Мы возникаем в убежище Феррона, но не в привычной комнате с картой, а в просторном зале, украшенном статуями. Величественная фигура Аранга в преклонном возрасте возвышается над своими учениками. Каждая статуя поражает детализацией — можно рассмотреть мельчайшие подробности экипировки, каждую морщинку на лицах. Если бы не мраморная плоть и колоссальные размеры, их можно было бы принять за живых людей.
Вдвоём мы стоим на белой мраморной платформе. Напротив, не касаясь земли, парит Феррон. Он встречает нас ледяным взглядом и, воздев руки, начинает плести сложную технику. В воздухе одна за другой вспыхивают печати.
Наоки восхищённо озирается, впитывая величие древней архитектуры, но её тело охватывает дрожь. Пульсирующая энергия тонкой оболочкой обволакивает её, и возлюбленная застывает с приоткрытым ртом.
— Учитель, остановитесь! — я создаю между нами барьер из Оплетающего Побега.
— Бесполезно! — призрачный силуэт беспрепятственно проходит сквозь растительную стену. — Ученик, ты нарушил главное правило! Никто не должен знать об этом месте!
— Да, учитель, я нарушил ваш запрет, — окутываю Наоки защитной аурой, — но сделал это осознанно. Я бы не стал рисковать вашим доверием без веской причины. Вы сами учили меня видеть суть за формой. Суть запрета в том, что враги не должны узнать о существовании этого места, но эта девушка вам не враг. Я доверяю ей, как вы когда-то доверились мне.
— Складно говоришь, Рен, — в улыбке Феррона проскальзывает горечь. — Вижу, ты не зря так усердно читал книги. Однако слова теряют вес, когда расходятся с делом. Ты дал слово хранить тайну и нарушил его.
— А вы, учитель? — не отступаю от Наоки. — Разве не обманули моё доверие, умолчав о главном?
За спиной слышу, как Наоки медленно восстанавливает контроль над телом.
Лицо Феррона каменеет:
— Ты забываешься. Если я о чём-то и умолчал, мой нерадивый ученик, значит, на то были веские причины. Всё, что у тебя есть — твоя жизнь, твои знания, твоя сила — всё это мои дары. И ты смеешь упрекать меня в недоверии?
— Я благодарен за каждый ваш урок и каждый дар, учитель, но речь сейчас о другом, — подбираю слова осторожно, но твёрдо. — Почему вы утаили ваше родство с Императором? Почему я узнаю правду не от своего учителя, а от постороннего адепта?
— Сакура… — Феррон понимающе качает головой. — Всё та же своевольная девчонка. Всё так же пытается меня уколоть даже сотни лет спустя…
— Вы знали с самого начала, что я ищу Императора и хочу забрать его жизнь. Знали — и молчали о том, что он ваш потомок, — моя аура пульсирует в такт словам, но голос остаётся ровным.
Феррон медлит с ответом. Его руки, всё ещё сплетающие технику, замирают:
— Есть вещи, Рен, сложность которых ты пока не можешь осознать.
— Тогда помогите мне понять, — настаиваю я. — Зачем было вообще обучать меня, зная о моей истинной цели? Феррон, ученик Аранга и повелитель огненной стихии, ты осознаёшь, что теперь твои предостережения не связываться с Императором выглядят крайне двусмысленно⁈ — на секунду в голосе всё же прорывается злость, и от выпущенной на волю ауры содрогаются стены. — Быть может, кровь значит для тебя больше, чем узы между учителем и учеником?
— Довольно! — рявкает призрак, но в нём больше усталости, чем гнева.
Наоки переводит потрясённый взгляд с меня на призрака. Внезапно она выставляет перед собой ладони, и её голос, подобно клинку, разрезает наш спор:
— Прошу прощения, великие адепты, но разве подобает практикам вашего уровня бросаться взаимными обвинениями из-за недомолвок? — её слова отрезвляют нас обоих. — Раз первопричиной вашего спора стала я, позвольте мне и решить эту дилемму. Феррон, великий ученик Аранга, я готова доказать, что достойна доверия! –девушка совершает глубокий поклон. — Назначьте любое испытание — клянусь пройти его или принять последствия неудачи.
Наставник замирает. Его аура, только что бушевавшая от гнева, медленно успокаивается, обволакивая Наоки изучающим коконом. В наступившей тишине каждый из нас осознаёт, насколько этот момент важен.
— Хорошо, дитя, тебе предстоит пройти Тропу Истины. Древние стражи будут задавать вопросы, и любая ложь или попытка утаить правду причинит тебе нестерпимую боль. В конце они решат — достойна ли ты хранить тайны этого места.
— Я согласна, — в голосе Наоки звучит спокойная решимость.
— Учитель, — аккуратно замечаю я, — раз уж мы заговорили об испытании… Предлагаю сделать ставки достойными риска.
Поднимаю руку, останавливая готовое сорваться возражение:
— Против опасности потери памяти должна быть соответствующая награда. Например, клинок из вашей сокровищницы — достойный приз за проявленное мужество.
Несколько мгновений Феррон смотрит на меня так, словно не может поверить в услышанное. Затем его смех, глубокий и раскатистый, заполняет зал:
— Потрясающая шутка, Рен! Твоя житейская простота поразительна. Какая наглость! — отсмеявшись, он пристально смотрит на нас. — Впрочем, в твоей дерзости есть своя логика. Но если поднимаем ставки, что предложишь взамен? Потеря памяти лишь компенсация за нарушение правил. За клинок придётся заплатить отдельно.
Не говоря ни слова, достаю из пространственного кольца свиток, подаренный Сакурой. Древняя сила, заключённая в нём, отзывается в воздухе мягким сиянием. Глаза Феррона загораются:
— Значит, ты настолько уверен в своей избраннице, — Феррон опускается на землю рядом со мной, — что готов рискнуть столь могущественной техникой ради сохранения её памяти?
— Память и пережитые испытания делают нас теми, кто мы есть. Это основа личности, — встречаю его взгляд. — Нельзя бездумно хозяйничать в чужом разуме, не ожидая, что он рассыплется. Я видел, что бывает, когда в сознание вторгаются грубо и бездумно. Не хочу повторения. Если придётся выбирать между техникой и целостностью разума любимого человека — я выберу второе.
— Хорошо, Рен. Я принимаю твой вызов, — Феррон качает головой, и в его голосе проскальзывает невольное восхищение. — Твоя сила духа и порой обезоруживающая простота не перестают меня удивлять. Если она пройдёт испытание, получит клинок Небесного ранга. Провалится, и я сотру часть её памяти о сегодняшнем дне и заберу технику Сакуры.
Пространство вокруг нас смещается. Феррон протягивает руку Наоки:
— Мастер Водного Дракона, прошу.
Когда она касается его ладони, фигуру возлюбленной окутывает золотистое сияние, и её силуэт, растворяя в воздухе.
— А нам с тобой, Рен, пора поговорить.
Тьма обволакивает Наоки, когда она переносится в иное пространство. На миг ей кажется, что она растворилась в этой бесконечной черноте, но под ногами вспыхивает первая плита. Мягкое серебристое сияние пульсирует в такт её сердцу, прогоняя мрак.
По обе стороны от неё материализуются призрачные фигуры. Исполинские воины в древних доспехах возвышаются над ней, словно статуи древних богов. Их доспехи покрыты узорами, значение которых утеряно во тьме веков.
— Наоки, мастер секты Водного Дракона, — голоса стражей сливаются в один, отдаваясь эхом в пустоте, — да начнётся твоё испытание!
— Я готова, — её голос звучит спокойно и уверенно, хотя сердце колотится от волнения.
— Тогда ответь: зачем ты ступила на Путь развития и культивации?
Вопрос пробуждает в Наоки волну болезненных воспоминаний. Перед внутренним взором встаёт картина из прошлого: родной дом, залитый кровью, тела родителей, застывшие в неестественных позах. И над всем этим — фигура практика в потрёпанном одеянии, с безумным взглядом и окровавленными руками.
От нахлынувших чувств девушка судорожно сглатывает, во рту пересыхает. Но она заставляет себя собраться. Стражам нужен ответ.
— Сперва… Сперва это не было осознанным выбором, — тихо начинает она. — Моих родителей убил обезумевший практик, решивший, что мы прячем сокровища. В тот день моя Ки пробудилась от горя и гнева. А потом меня нашёл мастер Канг из Нефритовой Черепахи, забрал в секту. Так я встала на Путь культивации.
Наоки медлит, собираясь с мыслями. Когда она вновь заговаривает, её голос крепнет:
— Но потом… Потом всё изменилось. Поначалу я просто хваталась за любую возможность стать сильнее, чтобы никогда больше не оказаться беспомощной. Но чем дальше я шла, тем больше понимала — сила ради силы бессмысленна. Важно, ради чего ты её используешь.
Она смотрит прямо перед собой, и в глазах отражается решимость:
— Я поняла, что хочу защищать. Хочу, чтобы никто не испытал той же боли, что довелось мне. Культивация стала для меня способом помогать другим, предотвращать несправедливость. В этом я нашла свой смысл и своё предназначение.
Стражи безмолвствуют, но в их молчании Наоки чувствует одобрение. Тропа под её ногами вспыхивает чуть ярче, и девушка делает следующий шаг.
Новая пара стражей, на сей раз в одеяниях, расшитых диковинными цветами и зверями.
— Что для тебя непреложный закон Пути? — вопрошают они.
На этот раз Наоки отвечает без колебаний, вспоминая уроки мастера Канга:
— Непреложный закон Пути — всегда следовать зову своего сердца. Быть верным своим идеалам и принципам, что бы ни случилось. Культивация — это ведь не только про силу, но и про самопознание, про то, чтобы оставаться человеком. Можно достичь невероятных высот, но, если ты предашь себя на этом пути — грош цена такому могуществу. Поэтому культивация — это прежде всего путешествие вглубь себя, и лишь познав своё истинное «я», можно надеяться познать великое Дао.
Стражи вновь безмолвствуют, но теперь в их тишине проскальзывает что-то похожее на улыбку. Плита под ногами Наоки начинает едва заметно мерцать, и девушка понимает — она на верном пути.
Шаг за шагом, вопрос за вопросом, Наоки продвигается вперёд. Стражи спрашивают о чести и долге, о любви и самопожертвовании, о страхе и надежде. Каждый ответ даётся всё труднее, каждая истина оказывается всё более хрупкой и неоднозначной.
Чем дальше, тем болезненнее становятся вопросы, словно стражи проникают в самые тёмные, потаённые уголки её души.
Окружение меняется. Мы оказываемся в длинном коридоре, уходящем, кажется, в бесконечность. На стенах оживает история в росписях — Феррон среди близких и учеников, среди детей и потомков.
Останавливаемся у первой картины. На полотне — молодой Феррон с черноволосой красавицей, нежно держащей на руках младенца.
— Знаешь, я, пожалуй, единственный из учеников Аранга, кто никогда не стремился к бессмертию, — голос учителя смягчается. — Даже сам наставник, достигнув его, обрёл это как следствие своих поисков тайн мироздания, а не цель. Бессмертие всегда казалось мне чем-то противоестественным, способным извратить саму душу человека. Для меня истинное бессмертие было лишь в одном, — он указывает на младенца, — в передаче знаний и мудрости своим потомкам.
Мы идём дальше, и воспоминания учителя оживают вокруг нас. Я вижу его другим — добрым, нежным, заботливым отцом, окружённым детьми. Сердце щемит от этих картин — может быть, однажды и мы с Наоки… Прогоняю эти мысли. Сначала нужно завершить начатое. К тому же, с учётом оставшейся у меня жизненной силы, срок мне отмерен не слишком большой.
— Я создал это убежище прежде всего для них, — продолжает Феррон. — После моей смерти какое-то время всё шло как задумано. Но с годами учение забывалось, всё меньше потомков проходили испытания. Вскоре само существование этого места стало легендой, а потом и вовсе позабылось.
Образы сменяют друг друга, проносясь сквозь поколения, пока мы не останавливаемся у момента рождения Альдавиана.
— Я наблюдал за всеми, направлял как мог — через сны, видения, знаки. Когда родился он, во мне вновь проснулась надежда. Я видел в нём тот же потенциал, ту же чистую жажду знаний, что вижу сейчас в тебе, Рен. Увы, Альдавиан выбрал иной путь, извратив саму суть культивации.
— Что заставило его свернуть? — спрашиваю с искренним интересом.
Альдавиан всегда казался мне воплощением зла, но сейчас я начинаю видеть в нём трагическую фигуру.
— Нетерпение. Гордыня. Страх смерти, — вздыхает Феррон. — Культиваторы всегда балансируют на грани, рискуя либо погибнуть молодыми, либо застрять на месте. Альдавиан не желал мириться ни с тем, ни с другим исходом. Он искал лазейки, способы обмануть саму систему мироздания.
Перед нами возникает торжественная сцена — молодой Альдавиан принимает корону в тронном зале.
— Вместо того чтобы принять естественный порядок вещей, где за силу нужно платить, а риск неизбежен, он начал искать обходные пути.
Картина сменяется — теперь мы видим роковую встречу Альдавиана с демоном.
— Я пытался исподволь направить его, показать красоту истинного пути — жить ярко и погаснуть как комета, оставив свой свет в тысяче сердец. Но эта встреча решила всё.
«Император Альдавиан, — эхом разносится нечеловеческий голос. — Ты ищешь иной Путь. Я знаю о нём не понаслышке. Оставь меня в живых, и я укажу верное направление».
А в это время Наоки идёт по светящейся тропе, где каждая новая пара стражей отличается от предыдущей. Их одеяния словно из забытых эпох, о которых не осталось даже упоминаний в древних книгах.
Первые вопросы были простыми, но с каждым шагом они становятся всё сложнее. Требуют размышлений. Неверные или неоднозначные ответы приносят боль и истощают силы, в то время как правильные наполняют энергией для следующего испытания.
Она делает ещё шаг, и новые стражи нависают над ней:
— Мастер Водного Дракона, скажи нам: какую цену ты готова заплатить за силу?