— Мин-Ши, почему ты всё время молчал? — Наоки смотрит на него с лёгким неодобрением.
С воздушным змеем она успела поладить и теперь частенько подшучивает над ним, припоминая прошлую ложь. Ей нравится дразнить могущественное существо, но в меру. Наоки — не Лиу, а уж тем более не Юн. Интересно, как они там? Надеюсь, Кантор ещё не совсем заморил их. Хотя, если такое и случится, то скорее с треплом Юном. Лиу куда рассудительнее.
Яогуай и впрямь притих, погрузившись в задумчивость.
— Я же не со зла, — встревоженно произносит Наоки.
Воздушный змей выглядит погружённым в свои мысли, даже немного огорчённым. Я привык к его человеческому облику и с лёгкостью читаю эмоции, отражающиеся на лице.
— Понимаете, это сложно облечь в слова. Да и Аранг никогда не выражался прямо, — наконец отвечает он. — Вы, люди, поистине удивительны, а некоторые из вас — особенно. Думаю, ты, Рен, или ты, прекрасная Наоки, сможете это постичь.
Мы с Наоки обмениваемся красноречивыми взглядами, безмолвно соглашаясь дать ему возможность договорить. Воцаряется тишина, и наш невольный спутник продолжает, погружаясь в пучину воспоминаний:
— Аранг не единожды говорил мне и своим легендарным ученикам, что стихии неразрывно связаны между собой. Нельзя всецело отдаваться одной, нужно сохранять равновесие и гармонию. В этом заключена суть цикла взаимопорождения: каждая стихия дополняет одну и способна разрушить другую. Древний круговорот изначальных сил вселенной. Однако его последователи избрали свой путь. Постигли стихии, научились управлять ими, но так и не признали до конца их единства и взаимосвязи. Возможно, поэтому им и не удалось раскрыть тайный метод, сокрытый здесь испокон веков, ещё до прихода самого Аранга…
Наша неспешная беседа длится до глубокой ночи, петляя причудливыми путями воспоминаний. Мы вспоминаем странствия по окраинам долины, где не раз видели отголоски ещё более древних учений, созвучных словам Мин-Ши — тому, что Аранг тщетно пытался донести до своих учеников.
В памяти всплывает судьбоносная битва против теней Пяти Бессмертных в убежище Феррона. Никто из них не применял другие стихии, хотя обладал такой возможностью. Даже после смерти они остались непоколебимо верны своим убеждениям.
В последующие дни, отмеряемые лишь нашим нарастающим изнеможением, я сокращаю количество изнурительных тренировок, всё больше времени посвящая размышлениям над словами облачного змея. Они туманны и одновременно предельно ясны. Нужно непременно обрести внутренний баланс, гармонию стихий. Быть может, я с самого начала шёл не тем путём, слепо следуя по стопам древних.
«Возможно», — внезапно в моих мыслях звучит старческий голос.
Я озираюсь по сторонам, пытаясь найти его источник. Что это было? Кто говорил со мной? Почудилось? Разыгралось воображение или… Я пытаюсь сделать то, что верующие в Аранга сочли бы немыслимым кощунством. Пробую сотворить самого Бога, облекая в зримую форму знакомые образы из древних статуй и полотен. Тщетно. Никому не под силу создать истинное божество. Даже этому удивительному месту. И всё же я не сдаюсь, упрямо вплетая в изнурительные тренировки попытки управления другими стихиями.
Я сражаюсь с воображаемыми адептами металла, земли и огня — с теми грозными противниками, которым доводилось противостоять в реальности. Учусь понимать течение их Ки по запутанным лабиринтам меридианов и акупунктурным точкам. Обнаруживаю удивительную закономерность: каждая стихия задействует особые, уникальные пути и сочетания. Если точнее, различается сама активность акупунктурных точек.
Шаг за шагом, преодолевая себя, я осваиваю основы новых, непокорных стихий. Это даётся непросто, за каждый успех приходится сражаться. Огонь, земля и металл словно всеми силами сопротивляются моим попыткам познать их сокровенную суть, принять как неотъемлемые части единого целого в бесконечном круговороте мироздания.
Приходится раз за разом очищать разум от посторонних мыслей, погружаясь всё глубже и глубже в себя, теряя ощущение собственного «я». Не того поверхностного, тесно связанного с бренным миром, что чувствует потоки стихий. Мне нужно проникнуть в первозданные глубины своего естества, туда, где зарождаются стихии, бьётся само сердце этой долины.
Поистине нелегко отречься от самого себя, но я всем сердцем чувствую — это единственно верный путь. Сейчас я у самого порога невероятно важного открытия, и так я непременно достигну истинных, сокровенных глубин Сердца Долины.
Дни и ночи сменяют друг друга в этом удивительном измерении, пока я неустанно совершенствую своё владение древесной стихией и упорно постигаю скрытые пути к другим первоэлементам. Я методично разрушаю внутренние барьеры, ломаю привычные устои, которых, казалось бы, и нет вовсе. Долгие, обстоятельные беседы с Наоки и Мин-Ши проливают свет на многие доселе неведомые вопросы, помогая взглянуть на реальность совершенно иначе.
Моя возлюбленная щедро делится своим уникальным видением того, как открыть тайный метод Аранга, сокрытый в самых недрах этого загадочного места. А древний Мин-Ши, черпая из своего богатейшего жизненного опыта, показывает многие непостижимые вещи под совершенно особенным, почти вневременным углом.
Долгие века, прожитые им, даровали этому удивительному созданию поистине уникальный кругозор, и своими знаниями он делится с нами с нескрываемым упоением. Животное начало, то самое, когда-то опьянённое похотью по отношению к Сакуре, уживается в нём с философским взглядом на жизнь и тысячелетней мудростью. Насмешка природы, не иначе.
Он красноречиво повествует о том, что множество людских пороков живут и процветают на протяжении бесчисленных тысячелетий, невзирая на неуклонное развитие цивилизаций, будто передаваясь из поколения в поколение, от родителей к детям незримой нитью. Но в то же самое время именно эти многогранные изъяны и несовершенства делают человеческие создания столь притягательно интересными и порой совершенно непредсказуемыми в своих поступках и устремлениях.
Так, неспешными, но неуклонными шагами, я приближаюсь к разгадке этой величайшей тайны мироустройства. Учусь управлять неистовым, первобытным огнём, порождая его поначалу из самой близкой и естественной стихии — дерева. С подчинением своей воле земли всё обстоит гораздо сложнее: властолюбивое дерево безжалостно вытягивает из неё жизненные силы, ослабляя и повергая в бессилие. Приходится изобретать всё новые и новые способы гармоничного возвращения позаимствованной энергии в её исконное лоно.
Металл же предстаёт истинным, непримиримым противником дерева, его извечным антагонистом. Воспоминания уносят меня в прошлое, где я вижу сурового, вечно угрюмого отца-дровосека с его неизменным топором, безжалостно крушащим беззащитные древесные стволы. Впрочем, даже он, суровый и могучий, словно дикий медведь, старался избирательно выбирать больные, уже обречённые на неминуемую гибель деревья, безошибочно угадывая в них признаки скрытой слабости и увядания. Через этот особый, почти философский подход я постепенно, по крупицам взращиваю свой внутренний баланс, восстанавливая его практически из небытия.
Не берусь судить, сколько драгоценного времени уходит на это поистине титаническое свершение — выравнивание потока пяти стихий внутри себя. Я начинаю глубже осознавать сокровенный смысл учения великого Аранга и скрытую суть того, что издревле крылось в загадочных видениях давно почивших мастеров. Когда неразумно отдаёшь безоговорочное предпочтение лишь одной стихии, пренебрегая остальными, неизбежно возникает губительный природный дисбаланс — противоестественный перекос духовной и физической энергии. Избранное направление бесконтрольно перетягивает на себя весь поток животворящей Ки, безжалостно иссушая и обескровливая остальные.
Лишь немногие, поистине легендарные адепты оказываются способны виртуозно применять сразу несколько стихий, да и то преимущественно в простейших техниках или базовых, почти интуитивных манипуляциях. Поджечь угасшую свечу мановением руки, элегантно согнуть невесомую монету силой мысли, рыхлить податливую землю одним прикосновением — не более того. В этом и кроется подлинная глубинная проблема, корень большинства неудач на пути к истинному постижению великого Дао.
Сознательно сражаясь с сотканными из чистой Ки фантомами и всё глубже постигая, как причудливо текут и переплетаются незримые энергетические потоки в битвах с мастерами разных стихий, я приближаюсь к пониманию фатальных пробелов в их технике и мировоззрении. Так, в поте и крови, через нечеловеческие усилия и жертвенное самоотречение, я открываю свой собственный внутренний баланс и неустанно стремлюсь к гармонии всего сущего.
В какой-то момент посреди глубокой медитации я начинаю осознавать, что всегда был прямолинейным, бесхитростным и непреклонным человеком. Эти качества ярко проявлялись не только в моём привычном боевом стиле — жёстком, бескомпромиссном кулачном бое и связанных с ним техниках, но и в самом подходе к жизни. Я упрямо шёл вперёд, не сворачивая и не оглядываясь по сторонам. Моя целеустремлённость и несгибаемость всегда были моими сильнейшими чертами, но теперь я вдруг с пронзительной ясностью понимаю, что это была лишь одна грань моей личности.
В своём упорном стремлении к цели я бессознательно отказался от всех остальных аспектов бытия, от безграничного многообразия красок, которыми наполнен наш мир. Сам того не ведая, я загнал себя в слишком тесные, жёсткие рамки, ограничил собственное восприятие действительности. А ведь подлинно великую картину не получится нарисовать, имея лишь пару оттенков. Мне ли об этом не знать?..
Теперь, чтобы постичь весь Путь, охватить взглядом всю полноту Дао, мне необходимо раскрыться этому удивительному миру во всей его пёстрой, калейдоскопической полноте — и одновременно в полной мере раскрыть самого себя, все грани своей души и разума, включая те, о существовании которых я даже не подозревал.
День за днём, словно заведённый, я вновь и вновь погружаюсь в глубокую, всепоглощающую медитацию, блуждая в лабиринтах собственного «я». День за днём усмиряю свою сильнейшую и своенравнейшую стихию, направляя её обузданный поток в единственно верное русло. Намеренно, почти насильно удаляюсь от Наоки и Мин-Ши, намеренно отгораживаясь от их участия, пока окончательно не отрекаюсь от самой сути собственного эго, всецело отдаваясь нескончаемому круговороту стихий.
И вдруг вновь слышу тот таинственный неземной голос, эхом отдающийся в моих истерзанных мыслях.
— Рен, просто открой глаза… — произносит он мягко и ласково, словно добрый старик-сказитель из Лесных Холмов, любивший травить байки для ребятни.
Послушавшись, обнаруживаю себя на том самом пятиугольном островке — средоточии невероятных сил, каким было это волшебное место при первом попадании сюда. Вокруг, гармонично деля пространство на пять равновеликих частей, безмятежно текут стихии, плавно перетекая друг в друга на границах своих владений.
Аранг нисколько не похож на те величественные монументальные статуи, что горделиво возвышаются по всей необъятной Империи. О нет, сейчас передо мной предстаёт самый обычный, почти невзрачный старик в поношенном, истрёпанном белоснежно-малахитовом ханьфу. Его иссохшее лицо избороздили глубокие морщины, покрыли застарелые шрамы и сизая дорожная пыль, а выцветшие глаза, словно присыпанные вековым прахом, чуть затуманены пеленой прожитых лет. Он непринуждённо сидит напротив, в точности повторяя мою позу и кажется почти равным мне по хрупкости телесной оболочки…
Меня сейчас не существует — есть только единство со всем вокруг и в то же время пустота. Природа не имеет самосознания, она безраздельна и неразрывна.
— Наконец-то хоть кто-то уразумел эту истину! — лучезарно улыбается он, и весь мир вокруг будто озаряется отблеском вневременной мудрости.
Я отвечаю ему такой же искренней улыбкой, но с каждым мгновением становится всё труднее удерживать себя как неотъемлемую часть первозданного целого, а не отдельную, мыслящую личность. Древесная стихия внутри начинает смутно дрожать и трепетать, самую малость нарушая эфемерное равновесие.
— Успокойся! — голос Аранга убаюкивает, словно тёплое дуновение весеннего ветерка, принося умиротворение в измученную душу. — Это скоро пройдёт, ибо твоё существо уже вплотную приблизилось к пониманию сути многообразия природы. Ты должен осознать, что подлинный баланс стихий крайне труднодостижим для неискушённых умов. Эта тончайшая, филигранная симметрия незрима для большинства людей, ослеплённых мирскими страстями. Они привыкли бездумно нарушать её, алчно ставить свои интересы превыше всего, бесконечно зацикливаться на своих ничтожных желаниях. Брать от жизни всё, но ничего не отдавать взамен. Убивать себе подобных, но страшиться собственной смерти как величайшего проклятия. И чем сильнее человек погряз в этом порочном круге и нарушал священный баланс, тем мучительнее и труднее будет его путь к гармонии и просветлению.
Я делаю глубокий вдох и медленный выдох, усмиряя бушующие потоки Ки в своём существе.
— Послушай меня внимательно, Рен. Я помогу тебе лучше понять этот удивительный мир, — произносит Аранг, и от одного властного движения его сухой руки, вскинутой вверх, мы стремительно взмываем в Небеса.
Вокруг нас простирается бескрайняя небесная гладь, невесомо-спокойная и кристально-прозрачная. Причудливые облака плывут, принимая самые фантастические очертания, и мы словно купаемся в их невесомой перине, неудержимо поднимаясь всё выше и выше, пока средь ясного дня не вспыхивают первые звёзды.
Резким, почти яростным движением ладони вниз Аранг обрушивает нас не просто на бренную землю, а в самые глубины её недр — в загадочный подземный мир, тайное пристанище демонов во всём их первозданном изоблии.
Затем его ладонь плавно поднимается и замирает ровно по центру, возвращая нас на пятигранный островок, средоточие безмятежности и покоя. Для него, но не для меня. Мне приходится отчаянно цепляться за ускользающее равновесие, всеми силами удерживая стихии от стремления взять верх друг над другом. Я чувствую, как не только дерево, но и остальные элементы неумолимо набирают силу, грозя разрушить столь трудно выстроенную гармонию.
— Небеса олицетворяют всё могущество первозданной природы и вечно простираются над нашими головами. Подземный же мир таит в себе невероятно притягательную силу демонов, — продолжает свою мысль Аранг. — Они оба покровительствуют сильнейшим из адептов. Небо избирает тех, кто бескорыстно заботится о людях, не ожидая выгоды или вознаграждения. А демоны потворствуют прихотям закоренелых эгоистов, думающих лишь о личной выгоде.
Слова наставника струятся подобно живительному потоку, приоткрывая завесу над вопросами, которые много раз терзали мой ум.
— С помощью покровительства Небес или Подземного Царства можно несколько снизить губительный эффект культивации, отодвинуть раннее старение, продлить отпущенный срок жизни. Именно это и происходит сейчас с тобой, Рен. Ты стоишь в одном шаге от финального рубежа, но всё ещё жив и полон сил. Сама природа хранит и оберегает тебя. Лишь тот, чья несгибаемая воля выдержит все испытания, сможет продвинуться дальше, гораздо дальше, чем ты можешь себе вообразить.
Мне не нужно задавать вопросы — Аранг и без того прекрасно знает, что я жажду услышать.
— Баланс важен всегда и во всём, но мы безвозвратно утратили его. Не Империя, не адепты, а сами люди — те древние, что жили задолго до появления самого понятия об адептах, уже тогда постигли, что воистину важно. И потому их существование было гораздо полнее и достойнее нашего. Увы, человек так уж устроен, что всегда поддаётся своим слабостям — в этом заключена наша глубинная природа, и здесь кроется основная причина неизбежной смертности, конечности бытия. Когда настоящий, неисправимый эгоист обретёт истинное бессмертие, наш мир перестанет существовать в нынешнем виде, ибо он уже не будет прежним.
Проникновенные слова Аранга питают мою душу, наполняют её новой силой, укрепляют столь трудно обретённый внутренний баланс. Круговорот стихий вокруг постепенно ускоряется, набирая обороты. И чем дольше он говорит, тем яснее кажется мне этот мир. Всё действительно просто! Не зря мудрецы прошлого так часто повторяли эту истину. Мир в действительности гораздо проще, чем привыкли думать люди — и в этом парадоксе кроется его основная сложность для понимания.
Моя древесная стихия постепенно перестаёт существовать обособленно — теперь все первоэлементы принадлежат мне в равной мере. Благодаря бесценному дару Сакуры я смог постичь всю сокровенную глубину древесной стихии. А благодаря мудрым наставлениям Аранга, осознал, что разница между стихиями заключена лишь в моём субъективном восприятии. На самом же деле они едины и неразрывны, немыслимы одна без другой.
— На Пути культиватора есть множество дверей, — задумчиво тянет древний адепт, глядя куда-то сквозь меня. — И та, что кажется последней, часто лишь первая из тысячи. Но чтобы увидеть следующую, нужно быть готовым сбросить груз пережитого и отречься от старого Пути.
Я пытаюсь осознать его слова, но старик продолжает, словно размышляя вслух:
— В какой-то момент гусенице становится тесно в своём коконе. Если она хочет стать бабочкой, ей придётся отказаться от всего, что делало её гусеницей, — Аранг поднимает сухую ладонь, и над ней возникает мерцающий образ насекомого, расправляющего крылья. — Достигнув предела, нужно отпустить прежнюю форму. Когда придёт время, помни — лотос не страшится огня. Пять лепестков, пять стихий — лишь познавший их единство сможет пройти сквозь очищающее пламя. Не бойся конца, ибо он и есть начало.
Его загадочные речи эхом отдаются во мне, но их смысл ускользает, как вода сквозь пальцы. Я хочу спросить, что значат эти странные слова, но собеседник качает головой:
— Поймёшь, когда настанет время. А сейчас… сейчас важнее другое.
Старик ободряюще улыбается мне и начинает медленно таять, растворяясь в потоках мироздания.
— До новой встречи, мой лучший ученик! Знай, что я всегда незримо был рядом с тобой и никогда не покину тебя! — напоследок произносит он.
Моё измученное тело и воспалённый разум охватывает и переполняет единый, почти бесконечный поток всепроникающей Ки. Долина щедро наполняет меня своей животворной силой, пронизывает до самых кончиков пальцев. Я физически ощущаю, как моё ядро стихий пробуждается и разгорается. Первоэлементы взмывают в небеса, закручиваясь в захватывающем дух красочном круговороте изначальной, первородной силы. Его средоточием, неисчерпаемым источником выступают моё бренное тело, мятущиеся мысли и трепещущая душа.
Ядро стремительно раскаляется и наливается рубиново-красным, продолжая своё головокружительное движение. Его внутренний поток и круговорот энергий неумолимо усиливаются до такой немыслимой степени, что в какой-то миг красное сияние сменяется глубокой, совершенной чернотой. Ядро обретает ониксовое великолепие, распространяя вокруг себя ауру абсолютной силы.
Даже это не предел — это лишь только начало грядущих метаморфоз. Теперь воспламеняется не моё бренное тело, а сама душа — животворящая жизненная энергия стремительно и необратимо перетекает в ментальную, сжигая последние мосты и оковы…