( Не) пара для вампирессы (СИ)

Глава 16

Я обернулся скорее по инерции, но и короткого замешательства хватило предприимчивому вампиру, чтобы рвануть партнёршу на себя и вновь заключить в плен цепких рук.

Прежде, чем успел опомниться, я и сам оказался в плену.

Выделившись среди гостей, высокая стройная леди в тёмно-изумрудном платье, застёгнутом под горло, обошла вокруг меня, тыльной стороной пальцев погладив по щеке. Толпа взревела, приветствуя смелую незнакомку.

Лицо скрывала причудливая маска, изображавшая бабочку с усыпанными драгоценными вкраплениями крыльями. Прильнув ко мне всем телом, словно желая стать естественным продолжением, девушка вложила свою ладонь в мою. Пальцы второй руки скользнули на плечо.

Прищурившись, я наблюдал за ней.

Тёмные волосы забраны с двух сторон и крутыми волнами спадают на плечи, ближе к макушке кокетливая шляпка в виде миниатюрного цилиндра с вуалью, дополняющая строгость и лаконичность платья.

Осознавая, что на нас все смотрят, поддался импульсу и сделал шаг вперёд. Полная грудь, приподнятая корсетом, дразняще всколыхнулась. Наряду с тонкой талией соблазнительный бюст представлял заманчивое зрелище.

Это был тот случай, когда закрытое платье на точёной фигурке только усиливало эффект — интриговало и притягивало. Проследив направление моего взгляда, красавица улыбнулась и всё поняла без слов.

Танцевать бабочка умела и, хотя двигалась чуть резче, чем следовало, оказалась наделена восхитительной чувственностью и раскованностью. Я ощущал с каждым шагом, с каждым жестом, что мы не просто исполняем элементы на радость зрителям и самим себе, мы занимаемся любовью в одежде, и это захватывает.

Знаю, что не должен был, но я поддался наваждению, позволил вовлечь себя в жаркое действо и получал удовольствие от невесомых, пропитанных эротизмом прикосновений.

Люди творческих профессий умеют замечать и ценить прекрасное. И второй раз за вечер (да что уж там — за одно затянувшееся танго!) партнёрша смогла удивить меня. Она не поднимала ресниц, но полураскрытые губы и манящие изгибы тела говорили за неё.

И я не заметил, как повёлся на провокацию: позиция стала теснее, и её ноги обхватили мой корпус, пусть и через ткань платья, а сама девушка откинулась назад в моих руках, прогнувшись в пояснице так, как сумеет не всякая спортсменка.

Одно беспокоило меня, не считая Ханта и Николь, которых я старался не терять из виду: отчего очаровательная незнакомка молчала и прятала глаза, словно что-то скрывала. Не раз я пытался заглянуть ей в лицо, но леди отворачивалась или склоняла голову, будто покоряясь чужой власти.

Интрига дразнила, но вместе с тем и напрягала.

Я не сумел избавиться от подозрений и, воспользовавшись ускорившимся темпом «Танго смерти», увёл партнёршу в стремительную дорожку шагов, вынуждая отвлечься. И когда она поднималась с одного колена, я наконец-то сумел выхватить её глаза.

Выхватить и догадаться.

— Ты?! — выдохнул в лицо леди, вмиг растерявшей всю свою таинственность.

И как я умудрился её не узнать! Даже не знаю, нужно ли больше спать, меньше работать или почаще тр… В общем, завести девушку на постоянной основе.

Потому что не признать в самоуверенной незнакомке Камиллу и воспроизводить с ней камасутру в вертикальном воплощении — это уже перебор. Особенно для меня!

Молодец, Марк, вычеркнул её из жизни, так вычеркнул! Пять баллов!

— Ты и впрямь не узнал меня? — рассмеялась ночная бабочка.

Как символично.

Что за противоречивое создание? То нежный легкомысленный мотылёк, то ядовитая гадюка, пригревшаяся на шее.

— Не злись, Марк, — попросила куртизанка, и, опомнившись, я расслабил пальцы, грозившие оставить синие следы на холёной ладошке. — Я здесь, чтобы извиниться.

— Извиниться? — переспросил, не веря своим ушам.

Чтобы такая гордячка, как Лемейн, перед кем-либо извинялась?..

Я так удивился, что забыл о первом желании оттолкнуть девушку прочь и покинуть паркет. Признаться, он мне осточертел!

— Да. Я прошу прощения за те гадкие слова в Фалконе, — смутившись, произнесла красавица.

Голос брюнетки дрогнул, и ей потребовалась пауза, чтобы совладать с ним.

Я увёл партнёршу в разворот и сменил направление движения, чтобы не столкнуться с наёмником. Стоило бы воспользоваться суматохой и слинять, но Камилла сумела меня заинтриговать.

— Я вспылила и выпалила то, что на самом деле не думаю, — продолжала она, покраснев. — Верность — редкое качество, заслуживающее уважения. Не имеет значения, жив человек или мёртв.

Я приподнял бровь, не найдясь, что сказать.

Может, у неё биполярное расстройство?

Сначала искренний, доверительный разговор после пробежки. Затем ядовитый выпад в «Дэйвиле». Теперь это… Блестящие глаза, которые она наконец решилась на меня поднять, дрожащие губы, словно у испуганного ребёнка.

У меня голова скоро треснет, как перезревшая тыква.

— Ладно, Камилла, проехали, — кивнул, глядя сквозь неё: туда, где Николь, нахмурив прелестное личико, слушала охотника.

О чём вообще они могли говорить?

— Пойми, это ничего не меняет. Мне льстит твоё внимание, но я не могу ответить взаимностью, поскольку увлечён другой женщиной.

— Марк, если бы ты только попытался меня узнать, — вздохнула гетера, прижавшись щекой к моей щеке и обнимая за шею.

Вампиресса права: я избалован вниманием привлекательных женщин — издержки профессии.

— Заглянуть под маску, которую я вынуждена носить для всех остальных. Разглядеть настоящую меня… Признайся, тебя ведь увлёк наш танец? Мы понимаем друг друга с полувзгляда.

— Ты чудесно двигаешься, Камилла, — согласился, подхватив её за талию и поддерживая в подобии перекидного прыжка — элементе эффектном, но опасном в длинной юбке.

Зрители разразились аплодисментами.

— Однако это лишь танец. На который я тебя не приглашал.

Пришлось добавить в голос жёсткости, чтобы вернуть её в реальность. В который раз. Лемейн надула губы и ничего не ответила. Сомневаюсь, что в знак согласия, но я не стал развивать тему.

Тем более что затянувшееся танго подходило к концу, музыка стихала, волна зрителей отхлынула, освобождая пространство для финального акта и последующего поклона.

Отдав инициативу в руки Камиллы, я поймал её под поясницу за миг до того, как она разбила бы затылок о паркет. Мелодия оборвалась. Восстанавливая дыхание после быстрого танца, мы глядели глаза в глаза, растягивая последние мгновения близости.

И всё могло бы закончиться хорошо.

Это была бы красивая точка в наших несложившихся отношениях, но куртизанка пошла дальше. Улыбнулась шальной улыбкой и, сдвинув мою маску в сторону, впилась в губы. Впилась с пронзительной животной страстью, не закрывая глаз, горевших лихорадочным огнём.

Я опешил, пришибленный сильнейшим ощущением дежавю. Отстранился и выпрямился, возвращая маску на место, и, не до конца выйдя из образа, бросил партнёршу под ноги.

Некоторые люди не меняются. Одни используют те же подлые трюки, усыпляя бдительность сладкими речами, другие на это ведутся, хотя пора бы давным-давно утратить веру в человечество.

Избавившись от настойчивой брюнетки, огляделся в поисках Николь, но вампирессы и след простыл. К счастью, в углу паркета вырисовывался Хант, чья издевательская ухмылка радости мне не прибавила.

Мечтая оказаться как можно дальше и от упорной искусительницы, и от самовлюблённого упыря, и от алчущей зрелища толпы, зашагал прочь, надеясь, что наяда не застала страстное завершение нашего танца.

Правда, сдавалось мне, что закон подлости никто не отменял.

Ник нашлась у пруда, в сумраке ночи больше похожего на гладкое вулканическое стекло. Казалось, по нему можно рассекать на коньках, но я знал, что иллюзия обманчива. Во второй половине холодного сезона может быть, но не в начале ноября.

Подруга стояла ко мне спиной на небольшом причале, вдававшемся в водную гладь, и опиралась на кованое ограждение, изображавшее ветви и листья.

Я приблизился к вампирессе, и она чуть повернула голову в сторону, поскольку уже знала, что не одна. Прогнула спину, позволяя прорисоваться изгибам фигуры, будто недостаточно дразнила воображение.

Не сумев отказать себе в соблазне, прошёлся кончиками пальцев по скользящему атласу на пояснице, повторяя изящные очертания. Николь взглянула на меня из-за плеча, такая красивая и далёкая, что кровь закипала в жилах.

— Это ты, — в тихом голосе проскользнули нотки безразличия, словно на моём месте мог оказаться кто угодно.

Лёгкое пренебрежение царапнуло слух, и я изогнул бровь в немом вопросе.

— Прости, я задумалась.

— Ты исчезла с паркета, словно ветром гонимая. Больше ничего не боишься? — бессмертная покачала головой.

Мордочка кошки больше не скрывала лица, и девушка крутила её в руках. Я последовал примеру собеседницы — наедине нам маски ни к чему.

— О чём вы говорили с Хантом?

— Я попыталась выяснить, зачем он отнял мои воспоминания, — она устремила взгляд на противоположный берег озера, где тускнели фонари, а ветер-коллекционер срывал с деревьев последние золотые монетки листвы.

— Но узнала только, что ему нет никакого дела до них, — невесело улыбнулась Ник. — Однако он что-то скрывает, и это тревожит меня. Охотник играет с нами. Почему он так уверен в себе?

— Ты по-прежнему ничего не помнишь? — я облокотился о заграждение спиной к воде, чтобы видеть лицо бессмертной.

Лампы бросали на него тёплые отсветы, смягчая неестественную бледность, ставшую для меня почти привычной.

— Ни намёка, ни единого наития? — погладил подругу по плечу. — Что до преследователя, он с самого начала был на редкость самонадеян.

— Не он один, — усмехнулась вампиресса.

Ладно, туше. Что есть, то есть.

— Нет, — выдохнула печаль, словно сизый дым, и опустила ресницы, — мне даже сны не снятся, и не знаю, снились ли когда-нибудь. В голове сплошное чёрное пятно, словно я вырвана из мира, любого из миров.

Помолчав, Николь обратила на меня взгляд:

— Знаешь, когда Лео отнял твои воспоминания, я ощутила нечто, чего не могу объяснить. Страх и удушающую тревожность, но далёкие, отстранённые, как будто из прошлого. Я переживала не за тебя — хотя за тебя, конечно, тоже — а за себя. Возможно, ту себя, какой была прежде…

Николь растянула губы в неискренней улыбке, словно силилась посмеяться над собой и не могла. Я тоже не находил в её откровении ничего смешного. Помнил, как паршиво ощущать в себе эту пустоту и растерянность.

Вздохнув, обошёл подругу и обнял за плечи, коснулся кончиком носа волос.

В отличие от коллег по ремеслу, вампиресса не использовала парфюм, что не мешало ей иметь собственный аромат. Лёгкий, едва уловимый — и то при близком контакте. Свежий, будто крепкая, нераспустившаяся роза морозным утром. Сочетание несочетаемого, невозможного. Загадочного и манящего.

— Марк, — прошептала она и обернулась, оказавшись со мной нос к носу.

Я приподнял бровь, ожидая вопроса или утверждения, но подруга молчала, гипнотизируя близостью. Нет, не так, скорее сама заворожённая, утопающая в чужом взоре. Глаза блестели, но оставались холодными, как серебро — единственное, которое не ранило её.

Сирена приоткрыла рот, но лишь схватила воздух. Казалось, она хотела что-то сказать и не решалась, словно слова никак не желали сорваться с губ. С искусанных припухших губ, подчёркнутых алым оттенком; губ, которые с недавних пор мне снились.

Ведомый ими, я склонился к вампирессе, сужая кольцо объятий. Николь вздохнула и подалась ко мне, не оставляя сомнений, равно как и воли.

Наконец, мы остались вдвоём, без свидетелей, без условностей, где никто и ничто не могло помешать нам. Меня сносило бешеной энергией, заключённой в хрупком теле, скрытой за холодной внешностью, за ледяной выправкой.

Я уже ощущал её дыхание на своих губах, растягивая будоражащий момент томного напряжения, когда наяда склонилась, пряча лицо и разрушая морок.

— Нет, — выдохнула она и покачала головой.

Сказать, что я оторопел, — значит, ничего не сказать!

Сначала подумал, что ослышался. Чувствовал ведь, как девушка трепетала в моих руках, что её влекло ко мне не меньше, чем меня к ней, и отказ?

— Мы… не должны.

Содрогнувшись, словно прикосновения причиняли ей боль, Николь отстранилась. Я не стал удерживать её силой.

Не женщина, а ходячее противоречие! Её отзывчивость моим рукам и вместе с тем непонятная неприступность кружили голову, заставляли тело каменеть от напряжения.

Я сделал глубокий вдох, попытался успокоиться.

Куда там!

Ненавистное чувство, переплетённое с инстинктами, когда желанная добыча почти твоя, когда сопротивление сломлено, а потом… Тебя словно окатили ведром ледяной воды, грубо вырвали из соблазнительного наваждения. С трудом сдержался, чтобы не стиснуть зубы, хотя, подозреваю, что желваки всё равно выдали меня.

— Кому не должны? — уточнил, борясь с дрожью в голосе — то ли возбуждённой, то ли злой. — Это из-за Камиллы? Из-за Ханта?

Ясности ума не хватало. Должно быть, кровь оттекла, а обратно не вернулась.

Свалим на силу тяжести.

— Из-за тебя, — помолчав, ответила вампиресса.

Прозвучало, как приговор. Я потянул носом воздух, пытаясь унять раздражение. Уязвлённое самолюбие лишало последней сдержанности и благоразумия.

— Боюсь, в тебе могли возникнуть чувства, на которые я… — девушка запнулась, но, собравшись с мыслями, продолжила, — не могу ответить. Не говори, что я не предупреждала тебя: связь с вампиром не имеет ничего общего с любовью.

Сказала, как отрезала.

Предупреждала, не спорю. Чтобы разгуливать по моим апартаментам полуобнажённой после душа. Варить кофе и готовить ужин. Спасать жизнь. Обниматься под дождём. Ревновать к сопернице, в конце концов!

Видно, у бессмертных другие представления о любви, а я и не в курсе. В лучшем случае, как о собственническом обладании. Только мне этого было мало.

— Что-то тут не сходится, Николь, — девушка попыталась отступить, но я поймал её за предплечье. — Ты сама-то осознаёшь, что творишь? Говоришь одно, а делаешь другое. К чему эти игры?

— Нет никаких игр! — вспыхнула вампиресса и рванула руку.

Я удержал её, решив за нас обоих, что разговор прервётся, когда я сочту нужным. Видел, как недобро сверкнули прищуренные глаза, но мной владели какие угодно чувства, кроме страха.

— Не выдавай желаемое за действительное, Маркус. Если ты принял благодарность за любовь, в этом нет моей вины.

Как же я ненавижу своё полное имя!

От одного звука передёргивает, как от раздражающего скрипа или скрежета. Ничего хорошего не происходит, когда ко мне обращаются в официальной манере.

И в устах девушки, которой я имел неосторожность увлечься, оно звучало, как пощёчина. Судя по выражению лица, именно такого эффекта она и добивалась.

— Вот как? — процедил сквозь зубы, поддаваясь злости и язвительности — неразлучным спутникам в моём случае. — Смотрю, твоя благодарность из раза в раз выходит за пределы дружеских отношений. Спутать несложно.

Губы вампирессы дрогнули от обиды, и в следующую минуту щёку обожгла звонкая оплеуха, которой я не успел помешать.

— А тебя это задевает, — заметила она, вернув ледяное самообладание. — Бесишься из-за того, что я принадлежала всем, кроме тебя?..

Соскользнув пальцами на тонкое запястье и сдавив его до боли, я хотел ответить нечто ехидное вроде того, что не являюсь любителем второсортных вещей, бывших в употреблении, но вместо этого прижал подругу к заграждению у самой воды и выдохнул:

— Я покажу тебе принадлежность!

Давно я не испытывал такой исступлённой звериной страсти, как когда впился в полураскрытые губы властным поцелуем. Николь замерла, оторопев так, что на время забыла и о гордости, и о сопротивлении.

Поцелуй с вампирессой не походил ни на один другой, поскольку её губы оставались прохладными. Впрочем, в контрасте таилась своеобразная прелесть.

Целоваться сирена умела — понял по тому, с каким жаром она отозвалась мне. Мысль, что я у неё не первый, обожгла ревностью где-то на подкорке сознания. Плотнее прижал девушку к себе, запустив свободную ладонь в шелковистые волосы.

И после этого она будет мне что-то говорить про желаемое и действительное!

Точно так же, как я терял контроль при близости с ней, она дрожала от каждого моего прикосновения. И уж подобную дрожь я отличу от любой другой.

Словно угадав ход чужих мыслей, коварная вампиресса прокусила мне нижнюю губу до крови и оттолкнула прочь. Провела кончиком языка по алым следам, сводя на нет эффект отрезвляющей боли. Подавшись к ней, я снова попытался поймать желанные губы, но Николь упёрлась свободной ладонью мне в грудь.

— Остановись, — прошептала, восстанавливая дыхание и слизывая рдяные бусинки с губ. — Я не хочу навязанной близости с тобой.

— Лжёшь, — хрипло возразил в ответ. — Ты хочешь её так, что не можешь совладать с собственным телом. Тебя всю трясёт…

Поймав второе запястье, отвёл руки девушки за спину.

Думаю, для бессмертной не составило бы труда высвободиться, схватить меня за шкирку и отправить охладить пыл в озеро. Вместо этого она развела плечи, заставив соблазнительное декольте приподняться, приковывая взгляд.

Сдаётся мне, что те, кто не хочет «навязанной близости», так себя не ведут.

— Отпусти, Марк, — потребовала подруга, опустив пепельные ресницы. Барьер из полных имён и холодной отстранённости растаял где-то в процессе. — Отпусти, или я закричу.

В серо-голубых глазах собиралась буря. Вместо того, чтобы освободить её, я намеревался использовать надуманную угрозу как повод для нового поцелуя, если бы за спиной не послышалось радостное:

— Богиня! — разжав пальцы, я обернулся.

К нам с Николь, а точнее, к ней одной спешил смазливый блондин, которого я видел первый раз в жизни, но которому, тем не менее, страстно желал свернуть шею.

— Оу, я не вовремя, моя прелесть?..

Конечно, блин, ты не вовремя, человек-очевидность! Это же ясно всем в радиусе километра!

Вернув лицу ровное выражение, хоть и не до конца одолев дрожь, Николь улыбнулась знакомому самой очаровательной из своих улыбок. Желание удавить бестактного джентльмена возросло в разы. Пришлось сжать кулаки до побелевших костяшек, чтобы не уступить гневу и никого не покалечить.

— Я украду у вас Николь на несколько минут? — с подчёркнутой галантностью поинтересовался кавалер.

Задавив истинные эмоции, вернул губам привычную холодную усмешку. Ухватившись за ускользающую возможность, бессмертная подала незнакомцу руку.

Любопытно, о чём она думала? Неужели успела позабыть про вампира-наёмника, рыскающего по Шэйду? Или так хотела избавиться от моего общества, что готова была пойти на неоправданный риск?

— Нет, — голос прозвучал как сталь, и я не сразу сообразил, что он принадлежит мне. А когда догадался, метаться уже не имело смысла.

Брови собеседника дрогнули то ли от удивления, то ли от раздражения.

— Как невежливо… — прогнусавил было он, но я, не церемонясь, вырвал опрометчивую девушку из чужих рук и подтолкнул в противоположном направлении.

«Я тебе сейчас все кости переломаю — вот это будет невежливо!» — от души пообещал настырному блондину.

Видимо, нечто такое отразилось на моём лице, что он стушевался и отступил. Короткой заминки хватило, чтобы увести Ник, наплевав на репутацию благородного лорда. Успешного фотографа, может, тоже.

— Мы уходим, — поставил её перед фактом.

Достал и разблокировал смартфон, дожидавшийся своего часа в кармане пальто, чтобы не выбивался из эпохи. Хотя после эффектного танго атмосфера Викторианской Англии и без того трещала по швам.

— Что ты себе позволяешь?! — огрызнулась вампиресса.

Потемневшие глаза бессмертной метали молнии, но я настолько привык к их с Хантом выходкам, что подобными мелочами меня было не смутить.

В какой-то момент мне показалось, что Николь развернётся и отправится догонять блондинистого поклонника. Как минимум, из духа противоречия.

Решил для себя, что если так, то я умываю руки и предоставляю импульсивную леди судьбе. В конце концов, любому терпению есть предел, а меня и так сегодня отшили, треснули по щеке и прокусили губу.

Лимит сомнительных выходок исчерпан!

Наконец, девушка сжала скривившиеся от презрения губы и вскинула голову. Должно быть, благоразумие и осторожность всё-таки взяли верх. За всю дорогу до э-мобиля она не проронила ни слова. Смотрела на кого угодно, кроме собственного спутника, будто меня больше не существовало.

Вот и кто этих женщин разберёт, когда они сами с собой договориться не могут?

Что мы имеем в сухом остатке: Николь отвергла чувства, в которых я ещё даже не успел признаться. Потом умопомрачительный поцелуй на берегу озера, которому она слишком мало противилась, чтобы поверить. А через мгновение она попыталась слинять с первым встречным, лишь бы не расхлёбывать последствия собственной противоречивости.

У меня от неё крышу сносит!

Открыв дверцу подъехавшего э-мобиля, по привычке коснулся подруги, чтобы помочь ей забраться в салон. Если женщина может ощетиниться, то мне довелось это увидеть. Отшатнувшись, она едва не ударилась спиной, но, казалось, и не заметила. Оскалилась, словно хищный зверь, позабыв, где находится.

— Не смей прикасаться ко мне! — то ли прошипела, то ли прорычала, когда я уже отдёрнул руку, осознав свою оплошность. Глаза вампирессы сверкнули в полумраке и начали стремительно темнеть.

Дожили!

С видом искренней непричастности обошёл э-мобиль и уселся внутрь. Николь стояла без движения, словно впала в ступор. Отвернувшись, я дожидался на пару с водителем, что же она решит. Наконец, девушка успокоилась и опустилась на соседнее сиденье. Э-мобиль качнулся и тронулся.

Исчезали позади огни Сумрачного бала, а я пытался переварить произошедшее.

Впрочем, сам виноват. Не могу поверить, что я позволил себе увлечься вампирессой! Охотницей, которую природа сотворила обманчиво притягательной, чтобы всякие дураки вроде меня по доброй воле шли в руки.

И ведь я получил доходчивый урок в первую же нашу встречу, хотя тогда мог похвастаться куда более здравым умом, чем сейчас. В какой момент истончилась и стёрлась та грань, что разделяла смертного и бессмертную?

Усталость разлилась по телу, притупляя чувства.

Этого я и хотел — ничего не испытывать. Ни досады, ни попранной гордости, ни, самое главное, отравляющей привязанности. Рокового притяжения. К женщине, которую я не знал и не понимал. Возможно, не способен был понять, как бы ни старался.

Оставаться невозмутимым внешне — то, к чему я привык. Труднее вселить ту же сдержанность в мысли и эмоции.