Небеса Умоются Кровью 8. Воля Небес

Глава 16

Наоки замирает, погружаясь в размышления. Этот вопрос требует честности перед самой собой — она возвращалась к нему снова и снова. Встреча с Реном изменила её, сделала сильнее. Но чем она готова пожертвовать ради дальнейшего роста?

Девушка усмехается, и в её глазах мелькает вызов:

— Сила, говорите? Что ж, я расскажу вам, какую цену готова за неё заплатить. Я отдам гордыню — и признаю, что многого ещё не знаю. Отброшу высокомерие — и буду учиться у тех, кто слабее меня. Преодолею упрямство — и научусь слышать других. Откажусь от самонадеянности и признаю, что настоящая сила приходит не в одиночестве. Я стою на плечах великанов — тех, кто построил великую секту Водного Дракона. Тех, кто создал уникальный боевой стиль и философию, ведущую мне по жизненному Пути, что простирается в вечность. Я стала сильнее благодаря своим учителям, своим друзьям и даже своим врагам — каждая встреча, каждый урок приближали меня к пониманию истинного могущества. И теперь я знаю — оно не просто дар, но и бремя. Именно поэтому я стремлюсь стать не просто сильной — а достойной этой силы.

По тропе пробегает волна энергии, плиты подсвечиваются, а в воздухе звучит приглушённый шёпот стражей. Они будто переговариваются между собой, решая, о чём спрашивать дальше. Каждый новый вопрос не всегда связан с предыдущим, и Наоки понимает: её пытаются запутать.

— Какие чувства ты испытываешь к Рену? — следующий участок Тропы вспыхивает, и по бокам появляются новые стражи в ханьфу с огненной вышивкой.

Наоки медлит, позволяя захлестнуть себя водопаду эмоций и воспоминаний. Их первая встреча — тогда она и представить не могла, что этот огромный, как гора, парень проникнет так глубоко в её сердце и разум. Их первая битва, проверка, которую она устроила ему. Начало совместных тренировок и та скрытая сила, что таилась в нём, подобная бурному водопаду, обрушившемуся на долину Водного Дракона и объединившему две секты, которым грозило забвение в кровопролитной междоусобице. И дело было не только в высоком этапе развития или объёме Ки — мудрость Рена сияла ничуть не менее ярко.

Охваченная нахлынувшими чувствами, Наоки начинает говорить, сама того не замечая:

— Рен… — Наоки медлит, словно пробуя имя на вкус. — Он действительно похож на горную реку — мощную, непредсказуемую, но дающую жизнь всему вокруг. Когда мы впервые встретились, я видела лишь его силу. Теперь же… — она прикрывает глаза, собираясь с мыслями. — Теперь я вижу мудрость в его поступках, глубину в каждом решении. Он трансформировал меня, ворвавшись в мою жизнь подобно буре, круша привычный уклад. Мы многое пережили вместе, и каждое испытание оставило неизгладимый след в моём сердце.

Её голос становится тише, но увереннее:

— Я люблю его, но это больше, чем любовь. Наши жизни переплелись, как воды двух рек, что стали единым потоком. Он изменил саму суть того, кто я есть.

— Достойный ответ, — страж отвешивает лёгкий поклон, отдавая должное искренности девушки.

Наоки замирает, пытаясь унять сбившееся дыхание и скрыть пылающие щёки. Такое чувство, будто она в эту секунду оказалась наедине с самим Реном. Однако испытание ещё не окончено, и, ощутив прилив сил, она делает шаг вперёд.

В видении Феррона я вижу сомнение на лице Альдавиана — он не спешит принимать предложение демона, но и не убивает искусителя, оставляя его в клетке. Поверженный враг продолжает ждать в своём заточении, довольно ухмыляясь: семя раздора посеяно.

— Да… Сперва мой потомок отвергал речи трупоеда. Альдавиан не мог в одночасье опуститься до такой мерзости, — голос призрака ускоряет поток видений. — Когда-то он даже мысли подобной не допускал…

Перед нами проносятся бесчисленные сражения молодого Императора. Он неустанно взращивает свою силу, но неотвратимо теряет то, что не купить и не вернуть — жизненные годы, безвозвратно отпущенные судьбой. Время стремительно утекает, а демоны продолжают терзать Империю. И вот уже одно из отродий Подземного Царства нашёптывает возможное решение — способ остановить этот неиссякаемый поток зла, вырвать из пасти чудовища драгоценную жемчужину страны, что раскинулась на целый материк.

— Он долго искал способ обмануть смерть, — наставник показывает мне череду сражений, что год за годом выпадали на долю Императора, беспощадно отнимая у него близких.

Демоны и раньше добирались до Имперской столицы, но прежде они действовали менее амбициозно. А в тот раз они нанесли точечный удар, поразив самое больное, самое уязвимое место…

Я вижу, как Император находит супругу, прижимающую к груди младенца. Он поднимает её окровавленное тело, а под ним, залитая материнской кровью, лежит бездыханная девочка с иссиня-чёрными волосами.

Альдавиан, только что вернувшийся с очередной охоты на демонов, падает на колени перед телами жены и детей. Его полный непередаваемого горя крик эхом разносится по дворцу. Стража и лекари спешат на помощь, но всё тщетно — смерть опередила их. Голос государя переходит в болезненный хрип. По лицу текут слёзы. Мёртвый взгляд не отрывается от лиц родных.

Император нежно касается волос дочери, проводит дрожащими пальцами по окровавленным прядям. Окружившие его слуги торопливо уносят тела, пытаясь вытащить государя из шокового состояния. Я почти физически ощущаю его боль. Никогда не думал, что увижу несокрушимого владыку настолько сломленным.

— Тебе это ничего не напоминает? — в голосе Феррона слышится горечь. — Вот что окончательно сломило его — невыносимая боль утраты. Именно она ожесточила его, вынудив принять запретный дар.

В обагрённых доспехах Император ползёт по полу, следуя по кровавому следу. У кровати он замирает — четыре глубокие борозды, оставленные чудовищными когтями. Слишком широкие для зверя, слишком жуткие для человека. Альдавиан судорожно смеётся, опираясь на резное изножье. Его пальцы скользят по отметинам, и смех перерастает в безумный истерический хохот.

— Клянусь, твари, — рычит он, — я не умру, пока не истреблю вас всех до единого! Даже если ради этого придётся продать душу! Я обращу вашу силу против вас самих!

Его крик эхом разносится по опустевшим покоям. Окровавленный кулак вновь и вновь обрушивается на каменный пол, раскалывая его. По стенам ползёт паутина трещин.

Я вижу, как Альдавиан возвращается к пленнику, и тот разражается издевательским смехом в ответ:

— Думаешь, меня волнует судьба остальных? — демон скалится в ухмылке. — Убей хоть всех моих братьев. Я продам тебе их всем скопом за возможность пожить ещё немного. Твоё бессмертие за мою жизнь — по рукам?

Мы вновь оказываемся в галерее и продолжаем путь во тьму былого.

— Пленник оказался хитрее, чем думал Альдавиан, — вздыхает призрак. — Он делился знаниями по крупицам, растягивая свою жизнь. А мой глупый потомок… — наставник качает головой. — Одержимый идеей бессмертия, он начал охоту за другими трупоедами. Терзал их, выпытывал секреты, и с каждым разом грань между ним и теми, кого он ненавидел, становилась всё тоньше.

Учитель ускоренными мазками показывает мне вереницу сцен — они проносятся потоком через моё сознание, замедляясь лишь на кульминации:

— И в конце концов… он нашёл искомое.

Порядком поседевший Император стоит перед группой юных адептов. На их лицах благоговейный трепет при виде владыки в сверкающих золотых доспехах. За его спиной высится нечто огромное, скрытое массивным занавесом.

— Садитесь. Поздравляю, вы прошли особое испытание и удостоились высочайшей чести, — голос Императора дрожит, а лицо искажается, видно, каких усилий ему стоит подбирать слова. — Вы докажете всем, что даже простолюдин способен обрести величие, заслужив дворянский титул и основав великий род. А теперь склоните головы!

Голос его крепнет с каждым словом. Юные отпрыски простолюдинов послушно опускают головы — в последний раз. Вспыхивает демоническая формация, и лицо Альдавиана становится последним, что видят Звёздные Дети. Император молодеет на глазах у потрясённой аудитории, вновь становясь тем пышущим силой владыкой, каким я увидел его впервые. На лице Альдавиана смешиваются гримасы боли и наслаждения. Поначалу чуждая жизненная энергия вызывает отторжение, но быстро усваивается.

Его лицо искажается гримасой боли и наслаждения. Чужая жизненная сила, поначалу отторгаемая телом, быстро находит свой путь.

Даже помолодевший Феррон словно надламывается. Его плечи опускаются, под глазами проступают тёмные тени, лицо прорезают морщины.

— Учитель, — спрашиваю я, — почему вы молчали всё это время? Почему не рассказали правду?

— Рен, я не хотел, чтобы ты поддался соблазну, — в голосе призрака звучит усталость. — Если Альдавиан сумел обмануть смерть, смогут и другие. Я видел, как власть, боль утраты и жажда бессмертия превратили моего потомка в чудовище. Больше всего на свете, я боялся, что подобное случится и с тобой. Ведь ты так похож на молодого Императора — та же сила, тот же потенциал. И всё же… Есть между вами одно существенное различие. В тебе есть то, что он потерял — умение ценить саму жизнь превыше её длительности. Сперва я боялся доверить тебе эту ношу, а потом… потом усомнился, готов ли ты принять такую правду.

Слова застревают у меня в горле. Глядя в обманчиво молодое лицо наставника, я вижу не мудрого адепта с многовековой историей, а уставшего старика, который наблюдал, как кровь от крови его продал всё человеческое, что в нём оставалось, ради шанса на месть.

— Погоди, наш разговор уже подходит к концу, как и испытание твоей спутницы, — Феррон указывает на картину прошлого, и та сменяется видом мерцающей во тьме тропы.

Я вижу Наоки, словно через огромное окно.

В этот момент страж как раз задаёт ей вопрос:

— Если придётся выбирать между жизнью Рена или спасением всего мира, что ты выберешь?

Вопрос ставит в тупик даже меня. Чувства не подчиняются законам логики. Мы с Наоки только начинаем понимать глубину того, что нас связывает.

— Я отказываюсь выбирать, — голос девушки звенит от решимости. — Сама постановка вопроса ложная. Это не мой выбор и не моё право. Рен — не вещь, которой можно распоряжаться, и не ребёнок, за которого нужно решать. Я уважаю его как человека, способного самостоятельно принять любое, даже самое трудное решение. Моя задача — помочь ему найти Путь, где не придётся жертвовать ни жизнью, ни принципами. Быть рядом и поддерживать, что бы ни случилось.

Феррон даже приоткрывает рот от её слов, а я с гордостью смотрю на свою возлюбленную. Не знаю, смог бы я лучше ответить на такой сложный вопрос.

— Ты уверена, дитя? — спрашивает страж.

Наоки кивает в ответ. Вся пройденная тропа переливается и вспыхивает. Стражи в один голос начинают твердить:

— Достойна!

Феррон поворачивается ко мне:

— Ты сделал правильный выбор, Рен. В ней больше мудрости, чем во многих старых адептах. Эта девушка понимает разницу между любовью и собственничеством. Она видит в тебе равного, а не объект для спасения или принесения в жертву. Это и есть истинная мудрость адепта — не выбирать между плохим и худшим, а всегда смотреть шире и самостоятельно прокладывать свой Путь.

Призрак взмахивает рукой, и вокруг него вспыхивают печати. В шаге от меня появляется Наоки.

— Дитя, ты прошла испытания, и я признаю тебя достойной, — торжественно объявляет наставник. — Теперь ты входишь в весьма ограниченный круг доверенных лиц, — он выполняет лёгкий поклон, а моя возлюбленная отвечает глубоким и почтительным.

— Я рада, что стала достойной этой чести и смогла пройти ваше испытание, Феррон, повелитель пламени.

В ответ учитель вытягивает руки, и на них появляется необычный двуручный меч. Серебристая широкая полоса металла переливается, имея волнистый узор по режущей кромке, словно застывшие волны, набегающие на гарду.

— Пока ты проходила испытания, я немного лучше изучил тебя, — улыбается Феррон, — и подобрал тебе оружие. Познакомься, Клинок Лунной Волны!

— Позволите? — учтиво спрашивает Наоки.

— Конечно, он теперь твой.

Она осторожно берёт рукоять и поднимает массивное и в то же время изящное оружие. Я ощущаю, как её аура усиливается.

— Оружие Небесного ранга имеет свой характер и волю, так что будь с ним осторожна, мастер Водного Дракона. Оно может быть тихим, как штиль в безветренную погоду, а может подняться выше столичных стен, как настоящее цунами, — начинает расписывать свойства своего подарка Феррон.

Я замечаю, что учителю приятна женская компания, пусть он и не хотел сначала признавать мой выбор.

После долгого разговора о клинке и его силах, мы с Ферроном наконец примиряемся. Я извиняюсь за свою вспышку, а он признаёт, что зря не доверился мне раньше. За обедом учитель даёт последние наставления об опасностях Ущелья, а после ведёт нас в ту самую комнату, где я впервые получил маяк.

— Может, останетесь подольше? — в его голосе слышится теплота. С появлением Наоки он изменился, стал мягче, хотя прошло совсем немного времени с момента её признания. — Время здесь течёт иначе. Сможете потренироваться вдосталь.

— Остались бы, — Наоки бросает на меня вопросительный взгляд, — но…

— Мы обязательно вернёмся, учитель, как только разберёмся с нашей миссией, — я подхожу и обнимаю его, как когда-то отца. — Сейчас нам нужно торопиться, пока Альдавиан не восстановил силы. Спасибо за всё!

Феррон отвечает коротким объятием.

— Уходите уже! — улыбается он. — А то не смогу отпустить. Слишком мало времени вы мне дали насладиться вашей парой. Будто своих детей в дорогу провожаю.

Его лицо становится серьёзным.

— А вот сейчас я не шучу. Будьте осторожны, если не хотите потерять голову. Даже Ущелье — крайне серьёзное испытание.

Он отдаёт нам маяк и разворачивается, словно не в силах смотреть на прощание. Но я знаю — он всё равно видит каждое наше движение.

Стоит нам активировать артефакт, как нас окутывает энергия учителя. Вспышка переноса.

Ветер с силой бьёт в лицо. Тут же приходится прикрыться рукой. Наоки цепляется за меня, крепко сжимая Клинок Лунной Волны в правой руке.

Мы стоим у двух отвесных скал, пронзающих небеса. Там, высоко над головой, плывут облака, скрывая острые пики от глаз. Ущелье встречает нас, словно пасть древнего зверя. В лицо бьют не только порывы ветра, но и мощные потоки стихийной Ки, словно сама природа противится нашему появлению.

Переглянувшись, мы делаем шаг навстречу новому вызову.