятие, но без харизматичного спутника делать там нечего. И я подумала, может быть, ты…

— Прости, красотка, но у меня уже есть пара на Сумрачный бал, — не задумавшись, соврал я. Соврал так легко и убедительно, что сам поверил.

Впрочем, не такая уж это была и ложь. Камилла подкинула мне отличную идею, как загладить вину перед Николь. Стоило упомянуть маскарад, как в памяти возникло взволнованное личико, сияющие прозрачные глаза, смятение, словно вампирша ощутила что-то, чего сама не могла понять и объяснить.

Воспоминания. Смутные, расплывчатые, но тем не менее. Возможно, присутствие на самом торжестве могло помочь ей сломить забвение.

К слову, мне самому забвение бы не помешало. Потому что вместе с афишей вспомнились разрывающие грудь слёзы и объятия, холодный дождь и жаркое желание коснуться бледно-розовых губ, нестерпимое напряжение в теле, схожее с состоянием сегодняшним утром, и…

Всё началось сначала.

Мысли, чувства, сомнения — вся эта гора потаённого надломилась и обрушилась, похоронив меня под собой.

В общем, я молчал, и Камилла молчала тоже, устремив на меня долгий ищущий взгляд. Увы, я не мог дать ей того, что она во мне искала. Передо мной стояла одна из самых красивых женщин Манополиса, а я смотрел на неё и видел другое лицо. Точнее, целых два лица.

За плечами, словно призраки прошлого и настоящего, стояли две девушки, такие друг на друга непохожие. Одна — простая и естественная, тёплая и яркая, словно солнечный свет. Другая — утончённая и аристократичная, мягкая и загадочная, словно невесомое сияние луны.

Обе сводили меня с ума. Обеим я не мог сказать об этом. Они разрывали сердце на части, и Камилла в чудесную компанию не вписывалась. По крайней мере, пока я сохранял остатки рассудка.

Поэтому я улыбнулся и покачал головой, коснулся замёрзшей ладонью её щеки в короткой ласке и отправился своей дорогой. Знал, что оставляю за плечами, и ощущал на затылке взгляд, словно точку лазерного прицела. Он, кстати, может убить не хуже снайперской винтовки, однако на этот раз из безмолвного поединка я вышел победителем.

Хотя, сказать по правде, совсем не был этому рад.

Вернувшись домой, я застал Дженну и Николь, распивающих красное вино и делающих селфи на новый телефон, словно давнишние подружки. Бо́льшая половина бутылки отсутствовала, и разрумянившаяся шатенка смеялась, не переставая.

В случае с вампиршей, невосприимчивой к человеческой еде и напиткам, события могли развиваться в двух направлениях: либо она не пьянеет, либо, наоборот, пьянеет с первого глотка. Ясные серо-голубые глаза, скользнувшие по лицу, убедили меня в том, что вампиры теряют контроль только от вида и вкуса крови.

Тем лучше.

Сам того не желая, я нарушил священную идиллию женских посиделок, и Дженна засобиралась. Оказалось, что после долгих (и, подозреваю, кровопролитных) переговоров с Дэйвом, ночная нимфа решила вернуться под его крыло и работать на «Дэйвил».

Так что теперь, получается, они с Ник стали ещё и коллегами.

Распрощавшись с подругой и чмокнув меня в щёку, Райнер откланялась — беззаботная и весёлая.

— Пока, Дженни! — крикнула вслед Ник, прежде чем входная дверь захлопнулась.

— Уже Дженни? — я постарался улыбнуться как можно непринуждённее и выкинуть из головы предрассудки, терзавшие меня последние несколько часов. — Можно сделать вывод, что прогулка прошла успешно?

Уголки губ Николь дрогнули, но она ничего не ответила. Помолчала, изучая меня спокойным, почти равнодушным взглядом. Я успел снять обувь и верхнюю одежду, кинул рюкзак в угол.

— Дженна не говорит об этом, но, по-моему, она очень нуждается в друге, — вполголоса произнесла вампирша, и глаза потеплели.

Я остановился и посмотрел на неё. Куртизанка всегда казалась мне более чем самодостаточной, не похоже, что она могла в ком-то нуждаться. Впрочем, такие, как она, прекрасные лицедейки, а я не отличаюсь внимательностью к чувствам других людей, за что то и дело получаю щелчок по носу от кармы.

— Я благодарна за случай у лифта, когда вместе с тобой и она вступилась за меня. К тому же, мы понимаем друг друга, — добавила девушка куда более беспечным тоном, словно передумала делиться со мной откровениями.

— Вот и славно, — кивнул я, скользя взглядом по комнате и пытаясь вспомнить, где оставил ноутбук.

Если Ник не хочет развивать тему, то мне она тем более непринципиальна. Я планировал заняться другим делом, пока не забыл и не заснул, а потому засел за компьютер, когда, наконец, нашёл его.

Некоторое время в студии царила тишина, нарушаемая лишь приглушёнными звуками клавиатуры. Наяда завязла в телефоне — должно быть, осваивала Сеть и прочие прелести жизни. До мессенджеров, судя по всему, ещё не добралась, иначе к клавишам лэптопа присоединились бы виртуальные клавиши смартфона.

Затем, вспомнив о чём-то важном, девушка потянулась за сумкой и принялась сосредоточенно в ней копаться. Меня всегда мучило любопытство, чем представительницы прекрасного пола набивают свои миниатюрные сумочки, что потом ничего не могут в них найти?..

— Кстати, это тебе, — без эмоций в голосе заметила Николь, и на стол лёг конверт.

«Уже?» — удивился я.

Видимо, проследив недоумевающий взгляд, девушка передёрнула плечиками и добавила:

— Очевидно, это выражение симпатии. Странное, но полезное, — обернувшись и взмахнув рукой, вампирша случайно сбила со стола бумажник, куда я не успел вернуть одну из карт.

Бутерброд, как известно, падает маслом вниз, а портмоне — содержимым наружу. Возмутившись подобной бесцеремонностью, оно рассыпало купюры и немногочисленные монеты, словно опавшие листья и каштаны, которые больше в Касии не встречались.

Оторвавшись от экрана, я рассеянно наблюдал за миниатюрным крушением и думал, что пора бы выбросить всякий мелкий мусор вроде старых записок или неактуальных визиток.

— Извини, — смутившись, буркнула Николь и опустилась на колени, чтобы вернуть всё на свои места.

Я не ответил, стараясь осознать смутное чувство беспокойства, но прежде, чем догадался о причине, подруга извлекла из вороха ненужных бумажонок единственную нужную. Ту, о существовании которой я, признаться, успел позабыть. Маленький снимок из фотоавтомата, сделанный как будто в прошлой жизни.

— Красивая, — заключила бессмертная, забывшись и усевшись в платье на полу. — Кто это?

Я мельком глянул на снимок, словно боялся обжечься. Нет, не так: я ни минуты не сомневался, что воспоминание обожжёт, хлестнёт по сердцу, но не сумел удержаться от соблазна вновь увидеть её лицо. Смуглое, сияющее, с крошечными морщинками в уголках смеющихся глаз.

— Лара, — не произнёс, а скорее выдохнул имя, которое много месяцев не касалось губ, но никак не желало выветриться из памяти. Имя, которое она терпеть не могла и которое ей так подходило.

Лара Мэй — мягкая, весенняя, женственная. Моя.

Николь посмотрела на меня долгим внимательным взором и, кажется, всё поняла без слов. По крайней мере, она бережно убрала фотографию на место, собрала оставшиеся принадлежности и, поднявшись, положила кошелёк на стол.

— Что с ней стало? Не сошлись характерами? — улыбнулась ундина и присела на подлокотник близстоящего кресла.

Чувствуя на себе блуждающий взгляд, я крутил в руках пластиковую карту, словно мелкая моторика могла помочь собраться с мыслями.

— Она умерла, — не ожидал, что голос может быть таким жёстким.

И хотя я не вкладывал в него предумышленного негатива, ледяной тон заставил вздрогнуть меня самого. Николь осеклась, поёжилась.

— За два месяца до свадьбы, — добавил сдержаннее, контролируя дрожь.

— Прости, — шепнула вампирша, и на короткий миг её губы затряслись, однако она совладала с лицом, сделала глубокий вдох. — Отчего она умерла?

— От рака. Смертельной болезни, развивающейся и прогрессирующей после передела мира быстрее, чем человечество, — пояснил я. — Так что Лара сгорела в считанные месяцы, несмотря на все достижения современной медицины. Терпела боль и улыбалась до самого конца.

— Должно быть, она была очень сильной?

— Неутомимая вера в лучшее делала её непобедимой. Но не совсем, — я горько усмехнулся, вспоминая осунувшееся личико бледнее, чем у Николь, усталые глаза и улыбку.

Свою искреннюю ободряющую улыбку она никому не позволила стереть с лица. Даже на смертном одре уголки любимых губ оставались приподнятыми. Как бы страшно и трудно ей ни было в конце, Лара ушла, улыбаясь. Потому что хотела, чтобы её запомнили такой.

— Поэтому ты… — договорить вопрос вампирша не решилась.

В мыслях я сделал это за неё. Наверное, да. Поэтому я стал таким. Поэтому отвергал любые хоть сколько-нибудь серьёзные привязанности.

С того дня, как её не стало, я не искал ни счастья, ни любви. Похоронил эти чувства вместе с невестой, испытав такую боль, что переломала меня и искалечила. И если такова цена за любовь, то увольте. Как бы малодушно ни прозвучало.

— Я устал, Ник, а мне ещё работать, — нарушая ненавистную тишину, признался я.

Незапланированный выходной и правда малость выбил из колеи, а в моём деле главное не позволять работе накапливаться, иначе потом не разгребёшься и задолжаешь всем на свете.

— Поговорим завтра?

Белокурая наяда кивнула и вернулась на диван. Мы обменялись ноутбуками, и я углубился в ретушь, а подруга — в чтение. Она пока не научилась прожигать время в Сети и каждую свободную минуту училась, врастая корнями в малознакомый мир и позволяя ему прорасти через себя.

Ночью ко мне явилась Лара.

А может, я явился к ней, поскольку во сне мы гуляли, сплетя пальцы. Гуляли, правда, прямо по Мене, пенившейся и обращавшейся в сизый пар, так что мы ступали скорее по мягкой пелене облаков, нежели по водной глади.

Лара предстала передо мной точь-в-точь такой, какой я её полюбил — худенькой и миниатюрной, с любопытными, жадными до жизни глазами и наивным восторгом ко всему, замершем на круглом личике.

— Давно ты не впускал меня в свои сны, Марк, — с лёгким укором говорила она, бросая на меня взгляд с хитрецой.

Солнце затаилось в тумане, но в светло-карих глазах плясали золотые искорки, и я не мог оторваться от них. Как же я скучал!

— Это было слишком больно, — признался, борясь с собой.

Уйти страшно, но страшнее остаться, чтобы каждый день жить с этим. Говорят, время лечит. Не знаю, сколько в моём случае должно пройти времени, чтобы стало легче. Эти шрамы не вытравить, но должны же они когда-то затянуться?..

— Пришло время отпустить, родной, — в мягкой улыбке сквозила боль.

И пусть она верила собственным словам, давались они Ларе с трудом.

Ветер ударил в лицо, взметнул короткие медные локоны. Каким наслаждением было зарыться в них носом, вдохнуть лёгкий запах мандарина и — почти неразличимый — карамели. Простые, но незаменимые мелочи, которые я не ценил и не замечал, пока не лишился их.

— Ты ведь знаешь, как я тебя люблю. Сильнее жизни, сильнее себя! А когда любишь кого-то сильнее самого себя, желаешь ему счастья. Даже если тебя в нём не будет.

— Ты была моим счастьем, — прошептал, чувствуя, как садится и пропадает голос.

Ладошка возлюбленной становилась тоньше и холоднее, желанное наваждение растворялось, но всё ещё смотрело на меня с печалью и сожалением, как смотрит человек на желанную вещь, зная, что она никогда не будет принадлежать ему.

— Была, но судьба рассудила иначе, — Лара попыталась улыбнуться снова, но на губах застыла печаль, горькое разочарование и ирония в ответ на злую насмешку жизни и смерти, разлучивших нас.

— И другого нам не остаётся, — дрогнувшим голосом продолжала она. — Отпусти меня, Марк. Отпусти, чтобы я обрела покой, а ты — новое счастье. Счастье, которого я для тебя желаю. Открой глаза. Живи! Позволь себе чувствовать, любить. Прекрати отравлять себя ядом сожалений. Я прошу.

Желанные губы невесты коснулись уголка рта и растаяли, осели капельками росы на коже. Я сжимал полупрозрачные руки, но понимал, что не смогу удержать.

Лара растворялась вместе с утренним туманом, с плотным мраком ночи, сменявшимся рассеянной дымкой у горизонта. Я старался запомнить её такой — спокойной, радостной и свободной — запомнить каждую чёрточку родного лица, полного невыразимой нежности.

Избранница исчезла, вместе с ней рассеялась и мгла под ногами, и я рухнул в холодные воды Мены, захватившие меня, перевернувшие и понёсшие во тьму. Раскрыв рот в беззвучном крике, я нахлебался воды, пронзившей тело тысячами крошечных острых игл, и вскоре… Рывком сел в постели, хватая губами воздух, словно и правда чуть не захлебнулся, мокрый от ледяного липкого пота. Откинув одеяло, вскочил на ноги и бросился к столу.

Не помня себя, дрожащими пальцами нащупал бумажник и извлёк из дополнительных кармашков всё, что не подходило под формат купюр и карт, после чего методично порвал воспоминания на кусочки. Не тронул разве что злополучную фотографию, но сгрёб её вместе с обрывками прежней жизни и распахнул окно.

Я испытал непередаваемое удовольствие, вышвырнув клочки бумаги на ветер, подхвативший их с жадностью ополоумевшего старьёвщика, закруживший свои новые сокровища и в их числе миловидное личико юной рыжеволосой девушки.

Той, кого с этой минуты я отпускал из сердца и памяти навсегда.