Небоскреб

Глава 20. Обстановка проясняется

— Пожалуйста, оставьте ваши ключ-карты у меня, — вежливо предложила та самая расово правильная секретарша в директорской приёмной. — Вы их получите, когда будете выходить.

Ну раз просят, оставили, куда ж нам деваться. Секретарша успевала сказать спасибо при каждой передаче карт и тут же складывала их аккуратной стопочкой. Закончив с этим, она официально, одними губами, улыбнулась, выбралась из-за стола и открыла дверь кабинета директора.

— Входите, пожалуйста, Хельмут Францевич вас ждёт.

Ждал нас, как тут же обнаружилось, не один Хельмут Францевич. За приставным столом с довольной рожей сидел, чтоб его, Авдеев. Он-то что тут делает?! Хотя, видимо, будет нам про секретность заливать, подписку ещё, может быть, всё-таки возьмёт.

Директор поднялся, обошёл стол и поздоровался с каждым из нас персонально — с мужчинами за руку, дамам изобразил поцелуй ручки с поклоном. Авдеев аж прифигел от происходящего. Ничего, ему полезно.

Усаживаясь за приставным столом, мы разделились по признаку отношения всё к тому же Авдееву — не знавшие его Михайловы и знавший с лучшей стороны Диллингер уселись на его стороне, хорошо знавшие мы с Маринкой и Наташкой сели напротив. Тонна и Анька тоже заняли места на нашей стороне, не столько из солидарности, сколько из-за количества и расположения стульев.

— Итак, дамы и господа, — торжественно начал Кащей Бессмертный, — рад сообщить вам, что ваши действия в рамках игры «Новое поколение» начнутся уже послезавтра. В десять утра вам следует собраться в сто семнадцатой комнате, там вы получите необходимые инструкции. Спецодежду и снаряжение вам доставят в номера завтра после завтрака, до их получения прошу вас никуда из номеров не уходить.

— Спецодежду? Снаряжение?! — недоумённо спросила Маринка. — Нас что, на стройку пошлют или альпинизмом заниматься?!

— Ну что вы, Марина Дмитриевна, — поспешил успокоить её директор. — Об этом речь не идёт. Но вы уже имеете определённый опыт и понимаете, что в таких ситуациях часто бывают нужны подходящие одежда и обувь.

Мордочку недовольную Маринка, конечно, состроила, но вынуждена была согласиться.

— А что нам нужно будет делать? — задал резонный вопрос Андрей. — И послезавтра, и вообще?

— Вам каждый раз будут ставить задачу отдельно. Постепенно эти задачи будут усложняться, но ничего для вас непосильного вам не поручат, — хм, а у Вайсса, пожалуй получилось бы работать психотерапевтом. Как он умудряется успокаивать, не сказав ничегошеньки по существу, хрен его знает, но получается же…

— И в каком режиме нам эти задачи придётся выполнять? — это уже я подал голос.

— Три дня на выполнение трёх задач, затем день отдыха, — выдал директор. — Всего будет двадцать одна задача.

— А почему именно двадцать одна? — встряла Мила.

— О, Людмила Андреевна, это у нас такой юмор, — улыбочка у Хельмута Францевича получилась прямо-таки немецко-фашистской. — В здании двадцать один этаж, и каждое новое задание вы будете выполнять на следующем этаже.

Да уж, юмор и правда своеобразный… Хотя удобно, нечего сказать — новый этаж, новый уровень. И как раз с повышением, всё логично и по порядку. Сам же директор, небось, и придумал — немец, блин, что с него возьмёшь?!

— Хельмут Францевич, а почему мы? — с некоторым удивлением спросила Аня. — Неужели у вас никого другого не нашлось?

Умная девочка, в который раз в этом убеждаюсь. Мало того, что вопрос более чем резонный, так она ещё умудрилась задать его очень своевременно — раньше не сложилась ещё такая доверительная атмосфера, как сейчас, а позже… Фиг его знает, в какие дебри мог бы к тому времени зайти разговор. А сейчас — ну прям в точку!

— Видите ли, Анна Михайловна, — а Кащей молодец, в именах-отчествах не путается, — во время выполнения тестовых заданий вы имели уже возможность убедиться, что выполнять их приходится в особых условиях.

Аня понятливо кивнула.

— Так вот, Анна Михайловна, — продолжал Вайсс, — даже просто попасть в такие условия могут лишь прямые потомки строителей нашего здания.

— Но я же не потомок, — напомнил Антон.

— Я, кстати, тоже, — Маринка подпустила в голос немножко ехидства. Так, совсем чуть-чуть, сомневаюсь, что кто-либо, кроме меня, заметил. В её представлении это было, судя по всему, проявлением вежливости.

— Вы, конечно, имеете полное право ошибаться, — директор совершенно по-человечески улыбнулся. — Пока мы ещё не выяснили, кто из ваших, Марина Дмитриевна, и из ваших, Антон Николаевич, предков работал на строительстве здания, но это лишь вопрос времени. Раз вы проходили тестовые задания, среди ваших предков обязательно были мои коллеги. Это совершенно точно.

В кабинете повисло молчание. Кажется, народ осознал, что все мы, здесь присутствующие, связаны между собой одной тайной. Тишину нарушил герр директор, взяв трубку одного из стоявших на его столе телефонов и командным тоном сказав в неё несколько немецких слов. Да уж, и по внешности подходящую секретаршу подобрал, и со знанием немецкого, прям под свои вкусы.

Через минуту упомянутая секретарша вкатила в кабинет тележку и принялась выставлять на стол чашки, блюдца, ложечки, заварные чайники и кофейники, а также сахарницу, сливочницу и большое блюдо с печеньками. Одну чашку она тут же наполнила кофе, положила в неё кубик сахара, и поставила её вместе с блюдцем и ложечкой перед своим шефом. Остальным, видимо, предлагалось самообслуживание, что и подтвердил Хельмут Францевич, предложивший нам угощаться на свой вкус.

Я налил себе чаю, сахар добавлять не стал. Печенье тоже оказалось не особо сладким, так что вкусом хорошего, надо отдать секретарше должное, чая можно было наслаждаться без помех. Хорошо, конечно, но на обострение пойти, пожалуй, надо. Что-то слишком уж благостно сидим…

— Хельмут Францевич, — я чуть отодвинул от себя чашку, — как я понимаю, того, что наши предки строили небоскрёб, мало. Нужно ещё, чтобы они здесь работали, когда произошло некое событие. Не подскажете, кстати, какое именно?

— Да, герр директор, — Фриц непроизвольно поименовал Вайсса по-немецки, — я бы тоже хотел это знать.

На наши с Фрицем вопросы первым среагировал Авдеев.

— Об этом говорить было бы неуместно! — Григорий Петрович постарался, чтобы его слова звучали грозно, но не вышло. Вот некоторая растерянность чувствовалась, это да. — Сведения составляют государственную тайну!

— Так мы и не просим предоставлять нам подробные сведения, — усмехнулся я. — Нам будет вполне достаточно просто услышать, что это было.

На Авдеева было жалко смотреть. В его понимании явно всё пошло не так, причём он к этакому повороту оказался не готовым. Странно, конечно, я от него такого не ожидал, но, чего уж там, видеть его растерявшимся и не знающим, что бы ему сейчас сказать и сделать, мне понравилось. Боковым зрением я отметил, что и Маринка довольна неловким положением, в которое попал Григорий Петрович, жаль, сидевшую за ней Наташку я не видел, ей, уверен, это тоже оказалось по вкусу. Зато переведя взгляд направо, я получил настоящее удовольствие, видя, как искренне наслаждается посрамлением Авдеева Хельмут Францевич. Герр директор смотрелся настоящим немцем лета сорок первого, торжествующим и довольным.

— Над строительной площадкой произошёл взрыв, — Вайсс вернул себе обычное выражение лица и говорил веско, но не громко. — Ничего не было повреждено или разрушено, но сразу начали происходить странные события. Похожие на те, которые вы все, а особенно вы, Павел Сергеевич и Марина Дмитриевна, уже видели, — пояснил он. — И люди, которые были на стройке в тот момент, они… — он замялся, подбирая нужные слова, — …они изменились. У них появились необычные способности, а то, что люди уже умели, они стали делать ещё лучше.

— Я протестую, Хельмут Францевич! Это недопустимо! — взвился Авдеев.

— О вашем протесте, Григорий Петрович, поговорим чуть позже, — сухо осадил Авдеева директор и продолжил: — Именно после того взрыва Эдуард Ковальский и стал тем художником, о котором вы, Марина Дмитриевна, так увлекательно рассказывали.

Чёрт, всё-таки как здорово он говорит по-русски! И какие интересные вещи рассказывает!

— Что эти изменения в людях передаются по наследству, было замечено не сразу, — продолжал рассказывать Вайсс. — Но когда их дети стали взрослеть, а сами строители начали уходить из жизни, изучать эти наследственные особенности стали всерьёз. И затем именно прямые потомки строителей возглавили работу нашего Управления и составили основу его работников.

— А чем именно занимается Управление? — вот и пришло время задать главный вопрос, что я и сделал.

— Хельмут Францевич, я требую немедленно прекратить! — Авдеев снова бросился в атаку. — Иначе я буду вынужден сообщить наверх!

— Григорий Петрович, — ох, ну точно, не хватает Кащею парабеллума, — перестаньте. Люди здесь собрались умные, они всё равно рано или поздно поняли бы всё сами. И я уже обещал вам вернуться к вашим протестам несколько позже. Пока же помолчите и не мешайте.

Да уж, унасекомил Наташкин прадедушка Авдеева… Глядя на посмурневшего Григория Петровича, я уже простил Кащею Бессмертному его немецко-фашистское прошлое, и, похоже, не я один. Маринка мстительно улыбалась, Наташка, думаю, тоже, пусть я этого и не видел.

— Главная задача Управления — изучение последствий События, — Хельмут Францевич умудрился даже произнести это слово с прописной буквы. — А также добыча и доставка оставшихся после События и появившихся позже артефактов. Именно в их поиске и будет заключаться каждая ваша задача.

— Я так понимаю, — заговорил Андрей, — на стройке народу работало немало. И потомков у них тоже много. Почему выбрали именно нас?

Молодец! Вот уж спросил, так спросил!

— Видите ли, Андрей Валентинович, в чём дело, — герр директор несколько помрачнел. — К сожалению, в последующих поколениях способности, полученные по наследству, проявляются слабее. Не у всех, но в среднем. Из тех же потомков строителей, наблюдение за которыми выявило приемлемые показатели, удалось привлечь только вас. Если вам так угодно, можете считать себя избранными.

Ого! Вот же завернул… Избранные, блин… Это он, интересно, всерьёз или просто нас таким образом мотивировать пытается? И что за показатели? То есть, когда я всю предыдущую жизнь сдавал в поликлиниках и больницах всяческие анализы, там ещё что-то искали, помимо всяческой биохимии и тому подобного?

Народ тем временем снова примолк и принялся допивать остывающие напитки. Избранным, знаете ли, тоже есть-пить надо.

— А теперь, Григорий Петрович, поговорим о ваших протестах, — кривая усмешка, с которой директор это сказал, не предвещала Авдееву ничего хорошего. Интересно, что за пакость Кащей ему приготовил?

— Раз уж вы так упорно настаиваете на соблюдении секретности, я дам вам возможность заниматься её соблюдением непосредственно на месте, — так, не понял, а это он о чём? — Дамы и господа, вы не будете возражать, если я назначу Григория Петровича к вам в команду? — он что, с ума сошёл?!

— Так, возражений я не услышал, — Кащей с иезуитской ухмылкой воспользовался навалившейся на нас оторопью, — поэтому принимайте, дамы и господа, нового товарища. Григорий Петрович, вам, конечно, будет немного досаждать, но не волнуйтесь сильно по этому поводу, такая у него работа. Как, Григорий Петрович, решитесь обеспечивать секретность непосредственно в деле или вам больше нравится протестовать?

— Я готов возглавить команду, — м-да, если директор сошёл с ума, то Авдеев просто-таки охренел. Я уже собирался высказать всё, что думаю по этому поводу, и добавить ещё несколько слов, но директор меня опередил.

— Я разве говорил, что команду возглавите вы, Григорий Петрович? — мягко начал Хельмут Францевич, и тут его голос налился крупповской сталью: — У команды уже есть лидер, Павел Сергеевич Иванцев. Я не ошибусь, дамы и господа, если скажу, что вы Павлу Сергеевичу полностью доверяете? Вы же уже видели господина Иванцева в деле?

— Доверяем, — Андрей успел первым, даже Маринку опередил. Его дети согласно закивали.

— Доверяем, — слаженным дуэтом выдали Маринка с Наташкой.

— И мы с Анной тоже, — это уже Антон.

— Я тоже доверяю, — с небольшой задержкой завершил референдум Фриц.

— Вот видите, Григорий Петрович, — Вайсс торжествовал. — Мне остаётся только принять выбор самих членов команды и согласиться с ним. Вам, если вы хотите работать в команде, тоже придётся с этим согласиться. Конечно, вы имеете право и отказаться, но в таком случае уже я буду вынужден обратиться в соответствующие инстанции. И вы прекрасно понимаете, каким моё обращение будет. Вас же, Павел Сергеевич, и вас, дамы и господа, я прошу принять Григория Петровича в команду. Он сильный и крепкий, а у вас всё-таки четыре дамы, прошу меня простить.

Так, что-то я не понял. Вроде Кащей уже назначил нам Авдеева? Или всё же и правда это зависит от меня лично и от нас всех? А может, недобитый оккупант устраивает мне ловушку, перекладывая на меня ответственность за решение? С него станется, в интригах, смотрю, Кащей тот ещё спец… Но и мы не лаптем щи хлебаем, знаете ли. Вспомнился Пётр Первый, установивший правило, что на военном совете высказываются по порядку чинов, начиная с самого младшего, чтобы человек говорил то, что думает, не находясь под давлением начальственного авторитета. У нас никаких чинов и званий нет, зато есть очерёдность попадания в команду. Я бы, конечно, постарался без Авдеева обойтись, но кто его знает, девчонок у нас и правда много, лишний мужик не помешал бы…

— Наташа, что скажешь? — формально она как раз последняя по времени зачисления.

— Я… я согласна, — ну да, ей же потом всё равно здесь работать, как и Авдееву.

— Валентин? — Михайловы и Диллингер попали к нам одновременно, так что тут будем ориентироваться по возрасту.

— Согласен, — отозвался самый младший Михайлов.

— Людмила?

— Согласна.

— Фриц?

— Да, я согласен.

— Андрей?

— Соглашусь.

— Антон?

— Не против.

— Аня?

— Тоже согласна.

— Марина? — так, и что делать, если она будет против?

— Согласна, — какое трогательное единодушие! Хотя, в общем-то, всё понятно — большинство Авдеева толком и не знает, Наташка не хочет обострять, тем более, её-то родство с директором надёжно защищает от нездорового внимания Григория Петровича, Маринка его, мягко говоря, недолюбливает, но, должно быть считает меньшим злом, чем если бы Кащей велел правнучке следить за нами… А соглашусь-ка и я с мнением коллектива!

— Добро пожаловать в команду, Григорий Петрович! — я через стол протянул Авдееву руку.

— Спасибо за доверие! — мы с Авдеевым сцепили ладони, после рукопожатия он встал и церемонно отвесил общий поклон.

— Чудесно! — директор сиял как новенькая монета. — За это следует выпить! Крепких напитков не предложу, это вы, если захотите, без меня устроите. Могу предложить пива или вина — красного и белого.

Вина захотели Маринка, Наташка и Мила, все втроём белого, остальные попросили пива. Хельмут Францевич снова скомандовал в телефон по-немецки и уже через несколько минут секретарша расставляла перед нами стаканы и бокалы — как говорится, кому что.

— За вас, дамы и господа! — стоя провозгласил Хельмут Францевич. — За вашу замечательную команду! И за наше общее дело!

Описание некоторой сутолоки, возникшей из-за желания всех нас обязательно чокнуться с директором, я, пожалуй, опущу. Пиво оказалось тем же «Рыжиком», как и в прошлый раз, господин директор снова изволил проводить нас до дверей приёмной, вновь попрощался за руку с мужчинами и приложился к ручкам милых дам, в общем, всё завершилось на бодрой мажорной ноте. Что ж, пусть и не всё мы узнали, но куда как больше, чем раньше. Значит, послезавтра…