Твою мать!
Примерно так можно описать диапазон чувств и эмоций, которые я испытал в тот злополучный вечер. Здравые мысли и верные решения, в общем-то, сводились к тому же незамысловатому выражению.
Я словно оказался один на один с акулой, причём в её родной стихии. И если хищная тварь была ранена, она не становилась от того менее опасной.
Вот она бродит где-то в океане маленькой студии, растянувшейся в размерах до самого горизонта. Я даже слышал в голове музыку из старого фильма про акулу-людоеда — такую размеренную, зловещую.
Мозг однозначно ненавидел меня. И в тот миг я отвечал ему взаимностью.
Я взглянул на ладонь, которой зажимал шею. Алая, конечно, но не так, как я себе представлял. Наверное, будь у меня разорвана сонная или какая другая ключевая артерия, кровь текла бы рекой, и я уже скончался бы.
Первая осознанная мысль, посетившая голову, заключалась в том, чтобы по возможности вызвать неотложку и копов. И потом пусть разбираются с буйнопомешанной девицей сами. Сколько хотят.
Ну, а скорая уж явно лучше смыслит в расположении сосудов и их ценности.
Я нащупал мобильный в кармане джинсов, когда за первой мыслью явилась вторая — не менее трезвая, разве что чуть более параноидальная: мне никто не поверит.
Что мы имеем?
Крепкого парня с раненой шеей. Хрупкую девушку с раненой шеей. Лёгкий разгром. Так или иначе, правда будет не на моей стороне.
Николь — прекрасная актриса, в чём мне довелось убедиться на собственной шкуре, уж притворяться она умеет. Будет плакать и отрицать. А на меня повесят домашнее насилие или что похуже.
«Чёрт!» — выругался в своих мыслях, осознав, что помощи ждать неоткуда.
Приходилось действовать самому и действовать быстро.
Привалившись к дивану, ставшему моим временным фортом, выглянул в стан врага. Плотоядная (а может, сумасшедшая?) ундина сидела на полу, опёршись плечом о кухонную стойку. Запачканное кровью лицо перекосило то ли болью, то ли яростью.
К своему удивлению, я не заметил на нём черт монстра или маньяка.
Несмотря на произошедшее, она оставалась так же человечна, как в первый миг встречи. Я уже было поверил, что она просто сбежала из психушки (это объяснило бы, кстати, тонкое белое одеяние в октябре), и вампир из массовой культуры мне только привиделся, когда девушка подняла взгляд.
Светлые серо-голубые радужки стали совсем другими: тёмно-карими, почти алыми. Я протёр бы глаза, однако обе руки были заняты: одной я упирался в пол, другой — зажимал рану на шее. Которая, кстати, снова похолодела, рождая противные колкие мурашки в области затылка.
Я так обалдел, что забыл и про боль, и про осторожность.
Николь схватилась за маленький серебряный кулон — как ни странно, он так и впивался в её шею — и тут же с глухим шипением отдёрнула обожжённые пальцы.
Вокруг миниатюрного меча тоже ширился страшного вида ожог, от центра которого расползались во все стороны чёрные дорожки вен, словно у какого-нибудь прокажённого или не знаю кого.
Ощущение, что очутился в чёртовом хорроре, вновь обрушилось тяжёлой волной, придавило. Серебро… Её жгло и ослабляло серебро…
Твою мать, не может быть! Это же сказки для юной инквизиции!
Я и сам не понимал в тот миг, до чего же я везучий сукин сын! Окажись подарок безделицей из какого-нибудь дешёвого сплава, и я бы сейчас не рассуждал бы и не удивлялся… Вообще говоря, времени, чтобы рассуждать и удивляться, у меня не было.
Приняв происходящее как данность и отложив логические вопросы на потом, я понял две вещи: во-первых, если могу думать и двигаться, да и не вырубился, значит, я везучий сукин сын вдвойне и никаких решающих сосудов не задето.
И, во-вторых, на моей стороне преимущество.
Вампирша не ожидала от жертвы такой прыти, так что надо продолжать действовать на опережение. Если найдётся в квартире ещё что-нибудь из серебра, то в моих руках окажется хоть какое-нибудь оружие против затаившейся акулы.
Серебро, вопреки ожиданиям, нашлось!
Причём там, где я меньше всего ожидал его встретить: у себя на боку.
В экстренной ситуации память обострилась, и я вспомнил, как недавно реанимировал почерневшую цепь на пояс джинсов. А что из металлов чернеет? Серебро!
Может, и другие, конечно, но в тот миг я ни минуты не сомневался, что серебро и только оно, родименькое. Мозг деловито сложил два и два, получил четыре, а дрожащие от радостного возбуждения пальцы в это время уже отстёгивали её.
Лотерейный билет, что ли, купить?..
Воодушевлённый неожиданной находкой, я выстроил в мыслях короткую тактику.
Шаг один: срываемся с места и при этом не теряем сознания и ориентации в пространстве.
Шаг два: набрасываемся на оторопевшую от такой наглости вампиршу и связываем ей руки серебряной цепочкой. Подпункт два: цепочка не ахти как завязывается, но, раз благородный металл жжёт кожу, сильно рыпаться девица не должна, так что сориентируемся по ситуации.
Шаг три: валим загнанного зверя на пол и решаем, что делать дальше.
Идеально! Пришёл, увидел, победил! Доминируй, властвуй, унижай!
Движимый всеми идиотскими лозунгами, которые мой воспалённый мозг сумел припомнить, я вырвался из своего убежища и напал на Николь.
План сработал почти без запинок: не ожидая нападения бойкой жертвы, девушка лишь отпрянула и закрыла лицо руками. Вампирские глаза медленно светлели, становились прежними.
В тот момент, признаться, мне стало не по себе: несмотря ни на что, я почувствовал, что не защищаюсь, а скорее атакую. Отогнать назойливые укоры дурной совести помогла сама Николь:
— Убью! — прошипела девушка, и острые клыки клацнули у самого лица.
Рефлексы сработали быстрее, чем я успел испугаться, так что я припечатал злополучную гостью щекой об пол и, как сумел, связал руки за спиной серебряной цепью.
Вампирша сопротивлялась и извивалась, словно змея — на удивление сильная и выносливая змея — так что пришлось оседлать её, навалиться на спину всем весом, чтобы хоть как-то удержать её на месте.
— Ненавижу! — взвыла упырица нечеловеческим голосом — таким грозным, что у меня волосы зашевелились на загривке, однако я не выпустил добычи из рук. — Молись, чтобы я не высвободилась, смертный! Я разорву тебя на части!
Страстное обещание придало уверенности в собственной правоте, и я стянул цепочку вокруг её запястий. Николь закричала — испуганно и отчаянно, и я опять почувствовал себя последней мразью.
Да что со мной такое?!
Эта нечисть ходячая обещает мне мучительную смерть, а я считаю себя неправым?
Стиснув зубы, отшатнулся, осмотрел своё творение придирчивым взглядом.
Вампирша шипела, и выражение боли и ненависти сливалось с таким же шипением обгоравшей кожи на запястьях. Как бекон на сковороде — и смешно, и жутко. Решив, что я конченый урод, и тем самым облегчив себе муки совести, двинулся в ванную.
Короткий осмотр у зеркала показал, что у страха глаза велики: выглядело место укуса, конечно, мерзко, но вовсе не походило на разорванные глотки, которые люди привыкли видеть в кино.
По сравнению с ними две припухшие и посиневшие дырочки казались сущей мелочью.
Достав из зеркального шкафчика аптечку, обработал повреждённое место и заклеил его широким квадратным пластырем. Легко отделался. То ли вампирша промахнулась, то ли не слишком старалась меня убить.
Что ж, после проделанных с ней махинаций во второй раз она точно постарается! А потому лучше не давать ей такой возможности.
Когда я вернулся в общий зал, ундина слабо извивалась на полу и выглядела не лучшим образом. Видно, силы покидали её, а вместе с ними иссякал и гнев. Наконец, она уронила голову на пол. На щеках блестели слёзы.
Я осмелел до того, что нагло переступил через неё и открыл холодильник.
Сам удивился собственному безразличию, но я ощущал такую дьявольскую слабость, что хотелось одного: завалиться спать. В связи с распластавшейся на полу хищницей я не мог позволить себе такой роскоши, а значит, следовало поесть, чтобы восстановить силы.
В микроволновку отправились остатки вчерашнего ужина — куриная грудка и стручковая фасоль. Рассудив, что не помешало бы немного углеводов, я также кинул на стол шоколадный батончик. Зачем-то налил себе кофе.
Пока я разбирался с поздней трапезой, вампирша перестала шевелиться.
«Неужто померла? — рассеянно подумал я, пережёвывая орехи с нугой, не спуская с неё пристального взгляда, словно в любой момент коварная девица могла исчезнуть. — Это что, думать, как избавиться от тела?»
Для меня подобное не являлось привычной практикой, однако мысли в ту минуту текли так лениво, что, казалось, меня мало что могло взволновать или удивить.
Впрочем, Николь это удалось. Дрогнув и повернув голову в мою сторону, гостья изрекла слабым голосом:
— Умирать страшно… — я аж подавился и закашлялся.
Конечно, страшно, дьявольское ты отродье!
Сам помнил в подробностях недавний ужас, сковавший по рукам и ногам.
Ледяное понимание, что ты не в силах что-либо изменить, что время выходит, а ты можешь только наблюдать и вдыхать последние мгновения жизни. Я видел то же предчувствие в светлых, полных слёз глазах опасной незнакомки.
Таких обманчивых и в то же время искренних…
Грохнув кружкой по стойке, служившей столом, отчего ложка в возмущении звякнула, я поднялся, приблизился к ней и, зажав двумя пальцами почерневшую кожу вокруг меча, выдернул его из шеи девушки.
Николь вдохнула и захрипела, распахнув пепельные ресницы. Должен признаться, что её повреждение выглядело куда более жутко, нежели моё собственное. Можно было видеть, как через полупрозрачную кожу пульсирует кровь в почерневших жилах.
Хм, разве у таких, как она, бьётся сердце?
Отринув этот вопрос как непервостепенный, я присел на корточки в безопасном отдалении от неё. Благоразумные люди не подходят к ещё живой акуле, даже если ту выволокли на берег и лишили сил.
— Почему?.. — прошептала наяда, спустя некоторое время, что я следил за ней.
Стоило вытащить серебряную подвеску из тела, как тёмные прожилки на шее начали исчезать, а ожог — медленно затягиваться. И всё это — на моих глазах.
Я уже ничему не удивлялся, в противном случае грозил двинуться рассудком. А мне хватило ярких впечатлений за вечер. Увольте.
— Потому что я не такой, как ты, — выдохнул, выпрямившись и сжимая в кулаке окровавленный мечик-крест.
Да я и сам не знал почему.
Пожалел, как полный кретин, хотя жизнь научила меня, что так делать не следует, — жёстко и вполне доходчиво. Слишком она была… Человечна. Но, видимо, только когда уязвима. Открыв шкаф, я выудил с верхней полки чёрный хлопковый шарф. Вернувшись к пленнице, прижал её коленом к полу и развязал руки.
— Дёрнешься — всажу ту же серебряную зубочистку тебе в глаз, — предупредил я.
Голос вышел не угрожающим, а каким-то усталым, однако Николь решила не совершать опрометчивых поступков. Видать, силёнок для выполнения громких обещаний ещё не хватало.
Вот и славно!
Я перетянул изуродованные запястья шарфом, сведя их вместе, и поверх обмотал цепочкой. Для начала сойдёт.
Закончив с актом милосердия, обрушился на диван и, склонив голову, сжал виски кончиками пальцев. Земля малость уходила из-под ног, и я не знал, сколько продержусь. Надо решать, что делать с незадачливой вампиршей.
Вышвырнуть на улицу? Так ведь кого-нибудь покалечит. Может, и тот долговязый был вовсе не ублюдком, а жертвой чужого вероломства. Впрочем, на жертву он не очень-то похож, сам сойдёт за упыря.
Сдать полиции? Те же сомнения, что и прежде.
Истинную суть не покажет, а ожоги свалит на какую-нибудь редкую аллергию на металл. Эти болваны наверняка поверят. Да и выглядит всё, словно это она похищенная заложница, обернуться не успею, как окажусь вмазанным в стену с руками за спиной.
Твою мать, как болит башка…
— Дурацкая ты вампирша, свалилась на мою голову! — сам не заметил, что сетую вслух.
Николь подняла лицо, но я не видел, так как сидел, не разгибаясь. Голова и правда раскалывалась, мешая собрать оставшиеся мысли в кучу. Мне бы выспаться, да попробуй засни с непредсказуемой кровопийцей под одной крышей.
— Вообще говоря… — послышался нежный голосок, на удивление спокойный.
Её переменчивость и невозмутимость спровоцировали вспышку раздражения. Чуть не убила, проклинала, угрожала, а теперь общается, как ни в чём не бывало!
— Замолкни! — огрызнулся я, разомкнув ладони и бросив на упырицу яростный взгляд. Она сидела на полу с руками за спиной и не сводила с меня трезвого взора.
А вот мне трезвости порядком не хватало.
Пришло в голову, что раз она так быстро оправилась, связанные запястья не помешают ей вскочить на ноги и напасть снова, чтобы закончить с тем, что с первого раза не удалось.
Страх скрутил внутренности. Я попытался запереть его в груди, но подозревал, что бледное лицо и горящие глаза выдавали меня. Однако вампирша оставалась на месте.
— Глупый заносчивый смертный, — бросила она тоном уже более жёстким и презрительным. Кукольное личико стало непреклонным.
С видом, что делаю самое большое в её жизни одолжение, я скрестил руки на груди и приподнял голову, словно говорил: «Валяй!» Всё равно я так и не решил, как поступлю, а мысли окончательно расползлись на задворки сознания.
— Я не хотела нападать на тебя. Голод взял верх. Я оказалась очень истощена после перехода и начала впадать в летаргию. Испугалась. Внутренний зверь воспользовался слабостью и вырвался наружу.
— Что за чушь ты несёшь? — с лёгким раздражением поинтересовался я, потому что всё это было какой-то бессмыслицей.
Переход, летаргия, внутренний зверь… О чём она вообще? Что за язык такой?
Голова заболела назойливее. Я с трудом поднялся с дивана, чтобы налить себе вторую чашку кофе. Знаю, что фикция, но самовнушение решает. Не спуская глаз с собеседницы, обошёл стойку с противоположной стороны.
— Полагаю, я должна извиниться, — с завидной невозмутимостью продолжала Николь. Тон был холоден, как лёд, глаза смотрели свысока, но гордячка пересилила себя.
Я так удивился, что замер с кружкой в руке, позабыв, для чего достал её.
— Ты выручил меня из беды, ввёл в свой дом, а я напала на тебя, пусть и не собиралась убивать…
— Ну да! — перебил и поставил чашку перед собой, плеснул в неё кипятка.
Почувствовал, как губы скривились в презрительную ухмылку. Не собиралась она убивать, как же! А вот мне показалось, что очень даже собиралась, и только счастливый случай спас мою шкуру.
— Не заблуждайся, смертный, — голос девушки оставался спокойным, хотя в нём промелькнули стальные нотки. Я поднял на неё глаза.
Сидя на полу, она задрала нос до таких небес, что стала казаться выше меня ростом. Это новоприобретённое высокомерие в ней начинало подбешивать. Да и что за обращение такое — смертный? Звучало так, словно человек не стоит и выеденного яйца.
— Стоило промахнуться и задеть одну из жизненно важных артерий, и ты бы лежал у моих стоп хладным телом. То, что ты стоишь на ногах, вовсе не везение.
— Премного благодарен, вампирша, — решил отплатить ей той же монетой и постарался сделать тон как можно более пренебрежительным. — Век не забуду твоей доброты!
Ухмыльнулся, добавляя в кружку сахар. Подумав, вместо одной ложки положил две. Как правило, предпочитаю кофе без него, однако в сложившихся обстоятельствах… Глюкоза не помешала бы.
— Правильно говорить «вампиресса», — поправила гостья, и я испытал жгучее желание выплеснуть ей горячий напиток в лицо и посмотреть, к чему помимо серебра уязвимы особи её вида.
Словно ощутив исходящую от меня угрозу, девушка смягчилась:
— Я понимаю твоё негодование, но пойми и ты. Мне тоже хочется жить. Так же, как и тебе. Я не в обиде за воткнутую в шею побрякушку. Это было… Ловко. И за сожжённые запястья. Это моя звериная суть готова растерзать тебя.
— Да мне плевать, как вы называетесь! — сорвался я.
Благо голос подскочил всего на один тон, и я сумел с ним вовремя совладать. Сделав рожу кирпичом, отвернулся, сжал губы и выдохнул через нос.
— Они заживут? — буркнул, пряча лицо в кружке.
— Заживут, — кивнула Николь. — Я надеюсь, ты попытаешься понять. Ведь понял, что смерть страшит меня так же, как и тебя. Как любого из смертных… Поэтому ты освободил меня, не так ли?
Я не ответил, ибо в тот миг был занят другими мыслями.
Плеснуть в кофе коньяка, что ли? Всё равно веду на кухне задушевные разговоры с вампиршей посреди ночи. Что мне терять?
— С чего бы тебе умирать? Разве такие, как ты, не должны быть бессмертны? — для приличия спросил я, когда понял, что пауза затянулась, а чуткие ясные глаза изучают моё лицо в ожидании ответа.
Хотя вопрос с коньяком волновал сильнее. Циник был за, прагматик — против.
— Не думаю, что смертные много знают о таких, как я, — хмыкнула девушка.
Я пожал плечами и отхлебнул из кружки. Прагматик на сей раз победил.
— Мы пьём кровь, потому что природа не оставила нам иного выбора. А если долгое время голодаем, то впадаем в летаргический сон, из которого можно не вернуться. Я отключилась, правда ведь? Резко и надолго. Для вампира это первый шаг к смерти в вашем понимании…
— Не рассчитывай, что я тебе поверю, — отрезал, допив бодрящий напиток и поставив кружку перед собой. — Ты должна уйти, — наконец, решил я и, шагнув к собеседнице, подхватил её за плечо и вынудил подняться на ноги.
Вопреки ожиданиям, Николь не пришла в замешательство, а смотрела льдистыми глазами, словно чего-то такого и ожидала от смертного. Её долгий сдержанный взгляд задел самолюбие. Я остановился у порога, глядя на неё и позабыв, что в полуметре от меня не миловидная девица, а загадочная кровопийца.
— Мне некуда идти, — ответила она, не увиливая. — Этот мир мне чужой. Я понятия не имею, почему оказалась здесь. Не знаю, кто я такая и откуда пришла. Знаю одно: тот вампир напал неслучайно. И он вернётся за мной. Выставишь меня за дверь — обречёшь на верную смерть.
— Это твои проблемы, — ответил неверным голосом.
Чувствовал, что самообладание отказывает мне, и виной тому не наваждение, как в прошлый раз, а моя собственная ненавистная противоречивость.
— Тебе следовало подумать об этом до того, как напала на единственного, кто мог предоставить тебе кров, — я подтолкнул вампиршу к двери, чувствуя, что ещё немного, и поверю в слезливую историю.
Призвав на помощь всю оставшуюся холодность, с насмешкой добавил:
— Ничего! Ты меня обрекла на смерть и не пожалела. Как видишь, из подобных безвыходных ситуаций может выкрутиться даже жалкий смертный, так что…
Я развернул её к себе спиной и испытал подсознательное желание дать хорошего пинка, но вместо этого развязал руки. Шарф кинул на вешалку, а цепочку предусмотрительно оставил при себе.
— Да как же ты не поймёшь, глупец! — рассердилась девушка и повернулась ко мне.
Наученный горьким опытом, я отскочил в сторону, готовый к нападению, однако зловещая наяда лишь нахмурилась.
— Ты только потому и жив, что я тебя пожалела! Пощадила за доброту. С самого начала собиралась сохранить тебе жизнь. Хотя, возможно, это было опрометчивым решением! Особенно для столь беспринципной «вампирши», какой ты меня считаешь!
— Ступай, — я шагнул в прихожую и открыл входную дверь, стараясь не поворачиваться к собеседнице спиной.
Как там говорят? Не буди лихо, пока оно тихо?
Нечего предоставлять хищнику удобную позицию для атаки.
Николь сжала губы, вздёрнула нос (в этот миг я понял, что обидел её, и у таких, как она, наверное, тоже есть чувства) и, встряхнув длинными серебристыми волосами, прошествовала на лестничную площадку.
В белом платье на бретельках и шнуровке, в то ли шёлковых, то ли атласных балетках.
Прямо в холодную и тёмную октябрьскую ночь.