Мы приближаемся к арке, и туман, словно живое существо, обвивается вокруг нас, затягивая в свои призрачные объятия. В его клубящихся завихрениях нет угрозы, но ощущается нечто мистическое, древнее и неизведанное.
Я слышу зов, исходящий из самого его сердца, и, не колеблясь, шагаю в молочную пелену, увлекая за собой Наоки. Дымчатый покров обволакивает нас с тихим шипением.
— Рен, — шепчет Наоки, прижимаясь ко мне в полумраке, — это так волнительно!
— Да, я чувствую, что мы на пороге чего-то грандиозного, — отвечаю я, сжав мою ладонь. — Словно вся наша жизнь вела нас к этому моменту.
— Мы не так давно вместе, но я благодарна судьбе за каждый миг, проведённый с тобой, — внезапно признаётся она.
Не успеваю ответить — туман расступается, и перед нами открывается невероятное зрелище, от которого перехватывает дыхание.
В необъятное долине первозданная мощь природы и грандиозные творения рук человеческих сплелись в немыслимом симбиозе, рождая совершенно особый, ни на что не похожий мир. Мы стоим на возвышении, увенчанном исполинской аркой — точной копией той, через которую пришли. Однако здесь туман стремительно тает, открывая взгляду чудесные картины, достойные того, чтобы их отразили на холсте.
Руины древних строений, затянутые буйной растительностью, разбросаны по необъятной долине. Даже отсюда видно, что многие из них прекрасно сохранились, не утратив величия и помпезности, несмотря на безжалостный бег времени. Но эти осколки былой цивилизации удивительным образом разобщены, будто их обитатели и не подозревали о существовании друг друга. Хотя это совершенно невозможно.
Тогда почему между ними нет ни единого следа дорог?
Уцелевшие постройки более всего напоминают храмы или дворцы, и их архитектура разительно отличается от всего, что я видел в Империи. Более того, даже между собой они неоднородны: где-то главенствуют суровые прямые линии, а где-то — причудливые изгибы и спирали. Невольно закрадывается мысль, что эти здания возводились не для жизни, а как памятники искусству и мастерству древних зодчих. А может, у них было и вовсе иное, неведомое нам предназначение? При всём своём торжественном великолепии, руины излучают умиротворяющую ауру.
Отчего же вокруг них нет и намёка на обычные поселения? Одинокие громады строений увиты изумрудным покровом, но в целом неплохо сохранились, избежав разрушительных объятий времени. Неужели Аранг не просто тренировался здесь, но и основал некое подобие города — уединённого и ни на что не похожего?
Мы не спешим никуда идти — лишь завороженно озираемся по сторонам, безмолвно переглядываясь. Слова бессильны выразить охватившие нас чувства.
Долина простирается, сколько хватает глаз. Я даже не берусь гадать, где именно мы находимся. Вдали, у самого горизонта, вздымаются исполинские скалы, образуя почти правильный пятиугольник. Впрочем, одного лишь созерцания издали явно недостаточно, чтобы постичь тайны этого места.
Наоки не выдерживает первой — всё же женщины любопытнее.
— Ну же, пойдём! — она тянет меня за руку, сияя глазами. — С чего начнём?
Я делаю глубокий вдох, наполняя лёгкие воздухом, насыщенным первозданной энергией Ки, и киваю. Спутница указывает на строение с высокими колоннами, оплетёнными лианами, которые подпирают крышу необычной формы, сходящуюся к центру. Часть здания обрушилась, хотя, подойдя ближе, мы понимаем, что разрушение, скорее всего, было намеренным.
Какой бы суровой ни была Наоки с учениками и сколь вздорной ни казалась бы со стороны её парочка помощников, Юна и Лиу, сейчас я вижу совсем другую её сторону. В ней просыпается страсть первооткрывателя, и вот уже мы оба увлечённо исследуем загадочные руины давно минувших эпох.
— Как думаешь, зачем и когда Аранг создал это место? — спрашивает девушка, задумчиво разглядывая уцелевший фрагмент фрески.
Часть стены затянуло мхом, жёстким и переливчатым, точно шкура духовного зверя.
— Пока трудно сказать наверняка. Могу лишь строить догадки, — отвечаю я, проводя ладонью по удивительному растению, неумолимо разрушающему камень.
— Но ведь все великие открытия начинаются именно с догадок! — улыбается Наоки, обходя расписную стену.
Здесь виднеется ещё один глубокий след, оставленный чьей-то могучей техникой. Я касаюсь пальцами длинного пореза, от которого явственно исходит стихийная энергия металла. Миг, и перед моим мысленным взором оживает удивительная сцена. Я чувствую, как сознание спутницы проникает в моё собственное, сливаясь с ним. Она рядом, переживает ровно то же самое.
Мы видим двух юных адептов, сошедшихся в яростной схватке. Нас окутывают их ауры — металл и вода, закручиваясь в стремительном танце. Я сразу узнаю в них Чангпу и Ютаку — учеников Аранга, которые в пылу ссоры позабыли обо всём, кроме жажды доказать своё превосходство. Но их поединок внезапно прерывает… Феррон! И пусть мой наставник предпочитает огненную стихию, сам он всегда оставался воплощением невозмутимости и рассудительности.
— Что вы творите? А если учитель увидит? — грозно вопрошает он, и стены из мерцающего призрачного пламени вздымаются вокруг адептов, удерживая их на расстоянии друг от друга.
Но даже теперь ученики не думают униматься, ведь для юных, горячих сердец нет ничего важнее, чем утвердить своё первенство над соперником.
— И что же я должен увидеть? — раздаётся за спиной Феррона, и словно из ниоткуда возникает сам Аранг.
Окинув печальным взглядом разрушенную стену, великий мастер качает головой и вздыхает:
— Непоседы безрассудные! Эх, такой древний памятник повредили… Пойдёмте-ка, поговорим в другом месте.
Видение меркнет, возвращая нас в настоящее. Мы продолжаем изучать остатки фрески, делясь своими догадками. Судя по всему, картина повествует о событиях давно минувших дней. На первой части изображено некое сражение, потом — коленопреклонённые фигуры, а на вершине, рядом с аркой, стоит озарённый сиянием силуэт. Изображение лаконично, но даже оно хранит отпечаток мощнейшей древней энергии.
Мы идём дальше, осматривая внутренние покои и то, что осталось от обстановки. Удивительно, но вся уцелевшая мебель высечена из цельного камня! В одной из комнат мы находим длинные стеллажи, уставленные свитками, но стоит прикоснуться к ним — и они рассыпаются в прах.
Покинув это место, мы отправляемся исследовать другие руины. Здесь царит невероятное разнообразие: попадаются строения, явно возведённые по единому образцу, но большинство всё же уникальны и неповторимы в своём архитектурном решении.
Путешествуя между руинами, мы бредём сквозь густые леса и просторные поляны. Некоторые изгибы ландшафта, которые с вершины холма казались естественными неровностями, на деле оказываются следами былых битв и тренировочных площадок, где оттачивали своё мастерство ученики Аранга.
Не везде фрески и внутреннее убранство пострадали одинаково сильно. Постепенно, складывая воедино обрывки древних рисунков и редкие, но бесценные манускрипты, что мы с Наоки обнаруживаем в запечатанных тубусах, покрытых сложными охранными печатями, перед нами проступают контуры целостной картины прошлого.
Древние свитки хранят истории этой долины и её легендарных обитателей. Язык манускриптов архаичен, многие иероглифы непонятны, а те, что удаётся разобрать, читаются с огромным трудом из-за старинных начертаний.
Из расшифрованных текстов перед нами приоткрывается завеса тайны над временами, что предшествовали даже эпохе Аранга и его учеников. Сохранившиеся строения оказываются монументами разных периодов той древней цивилизации.
В одном из манускриптов мы находим нечто, напоминающее карту. На ней, меж величественных сооружений, раскинулся город, состоящий из скромных небольших домиков.
Блуждая по долине, всё дальше от её сердца, мы натыкаемся не только на следы тренировок учеников Аранга, что не раз меняли облик этих мест, но и на поросшие мхом полигоны куда более древних эпох. Видения, которые мы там переживаем, показывают сражения безымянных практиков, свободно оперирующих сразу несколькими стихиями. И таких умельцев — не единицы, как в наше время, а великое множество.
В одном из таких видений некий учитель наставляет своих подопечных — тех, кто слабее прочих, кто пришёл последним в сложном испытании, кому не хватило сил и умений повелевать стихиями.
— Каждый из вас способен подчинить себе все пять первоэлементов, — седовласый старец касается груди. — Может, и не сразу, и какая-то стихия всегда будет даваться лучше прочих, но этот потенциал уже заложен в вас. Круговорот жизни и смерти.
Он поднимает руку, и прямо в воздухе перед ним возникают небольшие сгустки всех пяти стихий.
— Один элемент порождает другой, вы должны прочувствовать это в себе, а не слепо подражать другим. Проторенная дорога, конечно, легче, но это не ваш собственный Путь, а чей-то чужой, — хмурится старец и посылает один из парящих камней в лоб молодого адепта, что вертит головой по сторонам. — Или ты ищешь подсказки? Так ищи их не снаружи, а внутри. Или хотя бы спрашивай у меня, а не пялься невесть куда. Только слушая своё сердце и душу, вы сможете обрести истинную силу, а она — в балансе.
Чем дальше мы уходим от центра долины, тем шире становятся открывающиеся просторы, и тем больше времени потребуется, чтобы изучить всё это вдвоём.
— Похоже, нам снова придётся разделиться, — констатирует Наоки.
— Я не против, только будь осторожна. Если будешь в опасности, кричи, и я найду тебя.
— Ты тоже, да погромче, — хмыкает она.
Скрепив поцелуем обещание вновь встретиться, мы расходимся, следуя зову и течению стихий. В поисках ответов, которые каждый должен найти для себя.
Стихийные эманации наполняют долину. Я погружаюсь в густые леса, активирую Дыхание Леса, впитываю окружающую энергию и двигаюсь по ветру. Он сплетается из моей родной стихии и металла, ведёт меня по потокам древесной Ки. В его пении я различаю зов. За всё время, что мы бродили с Наоки, мне ни разу не встретились видения с участием Сакуры, но теперь я явственно слышу её голос. Он манит всё глубже и глубже, пока я не оказываюсь в густой бамбуковой чаще. Долина скрывается из виду, вокруг лишь деревья и моя родная стихия.
Здесь она приходит мне на помощь. Я мысленно благодарю лес и собираюсь идти дальше, но бамбук вдруг начинает изгибаться, складываясь в письмена.
«Найди сердце этого леса», — гласит послание ученицы Аранга.
Ещё раз поблагодарив Сакуру, я углубляюсь в бамбуковые заросли. Они качаются на ветру, шелестят и постукивают, а сочная зелень над головой нашёптывает что-то своё.
Просто так брести вперёд бессмысленно. Я сажусь в медитацию, распускаю свою сеть и пытаюсь поговорить с лесом. Мои корни сплетаются с его корнями, наши потоки Ки сливаются воедино. Мощные пульсации прокатываются по чаще, и я, словно древесный сок, струюсь по жилам-корням в самую глубь. Открыв глаза, я точно знаю, куда идти. А лес вокруг меняется, расступается, образуя дорожки.
Следуя по ним, я несколько раз прохожу сквозь отпечатки былого. Вижу, как практики блуждали в этой чаще, не сумев договориться с ней, а лес хитро водил их кругами, изматывая до полусмерти, пока на выручку не приходили наставники. Впрочем, мне удаётся миновать эту участь. Хотя… внезапно настроение леса меняется.
Бамбук приходит в движение, начинает перестраиваться, путая меня и создавая лабиринты. Порой это происходит так резко, что длинные стебли едва не бьют меня, смыкаясь и сдвигаясь. Они обступают со всех сторон.
Я использую Оплетающий Побег, чтобы дать отпор, но здешняя природа на редкость крепка духом и не желает уступать. То, что мне удаётся вырвать или оттеснить, тут же напирает снова и вырастает с удвоенной силой, вставая непроходимой стеной. Бамбук сплетается и обволакивает коконом, но я не пытаюсь подчинить его, а веду диалог на языке растений, переплетая свои побеги с корнями рощи и посылая мысленные эманации. Древесная стихия в этом лесу обрела собственное сознание, и мне удаётся договориться с ней, как прежде — с ветром.
Расступившись с громким треском, бамбук начинает выстраивать прямую, как копьё, дорогу в самое сердце чащи. Я двигаюсь легко и вскоре добираюсь туда, где стебли причудливо сплетаются, словно клубок змей. Стоит мне подойти ближе, как с шелестом они распутываются, и в центре этого клубка, объятый изумрудным сиянием, парит древний манускрипт.
С моим приближением изумрудное свечение становится всё ярче, охватывая всё вокруг. Это не дар Сакуры или Аранга — это нечто неизмеримо более древнее и могущественное.